книги / Собачий бог

Наташка отошла от очередного дома, принюхалась. Она неслышно и мягко ступала по снегу, она скользила по нему, почти не оставляя следов. Ее тело — это было лучшее, что знал за последние перевоплощения беспо­ койный и вечно неутоленный дух Ка.

* * *

Она скользила мимо домов, но некоторые вызывали у нее подозрения. Иногда она не только долго стояла, вглядываясь во тьму спален и сараев. Она перескаки­ вала через штакетник, обходила дом вокруг, заглядыва­ ла в окна.

Она видела спящих женщин; среди них попадались и молодые, и даже почти такие же красивые, как она сама; но они не были Девами. От них разило потом, мочой и месячной кровью.

Попадались и старые больные псы. Но все они умира­ ли от включившегося механизма смерти, а не от ран. К тому же они были напуганы, и либо жались в своих конурах, тоскливо и жалобно тявкая во сне, когда месяц заглядывал к ним; либо, если хозяева прятали их в до­ мах, дрожали от ужаса у порогов.

Наташка качала головой, глаза ее гасли, и она продол­ жала свой путь.

* * *

Бракин схватил Уморина за плечо и прошипел в са­ мое ухо:

— Т-с-с! Видишь? Вон она!

Уморин встал на цыпочки и начал озираться. Потом рискнул шепотом спросить:

- К т о ?

— Наташка. Вернее, то, что от нее осталось.

Уморин вгляделся в дальний конец Стрелочного пере­ улка. И вдруг присвистнул:

— Ба! Да это же Наташка!..

Больше он не успел ничего сказать: Бракин крепко, двумя руками, зажал ему рот.

* * *

Ка почувствовал движение позади. Остановился, подозрительно оглядел переулок.

Ксчастью, они стояли довольно далеко, в тени забора,

ктому же Бракин немедленно поволок слабо упиравше­ гося Уморина за угол.

—Ты чо? — обидчиво спросил Уморин, едва получив возможность говорить. — Это ж наша цыганка, Наташ­ ка! Поди, ходит, спирт предлагает. Или золото там...

—Какое золото?? — прошипел Бракин. — Идем ско­ рее, пока она еще далеко. Если со Стрелочного нача­ ла, — нескоро до Аленкиного дома доберется...

— Дык... — начал было Уморин и умолк, заторопив­ шись за Бракиным.

— Теперь я знаю, почему тебя Рупь-Пятнадцать про­ звали, — сказал на ходу Бракин. — Раньше думал: на­ верное, ему раньше вечно «рупь-пятнадцать» на бормо­ туху не хватало. А теперь понял. И раньше, и теперь. И не на бормотуху. Так. Вообще не хватает.

— Ну, — кивнул Уморин и больше ничего не добавил.

** *

Кто-то мягко трогал Аленку за плечо, щекотал висок.

— Отстань! — хотела сказать Аленка и проснулась. Над ней мелькнул смутный силуэт.

Она привстала, протерла глаза и шепнула радостно:

— А чего ты так долго не приходил?

черемух и рябин, обсыпанных белыми искрами; мимо глухих заборов и затаившихся черных домов, над кры­ шами которых плыл одинокий месяц.

— Ты хочешь спросить, кто я? — внезапно спросило существо.

Аленка кивнула, подумала, что кивка Он не увидит, и сказала:

—Да.

—Я — изгнанник. Много-много лет назад люди счита­ ли меня богом справедливости,' который должен судить мертвых. Но потом они решили, что я недостоин этой роли, и призвали другого бога — Осириса. Но это было так давно, что все уже сотни раз переменилось, люди за­ были об Осирисе, теперь о нем помнят только ученые люди. А я потерял свое имя и стал немху, отверженным. Но люди меня не забыли, и под другими именами я су­ ществовал все эти годы. А кроме меня, не забыли Упуат, мать волков. Каждое время и каждый народ давал ей дру­ гое имя. Одно из этих имен — Сарама. Это имя ей нра­ вится больше других. Она хочет вернуть мир к началу.

Ичтобы в этом мире поклонялись лишь ей одной.

Аленка ничего не поняла. Кроме одного: страшная бессмертная волчица хочет убить всех, кто ей дорог.

Иее, Аленку — тоже.

—Как же тебя зовут? — наивно спросила она. Он понял, оглянулся.

—Люди, жившие раньше, называли меня по-разному. Например, Собачьим богом. Твои далекие предки когда-

то называли меня Волхом. А в древнем городе, который называется Рим — Луперкасом. А ещё раньше, в стране пирамид и песков, у меня было еще одно имя — Саб.

— А почему тебе не позволили судить мертвых? — снова спросила Аленка.

— Богам показалось, что я сужу слишком пристраст­ но. Я жалел грешные души и всегда прощал то, что можно простить. А иногда и то, что боги не должны прощать.

Они прошли уже несколько переулков и свернули к заколоченному дому.

Дом до окон был заметен снегом, сугробы почти скры­ вали забор и калитку.

Аленка сразу же узнала этот дом. Но ничего не сказала.

* * *

Бракин и Уморин вышли в переулок с одной стороны, Наташка — с другой. Она разглядела их и узнала. Она все поняла.

И Бракин тоже понял все.

— Запомни, — дрожащим голосом быстро сказал он Уморину. — Это — не Наташка. Это мертвец. Она мерт­ вая. Ею движет Ка.

На углу Корейского и Керепетского, возле колонки, он остановился, тяжело дыша. Впереди, в молочном ту­ мане, бесшумно скользя над дорогой, стремительно ле­ тел Ка. Позади был дом Аленки, и немного дальше по переулку — Андрея.

Бракин лихорадочно придумывал, чем можно остано­ вить Ка. Он вытащил пистолет, приказал Уморину встать в тень, за угол; присел, чтобы стать незаметнее. Но он знал, что пули Ка не страшны.

Уморин, увидев оружие, окончательно перепугался и без слов нырнул в тень за водоразборную колонку.

—Слышь! — шепнул он. — Так если она мертвая, как тот, — ее ж только топором можно.

—А у тебя есть топор? — быстро и злобно спросил Бракин.

Уморин замолчал, потом нагнулся над колонкой, чтото соображая.

Наташка вылетела прямо на линию огня, и Бракин ак­ куратно всадил в нее всю обойму — в живот, в голову, в ноги. Выстрелы гулко разнеслись над переулками.

Наташка Словно наткнулась на невидимое препят­ ствие. Ее даже отбросило выстрелами, но она устояла на ногах.

— Хорошо стреляешь, касатик! — с цыганским акцен­ том крикнула она.

Бракин лихорадочно вставлял новую обойму. Если из­ решетить ей ноги, перебив все кости, может быть...

Но он не успел. Она приблизилась бесшумно и почти мгновенно, глаза горели на темном красивом лице, а руки со скрюченными пальцами вытянулись вперед, по­ тянулись к Бракину.

— А ну отползай! — не своим голосом вдруг крикнул Уморин.

Падая на спину, Бракин уже ничего не соображал. Но все же попытался отползти.

Потом позади него что-то звякнуло, фыркнуло, зап­ лескалось и зашумело.

Бракин ошалело обернулся и вытаращил глаза. Умо­ рин поднял метровый резиновый шланг, присоединен­ ный кем-то к водокачке, чтобы удобнее было наполнять бочки. И из этого шланга вовсю поливал Наташку. Брызги полетели во все стороны, замерзая на лету.

Сначала Наташка крутилась на месте, увертываясь от бившей в нее сильной струи воды, которая схватывалась льдом почти на глазах. Потом ее сшибло напором. Она даже не смогла откатиться: вода накрепко припаяла ее к дороге. Она еще шевелилась, ломая наросты льда, но лед становился все толще, и через некоторое время на доро­

ге остался лежать огромный комок оплывшего льда, внутри которого чернела изломанная фигура.

Уморин отпустил рычаг. Он чуть ли не с ног до головы тоже был покрыт ледяной коркой. И, отбивая лед, весе­ ло похрустывал, приплясывая на месте.

—Теперь, значит, не встанет, — довольно сказал он.

—Видимо, до весны, — мрачно буркнул Бракин, под­ нимаясь на трясущихся от слабости ногах.

** *

Саб прошел вдоль забора подальше от ворот. Оглянул­ ся на Аленку, присел.

—Садись мне на плечи. Держись крепко. И ничего не бойся.

Аленка не без труда взгромоздилась на мощные пока­ тые плечи, покрытые густым серебристым волосом. Све­ сила ноги^ шепотом спросила:

—А держаться — за голову?

Саб не ответил. Аленка зажмурилась и обхватила ру­ кой косматую голову, с ужасом ожидая, что сейчас на­ щупает страшную звериную морду. Но под руками была мягкая шерсть, и она крепко ухватилась за то, что пока­ залось ей лбом.

Внезапно переулок отскочил вниз, и у Аленки захва­ тило дух. Она зажмурилась крепко-крепко, как могла. А когда открыла глаза, увидела: они были на крыше де­ ревянной пристройки к дому. Вокруг все было заметено снегом, и теперь она уже не смогла бы найти могилу с телом несчастного Джульки.

— Я спрячу вас на чердаке, — сказал Саб.

И снова подпрыгнул. Аленка не успела зажмурить­ ся, — только моргнула: они оказались на крыльце, перед дверью, заколоченной досками крест-накрест.

— А как же... — начала она и замолкла.

Она хотела спросить: «А как же мы попадем на чер­ дак?». Но не успела: они уже были на чердаке.

Здесь было темно, мрачно, но пахло не мышами и пау­ ками, а морозом и снегом.

В чердачное окошко заглядывал месяц и, кажется, одобрительно кивал.

Саб медленно опустился на корточки, Аленка съехала

спушистой спины. Саб уложил Тарзана.

—Здесь есть дверца, но она закрыта на замок и зако­ лочена досками, — сказал Саб. — Здесь вы в безопасно­ сти. Но помни, что бы ты ни увидела, ни услышала, — сиди тихо, как мышь, и не выдавай себя. Поняла?

Аленка, на корточках перед Тарзаном, кивнула.

Саб пододвинул ей какой-то узел со старым тряпьем.

—Садись здесь. Следи только за Тарзаном. Скажи ему, чтобы он молчал.

Саб повернулся — и исчез.

** *

Прошло совсем немного времени, а Аленка уже замер­ зла. Она совала ручки за пазуху, втягивала голову в пле­ чи, но это плохо помогало. Холод пробирался под ка­ пюшон пуховика, щипал уши. Холод крепко впился в пальцы и не отпускал их.

«Как бульдог», — подумала Аленка.

Пол на чердаке был засыпан тонким слоем снега. Но у окна, у дверцы и вдоль стен снег лежал волнами.

Аленка встала, походила. Снег скрипел под ногами. Над головой были балки, с которых бахромой свеши­

валась изморозь, похожая на причудливо изорванные тряпки.

Аленка дошла до окна, выглянула. Отсюда был виден кусочек двора и соседний дом, а дальше — белые кры­ ши, печные трубы и черное-черное небо, в котором ярко горел месяц.

Позади обиженно тявкнул Тарзан.

Аленка быстро вернулась к нему. Сунула руку под паль­ то, нащупала морду Тарзана, погладила его. Отвернула пальто, чтобы Тарзан тоже видел, где они находятся.

Снова села. И снова мороз начал пробирать до костей. А потом где-то вдали, за белыми крышами и скрючен­

ными от мороза деревьями, послышался тянущий вой. Тарзан шевельнулся, рыкнул.

— Ну что ты, глупый, — это собака воет, — дрогнув­ шим голосом сказала Аленка. И словно в ответ в голове возникло страшное слово: «волк». Это не собака. Это волк. Это жестокая волчья богиня...

Аленка похолодела.

Она отвернула пальто, легла рядом с Тарзаном, при­ жалась к нему, обхватила руками за шею.

Тарзан молчал, только шевельнул хвостом.

Вой прекратился. Аленке стало вдруг тепло и спокой­ но. Она устроилась поудобнее, закрылась полой пальто, положила кулачок под щеку, уткнулась носом Тарзану в бок. Бок был горячий, и от шерсти пахло какой-то ме­ дициной. Это от повязок, сообразила Аленка. Повязки наложил этот странный квартирант Ежихи. Он был по­ хож на Саба. Он был таким же добрым. А может быть, Саб просто умел превращаться в человека. Он же всетаки бог, хотя и не совсем, потому что ему никто не мо­ лится. А боги, которым не молятся, скорее всего, уми­ рают. Не так, как люди. Как-нибудь по-другому. Умирают долго-долго, дряхлеют, становятся прозрачны­ ми, а потом тихо исчезают.

А может быть, они постепенно превращаются в обык­ новенных людей? В таких, как этот добрый ежихин квартирант. Только, наверное, они остаются бессмерт­ ными, Или живут долго-долго. Ведь богов было много, ужасно много. В каждом городе, в каждой деревне. Вот у остяков, баба рассказывала, сколько деревьев и ящ е­ риц — столько и богов.

Поэтому люди почти как боги. Не все, конечно. Неко­ торые...

Вот и все.

Аленка задремала. И ей начал сниться сон. Очень страшный сон.

* * *

Два силуэта плавали в сиреневой мгле, между небом и землей, в неведомом, потустороннем мире. Один — гро­ мадная лежащая волчица с гордо поднятой головой. Второй — мохнатое существо без лица, но с огромными, ясными глазами.

—Уйди с дороги, — пророкотал низкий голос Сарамы. —Я уже знаю, где они —дева и ее собачий охранник.

Саб молчал, лишь ниже пригнулся к земле, почти ка­ саясь снега длинными руками.

—Признаюсь, я долго не могла понять, кто твоя Дева, —усмехнулась Сарама. — Меня обманул ее возраст.

Яведь не знала, что тебя стали привлекать маленькие де­ вочки. Впрочем, за столько лет тебе верно приелись зре­

лые женщины, захотелось чего-нибудь необычного...

Саб молчал, только ниже склонил голову.

— Ладно. А теперь — убирайся. Или я убью тебя. Вы­ пущу из тебя кровь! И ты, наконец, околеешь, станешь как обычная человеческая падаль. Я скормлю тебя во­ ронью. Оно жаждет — слышишь?