1815

скопления чрезвычайно благоприятствуют возникновению и заразительному распространению душевной экзальтации, которая растрачивается в криках и жестах и заставляет людей бесконтрольно отдаваться на волю самых безотчѐтных импульсов» [55, с. 218]. Он отмечает, что для праздника характерна разнузданность, что «на празднике пляшут до изнеможения, водят хоровод до головокружения» что «даже в скорбном празднике есть зачатки эксцесса и кутежа». Но он же делает вывод, что «неумеренность и эксцессы во всѐм, торжественность обрядов, строгость предварительных ограничений – всѐ это равно способствует тому, чтобы атмосфера праздника воспринималась как некий исключительный мир» (выделено Н.А.) [там же, с. 239, 219, 220]. Й. Хѐйзинга, выделивший тон праздника, вместе с тем, пишет о тесном соприкосновении атмосферы священного праздника и атмосферы игры, которые характеризует как состояния душевного подъѐма, ликования, экзальтации, мажорности [138, с. 33–34]. Он же, описывая празднество в архаических племенах, носящее имя «потлач», указывает, что «духовная атмосфера, в которой совершается торжество, – это атмосфера чести, зрелища, похвальбы, вызова», что этот обычай, совершается в атмосфере взаимных обязательств, доверия, дружелюбия и гостеприимства, проявлений благородства, щедрости и почестей» [там же, с.76, 79].

Большинство исследователей и практиков сферы праздничной культуры советского времени впрямую использовали понятие «атмосфера», но при этом, никак не формулируя его. О «воодушевляющей атмосфере праздника» и «атмосфере праздничного творчества» вспоминала видный деятель-практик сферы праздничной культуры Б.Н. Глан [31, с. 133, 148]. В современном учебном пособии, посвящѐнном драматургии и режиссуре зрелища, мы читаем: «выразительным средством режиссера является культурно-психологическая атмосфера», «атмосфера жизни массового зрелища», «создание атмосферы радости, ликования, счастья» [157, с. 116, 132–133]. Об атмосфере праздничности, которая объединяет участников многофункционального социально-культурного явления (т.е. праздника) пишет в своѐм исследовании А.В. Соколов [123, с. 102–103]. Н.А. Хренов считает недостатком то, что при изучении аграрных праздников не принимается во внимание их эмоциональная атмосфера, коллективная чувствительности народа в те или иные моменты различного состояния общества [144, с.132].

Таким образом, понятие «праздничная атмосфера» в разных вариантах еѐ толкования активно используется, осознаѐтся реальность бы-

11

тия еѐ особого исключительного мира: «Среди душевных реальностей праздничность есть такая вещь в себе, которую ни с чем другим на свете спутать невозможно» [138, с.34]. Вместе с тем единого представления о сущности описываемого явления до сих пор не сложилось.

Современному человеку на чувственном уровне абсолютно понятно словосочетание «атмосфера праздника» – тѐплая, торжественная, разгульная, официальная и т.д. В тоже время, когда это определение переносится в научную плоскость, тотчас возникают сомнения вправе говорить об атмосфере праздника не абстрактно, а конкретно. Однако социально-психологическая наука уже несколько десятилетий изучает это явление, названное ею социально-психологической атмосферой, применительно к другим сферам общественной жизни, и это понятие потеряло существующую доселе расплывчатость характеристик, приобретя конкретность и определѐнность.

1.2. Социально-психологическая атмосфера как научное понятие

В науке понятие «социально-психологическая атмосфера» существует достаточно давно и обозначает весьма определѐнные характеристики. В 70-е – 80-е годы прошедшего века это понятие стало упот-

ребляться рядом с понятием «социально-психологический климат»

(СПК). Многочисленные исследователи занимались изучением этого явления, и в основном, социально-психологического климата трудового коллектива. Этой теме посвящены работы А.Г. Ковалѐва, Б.Д. Парыгина, К.К. Платонова, А.Н. Лутошкина, И.Е. Шепеля, Е.В. Шороховой и др. Определений СПК на ту пору существовало более ста, но все они более или менее сходились в понимании этого явления как преобладающего относительно устойчивого психического (эмоционального) настроя, в котором соединяются настроения, душевные переживания, волнения людей, проявляющиеся в их отношении друг к другу, к совместной деятельности, к окружающим событиям [111, 99, с.465–467].

«Психический настрой или настроение общности представляет собой психический эквивалент динамической структуры психического состояния общности, проявляющегося в характере направленности группового внимания и уровне его эмоциональной тональности» [99, с.465].

Понятие социально-психологической атмосферы (СПА) отли-

чается от понятия «социально-психологический климат» высокой степенью подвижности и характеризует не устойчивые черты пси-

12

хического настроя людей, а ситуативные его перемены, ей свойственна динамичность эмоциональных тональностей и психических состояний. СПА более изменчива, вариабельна, неуловима, но и СПА и СПК отражают преобладающий психический (эмоциональный) настрой людей одной общности к миру, друг к другу, к совместной деятельности [там же].

Социально-психологическая атмосфера «может быть деятельной и созерцательной, жизнерадостной или пессимистичной, целеустремлѐнной или анархичной, будничной или праздничной и т.д.» [там же]. Она реально воспринимается человеческими ощущениями: «Впервые я поняла значение слова «атмосфера». В этом доме царила гнетущая атмосфера, атмосфера насилия, жестокости, зла» [62, с. 28]. Социаль- но-психологическая атмосфера и угнетает, и воодушевляет, и «заряжает» и «разряжает». В частности, большой «простор для эмоциональной разрядки открывает пред человеком роль спортивного болельщика на стадионе, находящегося под влиянием общей накалѐнной до предела психологической атмосферы, в которой бурно проявляется напряжѐнность ожиданий, чередующаяся со взрывами радости и огорчения, захватывающих и проявляющихся одновременно у многих тысяч людей» [99, с. 335]. Таким образом, социально-

психологическая атмосфера обладает универсальным свойством (ко-

торое многократно усиливается с увеличением числа людей, попавших в орбиту еѐ воздействия) – заразительностью.

Безусловно, что эмоционально динамичный, но при этом относительно устойчивый психический настрой массовой празднующей общности характеризуется понятием социально-психологической атмосферы. Для еѐ понимания, в определѐнной мере, применимы результаты научных исследований социально-психологического климата и социально-психологической атмосферы коллектива. В определѐнной мере, поскольку характеристики ситуативной праздничнокоммуникативной общности, безусловно, имеют свои отличительные особенности.

1.3. Специфика социально-психологической атмосферы массового праздника

«Давно замечено, что в массовых общностях возникают эмоциональное заражение, унификация реакций, потеря личностного самосознания, лѐгкая внушаемость, психическая неустойчивость. «А что я? Как Илья, так и я», – эта русская поговорка хорошо отражает массовую

13

психологию» [123, с. 66]. Однако массовая психология, психология толпы не идентичны психологии массы празднующего народа – празднующая общность не анонимна, поведение еѐ не стандартизировано. Это не означает, что законы массовой психологии не действуют в ситуации массовых праздников, и, прежде всего, в виде проявления эмоциональной внушаемости и эмоционального максимализма, вместе с тем, у массового праздника есть свои социально-психоло- гические особенности, которые находят своѐ яркое проявление в праздничной атмосфере.

В массовом празднике удовлетворяются в той или иной мере все базовые потребности человека. Потребность в публичном эмоциональном контакте как одно из проявлений общей потребности в социальности столь значима, что по утверждению Н.А. Хренова, она порой превалирует над «первопричинными» потребностями (в художественном переживании, в получении информации), вызвавшим к жизни эмоционально-контактирующую общность [143, с. 108–109].

Исследованиям в области познания ситуативных процессов массового общения и разных форм массового воздействия в условиях неопосредованных контактов посвящены труды М.М. Абрашнева, В.В. Бойко, В.Н. Гагина, Л.А. Когана, А.У. Хараша и др. Исследованием конкретно массового досугового общения, в частности праздничного, занимались Д.М. Генкин, С.С. Дадашева, Г.А. Евтеева, Ю.А. Стрельцов, Н.А. Хренов и др.

Н.А. Хренов, продолжающий работу в этой сфере, настойчиво утверждает необходимость исследования праздничной культуры с со- циально-психологических позиций. Он считает актуальным рассматривать праздники с точки зрения коллективной чувствительности народа, относиться к ним «как к явлению социальной психологии, а, следовательно, принимать во внимание различные состояния общества, в границах которых актуализировались те или иные мифологические мотивы праздника», поскольку традиционные праздники «смогут стать средством воссоздания душевных состояний целых социальных групп, осуществлять прикладные социальные функции, стать формой столь нужного человеку для психологического равновесия эмоционального катарсиса» [144, с.132–135]. По его мнению, «Праздники – это прежде всего способ введения эмоциональной жизни в определѐнные социальные границы, но введения с помощью отмены действующих в обычное время норм и предписаний. Независимо от характера праздника (языческого или христианского), он имеет соци- ально-психологическое значение, т.е. выступает средством организа-

14

ции и регламентации эмоциональной энергии, имеет значение профилактическое, предотвращает от крайних всплесков негативных эмоций в самой жизни. Между тем, исследования праздничной культуры пока далеки и от социальной психологии, и от истории. Они заслуживают … исследования…» [144, с. 133]. Первые шаги в социально-психоло- гическом направлении изучения праздничной культуры уже делаются, как самим автором вышеприведѐнного высказывания, так и другими исследователями праздничной культуры – Л. Абрамяном, М.И. Воловиковой, С.В. Тихомировой, А.М. Борисовой и др. Изучение социально-психологической атмосферы массового праздника может стать существенным шагом на пути решения данной актуальной задачи.

В сфере праздничной культуры феномен социально-психологи- ческой атмосферы изучался нами в ходе диссертационного исследования (1986–1990) применительно к аудитории клуба в ситуациях массового театрализованного общения [6]. В процессе всестороннего изучения данного явления мы пришли к выводу, что социально-

психологическая атмосфера клубной (контактной) аудитории в

ситуациях праздничного театрализованного общения (СПАКА) пред-

ставляет собой доминирующий психический настрой членов данной аудитории, в центре которого оказывается не столь та или иная их предметная деятельность, сколько их коммуникативная активность, направленная на самосознание чувства принадлежности к клубной общности, на развитие их взаимного внимания и интереса друг к другу, на утверждение образа самого себя в ходе публичного общения. Одним из выводов исследования стало то, что оптимальная социально-психологическая атмосфера массового праздника в контактной аудитории несѐт в себе эмоционально-позитивный настрой празднующей общности, который находит своѐ проявление в эмоциональной солидарности, в ослаблении социального и личностного напряжения, в позитивном восприятии друг друга, самих себя и мира в целом.

У социально-психологической атмосферы массового праздника в широком понимании и социально-психологической атмосферы праздника в контактной аудитории клуба, безусловно, есть общие черты, но, всѐ же, эти понятия отличны не только по масштабу и пространственным условиям. То есть изучение содержательной сути со- циально-психологической атмосферы массового праздника вне дифференцированной конкретики аудитории, места и времени действия, предполагает проведение более глубокого и всестороннего анализа

15

праздничной жизни и природы праздничных потребностей общества в целом. Перед исследователем СПАМП (социально-психологи-

ческая атмосфера массовых праздников) встаѐт множество вопро-

сов: в чѐм, например, заключаются существенные отличия атмосферы праздников религиозных, народных, гражданских, агитационнопропагандистских, развлекательных и т.д. Но прежде чем приступить к поиску ответов на эти и другие вопросы сосредоточим наше внимание на специфических особенностях атмосферы в театральной аудитории, что позволит контрастно оттенить специфику атмосферы в праздничном зале.

Состояние социально-психологической атмосферы в зрительном театральном зале напрямую зависит от того, насколько «разрознены» или «организованы» зрители и насколько ощутима невидимая разделяющая черта между сценой и аудиторией. Парадоксально, но театр, всемерно стремящийся удовлетворить потребности зрителя в непосредственном контакте, «боится» этого контакта. Театр не любит «организованных» зрителей, так или иначе общающихся друг с другом или с актѐрским коллективом в реальной жизни. Театр не хочет говорить о реальных проблемах реальной аудитории, поскольку всѐ это разрушает театральную природу. Об этом говорил Г.А. Товстоногов: «… я не люблю обсуждений спектакля публикой, зрительских конференций, Они могут привести лишь к исчезновению трепетной атмосферы зрительного зала, которую я очень ценю» [40, с. 136]. Против неразрозненного зрителя выступает М.А. Захаров, обращая внимание на «тяжелейший психологический барьер, который возникает на целевых спектаклях, и который «не преодолевается безболезненно». Режиссѐр считает ужасным, когда театральный зал заполнен однородной аудиторией, в частности, профессиональной – «мы не знаем как бороться с тем неизбежным и роковым изменением климата зрительного зала» [50, с. 152–158]. Тема «организованного зрителя» болезненна и для актѐров. Так респонденты-актѐры проявили особое внимание, отвечая на вопрос анкеты, касающейся этой темы, по их мнению, такой зритель «наименее чуток», «ему не до сцены», « он занят своими проблемами-компаниями», «ходит не в театр, а на мероприятия» [25, с. 293]. Сергей Юрский, например, считает, что актѐр не имеет права приносить свои интересы в жертву публике, говорить о еѐ делах. Не советует даже эстрадным артистам «подгонять» свой репертуар к конкретным условиям выступления: «Опыт показывает, как ошибаются эстрадные артисты, стремящиеся подгонять свой репертуар к конкретным условиям выступления. На курортах читают о ку-

16

рортной жизни, в обеденный перерыв на заводе – о заводских буднях, в воинской части об армии. Нет контраста, нет воображения, нет и искусства» [162]. Интересны в этом плане эксперименты театра Е. Гротовского, который неожиданно для себя понял, что эмоциональное соучастие зрителя (свидетеля) увеличивается с отдалением его от актѐров, и, наоборот, растѐт ощущение дистанции от происходящего на сцене, если зритель непосредственно вовлекается в действие. В последнем случае, считает Гротовский, участие зрителей бывает лишѐнным состояния подлинности, выглядит надуманным, неестественным, или же это являет собой буквальное соучастие с «истерической спонтанностью, от которой два шага до того, что мы называем «битьѐм головой об стену», до судорог, до хаоса, до игры, одновременно и глуповатой по форме и начисто лишѐнной всякого содержания по сути» («Театр», 1988, № 10, с. 61–66).

Обратимся также к полемике 20-х годов прошлого века между В. Шкловским и Керженцевым, поднявшим вопрос о необходимости создания «театра без зрителя», театра действия – «игрища». Шкловский возражает, обращая внимание на то, что игрища были всегда, только называли их вовсе не театром, поскольку «театр нечто совершенно другое. В театре важна театральность…. Уничтожить психологическую рампу – это то же, что уничтожить, ну, например, аллитерации в стихотворении» [155]. Он пишет о том, что мода на драматические кружки в послереволюционные годы – это своеобразный психоз по Фрейду: бегство от действительности, создание иллюзорной жизни. В то время как «народное празднество – это дело живых». «Народное массовое празднество, смотр сил, радость толпы есть утверждение сегодняшнего дня и его апофеоз. Оно законно тогда, когда на него никто не смотрит из окна или из особой трибуны, иначе оно вырождается в парад, в крепостной балет и оркестр роговой музыки. И уже поэтому оно не маскарад и не театр» [154].

Следовательно, именно граница контраста между сценой и залом, отмежевания от текущих зрительских забот и настроений, а не их пространственное отдаление, является главным хранителем таинственной атмосферы театра, разрушив которую можно говорить об атмосфере иного качества, в которой «спектакль превращается занимательную игру, в весѐлый праздник, в клубный вечер или просто в увлекательный разговор, в милые сердцу посиделки» [40, с. 126–127].

Итак, то, что для театральной атмосферы является угрозой еѐ разрушения, то для атмосферы праздника является благом. Таким образом, психологическая рампа, которая так важна для атмосферы теат-

17

ральности, уничтожает атмосферу праздника. Хотя и в театре, и в празднике человек реализует духовные потребности, но среди духовных потребностей праздничной коммуникации это, прежде всего, «потребность в самоутверждении и самосознании социальной общности, она психологически базируется на МЫ-чувстве, которое может служить источником патриотизма, национализма, корпоративности, профессиональной гордости и пр. Эта потребность аналогична потребности личности в индивидуальной самореализации» [123, с. 185].

Всѐ сказанное позволяет сделать вывод, что атмосфера праздника возникает там, где в фокусе внимания реальная, сегодняшняя жизнь зрительской аудитории, сама эта аудитория, которая не просто созерцает и сопереживает, а является активным, центральным звеном текущего процесса. Следовательно, атмосфера праздника тем благодатнее, чем менее обезличена его аудитория.

Михаил Чехов, возможно, самый глубокий исследователь театральной атмосферы, писавший о том, что «не только театр, но и концертный зал, и цирк, и балаган, и ярмарка наполнены волшебной атмосферой», определял при этом волнующую театральную атмосферу как атмосферу нереальности [148, с. 188]. Но, если театральная ат-

мосфера – это атмосфера нереальности, то социально-психологи-

ческая атмосфера массовых праздников это атмосфера небуднич-

ной реальности. Поэтому нельзя согласиться с И.Б. Шубиной, которая рассматривает «культурно-психологическую атмосферу» театрализованного зрелища исключительно с позиций театрального искусства [157, с. 128–135]. Заявляя атмосферу как выразительное средство режиссуры массовых зрелищ, она говорит о еѐ зависимости от других средств выразительности, перечисляя при этом практически все – декорации, реквизит, звук, свет, музыку и т.д., но даже с точки зрения осмысления театральной атмосферы эта позиция, мягко говоря, поверхностна. Так, Михаил Чехов утверждал, что «значительная часть содержания спектакля не может быть передана зрителю никакими иными средствами выразительности, кроме атмосферы» [148, с. 193]. Да, на атмосферу влиять может всѐ, но, прежде всего, как указывает М. Чехов, она глубоко связана с содержанием, в частности, пьесы и является душой, сердцем искусства. Для заполнения психологически пустого пространства атмосферой Чехов предлагает использовать не средства выразительности, перечисленные выше, а особый способ репетирования, опираясь на интуитивное чувство движения атмосферы внутри пьесы и своѐ воображение. Иначе говоря, и создание сценической атмосферы нельзя сводить лишь к комплексному использо-

18

ванию средств выразительности. Что же касается атмосферы театрализованного массового зрелища, то от понимания сущности этого явления автор отстоит ещѐ дальше. На наш взгляд, это произошло потому, что Шубина допустила серьѐзные просчѐты в трактовке концептуальных понятий «праздник» и «зрелище».

Фундаментальная ошибка автора пособия, по нашему мнению, заключена в его основополагающей позиции, что «одной из самых ярких и значимых форм массового зрелища является праздник» [157, с. 52]. Это концептуальная ошибка. Нельзя сводить праздник к зрелищу. Зрелище отнюдь не синоним праздника, оно является лишь его составной частью. Праздник не созерцают, в нѐм живут! Кроме того, на наш взгляд, неправомерно и утверждение автора пособия, что «зритель в массовом зрелище является его соучастником, действующим лицом» [там же, с. 136]. Далеко не всегда и не все участники зрелища являются его зрителями, и далеко не всегда и не все созерцающие зрелище являются его участниками. К примеру, из трѐх сценариев театрализованных представлений и действ, представленных в заключительной части учебного пособия Шубиной, ни один из них не ориентирован на активизацию аудитории, есть только робкие попытки обозначить их в незначительных ремарках общего характера: «Затевается перепляс со зрителями. Затем начинается игровая программа». Вся же «сценическая часть» этих сценариев рассчитана на пассивное, пусть эмоционально окрашенное, но созерцание.

Безусловно, что зрелищная часть праздника, являя собой совокупность выразительных средств самого широкого спектра, неотделима от празднества в целом и оказывает мощное влияние на формирование его атмосферы. С другой стороны, «праздничное театрализованное действо уже наполнено атмосферой самого праздника» [146, с. 174]. Главный режиссѐр массовых праздников краевой столицы Алтайского края (г. Барнаул) Л.Ф. Черкашенинов называет эту взаимозависимость «специфической двойственностью» атмосферы театрализованных представлений как части «праздничной программы, праздничного дня, имеющего свою атмосферу. Она создаѐтся самой жизнью, самой памятью людей, их традициями. Вспомним, как, просыпаясь в праздничный день, ещѐ не встав с постели и не взглянув в окно, мы уже чувствуем на душе праздник дня. Не считаться с этим нельзя. И перед режиссѐром театрализованного представления стоит сложнейшая задача: как создать атмосферу своего представления в контексте общей праздничной атмосферы. Мы не хотим сказать, что они находятся в контротношениях, ведь ваше представление породил

19

праздник, а не наоборот, но у режиссѐра в соответствии с его замыслом может быть своѐ ощущение некоторых нюансов и мотивов. Здесь существует только одна рекомендация: при разработке замысла и его реализации очень бережно подходить ко всему, что предлагает жизнь, и к каждому элементу выразительности сценического действия. Перепроверять ещѐ и ещѐ раз, а не способны ли они повредить общей атмосфере праздника, является ли это выразительное средство так необходимым при создании атмосферы своего представления. Т.е. атмосфера праздничного театрализованного представления, с одной стороны, во времени и пространстве самого праздничного дня, а с другой – плод тщательных усилий режиссѐрско-постановочной группы» [там же, с. 175]. В настоящем исследовании мы не преследуем цели охватить все факторы, которые могут оказать влияние на формирование СПАМП, во-первых, потому что это невозможно, вовторых, потому, что в этом нет необходимости, поскольку все внешние воздействия, оказывающие влияние на данную атмосферу, опосредуются определѐнными факторами социально-психологического характера «внутри» ситуативной праздничной общности, о которых мы будем говорить ниже. Однако, то что внешние факторы, оказывающие влияние на становление атмосферы праздника (в том числе и способы сценарно-режиссѐрского решения), ждут отдельного рассмотрения – очевидно.

Праздничная атмосфера – явление объективное, а не субъективное, и она существует независимо от индивидуальных чувств отдельных людей, подобно тому как, по приведѐнному М.А. Чеховым примеру, атмосфера замка сохранится независимо от того, какое чувство внесѐт каждый из вошедших в него. «Она была до его появления и будет после того, как он покинет замок» [148, с. 191–192.].

Априори оказывает влияние на формирование и театральной и праздничной атмосферы явление, которое носит название – хронотоп (явление, исследуемое в трудах М.М. Бахтина, А.А. Ухтомского) - «специфический набор пространственных и временных констант коммуникативных ситуаций» (определение Г.М. Андреевой). Сложившиеся хронотопы – это своего рода сложившиеся стереотипы поведения, проявление архетипического в конкретных ситуациях. Если театральный хронотоп применительно к публике можно осмысливать весьма обобщѐнно, без особого учѐта своеобразия каждого отдельного театра и спектакля, то хронотоп праздника впрямую зависит от его содержательного характера. Так, поведение публики в театральном фойе практически не зависит от содержания предстоящего спектакля,

20