Глава 6

Аборт и детоубийство

На первый взгляд аборт (преднамеренное прерывание беремен­ности, приводящее к гибели плода) принципиально отличается от детоубийства (преднамеренного убийства новорожденного). В этой главе мы попытаемся доказать, что с исторической и этической то­чек зрения они относятся к одной категории. Сначала мы рассмот­рим историю аборта и детоубийства в Древнем мире, а затем — их место в современном обществе.

Аборт и детоубийство в Древнем мире

«Если мы не знаем, куда идти, — сказал однажды архиепископ Уильям Тэмпл, — бывает полезно вспомнить, откуда мы пришли»¹⁷². Современному миру часто кажется, что проблемы нашего времени уникальны и не имеют аналогов в истории. На самом же деле, спо­ры о допустимости абортов и детоубийства велись издревле как в истории западной цивилизации, так и в истории Церкви. Обратив­шись к старым, пыльным историческим архивам, мы можем по-но­вому взглянуть на горячие дискуссии по этим вопросам.

Согласно древнейшим источникам, как аборт, так и детоубий­ство широко практиковались в античном обществе и были распро­странены не только в примитивных народностях, но и в таких хоро­шо известных и развитых цивилизациях, как Древняя Греция и Рим¹⁷³. В греческих городах-полисах и в Римской республике абор­ты были обычным делом. Услуги по выполнению абортов предо­ставлялись как профессиональными, так и непрофессиональными абортмахерами, а также некоторыми врачами. Методы индукции аборта включали манипуляции на животе и матке, использование препаратов из трав, вводимых в виде влагалищных свечей или перо-ральных растворов, а также применение хирургических инструмен­тов, специально созданных для этих целей.

В большинстве мест сделать аборт было не трудно, однако услуга эта была платная. Поэтому к ней чаще всего прибегали только бога­тые женщины. Скорее всего, наиболее частой причиной аборта было желание скрыть внебрачные связи. Хотя известно также, что влия­тельные дамы нередко прибегали к аборту просто для того, чтобы сохранить фигуру и сексуальную привлекательность¹⁷⁴.

Практика абортов получала одобрение со стороны многих зна­менитых философов и писателей. Рассуждая о роли женщин в фи­лософском труде «Республика», Платон настойчиво утверждал, что беременные старше сорокалетнего возраста обязаны делать аборт, вероятнее всего, потому, что беременность в этом возрасте была свя­зана с более высокой материнской смертностью и большей часто­той пороков развития плода. Аристотель в своей работе «Полити­ка» рекомендовал не только аборт, но и детоубийство, если суще­ствовал риск появления на свет «деформированного ребенка» или в семье уже и без того было много детей. Впрочем, он понимал, что отказываться от здорового ребенка в некоторых провинциях недо­пустимо, и в таких случаях предлагал пользоваться абортами.

В местах, где число детей велико, а местные традиции препятству­ют умерщвлению новорожденных, необходимо установить ограниче­ние на воспроизведение потомства. Но если, вопреки ограничению, в семье ожидается ребенок, необходимо произвести аборт до того мо­мента, когда у плода разовьется жизнь и способность чувствовать, ибо разница между законным и противозаконным абортом определяется наличием у плода способности чувствовать, а значит, жизни¹⁷⁵.

Главной причиной беспокойства правителей греческих полисов была перенаселенность, ведущая к голоду и социальному неустрой­ству. Аборт и детоубийство рассматривались как абсолютно логич­ная и разумная альтернатива этой угрозе. Отношение к младенцам и детям в классической греко-римской культуре разительно отли­чалось от наших представлений¹⁷⁶. Греко-римское общество было устроено иерархично. На вершине его располагалась элита: поли­тики, философы и атлеты. На одну ступеньку ниже стоял обычный рабочий люд: крестьяне, солдаты и торговцы. Еще ниже — женщи­ны. И, наконец, на самой нижней ступеньке располагалась чернь: дети, рабы, инвалиды и прокаженные и другие невостребованные люди. Неудивительно, что общество, где особо ценились атлетичес­кие способности, сила и мужественность, пренебрегало детьми — воплощением слабости, зависимости и незрелости. Считалось, что значимость и ценность ребенка прямо пропорциональны его буду­щему вкладу в развитие государства.

Как и аборт, преднамеренное убийство нежеланного или боль­ного ребенка было весьма распространенной практикой. Родители имели право бросить, удушить или утопить свое чадо. Более того, историк Полибий писал во II в. до н. э., что в какой-то момент это стало одной из причин серьезного сокращения населения Греции. В Греции не было предусмотрено законов, запрещающих убийство больных младенцев или детей с пороками развития. Даже здоровые новорожденные часто оказывались незащищеными ни законами, ни общественными традициями. Детоубийство было приемлемо и рас­пространено, о чем часто упоминалось в комедиях и театральных драмах того периода¹⁷⁷.

Судя по всему, большинство философов и писателей того време­ни поддерживали аборт и детоубийство. В «Республике» Платон на­зывает детоубийство необходимым средством для поддержания ка­чества жизни граждан. «Ребенок из низшего класса, а также все дети, рожденные с пороками, должны быть тайно уничтожены, чтобы никто не знал, что с ними стало». С точки зрения Платона, цен­ность ребенка соответствовала степени приближения его к состоя­нию взрослого человека. Они должны быть «послушны, расположе­ны кдобрым поступкам и физически крепки».

Аристотель выступал за легализацию принудительного умерщв­ления больных детей: «Нужно принять закон, чтобы родители не оставляли в живых уродцев». Сенека в произведении «О гневе» пи­сал: «Мы бьем бешеных собак в голову, убиваем свирепых и диких быков, уничтожаем уродливое отродье, мы даже топим детей, ока­завшихся при рождении слабыми или больными. Но не гнев, а здра­вый смысл позволяет нам отделить вредное от здорового».

В римской культуре отец, т. е. глава семьи, пользовался безраз­дельной властью. Он имел право дарить жизнь или лишать жизни любого члена семейства, включая рабов, детей и жену. Самые пер­вые римские законы позволяли отцу выбросить на верную смерть здоровую новорожденную девочку, а также ребенка любого пола с пороками развития. Интересно отметить, что вскоре аборты стали больше осуждаться властями, чем даже детоубийство. Возможно, такое изменение настроений в обществе было продиктовано несколькими факторами. Во-первых, аборт представляет собой угрозу жизни и здоровью матери. Во-вторых, аборт позволял замуж­ним женщинам скрывать от своих мужей внебрачные связи. И, на­конец, потому, что проститутки тоже часто совершали аборты. Тай­ный аборт, о котором женщина не ставила в известность своего мужа, рассматривался как покушение на его «собственность». Несмотря на это, в I в. н. э. и позже аборты были обычным делом как в самой Римской империи, так и некоторых прилегающих к ней государ­ствах. Богатые женщины и проститутки всегда могли найти тракта­ты по технике выполнения абортов. У императора Домициана (51-96 гг. н. э.) был роман со своей племянницей Юлией. Она забереме­нела, и император потребовал, чтобы она сделала аборт, что привело ктрагической смерти женщины¹⁷⁸.

Гинекология зародилась в лоне ортодоксальной медицины как независимая дисциплина, и искусством гинекологии овладели некоторые женщины. Соран Эфесский, римский врач, живший в I и II вв. н. э., написал самый древний из дошедших до нас медицин­ских трактатов по гинекологии. Он считал, что аборт, выполняемый с целью сокрытия супружеской неверности или сохранения женской привлекательности, недопустим, но поддерживал аборты, если речь шла о сохранении жизни женщины. В книге содержалась отдель­ная глава с таким названием: «Как распознать, что новорожденный достоин жизни», в которой Соран Эфесский приводит практичес­кие рекомендации акушеркам, как проводить осмотр ребенка сразу после родов. Во-первых, нужно оценить здоровье матери, а также гестационный возраст новорожденного. Далее необходимо обсле­довать новорожденного. «Если положить его на землю, то он сразу же начнет громко плакать». «Все части и члены тела, а также органы чувств ребенка должны быть совершенными. Все естественные от­верстия, а именно: уши, нос, зев, уретра, анус, — должны быть сво­бодно проходимы. Естественные функции каждой части тела не должны быть замедленными или слабыми. Суставы должны быть гибкими и пластичными. Ребенок должен быть надлежащего раз­мера и формы, с сохранной чувствительностью... Если же отмеча­ются какие-либо отклонения, то оставление новорожденного в жи­вых можно считать нецелесообразным»¹⁷⁹.

Но не все греческие философы и писатели соглашались с такой точкой зрения. В частности, клятва Гиппократа содержала запрет на использование абортогенного пессария (мы еще вернемся к это­му вопросу в главе 11). Несмотря на это, ясно одно: аборт и дето­убийство в те времена были широко распространены.

Анализируя систему ценностей того времени, мы можем сделать три вывода. Во-первых, в обществе преобладало мнение, что чело­веческая жизнь не имеет внутренней ценности и приобретается только после рождения. Плод и новорожденный не обладали изна­чально присущим им правом на жизнь. Во-вторых, считалось, что ценность жизни заключается прежде всего в ее полезности, частич­но для родителей ребенка, но еще важнее — для государства. На здо­ровый плод или новорожденного смотрели как на будущего кресть­янина, солдата или мать, при условии, что ребенок воспринимался окружением как полезный член общества, потенциально способ­ный принести соответствующую пользу. Таким образом, ценность плода или новорожденного основывалась исключительно на его по­тенциальной способности принести в будущем пользу обществу. Неспособность принести пользу лишала жизнь ребенка всякой цен­ности. В-третьих, было распространено мнение, что здоровое и гар­моничное тело не только необходимо для выживания, но и являет­ся важнейшей составляющей человеческого достоинства. В культу­ре, преклонявшейся перед «мужественностью», инвалиды, слабые и больные рассматривались как неполноценные люди.

Если аборт и считали злодеянием, то только с точки зрения угрозы жизни матери, так как ее жизнь, несомненно, представляла интерес для государства. Другой причиной такого отношения мог­ло быть нарушение прав отца на его собственность или покушение на права других заинтересованных лиц. Если детоубийство и назы­валось злом, то только потому, что оно рассматривалось как угроза численности населения. Судя по всему, никто и не пытался усмот­реть в жизни плода и даже новорожденного внутреннюю ценность. Не вызывает сомнения, что с точки зрения общества реальная цен­ность жизни нежеланного плода, больного новорожденного или ребенка с пороками развития была минимальна. Интересно отме­тить, что хотя сама практика абортов время от времени и подвер­галась критике, этичность умерщвления больных детей почти не вызывала сомнения. Становится понятным, почему уход за боль­ными детьми не входил в список приоритетов древних врачей и по­чему они в основном занимались лечением детей старшего возраста и взрослых, которые обладали явной ценностью и значением для общества.

Иудео-христианский взгляд на мир

Ветхозаветный период

Если мы посмотрим на иудейский мир той же эпохи, то увидим ситуацию, которая в этом вопросе радикально отличалась от греко-римской культуры. Не вызывает сомнения факт, что подобное от­ношение коренилось в законе Ветхого Завета, Торе. В следующей, седьмой, главе этой книги мы более детально рассмотрим основы библейского учения, а сейчас мне хотелось бы упомянуть только его основные пункты. В основе иудейского закона лежало учение об образе Божьем. Каждый человек, будь то новорожденный или взрос­лый, больной или здоровый, раб или свободный, обладает внутрен­ней ценностью, поскольку является уникальным проявлением об­раза Божьего. Мы уже упоминали, что, согласно учению Торы, со­знательное уничтожение любой человеческой жизни оскорбляет достоинство Бога (Быт. 9:6). Мишна, в которой запечатлено тради­ционное раввинское учение, провозглашает, что Бог создал одного человека (Адама), чтобы напоминать потомкам: «Любому, кто убьет человека, Бог поставит в вину убийство целого мира, и любому, кто спасет жизнь одного человека, Бог зачтет как бы спасение всего мира»¹⁸⁰.

В древней иудейской мысли человеческая жизнь обладала боль­шой ценностью, что также распространялось и на плод, который считался уникальным творением Яхве, созданным с определенной целью. Однако защита внутриутробной жизни не была абсолютной. Раввины учили, что допустимо лишать жизни плод, если это необ­ходимо для спасения матери. Но с момента рождения, а точнее, с момента появления головки ребенка во время родов, младенец счи­тался полноценным членом общества, обладающим полными пра­вами на защиту, как любой другой человек, достигший зрелости.

Второй причиной формирования отрицательного отношения к абортам и детоубийству было требование Бога к сильным защищать слабых. Несмотря на то что Тора на своих страницах редко упоми­нает плод и новорожденного, нет никаких сомнений, что их рас­сматривали как особо беззащитных, и потому считалось, что Гос подь повелевает защищать их от всяких злоупотреблений. Язычес­кий ритуал жертвоприношения детей был недвусмысленно осужден в ветхозаветном законе (Втор. 18:10), а умерщвление ребенка, не­удивительно, считалось преступлением перед всем израильским народом. Практика оставления детей на смерть была весьма распро­странена среди народов, окружавших Израиль, о чем свидетельству­ют многочисленные места в книгах ветхозаветных пророков. В кни­ге Иезекииля молодой израильский народ, отвергнутый окружающи­ми племенами, образно сравнивается с младенцем: «...выброшена была на поле, по презрению к жизни твоей, в день рождения твое­го». И далее: «...увидел тебя, брошенную на попрание в кровях тво­их...» (Иез. 16:4-6).

Филон Александрийский, широко известный еврейский аполо­гет*, писавший в дни жизни Христа, подтвердил ортодоксальное иудейское учение о недопустимости выбрасывания детей на поги­бель следующими словами: «Детоубийство — это несомненное убий­ство, поскольку закон обращает внимание не на возраст, а нанесе­ние вреда человеческому роду». Римский историк Тацит, который часто высказывал свое мнение по поводу странных традиций дру­гих народностей, считал, что необычное отношение евреев к ново­рожденным достойно внимания. Не без тени восхищения он пи­сал, что бросать детей у евреев было запрещено, более того, «убие­ние недавно родившегося младенца рассматривалось ими как преступление»181