1815

процессе подготовки экспериментальной программы мы не предполагали на данном еѐ этапе называть кого-либо поимѐнно, но, когда после первого же песенного куплета – «На границе тучи ходят хмуро…», на просьбу встать тех из присутствующих, кто был во время войны пограничником, в зале поднялся лишь один человек, нельзя было его не представить (как зовут, какая граница, какие годы). Далее зазвучало – «но разведка доложила точно…» – в зале оказалось трое разведчиков, пришлось представить и их, затем – «Артиллеристы, Сталин дал приказ, артиллеристы, зовѐт Отчизна нас…» – пришлось представить пятерых (точнее все ветераны представлялись сами, на удивление коротко и ѐмко). Потом были четыре лѐтчика, пять танкистов, фронтовые сѐстры, моряки…. В зале присутствовало 112 человек и почти каждый из них смог назвать своѐ имя, звание, фронтовые адреса. И только когда зазвучали строки «А мы с тобой, брат, из пехоты…» и поднялись десятки людей, поимѐнное представление прекратилось само собой, но это не умалило достоинства пехотинцев, напротив, эта массовое вставание лишь эмоционально подчеркнуло особое значение «матушки-пехоты». Априори, такой пролог может показаться ненужным, затягивающим развитие действия. Однако, на наше удивление, в ходе ретроспективного опроса членов аудитории 100% опрошенных именно этот эпизод назвали самым памятным и интересным. Возникшие «длинноты» оказались незаметны, поскольку пробудили искреннюю заинтересованность людей, желание узнать «кто есть кто». Кроме того, этот спонтанный момент индивидуальных представлений облегчил нашу задачу формирования групп публики. Уже в ходе этого эпизода в зале звучали удивлѐнные признания, что встретил однополчанина и т.д., что стало началом для самостийных рокировок зрителями своих мест, для формирования контактных групп. И хотя в основу эксперимента была положена индивидуализация массового воздействия, возникшая необходимость в поимѐнном представлении членов аудитории стала для нас неожиданностью.

Примечательно, что если в ходе традиционно проведѐнной праздничной программы не было отмечено ни одного проявления инициативы со стороны публики, то в ходе экспериментальной программы инициатива стала основополагающим звеном в дальнейшем еѐ течении. Люди почувствовали неподдельный интерес к себе! В аудитории сразу стали заметны лидеры. Если в контрольном варианте члены аудитории занимали пассивную позицию, а выступления отдельных еѐ представителей были «искусственны», то в экспериментальном варианте стремление к активности носило непосредственный характер.

131

Характерно и то, что в ходе экспериментальных программ не было длинных монологов, того многословия, которое считается чуть ли не неотъемлемой характерологической чертой всех ветеранов. Люди понимали необходимость быть краткими, ведь праздник «обо всех». Более того, в ходе программы к организаторам подходили с многочисленными просьбами «за других» – рассказать, заметить, дать слово, обратить внимание на своего товарища, знакомого, забытого члена аудитории. Большинство, бравших по своей инициативе слово, посвящали своѐ выступление рассказу о других членах аудитории. Взаимная доброжелательность, предупредительность, проявлялись не только в виде заинтересованного внимания аудитории к выступлениям каждого из своей среды, что фиксировалось наблюдателями, но и в конкретных поступках. Так члены аудитории помогали основным ведущим сгладить неловкие ситуации, возникающие в результате эмоционального срыва кого-либо из присутствующих или неуместных выступлений, диктуемых тоже, в основном, эмоциональной взволнованностью. При этом помощь была очень тактичной. Например, в аудитории не редко были выступавшие, которые не могли справиться со своими эмоциями, адекватно выразить их и, скорее сего, впоследствии страдали бы от того, что не смогли сказать, заикавшись, ни слова, или, рыдая, кричали лишь одну фразу о том, что «из всего того призыва никого, никого…». Ветераны мгновенно приходили на помощь – подходили к человеку, клали на плечо руку, порой говорили за него, продолжая его мысль, или предлагали песню послушать и т.д. Нужно сказать, что в контрольной программе подобных эмоциональных всплесков просто не было, не было спонтанных реакций, выступлений.

Надо сказать, что хотя приглашения на праздничные встречи ветеранов были индивидуально-личностными (их обеспечили с помощью районных военкоматов, общественных организаций по месту жительства, советов ветеранов, заводских управлений), организаторы праздников не имели заранее подробной информации обо всех членах аудитории. Отсутствие такой информации объясняется не только объективными трудностями еѐ сбора, но и целевыми педагогическими установками организаторов эксперимента. В частности, не преследовалась цель стабилизировать аудиторию, не ставилась задача удивить присутствующих необыкновенностью отдельных человеческих судеб поданных крупным планом, а представлялось важным создание ситуаций «открытия» человека (и его самораскрытия) именно в процессе непосредственного общения, а не в ходе его подготовки. При этом

132

акцентировалось внимание на массовом «открытии-знакомстве» непосредственно в зрительской среде, на предоставлении возможностей каждому члену праздничной аудитории для самовыражения в ходе публичного общения, для удовлетворения потребностей в публичном внимании и признании.

Руководствуясь принципом – «не для публики», а «руками публики», удалось предельно ограничить пассивно-созерцательные моменты. Не только песни исполнялись хором публики, что, в общем-то, традиционно, но «хором» читались и стихи (см. §5.1, с.132), что вызвало более эмоционально многогранное и проникновенное чувство, поскольку каждая стихотворная строка и каждый песенный куплет пронизывались личностным отношением неповторимых индивидуальностей членов аудитории.

Не обделить вниманием каждого члена аудитории – задача трудная. В связи с этим возникла проблема рассказа о воинских наградах. Обычно, выбирают наиболее значимые – звѐзды Героя, ордена Славы и т.д. В практике культурно-просветительной работы были театрализованные вечера «Всего одна медаль», посвящѐнные рассказу лишь об одной награде. В ходе экспериментальной программы тоже выбирали одну награду, но делали это следующим образом. Просили поднять руки тех, у кого на груди награды 1945 года, затем 1944-го, 1943-го, 1942-го, декабря 1941-го, ноября 1941-го, октября, сентября…. Лес рук становился всѐ меньше и меньше, и, наконец, одна из самых первых наград, полученных в самом начале войны. Бывшие фронтовики с удовольствием воспринимали этот эпизод, видя за этим отсутствие предопределения героев праздничной программы, охотно развивали мысль, заложенную в данном фрагменте (как известно, в начале войны награждали очень редко, да и многие из награждѐнных не дожили до Победы, другие – до наших дней), понимая, что здесь нет намерения обесценить значимость наград последующих суровых военных лет, тем более, что эпизод на этом моменте не заканчивался.

Индивидуально-личностная ориентация массового воздействия пронизывала всю экспериментальную программу. Например, в ходе традиционных обращений-приветствий руководителей районов и предприятий к ветеранам мы стимулировали эмоциональнонепосредственное отношение аудитории к выступающим простого вопроса ведущего к высокопоставленным лицам: «Коснулась ли Великая Отечественная война каким-либо образом Вашей семьи, Ваших близких?». Если в контрольных программах приветственные выступления заканчивались под «вежливые аплодисменты», то в экспери-

133

ментальных простой, но очень личностный вопрос производил действенный эффект, поскольку, отвечая на него, руководитель невольно «раскрывался», выходил из рамок привычных представлений об образе «руководства» и становился просто «человеком среди людей». В этом случае аплодисменты были более продолжительными и тѐплыми.

В описании нашего опыта регуляции СПАМП отсутствуют индивидуальные характеристики членов аудитории, несмотря на то, что индивидуально-личностная ориентация массового воздействия пронизывала весь ход эксперимента. В этом нет противоречия, поскольку аудитория массового праздника является ситуативной общностью, существование которой ограниченно во времени, еѐ члены, чаще всего, впервые встретились и, быть может, больше никогда не встретятся (по крайней мере, в том же составе). В атмосфере таких встреч раскрывается психология личности, но она раскрывается в общих чертах, а не в подробных психологических нюансах, как в театре или журналистике. Аудитория праздника – это совокупность неповторимых индивидуальностей, но именно совокупность, в атмосфере которой превалирует объединяющее понятие «мы», где «каждый – один из нас». Праздничная встреча является лишь эпизодом в жизни этих людей, но, вместе с тем, этот эпизод может оказаться весьма памятным и значимым событием, запечатлѐнном в их сознании.

Слежение за социально-психологической атмосферой на данном этапе эксперимента проводилось с помощью двух основных методов: наблюдения (дневник зрительских реакций) и опроса (цветописи настроений – совокупности индивидуальных эмоциональных состояний и индивидуальных ощущений эмоционального состояния аудитории).

Используя методику цветописи в изучении СПАМП, мы обнаружили ряд особенностей еѐ применения. Так очевидна тенденция завышения участниками праздника своего эмоционального состояния не только из-за желания замаскировать свой внутренний мир, но и нередко из стремления не обидеть своей неудовлетворѐнностью организаторов, которые «старались». Разумеется, если «старания» организаторов налицо, а члены аудитории обладают определѐнным уровнем внутренней культуры. Кроме того, сама необыденность праздничной ситуации обуславливает некоторую естественную приподнятость настроения. Если эта тенденция обнаруживает себя в выборе жѐлтозелѐнной части спектра настроений, то в ситуации, когда респонденты реально улучшили своѐ настроение, они оценивают его по самой высокой шкале.

134

Можно сказать, что нет ничего благодарней публики, в особенности, если она получила чуть больше, нежели ожидала. Напротив, если степень еѐ ожиданий эмоциональных впечатлений резко превышает степень полученных в ходе программы, то тогда разочарование слишком явно, и публика, не таясь, подчѐркивает упадок своего настроения. Так в ходе опроса членов аудитории с помощью цветописи по окончании вышеописанной экспериментальной программы с индиви- дуально-личностной ориентацией мы столкнулись со следующим моментом. С одной стороны мы получили очень высокий оценок уровня эмоциональной удовлетворѐнности в реализации праздничных ожиданий членов аудитории. Однако среди немногочисленных респондентов (2 человека), уходящих с праздничной встречи в эмоциональном состоянии, выраженном сине-фиолетово-чѐрной частью цветового спектра (настроение грустное, печальное, неудовлетворительное, унылое), оказались исключительно женщины. Более того, одна из них выразила своѐ неудовольствие открыто: «Не ходила никогда на эти праздники и не пойду!». Такого откровенного, можно даже сказать агрессивного неудовольствия, на традиционно организованных программах замечено не было. Мы предположили, что в условиях традиционно проходящих программ личность не претендует на особое внимание к себе, но в условиях, когда внимание аудитории фокусируется на личностях еѐ составляющих, это внимание (невнимание) становится значимым. По-видимому, женщины, по своей природе более эмоциональные, острее чувствуют и болезненнее переносят недостаточность этого внимания. Эта недостаточность не была нами вовремя замечена, поскольку мы упустили из виду то, что женщины – участницы войны привыкли к повышенному особому вниманию на подобных встречах, где они были количественно в меньшинстве (не более 10% аудитории). Как правило, им посвящались специальные монологи, о некоторых из них подробно рассказывали ведущие, в то время как в экспериментальной программе они получили с мужчинами равную долю публичного внимания и были этим обижены.

Мы решили провести работу над ошибками в ходе повторного эксперимента в новой подобной аудитории. Перед танцевальным «антрактом» ведущие обратились с вопросом к мужчинам-ветеранам, кто из них желает «пойти в разведку». Добровольцам дали задание – пригласить женщин на танец, в ходе которого выведать у них максимум «секретной» информации о том, как их зовут, где они служили во время войны, где работали после, чем занимаются сейчас и «доложить» аудитории. «Разведчики», заменившие ведущих, проявили

135

столько выдумки, инициативы, юмора и такта, что этот насквозь импровизационный эпизод создал особую атмосферу эмоциональной теплоты по отношению к женщинам-ветеранам, в которой нашли отражение те благодарно-возвышенные чувства, которые испытывали к ним фронтовики-мужчины. Негромкие слова песни, под которую танцевали пары, вовсе не мешали разговору: «Будем дружить, петь и кружить / Я совсем танцевать разучился / И прошу Вас меня извинить…». Если женщина не могла по той или иной причине танцевать, то «разведчик» дарил ей цветы и присаживался рядом. «Данные разведки» были окрашены неформальным эмоционально-личностно окрашенным отношением «разведчиков», каждый из них постарался рассказать аудитории о своей собеседнице то, что пробуждало к ней интерес, симпатию, уважение и восхищение. Каждая женщинаветеран была «приподнята» и это вызывало приподнятость общей атмосферы, в чѐм, в общем-то, и заключается сущность праздника как такового. В ходе посткоммуникативного опроса аудитории тѐмная часть цветового спектра практически отсутствовала, а главное, среди эмоционально неудовлетворѐнных праздничной программой не было ни одной женщины.

Как уже нами было отмечено, проводить обычное анкетирование в среде аудитории массового праздника нецелесообразно, однако мы всѐ же использовали одну традиционную анкету в ходе ретроспективного опроса. За основу мы взяли общую модель ретроспективносубъективных оценок социально-психологической атмосферы, предложенную И.Е.Шварцем [152]. Анкета включала восемь позиций – восемь полярных суждений, между которыми стояли цифры, показывающие степень их выраженности (см. приложение 5). Своѐ мнение по каждой позиции определили члены праздничных аудиторий контрольных и экспериментальных программ, по 90 представителей. Причѐм в контрольной группе респондентами стали только члены таких аудиторий, где была зафиксирована благоприятная социальнопсихологическая праздничная атмосфера второго типа с таким же, как и в экспериментальной группе, высоким уровнем индивидуальных состояний и индивидуальных ощущений эмоционального состояния аудитории. Если первые пять позиций (настроение мажорное – настроение минорное, эмоциональное единство – эмоциональная разобщѐнность, эмоциональная активность – эмоциональная пассивность, стремление к активному участию в программе – стремление к пассивному участию в программе, чувство комфорта – чувство дискомфорта) были отражены в обеих группах примерно равнозначно, то

136

отношение респондентов к последующим трѐм позициям показали существенную разницу в оценках. В контрольной группе оказалось много «потерянных», в частности, из 90 опрошенных 83 человека отметили, что в атмосфере прошедшего вечера чувствовали безразличие к себе, ощущали необязательность или даже ненужность собственного присутствия, тогда как в группе, где атмосфера формировалась целенаправленно, таких оказалось лишь четверо. Большинство же (76 респондентов) почувствовали свою личностную значимость в аудитории. В обеих группах оказалось примерно равное и незначительное число респондентов, отметивших равнодушие друг к другу в аудитории, но явный интерес и симпатию друг к другу отметили лишь члены экспериментальной группы. Если респонденты контрольной группы предпочитали, в основном, неопределѐнную характеристику своих суждений, то в экспериментальной группе нулевая оценка почти отсутствовала, что свидетельствует о способности сохранения эмоционального эффекта воздействия на личность СПАМП, сформированной на основе индивидуализации массового воздействия на более длительное время. Отмечая своѐ стремление ещѐ раз посетить подобный праздник, члены аудитории экспериментальной группы часто устно комментировали это желание, объясняя его тем, что им приятно вновь встретиться с кем-то из прежнего состава аудитории. Более того, как оказалось, у некоторых из них в ходе минувшего праздника завязались новые дружеские контакты, которые они продолжают поддерживать в наступивших буднях.

В ходе данного этапа исследования велось наблюдение и за степенью интенсивности активности членов аудитории, которая, как оказалось, существенно возрастает у тех, кто попадает в зону коллективного эмоционально-положительного внимания. Они реже уклоняются от предложений принять участие в конкурсах и играх, они чаще проявляют инициативу, у них выше «уровень присутствия». Резонно заметить, что в центре внимания объективно оказываются индивиды, инициативные по своей природе. Однако экспериментальная работа показала, что в звене «интенсивность активности личности в аудитории – коллективное внимание к личности в аудитории» есть и обратная зависимость.

Метод индивидуализации массового воздействия является эффективным регулятором состояния социально-психологической атмосферы праздника в самых разных по масштабу аудиториях. Приведѐм пример использования этого метода в контрастных по количеству участников праздника и по величине охваченного праздником про-

137

странства. Начнѐм с самого с самого скромного «миниатюрного» примера – встречи Нового года подростками-одноклассниками в одной из школ Барнаула:

Новогодняя вечеринка семиклассников проходит в обычном классном кабинете. Празднично накрытые парты стоят полукругом. У доски небольшая новогодняя ѐлочка. Староста класса сегодня выступает в роли Снегурочки. Гаснет свет, и Снегурочка выходит в центр полукруга, держа в руках горящую свечу в подсвечнике. Снегурочка обращается к сверстникам:

«Вот и заканчивается Старый год. Скоро, совсем скоро наступит год Новый! Каким же был для нас год уходящий?

За минувший год в нашем классе было запломбировано 34 зуба и удалено 6. Силами нашего класса было устроено 25 домашних скандалов и только три из них увенчались полной победой! В уходящем году в нашем году три человека влюбилось… (выдерживает паузу, поскольку было предположение, что будут несогласные с этой цифрой, и возражение последовательно незамедлительно – «больше, больше» прошелестел шѐпот) … впервые, 5 человек – в третий раз, а остальные в седьмой, десятый, одиннадцатый и пятнадцатый раз. В этом году на нашем подоконнике впервые зацвѐл кактус, и появилась новенькая… (далее Снегурочка перечисляет коллективные достижения и радости).

В жизни каждого из нас в прошедшем году произошло много событий, и наверняка многие из них очень хорошие. Давайте скажем спасибо за это уходящему году! Прошу каждого из вас вспомнить хотя бы одно из приятных событий своей жизни за этот год».

Снегурочка передаѐт свечу с подсвечником однокласснику, сидящему в левом крае полукруга. Глядя на свечу, каждый подросток вслух вспоминал радостное событие из своей жизни минувшего года. Свеча медленно передвигается по кругу, и дети вспоминают хорошее.

Поразительно, какая доброжелательная атмосфера царила в классе во время этого эпизода! И это в классе, раздираемом бесконечными конфликтами и потасовками в обыденной жизни. Глядя на теплящийся огонѐк, дети вспоминали о том, что кому-то купили «видик», у ко- го-то родилась сестрѐнка, кто-то говорил о радостях летних каникул.… А когда кто-нибудь пытался молча побыстрее передать свечу соседу, то всем классом уговаривали его не торопиться и помогали однокласснику вспомнить радостные события его жизни – «помнишь, ты на турнике больше всех подтянулся? А пятѐрка по диктанту?». Де-

138

ти радовались радости другого – редчайшее чувство! А породила это чувство сила праздничной атмосферы.

Личностно-ориентированный подход, конечно, предполагает своѐ использование, прежде всего, в аудитории, которую мы назвали контактной, но это не означает, что его невозможно использовать в многолюдном массовом празднике, в том числе и на открытом пространстве. В этом случае, индивидуализация массового воздействия предполагает не фокусировку внимания всех в тот или иной момент времени на отдельном человеке, а нацеленность всей программы праздника на восприятие массы празднующих не как обезличенной совокупности людей одной локальной общности, а как совокупности неповторимых индивидуальностей. Эта установка оказывается действенной в том случае, когда организаторы праздника ставят в центр своего внимания не зрелище для публики, а саму публику. Именно такая установка лежала в основе серии праздников на вологодской земле, организованных по инициативе местного журналиста А.Ехалова. В параграфе 5.2 (преодоление тенденций сведения праздника к зрелищу) мы уже рассказывали об одном из таких праздников

– «Празднике Коровы». Безусловно, что журналист целенаправленно не думал о формировании той или иной праздничной атмосферы, но его целью было создать настоящий праздник на основе эмоционально объединяющей идеи, без деления на сцену и зрительный зал, и именно эта позиция позволяет нам рассматривать серию празднеств из его творчества (праздники Топора, Самовара, Коня, Русской печки, Половика, шоу Драндулетов, Банная ассамблея и т.д.) как опыт эффективной регуляции социально-психологической атмосферы массовых празднеств. «Я даже не ожидал, что будет так веселее и задорно, – говорил Ехалов. – А уж в конце, как водится, после работы и выпивка, и закуска. Простая деревенская еда – каша и пироги. Зато от души и на всех» [63, с.21]. Воистину - «тут тебе и молоко, тут тебе и поэзия» (В.Фѐдоров).

В атмосфере этих празднеств не просто была реализована имманентно присущая всем крестьянским праздникам идея – поработали, можно и попировать, но эта идея проявилась отчѐтливее и радостнее посредством активного включения всех участников праздника в действие, которое стало практической иллюстрацией этой идеи. В частности, на том же празднике Коровы, вокруг жизни которой крутился весь действенно-зрелищный сюжет, героем стала вовсе не корова, а крестьянский труд, именно он стал в фокусе предметного и тонального психического настроя участников праздника. Как, впрочем, и на

139

празднике Пирога, когда в одну из деревень, славящуюся гостеприимством, завезли муку и начинку для пирогов, которые раздали местным бабушкам. Бабушки к празднику напекли горы пирогов, и не зря, поскольку кормили ими участников праздничных соревнований на лучшего косаря и лучшего рубщика дров (сена и дров бабушкам в ходе праздника заготовили на всю зиму). Праздник решил и конкретные практические цели – дорогу проложили, сена и дров наготовили, коров подоили. На празднике Коня «возвели снежную крепость, вокруг которой шли ристалища. Одна команда всадников пыталась захватить городок, другая старалась еѐ не сдать. На других полянах шли скачки, бега, кулачные бои. Для особо смелых поставили три котла. В один налили холодной ключевой воды, в другой – горячей, а в третий – молоко. Чтоб стать настоящим красным молодцем, смельчак должен окунуться в каждый котѐл по очереди. От желающих не было отбоя» [там же, с. 22]. Безусловно, что креатив сценарно-режиссѐр- ского решения каждого праздника сыграл свою роль, но мы акцентируем внимание, что каждый зрелищно-игровой эпизод праздника из опыта работы А.Елахова был пронизан теми характеристиками, которые свойственны оптимальной социально-психологической атмосфере массовых праздников, а именно:

наличия объединяющей и возвышающей идеи, чувственно ощутимой всеми, сверхчувственной радости;

празднуемое событие происходило «здесь и сейчас», создавая не иллюзию жизни, а еѐ «приподнятое» продолжение, выраженное в неопосредованности чувств;

наличия свершения, победы, завершения дел, преображения и обновления;

всеобщей радости, всеобщего пира, всеобщей сплочѐнности;

творения добра (щедрость, подарки, угощения, труд на благо других, знаки признания, любви, повышение самооценки и оценки окружающих);

ощущение «запаха» праздника, разнообразие палитры чувств;

прикосновение к идеальной жизни, мажорный тон;

творческая всеобщая подготовка к празднику, эмоциональное предчувствие праздника.

Несмотря на то, что мы неоднократно подчѐркивали то, что в нашем ракурсе исследования всѐ внимание сосредотачивается исключительно на внутренних и объективных процессах социальнопсихологического характера празднующей общности, которые могут

140