- •Мишель фуко
- •Глава I. Придворные дамы 21
- •Предисловие
- •37 Глава I. Придворные дамы
- •53 Глава II. Проза мира 1. Четыре типа подобия
- •2. Приметы
- •3. Пределы мира
- •4. Письменность вещей
- •5. Бытие языка
- •Глава III. Представлять
- •1. Дон кихот
- •2. Порядок
- •3. Представление знака
- •4. Удвоенное представление
- •5. Воображение сходства
- •6. «Матезис» и «таксономия»
- •106 Всеобщая наука о порядке
- •Г лава IV. Говорить
- •1. Критика и комментарии
- •2. Всеобщая грамматика
- •3. Теория глагола
- •4. Сочленение
- •5. Обозначение
- •6. Деривация
- •7. Четырехугольник языка
- •Глава V. Классифицировать
- •1. Что говорят историки
- •2. Естественная история
- •3. Структура
- •4. Признак
- •5. Непрерывность и катастрофа
- •6. Чудовища и вымершие животные
- •7. Речь природы
- •192 Глава VI. Обменивать
- •1. Анализ богатств
- •2. Деньги и цена
- •3. Меркантилизм
- •4. Залог и цена
- •5. Образование стоимости
- •6. Полезность
- •7. Общая таблица
- •8. Желание и представление
- •239 Глава VII. Границы представления
- •1. Век истории
- •2. Мера труда
- •3. Органическая структура живых существ
- •4. Флексия слов
- •5. Идеология и критика
- •6. Объективные синтезы
- •Глава VIII. Труд, жизнь, язык
- •1. Новые эмпиричности
- •2. Рикардо
- •3. Кювье
- •4. Бопп
- •5. Язык становится объектом
- •324 Глава IX. Человек и его двойник
- •1. Возврат языка
- •2. Королевское место
- •3. Аналитика конечного человеческого бытия
- •4. Эмпирическое и трансцендентальное
- •5. Cogito и немыслимое
- •6. Отступление и возврат первоначала
- •7. Дискурсия и человеческое бытие
- •8. Антропологический сон
- •Глава X. Гуманитарные науки
- •1. Трехгранник знании
- •2. Форма гуманитарных наук
- •3. Три модели
- •4. История
- •5. Психоанализ, этнология
- •Содержание
8. Антропологический сон
Антропология как аналитика человека, несомненно, сыграла для современного мышления важнейшую роль, поскольку ведь мы и поныне еще во многом не освободились от нее. Она стала необходимой с того момента, когда представление потеряло свою способность самостоятельно и в едином движении определять игру чередования синтезов и анализов. Теперь уже эмпирическим синтезам потребовалось иное обеспечение, нежели державное «я мыслю». Оно потребовалось именно там, где кончается эта державность, то есть в конечности человеческого бытия — не только сознания, но и всего бытия живущего, говорящего, трудящегося индивида. Это было сформулировано уже в «Логике» Канта, когда к трем обычным вопросам (что я могу знать? что я должен делать? на что я могу надеяться?) он прибавил еще один, предельный вопрос, от которого сразу оказались зависящими первые три: что есть человек? 1
Как мы видели, этот вопрос постоянно возникает в мысли с самого начала XIX века: он подспудно и заранее смешивает эмпирическое и трансцендентальное, разрыв которых показан Кантом. Вопрос этот вводит рефлексию некоего смешанного типа, которая характерна для современной философии. Однако ее забота о человеке, отстаиваемая ею не только на словах, но и во всем ее пафосе, само ее стремление определить человека как живое существо, как трудящегося индивида или говорящего субъекта — все это лишь для прекраснодушных простаков говорит о долгожданном наступлении царства человеческого; на самом деле все это более прозаично и менее высокоэтично: речь идет об эмпирико-критическом удвоении, посредством которого стремятся представить человека, укорененного в природе, обмене или речи, как обоснование его собственного конечного бытия. В этой-то Складке трансцендентальная функция пытается покрыть своей властной сетью инертное и серое пространство эмпиричности, а с другой стороны — сами эмпириче-
1 Kant. Logik, Werke, éd. Cassirer, t. VIII, S. 343.
361
ские содержания одушевляются, мало-помалу расправляются и распрямляются и тут же подчиняются речи, которая разносит вдаль их трансцендентальные претензии. Таким образом, в этой самой Складке философия вновь погружается в сон — только уже не Догматизма, а Антропологии. Всякое эмпирическое познание, касающееся человека, становится полем возможного философствования, в котором должно обнаруживаться обоснование познания, его пределы и границы и, наконец, сама истина всякой истины. Антропологическая конфигурация современной философии предполагает удвоение догматизма, распространение его на два различных уровня, опирающихся друг на друга и одновременно ограничивающих друг друга: докритический анализ того, что есть человек по своей сути, становится аналитикой того, что вообще может быть дано человеческому опыту.
Для того чтобы пробудить мысль от этого сна — столь глубокого, что он парадоксально кажется ей бодрствованием, поскольку она путает кругообразное движение догматизма, в своем удвоении стремящегося опереться на самого себя, с беспокойным проворством собственно философской мысли, — для того чтобы пробудить в ней ее первозданные возможности, нет другого средства, как разрушить до основания весь антропологический «четырехугольник». Во всяком случае, очевидно, что именно к этому сводятся все попытки мыслить по-новому — идет ли речь о том, чтобы" охватить антропологическое поле целиком и, отрываясь от него на основе того, что в нем высказывается, обнаружить некую очищенную онтологию или некую коренную мысль о бытии, или же о том, чтобы, выходя за рамки не только психологизма и историзма, но и всех конкретных форм антропологических предрассудков, попытаться вновь поставить вопрос о границах мышления, вновь связав его, таким образом, с проектом всеобщей критики разума. Пожалуй, первую попытку искоренения Антропологии, без которой, несомненно, не обойтись современной мысли, можно обнаружить в опыте Ницше: через филологическую критику, через биологизм особого рода Ницше достиг той точки, где человек и бог сопринадлежны друг другу, где смерть бога синонимична исчезновению человека и где грядущее пришествие сверхчеловека означает прежде всего неминуемость смерти человека. Тем самым Ницше, предрекая нам это будущее одновременно и как исход, и как цель, отмечает тот порог, за которым только и способна начать мыслить современная философия; несомненно, что он еще долго будет влиять на ее развитие. Если открытие Возврата — это конец философии, то конец человека — это возврат начала философии. В наши дни мыслить можно лишь в пустом пространстве, где уже нет человека. Пустота эта не означает нехватки и не требует заполнить пробел. Это есть лишь развертывание пространства, где наконец-то можно снова начать мыслить.
362
Антропология представляет собою, пожалуй, основную диспозицию, которая направляет и ведет философскую мысль от Канта и до наших дней. Эта диспозиция существенна потому, что она составляет часть нашей собственной истории, однако она уже близка к тому, чтобы распасться у нас на глазах, ибо мы уже начинаем узнавать и ниспровергать в ней посредством критики одновременно и забвение той первоначальной открытости, которая сделала ее возможной, и то постоянное препятствие, которое упорно противится всякой будущей мысли. Всем тем, кто еще хочет говорить о человеке, о его царстве и его освобождении, всем тем, кто еще ставит вопросы о том, что такое человек в своей сути, всем тем, кто хочет исходить из человека в своем поиске истины, и, наоборот, всем тем, кто сводит всякое познание к истинам самого человека, всем тем, кто не согласен на формализацию без антропологизации, на мифологизацию без демистификации, кто вообще не желает мыслить без мысли о том, что мыслит именно человек, — всем этим несуразным и нелепым формам рефлексии можно противопоставить лишь философический смех, то есть, иначе говоря, безмолвный смех.