12. Взаимоотношение церковнославянского и греческого языков. Роль греческого языка византийской эпохи в формировании основного литературного языка Древней Руси

Знание греческого языка было достаточно распространено в Киевской Руси. Это было вызвано ориентацией древнерусского государства на Византию.

Отношения между греческим и церковнославянским языками особенно наглядно выступали в церковной службе, которая могла идти попеременно на двух языках, когда один клирос пел по-гречески, а другой – по-церковнославянски. Так, например, на обоих языках шла служба в Ростове при Петре, царевиче Ордынском, в середине XIII века. Вот как об этом говорится в «Повести о Петре, царевиче ордынском»:

«…в церкви святыя богородица левый клирос греческы пояху, а правый рускы…»

Ростов же в культурном плане был связан с Киевом.

Греко-церковнославянский параллелизм отражается и в древнейших русских богослужебных (певческих) текстах. Так, в Благовещенском кондакаре XII века есть греческие песнопения, данные в русской транскрипции и записанные славянскими кириллическими буквами. Следует отметить, что отдельные фразы на греческом языке до сих пор употребляются в церковной службе при архиерейском служении: кирие елейсон – «Господи помилуй» ис поллаети деспота – «многая лета, владыка» аксиос – «достоин»

Данная особенность является отражением той ситуации, когда русской церковью управляли греческие иерархи.

Таким образом, греческий и церковнославянский языки употребляются параллельно и являются двумя ипостасями одной и той же сущности. И если православная образованность предполагает знание византийской истории, византийской культуры, то и искусное владение церковнославянским языком предполагает знание греческого языка.Многие исследователи (в их числе В. Ягич, А.И. Соболевский, А.В. Исаченко) предполагают, что в Киевской Руси не существовало специальной грамматики церковнославянского языка, поскольку грамматические структуры церковнославянского и греческого языка отождествлялись и в качестве церковнославянской грамматики выступала греческая. В XIX веке высказывалось мнение, что это была грамматика Иоанна Дамаскина, жившего в VIII веке. Однако В. Ягич доказал, что византийцы не знали грамматического руководства указанного автора, вследствие чего данную грамматику греческого языка стали называть Псевдодамаскина. К греческим моделям из этой грамматики древнерусские книжники прикладывали церковнославянский материал, а именно тексты, которые заучивали наизусть.В Киевской Руси получила распространение схедография (σχεδογραφία от σχεδος «грамматический разбор слова» и γράφις «пишу»), представлявшая собой высший курс грамотности в греческом образовании. Низший курс грамотности состоял в умении читать и писать. Схедография заключалась не только в грамматическом разборе, но и в заучивании наизусть упражнений (слов, форм и т.п.) на каждую букву алфавита.

Б.А. Успенский утверждает, что складывается в это время единый «еллино-славенский» язык, который мог реализовываться либо как греческий, либо как церковнославянский.

Представление об «еллино-славенском» языке прочно входит в сознание русских книжников. В XVI веке даже появятся грамматические описания этого единого «еллино-славенского» языка. Такой грамматикой станет «Αδελφοτης. Грамматика доброглаголивого еллино-славенского языка», изданная во Львове в 1591 году. А в XVIII веке протесты против заимствований не распространялись на заимствования из греческого языка, поскольку последние ассоциировались с церковнославянизмами.

Греческий язык постоянно фигурировал в полемике с церковнославянским.

Из греческого языка в церковнославянский, а затем и в русский вошло много слов. Слова, заимствованные из греческого через переводную письменность, большей частью связаны с обозначением понятий, имевших отношение к православной вере и церкви: ангелъ, апостолъ, евангелие, епископ, монахъ, митрополитъ, игуменъ, канон, тропарь, кондакъ, стихира.

Сюда же относятся некоторые слова, связанные с развитием культуры и просвещения, поскольку эти стороны общественной жизни в средневековую эпоху находились в зависимости от религии: философия, грамота, стих, арифметика и т.п.

В словах книжного происхождения обычно сохранялись основные черты греческой графики, органически вошедшей в старославянскую кирилловскую графическую систему и поэтому легко усваивавшейся книжниками.

В древнерусский язык слова из греческого языка проникали изустным способом. Они обязаны своим вхождением в язык главным образом судоходству, торговле. Это названия предметов, которые Русь получала в это время от греков. Уже в дописьменный период поникли такие слова, как корабль, парус, фонарь, кровать, лампа; названия многих плодов и овощей: свекла, огурец, капуста, вишня, лимон и т.п.

Фонетика греческих заимствований, пришедших путем устного общения, характеризуется закономерными соответствиями гласных и согласных. Отдельные слова могли проникать двояким путем – и изустно, и через письменность. Благодаря этому уже в Древней Руси стали развиваться дублетные формы отдельных греческих заимствований, например: папа и попъ (второе – изустным путем: греч. πάπας – отец), имена Кирилл и Чурило, Евдокия и Авдотья.

На основе греческого языка возникло много калек. Например, благотворение, законодействие, благовещение, зловерие, идолобесие, мудролюбие, откровение и т.д. Среди них есть слова, ставшие фактами языка, и есть кальки – окказионализмы, не вышедшие за пределы текста.

Наряду с лексическими зарегистрированы также семантические кальки. Например, слово свойство первоначально означало «близость», а под влиянием греческого языка получило значение «качество».

Можно отметить и синтаксические кальки. В частности, конструкцию с глаголом «иметь» + инфинитив с модальным значением возможности / долженствования, на которую впервые указала Г. Хюттль-Воорт.

Таким образом, поскольку церковнославянский язык уступал греческому в нормированности, то он стремился ему уподобиться.

Отношение к церковнославянскому языку как языку, открывающему греческую мудрость, было воспринято от южных славян.

Ориентация на Византию способствовала активизации переводческой деятельности. В результате переводческой деятельности объем литературы резко возрос, что свидетельствует о вхождении Руси в круг византийской образованности. Следствием этого стало появление оригинальных произведений древнерусской литературы проповеднического характера, таких как «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, написанное между 1037 и 1050 гг., «Слово на антипасху» Кирилла Туровского (XII в.), которые были созданы под влиянием греческой образованности. Б.А. Успенский считает, что тексты такого рода могли быть написаны и в современной им Византии (Б.А. Успенский, с. 22).

Завершить этот вопрос хотелось бы цитатами Н.М. Карамзина и А.С. Пушкина).

В статье «О русской грамматике француза Модрю» (1803 г.) Карамзин писал: «Авторы или переводчики наших духовных книг образовали язык совершенно по греческому, наставили везде предлогов. растянули, соединили многие слова, и сею «химическою операциею» изменили первобытную чистоту древняго Славянскаго. «Слово о полку Игореве», драгоценный остаток его, доказывает, что он был весьма отличен от языка наших церковных книг».

А А.С. Пушкин в своей программной статье «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен Крылова» (1825 г.) отмечал: «Как материал словесности, язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива. В XI веке древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи; словом усыновил его, избавя таким образом от медленных усовершенствований времени».