ДанилевскийРоссия Европа

Политические статьи

же ведь составить себе какое-нибудь понятие, ведь должен же светить нам впереди какой-нибудь маяк, по которому мы могли бы направлять наш путь. Г. Соловьев об этом ничего не говорит, предполагая, вероятно, что говорить об этом еще слишком рано. Но мы видим перед собой несколько форм таких возможных общений и единений, т.е. несколько для них оснований. Попробуем разобрать их, и если г. Соловьев видит еще иные, пусть их укажет.

Во-первых, это могла бы быть уния в том смысле, в каком она была осуществлена в православных областях бывшего Польского государства на основаниях постановлений Флорентийского собора, т.е. признания всех догматов католичества, не только уже установленных, но и впредь имеющих быть установленными, с сохранением православных обрядов и славянского богослужения. Но об этом виде единства и общения говорить нечего, ибо г. Соловьев сам положительно от него отказывается. «Желанное соединение церквей никак не может состоять в облатынении православного Востока, или исключительном преобладании Западной церкви», – говорит он. И еще в другом месте: «С нашей стороны для соединения с ними не нужно отказываться ни от чего своего истинного и существенного». Значит, это не то.

Во-вторых, мы могли бы признать догматы католицизма, сохранив вполне и свое церковное управление, и свою церковную независимость, т.е. не признавать ни главенства, ни непогрешимостипапы.Ноэтобылобыещеменеетем,чегожелаетг. Соловьев: ибо, с одной стороны, он говорит, что стоит за непреложность догматических решений семи Вселенских соборов, а с другой – не произошло бы никакого единства, в особенности не установилось бы теократии в том смысле, как он ее понимает

ижелает. Да и как приняли бы мы догматы, не признавая главного основания, на котором они утверждаются?

В-третьих,мымоглибысохранитьвсесвоидогматыивсе свои обрядовые различия, но признать главенство папы, в том же смысле, в котором признают его католики, т.е. непременно

инепогрешимость его в деле учения. Этим путем единство по-

711

Н. Я. Данилевский

жалуй бы и установилось, но ведь только или на счет того, что мы считаем религиозной истиной, или на счет самых очевидных требований логики, против которых устоять невозможно, ибо ведь это значило бы принять основание и не принимать последствий из него вытекающих, признать непогрешимость папы и не признавать того, что он в своей непогрешимости постановил и догматически утвердил. Мы бы остановились на крайне скользкой и узкой ступеньке, на которой не могли бы удержаться и должны бы были неизбежно скатиться в полный римский католицизм, или, по крайней мере, в унию.

Остается еще четвертый возможный вид единства и общения, собственно тот, при котором различия православия и римского католичества являются чистым недоразумением, и потому именно тот, который и должен быть желателен г. Соловьеву: «Все нами признаваемое признается и католиками, ничего нами признаваемого они не отрицают», – говорит г. Соловьев. Значит, это и только это и есть существенное, все же остальное – одно недоразумение и следовательно несущественно. Чего же лучше! Но в деле религии все догматическое непременно и существенно, хотя может быть и не наоборот, т.е. не все существенное вместе с тем непременно и догматично. Об этом можно спорить и рассуждать, и во всяком случае, как в геометрических теоремах, обратное положение потребовало бы особого доказательства. Но, если все догматическое непременно существенно, то во всяком случае все несущественное уже никак не догматично. Несущественным, а следовательно и недогматичным, будет таким образом все, в чем мы различествуем; следовательно, и в Символе веры несущественно, а потому и не догматично все то, чем мы различаемся; не догматична поэтому и вставка Filioque. Вне Символа тоже не существенна и не догматична папская непогрешимость, а догматична только непогрешимость церкви.

Еслисобеихсторонэтобудетпризнано,то,думаетсямне, все препятствия к общению и единению будут устранены; признатьжеэтоснашейсторонытакже,кажется,нетпрепятствий; а со стороны католиков? Но г. Соловьев говорит: «Что должны

712

Политические статьи

сделать католики для соединения с нами – это их дело». Их дело, конечно; но тем не менее я не понимаю, что такое значит соглашение, если оно делается не с обеих соглашающихся сторон? И какое же это будет единение и общение, если к нему приступают не обоюдно? Для меня это что-то немыслимое. Мы можем согласиться на том основании, что все нам общее существенно и догматично, а все нас различающее существенного и догматичного значения не имеет; но признание это необходимо должно быть обоюдным, т.е. если наша церковь допустит римских католиков к полному церковному общению с собой, то и Римская церковь должна точно также допустить

инас к полному с собой общению. Иначе мы впадем в нелепость, которую Хомяков, обсуждавший этот же вопрос при разборе брошюры князя Гагарина, выставил с поразительной ясностью. Словами его я и окончу свое слишком длинное возражение: «Итак, церковь сложилась из двух провинциальных церквей, состоящих во внутреннем общении: церкви Римской

ицеркви Восточной» (но не на началах полной обоюдности). «Одна смотрит на спорные пункты, как на сомнительные мнения» (как на несущественное, чего и требует от русского православия г. Соловьев), «другая, как на члены веры» (что опятьтаки ей, по-видимому, предоставляет г. Соловьев). «Отлично! Восточный принимает римскую веру; он остается в общении со всей церковью; но половина принимает его с радостью, а другая не смеет судить его, потому что об этом предмете у нее нет определенной веры» (или можем даже выразиться, потому, что признает несущественным то, что признал существенным перешедший в римскую веру). «Возьмем теперь обратный случай. Кто-нибудь из области римской принимает восточное мнение; он необходимо исключается из общения со своей провинциальной церковью, ибо он отверг член ее Символа, то есть догмат веры» (теперь мы должны уже сказать не один, а три догмата ее веры), «а через это самое исключается из общения и с восточными (так как они признают себя в полном общении с западными). Западные исключают человека из общения за то, что он верует тому, чему веруют их братья, с которыми они со-

713

Н. Я. Данилевский

стоят в общении, а восточные исключают этого несчастного за то, что он исповедует их собственную веру. Трудно вообразить себе что-либо более нелепое. Из этого смешного положения только один выход, а именно: допустить, что латинянин не лишится общения за принятие восточного верования, то есть за оставление догмата. Тем самым латинский догмат низводится на степень простого мнения». То есть мы возвращаемся к первому единственно возможному предположению обоюдности, которое и заключает в себе подразумевательное отступление Римской церкви от всех ее отличительных догматов, в особенности же от папской непогрешимости, в которой все прочие имеют свое единственное основание – не как мнения, а как догматы. Но на такой точке и ей оставаться невозможно. Естественное и неизбежное логическое развитие должно привести от подразумевательного к ясному и отчетливому отказу от всего несущественного, т.е. от всего догматически различающего Римскую церковь от православия, которое тем самым и признается за тождественное с Вселенским вероучением.

Вот неизбежный результат единения и общения обеих церквей при том предположении, что в настоящее время их разделяет только недоразумение, что лишь то существенно и догматично, что обще им обеим. От такого решения вопроса ни русскому народу, ни православию вообще нет причин отказываться; дай Бог, чтобы этих причин не было и у римского католицизма; но неужели же можно обольщать себя надеждой, что их и в самом деле у него не найдется?

В заключении я должен сказать, что та искренность и смелость, с которыми г. Соловьев решился высказать свое мнение, поистине заслуживает уважения и благодарности.

714

III. ПРИЛОЖЕНИЕ

Семейная хроника рода Николая Яковлевича Данилевского

Труды Николая Яковлевича Данилевского «Россия и Европа» и «Дарвинизм. Критическое исследование», его политические статьи в третьем тысячелетии стали очень актуальными: это рациональный взгляд на мир, естественное понимание истории мировой культуры.

Наш современник игумен Дамаскин (Орловский) в предисловии к монографии Б. П. Балуева «Споры о судьбах России», изданной в Твери в 2001 г., писал: «Данилевский хотя и действовал в области исключительно научной, но, будучи подлинным гением, нигде не вошел в противоречие со Священным Писанием и был не столько строителем гипотез, сколько открывателем законов бытия»1. История отдельных народов, национальностей в их своеобразии – вот предмет всемирной истории. Смешение национальных культур в единую культуру противоестественно для человечества. «Бог, как говорит Писание, с той целью смесил языки и разделил народ на народы, чтобылишитьлюдейвозможностивсегреховныепредприятия приводить в исполнение общими силами всего соединенного человечества…»2 Для того чтобы культурная сила вообще не иссякла в человечестве, прозорливо указывал Данилевский,

715

Приложение

«всемирнаялимонархия,всемирнаялиреспублика,всемирное ли господство одной системы государств, одного культурноисторического типа – одинаково вредны и опасны для прогрессивного хода истории»3.

На свое сочинение «Дарвинизм. Критическое исследование» Н. Я. Данилевский смотрел как на средство опровергнуть «материализм и нигилизм», указывал Н. Н. Страхов в письме к Л. Н. Толстому от 18 мая 1889 г. Крымский исследователь трудов Н. Я. Данилевского С. Н. Киселев справедливо считает, что «лишь немногие провидцы оказались способны возвысить свой голос против духовно-нравственного разложения общества. Всякого, кто призывал к защите вековых устоев национальной культуры от разрушительного влияния чуждых идей, либерально демократическая журналистика причисляла к апологетам реакционности, обрекая на забвение»4.

В некрологе Н. П. Семенов писал о Н. Я. Данилевском, что это был энциклопедически образованный, глубоко ученый и самобытный мыслитель и натуралист и цельный, необыкновенно симпатичный, до глубины души русский человек. Он принадлежал к числу тех редких людей, которых можно было бы назвать «искателями истины», которой он служил всеми своими трудами, всей душой и всеми своими помыслами.

* * *

НиколайЯковлевичДанилевскийродился28ноября(10 декабря) 1822 г. в самом центре России, в Орловской губернии Ливенского уезда, в селе Оберец (с 1954 г. – это Липецкая область, Измалковский район), крещен был в Покровской церкви села Остров, что в семи километрах от села Оберец. Здесь стоял эскадрон его отца Якова Ивановича Данилевского (1789 –1855). Это был боевой офицер, участник войны 1812 г., в дальнейшем, уже в чине генерала, воевал и в Крымской войне 1853–1855 гг., за службу Отечеству награжден многими орденами и медалями. Мать – Дарья Ивановна Минина, была дочерью местного помещика. У них было еще двое детей – Александр и Елена. Брат

716

Приложение

Николая Яковлевича посвятил себя, как и отец, военной службе, сестра в Петербурге окончила Екатерининский институт.

До пяти лет Николай жил в имении матери, затем переезжал с полком, которым в те годы командовал отец. С одиннадцати лет он стал обучаться в пансионе Шварца в г. Дерпте (нынеТарту).Учителябылиирусскиеииностранцы,науроках говорили на языке преподавателя, ежедневно преподавалась латынь. Русские ученики не посещали уроков лютеранского катехизиса, а ходили в дом русского священника на урок Закона Божьего. Когда полк отца переехал в селение Пахры ПодольскогоуездаМосковскойгубернии,Николайсталучитьсяв Москве, в пансионе Павлова, затем Боргардта. К четырнадцати годам он свободно говорил на четырех языках (французском, немецком, английском и латыни).

С осени 1836 г. по 1843 г. Н. Я. Данилевский – воспитанник Царскосельского лицея, куда одним из лучших претендентов сдал вступительные экзамены. В лицее он учился вместе с Н. П. Семеновым (будущим государственным деятелем), ставшим его другом. За годы обучения в лицее Н. Я. Данилевский получил глубокие знания в филологии, истории философии и юриспруденции и мог служить по «важным частям службы государственной», но посчитал нужным получить знания по естественным наукам. Н. Я. Данилевский стал вольным слушателем на естественном отделении физико-математического факультета Петербургского университета (1843–1847). в эти годы он служил в канцелярии Министерства иностранных дел, но в 1847 г. по окончании университета, где приобрел специальность ботаника и степень кандидата наук, подал прошение об увольнении со службы.

П. П. Семенов Тян-Шанский, с которым Николай Яковлевич обучался в университете, вспоминал: «Данилевский обладал огромной эрудицией: перечитали мы с ним кроме книг, относящихся к нашей специальности – естествознанию, целую массу книг по общей истории, социологии и политической экономике»5. Весной 1848 г. Н. Я. Данилевский вместе с П. П. Семеновым совершил свою первую пешую научную экс-

717

Приложение

педицию из Петербурга в Москву, а в мае следующего года они по поручению Вольно-экономического общества начали экспедицию по исследованию черноземного пространства России в хозяйственном и естественно-историческом отношении.

Николай Яковлевич Данилевский готовил себя к профессорской деятельности: сдал магистерский экзамен и подготовил диссертацию “Орловская флора”, но ее защита не состоялась. 12 июня 1849 г. на реке Красная Меча в Тульской губернии он был арестован и четыре с половиной месяца находился в каземате Петропавловской крепости. С 1845 г., как и многие молодые люди из образованной молодежи того времени, Н. Я. Данилевский посещал кружок М. В. Петрашевского, где читал лекции по теории французского социалиста Ш. Фурье, в которых он затрагивал только экономические вопросы по улучшению жизни народа. Военно-судебная комиссия, выслушав доклад Н. Я. Данилевского, признала, что в его лекциях об учении Фурье ничего революционного и противорелигиозного не было. Н. Я. Данилевского освободили из-под ареста

инаправили на службу к вологодскому губернатору с учреждением над ним «строгого секретного надзора».

Вэтигодыкнемупришлаперваябольшаялюбовь.Летние каникулы Николай Яковлевич проводил в имении своего дяди, в нескольких верстах от села Оберец на реке Малая Чернава. Здесь находились два больших дома, мельница (главным занятием владельцев имения было выращивание хлеба), большой сад, и как неотъемлемая часть культуры – парк, где был показ

иприродных группировок деревьев и кустарников, и созданных владельцами усадьбы растительных ансамблей. Липовая аллея парка вела к оберецкой Покровской церкви. (В настоящее время она разрушена, около церкви находится могила отца Николая Яковлевича и других родственников). Усадьба была обнесена кустами сирени, ее цветение и до сих пор радует глаз лилово-красными, белыми, темно-фиолетовыми и розовыми цветами. Многие растения были привезены самим Николаем Яковлевичем. В парке до сих пор много розовых ландышей, фиалок, роз. Но сегодняшний парк постепенно погибает, –

718

Приложение

между тем можно было бы привлечь к его восстановлению власти и специалистов-ботаников, чтобы место это стало ухоженным культурным центром района.

Сестра Николая Яковлевича – Елена часто гостила у своей знакомой Веры Николаевны Лавровой, вдовы генерала А. Н. Беклемишева (1792–1840) в селе Русский Брод, что в двадцати пяти километрах от села Оберец. Ее мужа, который уже в двадцать лет стал героем Бородинского сражения, наградили золотой шпагой «за храбрость», но из-за болезни он умер рано. Навещая сестру, Николай Яковлевич в 1843 г. познакомился с Верой Николаевной и стал часто бывать в ее имении. В это время он собирал материалы для диссертации и занимался геологическимиисследованиями.НиколайЯковлевичполюбилВеру Николаевну:красивую,умнуюженщину.Онаответилаемувзаимностью, но не хотела мешать его научным занятиям. Николай Яковлевич был весьма стеснительным в общении с женщинами, да и Вера Николаевна была на семь лет старше его. Они долго переписывались. Объяснение состоялось лишь за два дня до ареста Данилевского. Вера Николаевна дала обещание, что по окончании экспедиции она выйдет за него замуж.

Вологодский период – существенная часть в биографии Н. Я. Данилевского. В Вологде, находясь на службе в канцелярии губернатора, он познакомился с губернским предводителем дворянства Павлом Александровичем Межаковым (1788–1865), а, бывая в его имении Никольское, и с его сыном Александром Павловичем Межаковым (1812–1859), который также являлся членом Русского Географического общества, ученым-орнитологом, занимавшимся исследованием своего края. Об их дружбе говорят письма, хранящиеся в Вологодском архиве. В Вологде Данилевский продолжал заниматься научной деятельностью, написал несколько работ, собирал материал по статистике, климатологии. Известны его две большие статьи: «О движении народонаселения в России за 1846 год» и «Климат Вологодской губернии», которые были высоко оценены Географическим обществом: за первую его удостоили большой премии Жукова, за вторую он получил малую золо-

719

Приложение

тую медаль. Регулярно Николай Яковлевич печатал небольшие статьи в Вологодских губернских ведомостях. Сейчас эти работы находятся в областной Вологодской библиотеке.

Вконце1851г.НиколайЯковлевичполучилнасвоепрошение к Государю разрешение навестить в г. Вознесенске больную мать, которая и благословила его на брак. В Вологду приехала и Вера Николаевна; 29 сентября 1852 г. состоялась их свадьба. Н. Я. Данилевского по просьбе самарского генерал-губернатора перевели в Самару в губернское правление переводчиком. Из Самары он написал письмо А. П. Межакову, что для парка в Никольском он покупает растения и семена: «В Самаре везде удобно заводиться цветами, на барках привозят их множество, по списку Вы можете судить, что все растения хорошие». Но вскоре его постигло большое горе: от холеры скоропостижно умерла Вера Николаевна. Об этом в конце июня 1853 г. он писал А. П. Межакову: «Если Вы знаете, как любил я ее, что девять лет все мои чувства, мысли и надежды относились к ней, имели ее как цель и что я пользовался так долго ожидаемым счастьем только девять месяцев, Вы поверите мне, что я остался совершенно без цели в этой жизни. Если бы я говорил это в отчаянии, Вы по справедливости могли бы усомниться в истине моих слов, но я пишу их с полным хладнокровием и обдуманностью. По характеру я не способен к отчаянию, и теперь, когда все прошло, скажу Вам искренне, что как любовь моя, так и горе мое при всей силе их – оставались всегда сознательными и обдуманными. Поэтому прошедшее ручается у меня за будущее, да и я желаю, чтоб было так. Понесенная мной потеря вполне показала мне тщету всего, кроме христианских убеждений, ибо они одни, когда все потеряно здесь, дают надежду на возвращение всего там в лучшем и совершеннейшем виде».

Многие, с кем сталкивался Николай Яковлевич, находили

внем одаренность, необыкновенный ум, обширные знания. По просьбе Русского Географического общества и самарского губернатора к Государю, вышел указ, согласно которому Н. Я. Данилевского направили в экспедицию по изучению рыболовства

вКаспийском море и бассейне реки Волги. По этому поводу он

720