Питер Сингер

В главе 1 мы также упомянули, что, с точки зрения профессора Питера Сингера, жизнь плода естественно имеет меньшую цен­ность, чем жизнь здорового взрослого, а жизнь ребенка-инвалида не так ценна, как жизнь здорового ребенка. Ни плод, ни новорож­денный не заслужили права считаться «личностями», автономны­ми индивидуумами, способными осуществлять нравственный вы­бор. Сингер согласен, что между плодом и новорожденным есть раз­ница, в том смысле, что младенец не зависит уже от тела матери, и если это нежеланный ребенок, то за ним может ухаживать любой желающий²⁰⁹. Однако, в целом, аборт и детоубийство Сингер счи­тает приемлемыми. Во главу угла ставится выбор родителей, их сво­бодное, независимое решение. Если они хотят, чтобы ребенок жил, то пусть живет. Если не хотят, то, с моральной точки зрения, допус­тимо избавиться от ребенка либо до, либо после рождения, при условии, что это будет сделано чисто и безболезненно. Сингер при­водит, с разрешения родителей, случай ребенка по имени Джон Пир­сон, родившегося с синдромом Дауна в одной из английских боль­ниц в июне 1980 г.²¹⁰. Когда Молли Пирсон, мать Джона, узнала о диагнозе, она заплакала и сказала мужу: «Дак, я не хочу его». Маль­чик поступил в отделение доктора Леонарда Артура, который пред­писал ему «общий уход» в комбинации с большими дозами сильно­го анальгетика. Смерть наступила на 4-й день после рождения. В прессе разразился скандал об этом убийстве. Обвинение в убийстве затем исправили на обвинение в покушении на убийство. И после долгого и изнурительного разбирательства в суде доктор Артур был оправдан.

С точки зрения Сингера, если мы готовы пойти на аборт плода с синдромом Дауна, то наш отказ умертвить новорожденного с тем же диагнозом необъясним и нелогичен. Он убежден, что такое по­ложение вещей в обществе — всего лишь любопытный анахронизм, доставшийся нам в наследство от иудео-христианского мировоззре­ния. «Убить нежеланного младенца, дать ему умереть всегда счита­лось приемлемым в большинстве культур на протяжении всей исто­рии, а также в доисторические времена». Детоубийство практикова­лось не только в Древней Греции и Римской империи. Антропологи подтверждают, что в большинстве культур умерщвление нежелан­ного ребенка было вполне приемлемым. «У нас есть подтвержде­ния, что такая практика существовала среди кочевых племен, таких, как племя Кунг в пустыне Калахари, где женщины убивали младен­ца, если старший ребенок еще не научился ходить. <...> Акушерки в Японии после принятия родов не сразу называли ребенка живым существом. Сначала они спрашивали, „оставить" или „вернуть" его туда, откуда, как они считали, ребенок пришел к ним. Не нужно объяснять, что в Японии, как и во всех этих народностях, младенца, родившегося с явной патологией, почти всегда „возвращали"»²¹¹. «Даже в Европе XIX в. нежеланных детей отдавали в приюты, где работали нянечки, „отправлявшие на небеса ангелочков". Такое имя им дали за высокую детскую смертность... Если посмотреть на си­туацию с точки зрения других культур, то, когда речь идет о нрав­ственности или безнравственности детоубийства, нужно считать странными не обычаи племени Кунг или японских акушерок, а наши традиции»²¹². Однако Сингер считает, что западные общества уже начинают считать приемлемыми некоторые формы селективного де­тоубийства в медицинских целях. «Тысячи лет преклонения перед христианской этикой не смогли уничтожить исконное нравствен­ное отношение к новорожденным, особенно к нежеланным: факт рождения ребенка не гарантировал ему автоматически места в мо­ральном обществе»²¹³.

Сингер признает, что общество находилось под сильным влия­нием иудео-христианского представления о ценности жизни плода и новорожденного. В следующей главе мы рассмотрим библейские основания иудео-христианской этики и попытаемся дать ответ на вопрос, как применить эти убеждения в решении трудных, болез­ненных проблем, порождаемых пренатальным скринингом и абор­тами.