Тённис Ф. Общность и общество (2002)
.pdfже все его дела и мысли сосредоточиваются на опре деленных, простых целях, достижимых с помощью благоразумия, каковыми естественными целями, в частности, можно считать расширение имения или упрочение авторитета, влияния, почета, — такие предметы и радости, которые приятны при всех об стоятельствах и для всякого человека, но свою исклю чительную ценность и привлекательность приобре тают лишь 1) если некогда ими уже удалось насла диться и, таким образом, их познать и 2) после того как другие, менее осмысленные и менее разумные пристрастия, которые «не дают покоя» более молодо му человеку, все эти проявления изначальной, плещу щей через край восприимчивости и желания жить, бороться и играть, так сказать, отбушуют и успокоят ся. Так следует понимать то важное изречение, кото рое Гете — и в других местах неоднократно испове довавший эту точку зрения — выбрал однажды в ка честве эпиграфа: «чего желаем себе в молодости, то имеем в изобилии в старости», а именно (так можно пояснить эту идею) — средства и методы достижения счастья. Напротив, действительное наслаждение счастьем и его внутреннее условие есть сама моло дость, и то, что некогда принадлежало ей, уже не вер нуть никаким искусством.
§ 36. Народ и образованные слои
Но если противоположность полов устойчива и не изменна и именно потому лишь в редких случаях об наруживается в своем совершенном выражении, то противоположность возрастов, пожалуй, более опре деленна, но в то же время крайне текуча, и наблюдать ее можно только в развитии. И тогда как первая коре нится в растительной жизни, которая сохраняет на
232
много большее влияние в женщине, вторая связана главным образом с животной жизнью, каковая хотя и не была обойдена нашим рассмотрением, поскольку она более значительна у мужчины, но совершенно особым образом, как преобладающая, характеризует нисходящую половину обычного жизненного пути в сравнении с восходящей; и в тем большей мере это относится к жизненному пути мужчины. Таким обра зом, в первом случае преобладает антиномия настрое ния и стремления, а во втором — антиномия нрава и расчета. Третья противоположность, которая будет рассмотрена ниже, развертывается главным образом в ментальной сфере; она затрагивает образ мыслей, знание. Это противоположность между людьми из на рода и образованными людьми. Она устойчива, подо бно первой, поскольку разграничивает между собой целые классы, но также и текуча, поскольку классы эти можно определить лишь искусственно, поскольку имеют место постоянные переходы из одного в дру гой и всегда налицо многочисленные промежуточные ступени. Значение этой противоположности ясно даже для поверхностного наблюдателя, и все же она трудна для понимания в своем концептуальном и ис тинном смысле; приходится, однако, сказать, что со весть действительно жива только в народе. Это общее для всех благо и общий орган, которым, одна ко, каждый отдельный человек владеет по-особому. Будучи зависим от всеобщей воли и духа, от тради ционного образа мыслей, он наследуется новорож денным в виде задатка, развивается вместе с мышле нием в целом и выступает как существенное содержа ние памяти в связи с собственными инстинктами и привычками, а потому как утверждение и освящение ощущаемой и растущей любви к ближнему, как чутье к своему собственному добру и злу и вкус в отноше нии чужого, причем первое понимается как естест
233
венное, привычное, одобряемое, а второе — как про тивоестественное, диковинное, порицаемое; и потому в целом в кругу людей, на которых изначально только и распространяется его действие, дружелюбие и уч тивость понимается как благо, а строптивость, вспыльчивость, озорство — как зло; в частности же, по отношению к старшим, сильнейшим и повелеваю щим — послушание и полная покорность их воле и, напротив, непослушание, своеволие, обман. В даль нейшем каждое такое чувство усиливается и стимули руется примером и поучением, пробуждением страха и надежды, воспитанием почтения и доверия, а также расширяется и оттачивается в применении к более высоким, более всеобщим авторитетам и властям, к высокочтимым и благородным членам общины и к за поведям традиции, которую они представляют, нако нец — посвящается невидимым, священным богам и демонам. Однако эта свойственная нраву благочести вая воля может быть развита или заглушена уже в детстве, может как прогрессировать, так и деградиро вать, коль скоро ребенок будет лишен всех этих мно гообразных благоприятных условий, тем более, если его задатки были слабы и недостаточны. И чем более совесть оказывается стеснена, тем скорее в жизнен ной борьбе она падет жертвой враждебных ей сил и, поскольку субъект произвола склонен видеть в ней комплекс предрассудков, этот комплекс будет разъят им на свои элементы и устранен как препятствие на его пути. Но лишь образованный, сведущий, просве щенный человек, — у которого она в меру его благо родства, воспитанности и склонности к мышлению достигает и своего наивысшего развития, своего утон ченнейшего расцвета, — может также полностью и в корне уничтожить ее в себе, поскольку может, по рассмотрении ее основ, отказаться от веры отцов и своего народа и попытаться заменить ее лучше обос
234
нованными, научными мнениями о том, что для не го, а равно и для любого столь же разумного челове ка, позволительно и правильно, а что запреще но и ложно; поскольку он решился, поскольку он считает себя в праве строить свои действия не на слепых и неразумных чувствах, а лишь на отчетли во познанных основаниях. Именно такой избира тельно-волевой, самостоятельный взгляд на жизнь понимается здесь как сознательность. Созна тельность есть избирательно-волевая свобода в ее наивысшем выражении.
§ 37. Моральность
Совесть же наиболее простым и глубоким образом проявляется в виде стыда: это отвращение к извест ным поступкам и речам, недовольство самим собой, а возможно, также и другими людьми, чьи манеры ощу щаются как свои собственные, когда допущено нечто неподобающее. Как неприязнь или отвращение стыд родственен страху, как недовольство или негодова ние — вспыльчивости, и в нем всегда смешиваются эти два аффекта, независимо от того, в какой очеред ности они проявляются. Но прежде всего, стыд есть вуалирование, сокрытие, утаивание; отвращение к обнаженному, откровенному, известному. И потому он находится в особой связи с половой, супружеской, домашней жизнью, свойствен преимущественно жен щинам (в особенности девушкам), детям и юношеству и считается их украшением — и именно в той мере, в какой им приличествует и подобает жить в узком кругу, находиться в зависимости от супруга, отца с матерью или учителя и быть почтительными и скром ными по отношению к ним. Тот, кому подобает быть господином, кто появляется на улице или на рынке,
235
выходит в публичную жизнь или в мир, вынужден до некоторой степени преодолевать этот стыд или хотя бы придавать ему какой-то новый облик. Стыд всегда есть способность сущностной воли, которая удержи вает, предостерегает от того, к чему нас хотели бы склонить другие побуждения, и действует при этом как признанный властитель, как безусловно значи мый авторитет, всегда имеющий, всегда сохраняю щий свое право. Нельзя всем показывать, говорить и делать то, что предназначается лишь для некоторых, и терпеть ото всех то, что мы охотно позволяем немно гим, с чем мы свыклись и чего даже требуем от них как подобающего. От того, что отвратительно, что во обще неприятно по природе, стыд распространяется на запретное как таковое: на то, что действительно ощущается, мыслится и сознается как выходящее за границы собственной свободы, собственного права, как проступок и несправедливость, а потому и на вся кое нескромное, неумеренное, несдержанное дейст вие или слово. Таким образом, в этом отношении стыд не есть чужая воля, отрицательно реагирующая на посягновение и вмешательство в свою область; а также не только некая воля общности, которая каж дому указывает его долю и не может дать или разре шить то, что не дозволено никому, уже потому, что она этим не обладает, но в то же время и предохра няет каждого от всевозможных проступков, поскольку они идут вразрез с ее определениями. Но, по крайней мере, наряду с этим стыд есть и формообразование собственной сущностной воли, согласное с волей об щности и противостоящее другому формообразова нию той же самой сущностной воли, или избиратель ной воле, устремленной в другом направлении. Стыд здесь есть либо с болью ощущаемое порицание, исхо дящее от себя самого или со стороны товарищей, либо страх перед ним, подобный всякому страху от
236
предчувствия боли. Такая боль приводит, однако, к уменьшению собственной силы, порождает ощуще ние своего бессилия, незначительности: поэтому тот, кто становится причастен позору, видит себя унижен ным, задетым, оскверненным; цельность и красота его духовного тела, его чести уже нарушена: ведь последняя ощущается и мыслится как нечто реальное, так как она есть сама сущностная воля, поскольку эта воля причастна тому благу, в которое верит и которое одобряет та или иная общность, поскольку она тем самым добра и в своем бытии тоже должна прояв ляться как добрая. Следовательно, тот, кто делает нечто постыдное, поступает так во вред самому себе. Такова изначальная, но, до тех пор пока человек рас сматривается как индивидуум и как всего лишь субъ ект своей избирательной воли, также и развитая идея моральности. Такую естественную основу можно также определить следующим образом: никому не хо чется дурной славы, она каждого делает в его собст венных глазах отвратительным и наихудшим; в самом деле, эмпирическое значение этого слова обнажает ядро тех установлений, с которыми изначально свя зывалось и до сих пор связывается чувство стыда. Об ращение же, в котором моральные понятия становят ся конвенциональными и закосневают, гласит: в об щественной жизни, которая полезна тебе и даже необходима для твоих целей, тебе следует ограничи вать свою свободу из уважения к свободе других, в частности же, для того чтобы сохранить, а пожалуй даже и расширить свою область, тебе следует способ ствовать тому, чтобы их внимание к тебе не иссякало и чтобы они тебя опасались, поскольку в этом выра жаются их мнения о твоей силе, а потому также вы глядеть морально добрым и благородным, честным и справедливым, раз уж — и до тех пор пока — цен ность придается видимости этих качеств. Но только
237
видимости и может придаваться ценность, коль скоро каждое существо наряду с тобой думает о себе самом и — отчасти в общем смысле, отчасти применительно к себе самому — ценит вышеописанные качества ради их всевозможных действий, причем, поскольку одни и те же действия могут быть совершенно поразному мотивированы (сущностной волей или волей избирательной), их действительные причи ны оказываются безразличными и лишь в первую оче редь имеются в виду привычные или по привы чке предпочитаемые. Ибо если на рынке каждый за хочет сообразовать свои действия с той максимой, что честность является наилучшей политикой, то, конечно же, будет вполне безразлично, вынашивает ли он в себе действительно честное настроение,
иесли в салоне он станет вести себя учтиво, скромно
иосмотрительно, то этого будет достаточно, ведь только неопытные отказываются принимать бумажные деньги, хотя благодаря конвенции они
ив самом деле получили ценность, равную цен ности звонкой монеты.
§ 38. Рынок и салон
Подобно тому как законы рыночного сообщения возводят лишь внешние барьеры для неограниченно го по своей природе стремления, так и салон, т.е. кон венциональная общительность, сопровождающая само по себе невинное желание заставить с собой считаться, запрещает переходить пределы известной меры. Такая особенность установленных правил дол жна стать тем более очевидной в связи с тем, что об щественные круги следуют в своем развитии внут ренним основаниям и, стало быть, отдаляются от своих общностных истоков, в качестве каковых вы
238
ступает исторический феномен государева двора. Субъект избирательной воли, который сразу же ста новится в них различим, на деле не имеет никаких ка честв, но располагает лишь более или менее обшир ной наукой в отношении своих целей и того, как пра вильно их преследовать. Знание объектов является необходимым условием для стремления к ним, а зна ние наличных или достижимых средств — предпо сылкой их употребления. Поэтому расширение зна ния приумножает влечения, делает их более многооб разными, и чем более ясным и надежным становится знание о том, что данное средство поведет к цели, тем легче преодолеть отвращение, сомнения, коль скоро таковые еще возникают. Глупо было бы стыдиться тому, кто знает, что он делает, кто, стало быть, посту пает обдуманно и измеряет ценность своих поступков по их успеху, несомненному или вероятному; если он таким образом предвидит, что столкнется с осужде нием окружающих, то исследует, насколько большим злом это для него является и не будут ли 1) боль и 2) вред (т.е. боль, которая может настигнуть его в буду щем) более чем уравновешены извлекаемыми им вы годами. Для такого образа мыслей не существует ни абсолютного зла (кроме абстрактной боли), ни абсо лютного блага (кроме абстрактного удовольствия). Но стыд упрям и налагает абсолютный запрет на извест ные склонности, подвергает их абсолютному порица нию. И поэтому нужно понимать, насколько они не приличны для образованного, сознательного челове ка. Если же вспомнить о том, что стыд бывает наиболее глубок и силен, когда стыдятся греха и гре ховности, и что совесть вообще находит свое мыслен ное выражение и свою опору в религиозной вере, то впервые становится понятно, что указанная теперь противоположность распространяется главным обра зом на образ мыслей и приобретает будто бы всего
239
лишь теоретическое значение, поскольку несомнен но, что из неверия индивидуума еще не следует, что у него отсутствует и совесть. Но разрушение веры как объективной совести зачастую ослабляет силу сопро тивления совести субъективной. Срубив дерево, можно еще запнуться об его корни; но голову себе об него уже не расшибешь. Стало быть, вера в той же мере народна, в какой неверие научно и образованно. Если поэтому один поэт и провидец назвал борьбу между верой и неверием собственной темой мировой истории, то содержащаяся в этой мысли истина со ставляет также элемент борьбы между народом и об разованными слоями. Такое же значение имеет и противоположность женского и мужского полов. Ведь женщины склонны к вере, а мужчины — к неверию. Более того, мы обнаружим эту борьбу и в возрастных отношениях. Ведь благочестие свойственно детям, а также остается внутренне присущим созерцательно му, поэтическому природному чувству юноши; напро тив, в зрелом возрасте мужчина более склонен к со мнению, к самостоятельному и научному мышлению; хотя погруженный в свои раздумья, философствую щий старец временами возвращается к детской весе лости и самозабвенной доверчивости там, где его серд це словно обновляется в общении с внуками. И как старец бывает почитаем среди юношества, так в орга нической совместной жизни мужчины пользуются почетом и авторитетом у женщин, а сведущие люди и мудрецы — у народа, коль скоро они не противо стоят ему как чужаки. Мудрость отличает старика от юноши, мужчину — от женщины, а народные учите ля и ученые, старые и умудренные опытом люди, ходят посреди крестьянской простоты и благочес тия. Стало быть, все эти антитезы нужно понимать лишь как возможные противоположности, кото рые уравниваются жизнью, но обостряются стрем-
240
лением. Раньше или позже при переходе от общности к обществу неизбежно развертывается трагический конфликт.
§ 39. Отношение к общности и обществу
Ведь из всего этого вытекает, что сущностная воля содержит в себе условия для существования общнос ти, избирательная же воля ведет к становлению об щества. Поэтому и сфера общностной жизни и тру дов преимущественно, и даже с необходимостью, принадлежит женщинам. Естественным местом их дея тельности является дом, а не рынок, собственные покои или жилища друзей, а не улица. В деревне до мохозяйство крепко и самостоятельно, в городе оно тоже сохраняется и достигает своего великолепия в виде буржуазного домохозяйства; но в крупном горо де оно выхолащивается, становится тесным, малозна чительным и низводится до понятия простого место жительства, каковое за деньги можно получить пов сюду и на любой срок, подобно ночлегу в разъездах по миру. Постоянное пребывание на родине в той же мере считается женским делом, в какой, согласно тра диционному народному чувству, женщине не прили чествует путешествовать. В речи ремесленников когда-то была распространена поговорка: «Не поез дивший по свету парень стоит поездившей девицы». «Es ist kein üsgen als guot, ein innebliben wer denn bes ser»1, в этом изречении мистик выразил воистину женскую мысль. Вся деятельность женщин направле на скорее внутрь, а не вовне. Цель ее — в ней самой, а не в ее завершении. Поэтому предназначение жен щины и состоит, по всей видимости, в оказании лич ных услуг, каковые полностью завершены в своем
1 Нам выходить нехорошо, остаться дома было б лучше (ср.-нем.).
241
16 Ф. Тённис