ДанилевскийРоссия Европа

Политические статьи

нивать значение совершенных уже подвигов мы не станем, но приступить к оценке того, который нам еще предстоит, необходимо. В одном, конечно, согласится со мной и г. Соловьев: что самим величием подвига еще не дóлжно соблазняться, потому что даже и самоотречению, и самопожертвованию – этим величайшим нравственным подвигам, как и всему на свете, есть предел и мера, и эти предел и мера – истина. Истине, конечно, можно и дóлжно все принести в жертву! А лжи? Нужно, следовательно, прежде чем приступить к жертве, взвесить и оценить с величайшей осмотрительностью то, чему нас призывают принести величайшую из возможных жертв.

Зло, устранить которое мы приглашаемся актом самоотречения, есть разделение церкви. Разделение церкви! – да разве это вещь возможная? Если под церковью разуметь вообще религиозное, или даже и христиански-религиозное общество, то почему же нет! – и разделение и подразделение, и всякое дробление вполне возможны, да и на деле множество раз повторялись. Но если разуметь под церковью таинственное тело Христово, тело, коего Он глава, и одушевляемое Духом Святым, – а ведь так понимает церковь г. Соловьев, – то ведь тело это есть святой таинственный организм в реальном, а не в метафорическом только смысле; а ежели организм, то и индивидуальность – особь особенного высшего порядка. Как же может тело это разделиться, оставаясь живым, сохраняя свою живую индивидуальность? Недопустимость, невозможность этого очевидны. Итак, возможно только или отделение, т.е. отпадение от церкви, или же так называемое разделение должно быть чем-то кажущимся, несущественным, т.е. не более как прискорбным недоразумением. Другой альтернативы тут нет и быть не может. Следовательно, предстоит рассмотреть, если было отделение, отпадение, – то кто, чем и когда отпал? Если же так называемое разделение церквей было лишь прискорбным недоразумением, то чем можно его рассеять и устранить?

Чтобы приступить к решению первого вопроса, кажется мне, всего проще держаться тех рубрик, которые сам г. Соловьев выставил в № 19 «Руси» 1883 года, в виде 9 вопросов.

681

Н.Я. Данилевский

1)«Постановления Вселенских соборов о неприкосновенности Никейской веры относятся ли к содержанию этой веры, или же к букве Символа Никео-Константинопольского?»

Не обинуясь отвечу: к содержанию, и притом в том самом смысле, как понимает эти слова сам г. Соловьев в статье «О расколе в русском народе и в обществе»*, где говорит: «Точно также и разность в чтении Символа между господствующей церковью и старообрядцами могла бы иметь значение для веры

иблагочестия только в том случае, если бы ею затрагивался догматический смысл Символа, т.е. если бы ею изменялось вы-

ражаемое в сказанном члене Символа понятие и определение о Духе Святом. Догматичны и общеобязательны определения Символа лишь в силу их смысла, ибо тут смысл может быть одинаков для всех народов и времен, может иметь вселенское католическое значение, которое никак не принадлежит отдельным речениям и буквам».

Затем г. Соловьев предлагает прямо 2-й вопрос: «Содержит ли в себе прибавление Filioque7 непременно ересь?» Но мне кажется, что по логической последовательности тут один вопрос пропущен, так что вопрос о еретичности вставки должен был оказаться уже третьим, который сам собой разрешается ответом на второй – пропущенный. Мы позволим себе поэтому его вставить:

2)Изменение Никео-Константинопольского Символа, введенное Римской церковью, относится к содержанию ли веры или только к букве Символа?

К букве Символа относится, по справедливому объяснению самого г. Соловьева, то различие, которое замечается в чтении его Православной Церковью и старообрядцами, т.е. вставкаиливыпускслова«истинного»,неизменяющеесмысла, потому что во всяком случае все, приписываемое в этом члене Символа Духу Святому, приложимо только к Богу истинному, а само слово было бы только плеоназмом. Ну, а Filioque, исповедание исхождения Духа Святого не от Отца только, но и от Сына, – разве также только плеоназм и необходимо подразуме-

*  «Религиозные основы жизни», с. 159.

682

Политические статьи

вается при исповедании исхождения Его от Отца, так же точно, как подразумевается истинная Божественность Духа Святого, при исповедании прочих частей этого члена Символа? Ведь вопрос именно в этом заключается, в том, как г. Соловьев поставил его в своей статье о расколе. Следовательно, и отвечать на этот вопрос, который (хотя и не самим г. Соловьевым сделанный), нельзя иначе, как тем, что изменение Символа, введенное Римской церковью, относится к самому содержанию веры, а не только к букве Символа.

Случается слышать, что это Filioque не изменение Символа, а только лишь дополнение его. Но что же это значит? Дополнение есть один из видов изменения. Изменение может быть сделано, сколько мне известно, только тремя способами, или тремя видами этого родового понятия, но и не менее, как этими тремя: опущением, замещением и дополнением. Все эти три вида изменений могут, смотря по своему содержанию, одинаково изменять или только букву, или самый смысл изменяемого. И опущения и замещения могут быть так же точно невинны и несущественны, как дополнения могут быть важны и существенны. Например, дополнение в том же члене Символа слова «истинного» будет столь же несущественно, как и опущение его (если бы оно находилось в первоначальном тексте). Можно пойти еще далее. В Символе есть слова: «света от света», поставленные для пояснения рождения Сына от Отца. Если бы это уподобительное пояснение и было какойнибудь местной церковью опущено, то, полагаю, существенного изменения смысла Символ не потерпел бы. Ересью такой пропуск во всяком случае нельзя бы было назвать, а только формальным нарушением заповеданной неприкосновенности его. Так же точно можно бы, без сомнения, и заменить некоторые слова Символа другими, хотя может быть и менее обозначительными, но без существенного изменения его смысла. Но если бы кто вздумал сделать во 2-м члене дополнение совершенно аналогическое со сделанным в 8-м латынянами, сказав про Второе Лицо Св. Троицы: «иже от Отца и Духа Святого рожденного», как это и спрашивает Фотий в окружном посла-

683

Н. Я. Данилевский

нии к восточным патриархам, – какого рода было бы это дополнение: изменяющее лишь букву, или и самый смысл Символа? Из этого очевидно, что изменение в форме дополнения может быть столь же существенно, как и в прочих формах: опущения и замещения.

Из логической последовательности частей Символа очевидно, что о каждом Лице Св. Троицы сначала устанавливается внутреннее отношение его к другим Лицам, а затем доля его участия в спасении рода человеческого. Так и о Третьем Лице говорится о вдохновении Им пророков и о подобающем Ему поклонении, а прежде этого, конечно, об Его отношении к другим Лицам; а если это так, то одинаковыми ли будут понятия православия и Римской церкви об отношении Лиц Св. Троицы между собой? Слишком явно, что не одинаковы. Следовательно, смысл Символа изменен в самом его содержании, а не в букве только. Если бы в Символе вовсе ничего не говорилось о внутреннем отношении Третьего Лица к другим Лицам, если бы там было лишь сказано: «и в Духа Святого, Господа животворящего..., с Отцом и Сыном спокланяема и славима»... то латинская формула могла бы считаться только дополнением (правильным или неправильным – это другой вопрос), а не изменением его по смыслу и содержанию. Теперь же изменение по содержанию неоспоримо, ибо нельзя ведь требовать, чтобы ко всякому утверждению прибавлялось во избежание недоразумений и отрицание всего, могущего противоречить этому утверждению, т.е. нельзя требовать, чтобы было сказано: только, единственно от Отца исходящего, ибо если что утверждается, то тем самым уже и отвергается все несогласное с этим утверждением. Иначе ведь и конца бы не было формулировке веры, которая должна быть возможна краткой и сжатой.

После этого ответ на 2-й (а по нашему счету на 3-й) вопрос является сам собой, как результат ответа на два первы-

братх. 3-й (2): «Слово Filioque, прибавленное к первоначаль-

ному тексту Никео-Константинопольского Символа, содержит ли в себе непременно ересь?»

684

Политические статьи

Да, содержит непременно, потому что относится не к букве Символа, а к смыслу и содержанию его.

Но как же согласить с этим выставляемые г. Соловьевым в свою пользу столь высокоавторитетные слова Филарета Московского, не хотевшего произнести суда над Римской церковью?8 Г. Киреев в ответе своем приписывает это тому, что сочинение покойного митрополита, на которое указывает г. Соловьев, было издано еще задолго до Ватиканского собора9. Мне кажется, что и в этом нет надобности. Осуждения не хотел он произнести по христианскому смирению, тем более, что высокочтимый голос его мог бы считаться отголоском самой церкви, – по смирению, правило которого в этом отношении выражено так незабвенным Хомяковым в его катехизическом учении о церкви: «Так как церковь земная и видимая не есть еще полнота и совершение всей церкви, которым Господь назначил явиться при конечном суде всего творения, то она творит и ведает только в своих пределах, не судя остальному человечеству, и только признавая отлученными, т.е. не принадлежащими ей, тех, которые от нее сами отлучаются». Позволительно думать, что сказанное митрополитом Филаретом имело ближайшее влияние на приведенные слова Хомякова, так как и там проведена та же мысль.

И при суде над обыкновенным преступником, если он даже не отрицает дела им совершенного, не считая его противозаконным, а напротив того, с горделивой смелостью выставляет его деянием похвальным, он все-таки не считается виновным, а только обвиненным, и по фикции невинным, пока не произнесен приговор тем, кто к тому призван. Но, однако же, хотя и удерживаются от произнесения над ним осуждения, тем не менее все считают деяние его преступлением и не позволят себе совершить его. Так и тут, воздерживаясь от обвинений Римской церкви в ереси, не судя ее, мы можем и должны судить самих себя, т.е. думать, что не можем последовать учению ее именно из опасения стать повинными в ереси. Мы не осудим Римскую церковь, заклеймив ее названием ереси, как не призванные к суду, но можем и должны опасаться именно

685

Н. Я. Данилевский

как ереси тех отклонений от православного учения, которые допустила Римская церковь.

Впрочем, как бы сильно кто ни выражался об этом предмете, сильнее выразиться он не может, чем сам папа Иоанн VIII

вписьме к Фотию10, которое приведем здесь: «Нам известны неблагоприятные слухи, которые были вам переданы на наш счет и на счет нашей церкви; вот для чего я хотел объясниться с вами, прежде даже, чем вы бы мне об этом написали. Вам небезызвестно,чтовашпосланный,объясняясьснамиоСимволе, нашел, что мы соблюдаем его, как первоначально получили, не прибавляя к нему и не опуская ничего, потому что знаем то наказание, которого заслуживает тот, кто дерзнул бы коснуться до него. Итак, чтобы успокоить вас на счет этого предмета, который сделался для церкви поводом к соблазну, мы объясняем вам еще раз, что не только мы произносим его так, но что мы осуждаем даже тех, которые в своем безумии имели дерзость поступать иначе, в принципе, как нарушителей Божественного слова и подделывателей учения Иисуса Христа, апостолов и отцов, которые передали нам Символ через соборы. Мы объ-

ясняем, что доля их – доля Иуды, за то, что действовали как он, так как, хотя они и не сами тело Господа предают смерти, но раздирают верных Божиих, которые суть члены его, расколом, предавая их, как и самих себя, вечной смерти, как было поступлено недостойным апостолом. Я предполагаю, однако же, что Ваша Святость, которая исполнена мудрости, не может не знать, что нелегко заставить разделять это мнение наших епископов и изменить в короткое время столь важный обычай, укоренившийся уже в течении стольких лет. Посему-то мы думаем, что не должно никого принуждать к оставлению этой прибавки, сделанной к Символу, но что должно действовать с умеренностью и благоразумием, увещевая мало-помалу к отказу от этого богохульства. Итак, те, которые нас обвиняют

вразделении этого мнения, говорят неправду. Но те, которые утверждают, что еще есть между нами лица, которые осмеливаются так произносить Символ, не слишком удалены от истины. Итак, прилично, чтобы Ваше Братство не слишком при-

686

Политические статьи

ходило в соблазн на наш счет и не удалялось от здравой части тела нашей церкви, но чтобы оно содействовало своим усердием, своей кротостью и благоразумием обращению тех, которые удалились от истины, дабы заслужить с нами обещанную награду. Здравие о Господе, католический и достоуважаемый брат»*. Если не какие-нибудь поношения и бранные слова называются богохульством, а учение, то чем иным может оно быть в мнении самого папы, как не ересью? И однако, менее чем через полтораста лет (в 1015 году) это самое богохульство было принято самими папами, как нераздельная часть Символа. Какова непогрешимость!

На вторую часть вопроса: на каком же Вселенском соборе эта ересь подвергалась осуждению? – кажется мне, также не трудно отвечать. На всех тех, на которых был установлен Никео-Цареградский Символ, и на всех тех, на которых постановления двух первых соборов были подтверждены, и неприкосновенность Символа провозглашена. В самом деле, если какой-либо догмат установлен, как торжественное свидетельство, что такова именно была постоянная вера Вселенской церкви, к чему же еще повторять то же свидетельство при всяком случае, когда какое-либо общество верующих (хотя бы это была самая многочисленная и уважаемая местная областная церковь) отступает от этого догмата, и не одинаково ли это относится как к тому случаю, когда догмат был формулирован по поводу бывшего уже уклонения от содержимой в ней истины, или в предупреждение еще будущих и неслучившихся еще уклонений? Если поэтому не предстоит надобности в новом повторительном провозглашении догмата, например, о единосущности Отца и Сына (формулированного по поводу явившейся до собора ереси), то так же точно не предстоит ее и для всех тех частей Символа, против коих никто еще не восставал до их вселенского утверждения. Позволю себе для пояснения снова обратиться к примеру законодательства гражданского. Совершен проступок, не предусмотренный законом,

*  Guettee, «La pap. schism», p. 347–348. – Гетте Рене Франсуа. Папский рас-

кол.

687

Н. Я. Данилевский

как положительное нарушение права. Очевидно, суд будет в затруднении и даже в невозможности поставить решение, ибо длясеготребуетсяещепредварительныйзаконодательныйакт. Но если точный и определенный закон уже постановлен, какая надобность в повторительном законодательном акте для подтверждения закона при его нарушении? И тут достаточность законодательного акта совершенно независима от того, – был ли закон установлен ввиду случавшегося уже правонарушения, или ввиду только предупреждения правонарушений, возможных в будущем.

4 (3): «Если сказанное прибавление, появившееся в западных церквях с VI века и около половины VII ставшее известным на востоке, заключает в себе ересь, то каким образом бывшие после сего два Вселенские собора: шестой в 680 и седьмой в 787 годах не осудили эту ересь и не осудили принявших ее, но пребывали с ними в церковном общении?»

Ответ на этот вопрос отчасти тоже уже дан. Не осудили снова потому, что оно было уже осуждено ясной формулировкой догмата об исхождении Св. Духа. Но почему же пребывали в общении? Потому, что прибавление Filioque было ересью, появившейся в области Римского патриархата, но не было еще тогда ересью Римского патриархата, как свидетельствует отказ Льва III11 допустить изменение Символа двадцать с лишком лет после седьмого Вселенского собора. Почему же было и не оставаться в общении с этим патриархатом в целом и с представителями его на соборах? В Римском патриархате было тогда или, пожалуй, даже имело тогда большое распространение ложное богословское мнение, противоречащее ясно формулированному догмату Символа, одинаково принятого как на Западе, так и на Востоке. Вероятно и на Востоке также были тогда распространены некоторые ложные богословские мнения, как это во все времена бывает. Вот и все; из-за чего же повторять на соборе догмат и из-за чего прекращать общение? Да и этого мало: в сущности он был повторен, т.е. подтвержден, так как соборы обыкновенно подтверждали решение прежних соборов, и папские легаты наравне с прочими участвовали в этом

688

Политические статьи

подтверждении*, следовательно ни они, ни римский патриарх, который они собой представляли, не могли быть почитаемы состоящими в ереси, как, еще гораздо после этого, это прямо выражает папа Иоанн VIII в только что приведенной выписке. Как частное (сколько бы оно ни было распространено) неправильное мнение, оно и могло и должно было быть предоставлено внутреннему распоряжению областной Римской церкви, тогда в целом не только еще вполне православной, но особенно уважаемой по твердости и непоколебимости ее в борьбе против иконоборства.

На 5 (4) вопрос: «Не дозволительно ли всякому православному следовать о прибавлении Filioque мнению св. Максима Исповедника, толкуя это прибавление в православном смысле?» – кажется мне, должно отвечать, что толковать это прибавление, как и вообще всякое мнение, можно и должно только в том смысле, в каком толкуют сами принимающие его, т.е. в настоящем случае римские католики; а они без сомнения толкуют его в смысле предвечного исхождения Св. Духа, как ипостаси Св. Троицы. Если же придавать какому бы то ни было мнению – религиозному, философскому, научному, политическому, литературному не тот смысл, который придают ему те, кто его установили и приняли, а свой особый смысл; то можно согласиться почти со всем, с чем угодно. Так, например, понимая по-своему народное верховенство (souveraineté du peuple), можно утверждать, что мы, русские, придерживаемся тех же политических воззрений, как фран-

*  Седьмой вселенский собор говорит в правиле 1-м: «Начертанные преж-

ними вселенскими соборами правила и постановления пребывают несо-

крушимыми и непоколебимыми... Всецелое и непоколебимое содержит по-

становление сих правил, изложенное от всехвальных Апостолов, святых

труб Духа, и от шести святых вселенских соборов» – Макария, Введение в православное богословие, стр. 308. А на VI соборе читалось послание

папы Агафона к императору Константину от 679 года, где сказано: «С про-

стотой сердца и с твердостью преподанной от отцов веры мы соблюдаем все, что только правильно определено святыми достопочтенными предшественниками нашими и пятью великими соборами» (Ibid. стр., 324). Как же

после этого VI собору было не продолжать состоять в общении с западным

патриархатом?

689

Н. Я. Данилевский

цузские республиканцы, последователи Жан-Жака-Руссо, потому что ведь весь Русский народ желает самодержавия, видит в нем свой политический идеал.

6-й (5) вопрос: «Помимо Filioque какие другие учения Римской церкви и на каких Вселенских соборах осуждены как

ересь?»

Догматических учений, в строгом смысле этого слова, принимаемых Римской церковью и отвергаемых Православной кроме различия в Символе только два: провозглашенные на последнем ватиканском соборе как догматы учения: о беспорочном зачатии Пресвятой Девы Марии и о непогрешимости папы, говорящего ex cathedra12. О первом я говорить не буду как потому, что оно действительно не было осуждено ни на одном Вселенском соборе, так и потому, что вместе с учением о папской непогрешимости падает и все то, что только на ее авторитете и зиждется. Учение же о папской непогрешимости так же точно ересь против догмата Символа о церкви, как Filioque ересь против догмата о Третьем Лице Cв. Троицы.

Надо только заметить, что неправильное понятие о церкви, в котором заключается вся сущность различия между православием и латинством, в начале было выражено не еретическим словом, а еретическим поступком, который по неизбежному логическому развитию довершился в наши дни и еретическим словом. В чем состоял и какие последствия имел этот еретический поступок, изложено со всей желательной полнотой, ясностью и убедительностью в богословских статьях Хомякова.

Если каждый протестант признает за собой полное право решения того, в чем заключается религиозная истина; то же право присвоила себе и областная Римская церковь, с той однако разницей, что если протестант и присваивает себе право на определение религиозной истины, то зато и обязанность признания этого определения ограничивает своим лицом; тогда как Римская областная церковь считает признание своей узурпации обязательным для всех. Но протестант и основывает свое понятие о церкви на началах разума, а не на предании;

690