ДанилевскийРоссия Европа

Политические статьи

преданияненаходилосьтакжеивпользузападногопатриархата, как обладателя религиозной истины, и потому область надо было заменить лицом, патриархат патриархом, на что можно было частью отыскать, частью подделать некоторое подобие предания. Истинное предание, также как и писание, усваивают непогрешимость только церкви как единому целому, – и римский католицизм этого не отвергает, но только сосредоточивает церковь, по крайней мере в отношении знания истины, в одно лицо. Подобно Людовику XIV, сказавшему l`état c`est moi13, и папа говорит: церковь – это я. Но где же это основание? Церковь есть существо единое и вечное; поэтому раз данная ей сила и власть с ней, как с единым и вечным, во век и пребывает. Но папа существо смертное, и посему, если кому-либо из пап и была бы присвоена полнота церковной власти, то он не только от кого-нибудь должен был ее получить, но и комулибо передать, и на эту преемственную передачу должно бы быть установлено какое-нибудь вполне достаточное для достижения своей цели средство, точно так, как, например, все эти условия исполнены при передаче той доли власти или значения церковного, которые присвоены епископу, священнику – рукоположением, и даже всякому мирянину – крещением. Чем же выполняются эти условия для каждого отдельного папы? Если даже признать, что эта полнота власти или это сосредоточение в одном лице атрибута всецерковности и было присвоено первому папе, т.е. апостолу Петру; то, так как ни он и ни один из последующих пап не передавал того, чем во всем мире только один и обладал, своему преемнику – этим путем передача происходить не могла.

Или же при поставлении всякого нового папы совершается некое особое 8-е таинство? Как говорит Хомяков: «Кто приурочивает учительство к какой-либо должности, предполагая, что с ней неразлучно связан божественный дар учения, тот впадает в ересь таинства рационализма, или логического знания»*; и в другом месте: «Что касается до совершенства веры, то признавая его обязательным для каждого христиа-

*  Полн. собр. соч. Хомякова, т. II, стр. 59.

691

Н. Я. Данилевский

нина (ибо христианин лишается чистоты веры не иначе, как действием греха), церковь не может допустить притязания какого-либо епископа на такое совершенство, иначе на непогрешимость в вере; по ее понятию, такое притязание есть верх нелепости. Что бы подумали, если бы епископ заявил притязание на совершенство христианской любви, как на принадлежностьсвоегосана?Апритязаниенанепогрешимостьверынето же ли самое?» и в выноске дополняет это: «Предположить, что мнимо-непогрешительный епископ обладает совершенством не веры в точном смысле слова, а только логического познания

ввещах мира невидимого, значило бы допустить небывалое таинство рационализма, иначе сказать, допустить предположение, что существует таинство, сообщающее человеку силу, не чуждую даже и бесам»*. Но такого таинства не признают и сами католики, а если бы и признавали, то опять-таки, кто же передает папе специальную благодать этого таинства, так как ведь обладающие низшей степенью благодати, потребной для совершения таинства, не могут передать высшей ее степени?

Или при каждом избрании папы совершается непосредственное, прямое повторение раз совершившегося сошествия Духа Святого в день пятидесятницы? Но никто не имеет дерзости утверждать этого.

Иливсяцерковь,несомненнообладающаядаромнепогрешимости в установлении и охранении божественной истины – каким-либо актом сполна передает этот дар папе? В чем же состоит этот акт? В избрании папы конклавом кардиналов? Но мы знаем историческое значение этого звания. Первоначально назывались кардиналами семь епископов городов в ближайших окрестностях Рима: Остии, Порто, Ст. Руфины, Альбы, Сабины, Тускули и Пренесты. Почему же сосредоточивалась

вних полнота церковных даров? Да сверх того мы знаем еще, что этой коллегии кардиналов, каковы бы ни были ее значение и преимущества, – право на избрание пап было присвоено только на поместном Латеранском соборе 1059 года, а что до этого папы избирались весьма различным образом, часто

*  Полн. собр. соч. Хомякова, т. II, стр. 122.

692

Политические статьи

римскими патрициями, духовенством и народом; на каком же основании можно бы было присвоить этим избирателям всецерковное полномочие?

Или не принять ли, наконец, за основание главенства, верховенства и конечно непогрешимости пап то изумительное, невероятное основание, которое приводит г. Соловьев? Я охотно сознаюсь, что, не будучи начитан в богословских ухищрениях католической полемики, не берусь решить – римским ли богословам, или самому г. Соловьеву принадлежит открытие этого, для меня по крайней мере, нового краеугольного камня, лежащего в основе папского здания. Своими словами передать мысль эту я не могу, из опасения так или иначе невольно исказить ее, и потому буквально переписываю, и только позволю себе подчеркнуть некоторые выражения и сделать в скобках некоторые примечания. «Эта кафедра (т.е. римская) должна быть в реальном смысле кафедрой св. Петра, т.е. за настоящего руководителя земной церкви во всем течении ее исторического бытия должен быть принят один и тот же могучий и бессмертный дух первоверховно-

го апостола, таинственно связанный с его могилой в вечном городе и действующий через весь преемственный ряд пап,

получающий таким образом единство и солидарность между собой. Таким образом, видимый папа является орудием, ча-

сто весьма несовершенным, а иногда и совсем негодным, по-

средством которого незримый руководитель церкви (т.е. ведь дух апостола Петра) проводит свое действие и направляет исторические дела земной церкви в каждую данную эпоху; так что каждый папа есть не столько глава церкви, сколько вождь данной исторической эпохи. Но если в это свое время он умеет вести временные дела церкви в согласии с ее вечными целями, (да как же бы ему не уметь, если он, независимо от своих личных качеств – все-таки остается орудием духа апостола Петра?) если он является чистым и достойным орудием Вечного Первосвященника и Его верховного апостола (значит, он орудие не только духа ап. Петра, а и самого Иисуса Христа), тогда христианское человечество прямо видит через

693

Н. Я. Данилевский

него то, что больше его, и признает в нем своего истинного вождя и главу» (значит, иногда только вождь, а иногда и глава вместе; кто же судит непогрешимого и решает о его достоинстве?). В этих немногих строках столько удивительного, что и не перечислишь всех недоумений, которые рождаются при их чтении. У церкви значит, две главы невидимые: Иисус Христос – глава всей церкви небесной и земной, и дух апостола Петра – только земной, и еще третья глава видимая – папа, впрочем не постоянная, а только перемежающаяся, иногда бывающая, иногда нет, и в последнем случае заменяемая вождем, но все-таки остающаяся орудием духа Петрова. Далее, если, несмотря на недостоинство и даже совершенную негодность, папа все-таки остается орудием духа апостола, то и тут является, без сомнения, некоторое таинство, которое, однако же, мы уже не вправе назвать восьмым, потому что это будет таинство некоего особого низшего разряда, таинство, коим недостойному сообщается благодать не Божия, а апостольская только, и через это таинство ряд пап оказывается рядом оракулов, через которых говорит дух апостола, по крайней мере, когда папы говорят ex cathedra. Могучий и бессмертный дух апостола таинственно связан с его могилой в Риме! Почему же только его духу дана такая привилегия, или только на его дух наложена такая повинность? – оснований для этого не видно. Такая связь духа с могилой и оракульское действие на пап не будет ли тем, что Хомяков называет фетишизмом места? И если эта связь существует, переставали ли папы быть орудием духа, когда жили в Авиньоне и перестанут ли, когда переселятся в Фульду или на остров Мальту, как имели намерение? Если столькое зависит от освящения места могилой, то не гораздо ли большую таинственную силу должен бы иметь Иерусалим? И значение главы, или, по крайней мере, вождя церкви, не вернее ли бы было присвоить Иерусалимскому, чем Римскому патриарху?

Из всего сказанного об этом предмете видно, что, хотя догмат Символа о церкви и читается одинаково и в тех же самых словах, как православными, так и римскими католиками,

694

Политические статьи

но смысл, соединяемый ими с этими словами, совершенно различный, так что тот и другой смыслы не могут считаться правильными, и если один православен, то другой еретичен, а ведь в смысле, в содержании веры и вся сущность дела, говорит сам г. Соловьев. Если отнести этот смысл, это значение догмата о церкви к тому времени, когда был изменен НикеоЦареградский Символ, то окажется, что латиняне относили тогда понятие о ее святости и кафоличности единственно к своему римскому патриарху, так как присвоили ему право провозглашения обязательного для всей церкви исповедания веры, ибо когда присвоили себе это право относительно одного члена Символа, – уже нет никаких оснований, почему бы они могли не счесть себя в праве поступить точно также и относительно всего Символа, любая часть которого ведь не более же священна и неприкосновенна, чем всякая другая. Если же отнести понимание догмата о церкви к последующим временам, и в особенности ко времени после последнего Ватиканского собора, то очевидно, что понятие это заключает

всебе по крайней мере следующее догматическое учение: верую во единую святую, кафолическую и апостольскую церковь, всецело передавшую свой существеннейший атрибут быть органом познания божественной истины единому лицу папы. Г. Соловьев утверждает, что такая передача столь же законна и сообразна с духом церкви, как и передача этого атрибута ее собору. «Это не значит, говорит он, чтобы Православная Церковь принимала самую форму соборности за непременное ручательство истины... Верить в собор вообще или

всоборное начало никто не обязан... Соборное начало само по себе есть начало человеческое, и как все человеческое, может быть обращено и в хорошую и в худую сторону... Ясно, таким образом, что соборность не ручается за истинность, а следовательно не может быть предметом веры». Это все совершенно справедливо. Поэтому Православная Церковь и не верит в собор как в собор, подобно тому как Римская церковь верит в папу как в папу. Православная Церковь верит только в самое себя, а потому и в такой собор, который ею утвержден,

695

Н. Я. Данилевский

который есть ее проявленный голос, выражающий истинное, изначала ей присущее, исповедание, и потому нарекает его Вселенским. А это-то, по самому существу дела, несообразно, несовместимо с догматическим признанием непогрешимости папы в деле учения, признанием без рассуждения, без оценки им провозглашаемого или имеющего еще быть им провозглашенным, признанием, так сказать, предварительным, как было бы несообразно и несовместно с таковым же признанием непогрешимости и собора. Церковь никогда не признавала непогрешимости собора вообще или собора с такими-то и такими-то определенными признаками, а признает только непогрешимость тех семи соборов, которые сама, а не кто другой, нарекла Вселенскими, также как и тех, которые и впредь наречет Вселенскими.

Всамомделе,гдежеручательствозатождествоисповедания церкви с исповеданием папским? А Римская церковь, при самом выгодном для нее толковании догмата папской непогрешимости, должна признавать его совпадение, это тождество не только за все прошедшее время, вопреки истории (признание полуарианского Символа папой Либерием и осуждение Вселенским собором папы Гонория, недопущение одним папой вставки в Символ и допущение ее другим), но и, так сказать, предварительно и за все будущее время бытия земной церкви. Г. Соловьев приводит примеры ложных, еретических соборов, имевших притязание быть Вселенскими.

Но эти примеры свидетельствуют не за него, а против него, ибо доказывают, что критерий истины полагает Православная Церковь не в каком-либо формальном, наружном качестветогоилидругогоисторическогособора,авпризнанииили непризнании голоса собора за свой собственный голос. Как же поступить с папским решением, за которым наперед уже признана непогрешимость? Соборное начало как таковое автор признает за человеческое, и с этим мы не спорим; а единоличное папское начало признает ли он, или не признает за таковое же? Он признает по крайней мере, что папство превращалось в папизм; отрешилось ли оно и теперь от него, для нас безраз-

696

Политические статьи

лично, ибо если превращалось в прошедшем, то может состоять в нем и теперь и превратиться в будущем. Что же делать тогда признающей папство (в католическом смысле) церкви? Ей нет другого выхода, как так или иначе отречься от самой себя, т.е. или не последовать за папой и отказаться от ею же признанного догмата непогрешимости, или же отказаться от собственной своей непогрешимости и святости, последовать за ложью, так как ведь папизм есть ложь и по признанию самого г. Соловьева. При соборном начале, как церковь его понимает, в такую дилемму она и впасть не может. Или же папизм может проявляться только в частных ошибках по церковному управлению, по различным временным мерам, им принимаемым, а не по пониманию и провозглашению религиозной истины? Опять спрашиваю, где же за это ручательство? И мы опять впадаем в 8-е таинство – таинство рационализма.

Соборное начало есть начало человеческое. Правда, и это не ведет нас ни к какому противоречию, ни к какому абсурду. Но можно ли признать единоличное папское начало за божественное? Мы видели, что также нет, хотя по католическому началу и должно бы было, ибо, как же иначе приписывать ему непогрешимость? Утверждать этого не решается по-видимому и г. Соловьев, почему и придумал свою странную гипотезу о духе апостола Петра, таинственно связанном с его могилой. Божественность остается бесспорно и единственно за началом всецерковным и началу соборному может принадлежать лишь постольку, поскольку оно совпадает с ним, а потому и не вводит нас в неизбежное противоречие. Поэтому и признается оно церковью, как средство обнаружения или проявления хранимой ею истины, – только и не более этого. Начала же единичного, папского церковь признать не может, ибо была бы при этом принуждена или признать его за божественное, как таковое, или же, подобно соборному, также за человеческое, и тем подвергнуть себя противоречию, подчиняясь ему, как непогрешимому. Неизбежность этого противоречия церкви самой с собой ясно признавали и сами папы, пока были православными. Не писал ли Григорий Великий Антиохийскому патриарху по

697

Н. Я. Данилевский

случаю придания титула Вселенского Константинопольскому патриарху: «Ты не можешь не согласиться, что если один епископ назовется Вселенским, то вся церковь рушится, если падет этот Вселенский»*. Очевидно, что тут разумелся не один почетный титул, каковым был, например, почтен папа на халкидонском соборе, а названию Вселенский приписывалось то именно значение, которое придается папам, как непогрешимым главам церкви. И действительно, рушилась бы церковь, если бы какому-либо патриарху этот титул мог принадлежать в этом смысле, ибо нет ни одного древнего патриаршего престола, на котором по временам не восседали бы еретики... Так и на римском был полуарианин Либерий, патрипассияне Зефирин и Каллист и монофелит Гонорий, осужденный посмертно VI Вселенским собором и преданный им анафеме, и анафема эта была подтверждена и папой Львом II**. Г. Киреев в своем возражении против г. Соловьева, между прочим, выразился

*  Что Григорий I имел в виду наравне с другими патриархами и пап самих, видно из его ответа Александрийскому патриарху Евлогию, который, согласившись не давать титула вселенского Константинопольскому патриарху,

титуловал им самого Григория: «Каквыприказали?Я прошу вас, не давайте мне никогда слышать это слово – приказание, потому что я знаю, кто я и кто

вы. По вашему месту – вы мои братья, по вашим добродетелям – мои отцы. Я вижу, однако, что Ваше Блаженство не совсем удержали то, что я желал

доверить вашей памяти, потому что я сказал, что вы не должны придавать

имне этого титула столько же, как и другим, а вот в надписи письма

вашего вы даете мне, который их отверг, горделивые титулы вселенского

ипапы. Если Ваша Святость называет меня Вселенским папой, вы отни-

маете у себя то, чем я был бы всецело». В письме к Императору Маврикию

Григорий Великий выражается еще сильнее: «Я говорю без малейшего ко-

лебания, что кто называет себя вселенским епископом или желает это-

го титула, есть по своей гордости предтеча Антихриста. (Guette, La papaute schismatique, pag. 219, 221, 223.).

**  В письме Льва II к императору Константину Погонату от 7 мая 683 г. сказа-

но: «Мы анафематствуем изобретателей нового заблуждения Феодора Фа-

ранского, Кира Александрийского, Сергия Пирра, Павла и Петра Констан-

тинопольских и также Гонория, который, вместо того, чтобы очистить эту апостольскую церковь учением апостольским, едва не ниспроверг веры не-

честивою изменою». (Guette, La papaute schismatique, pag. 249). Итак, непо-

грешимый предает непогрешимой анафеме непогрешимого за ересь, видно

также непогрешимую. – Сверх сего и папа Адриан II признал это осуждение

как факт (ibid., pag. 315).

698

Политические статьи

так: «Отцы соборов не самостоятельные законодатели, а, так сказать, свидетели вероучения своих духовных чад, своих церквей. Соборные постановления отцов санкционируются отдельными церквями и составляют часть непогрешимого учения Вселенской церкви. Я не знаю, почему слова эти показались г. Соловьеву прямым отрицанием церкви»*. В них, собственно, ничего другого не сказано сверх того, что говорит и сам г. Соловьев: «По католическому учению папа (равно как и Вселенский собор) имеет обязанность формулировать церковные догматы, но не имеет никакого права выдумывать свои собственные». Или в другом месте: «Верховный первосвященник не имеет права провозглашать какие-нибудь новые откровения или новые истины, не содержащиеся в данном всей церкви Божественном откровении. Папа не может быть источником или действующей причиной догматической истины». Но что значит формулировать догматы, как не то же самое, что и свидетельствовать о вероучении церкви? Но существенная разница православного и католического понятия заключается в том, что ежели собор, никогда не считаемый непогрешимым предварительно, неверно формулирует учение церкви, т.е. даст неверное свидетельство об учении церкви, то она его не признает истинным собором, как это и было и с разбойничьим собором, и с собором Флорентийским. Но как поступить церкви при неправильной формулировке догмата папой, как поступить в том случае, если даже вместо формулирования догмата он выдумает свой собственный, т.е., по словам г. Соловьева, превысит свою власть, которой границ не положено, поступит вопреки своего права, которого он есть однако же единственный судья и блюститель? Ведь он уже предварительно признан непогрешимым. Падет единый Вселенский и рушится церковь!

*  Гетте в своей истории церкви говорит также: «Он (епископ) в силу свое-

го епископского достоинства есть законный (autorise) представитель своей

церкви; но эта церковь имела право протестовать, если ее епископ приписывал ей другую веру, чем ту, которую она исповедовала, преследовать своего епископа и заставить его низложить по канонам» (Vol. III, pag. VIII).

Так поступила, например, и русская церковь со своим митрополитом, вер-

нувшимся с флорентийского собора.

699

Н. Я. Данилевский

Очевидно, дело в том, что г. Соловьев совершенно неправильно выразил католическое вероучение, сказав, что папа не имеет права чего-либо сделать. Чтобы примирить значение папы со значением церкви, по католическому понятию, должно бы сказать что папа по каким-то таинственным причинам не имеет не права, а возможности выдумывать свои собственные догматы и что все, что бы он ни признал за догмат, будет уже ipso facto14 непременно формулировкой догмата, т.е. свидетельством всецерковным, по тем же таинственным причинам. Ведь и о церкви нельзя сказать, что она не имеет права выдумывать новые догматы, а должно сказать, что она по божественному обетованию,поруководительствуистинногоглавыее,повдохновению Духа Святого, не имеет этой возможности, хотя про собор можно и должно сказать, что он не имеет этого права.

Кажется, различие между православным понятием о непогрешимости собора и между католическим понятием о непогрешимости папы – достаточно резко и велико. Одно есть совпадение с непогрешимостью самой церкви, достигаемое посредством санкции или, так сказать, ратификации решений собора фактическим признанием церкви; другое же требует для такого совпадения или особого таинства, или таинственного воплощения, концентрации церкви в папе, или, по крайней мере, признания его невольным органом проявления духа апостола Петра, т.е. его оракулом – все таких предположений, на которые, по меньшей мере, не имеется никаких оснований, или, вернее, которые противоречат истинным началам христианства.

«Церковь управляется не снизу, а свыше; образ ее устройства не демократический, а теократический», – говорит далее г. Соловьев. Первое положение справедливо, но против него никто и не возражает; но вторым совершенно ничего не сказано, или сказано тоже, как если б кто думал опровергнуть, что такой-то предмет круглый, утверждая, что он зеленый. Демократический противополагается монархическому или аристократическому, но ни коим образом не противополагается теократическому. Теократия, т.е. непосредственное Божие руководительство церкви может проявляться также точно че-

700