3. Роль государства в развитии социальной сферы

Итак, вернемся к вопросу: какое направление развития приемлемо (будет понято и востребовано) и что реально воплотимо в нынешней и будущей России?

«Совершенно очевидно, что будущая стратегия экономического развития может быть принята лишь при условии притягательности ее социальной составляющей», — пишет В.П. Колесов⁶⁹.

Эта, казалось бы, самоочевидная посылка требует некоторого разъяснения. «Социальная составляющая» может обладать притягательностью только с точки зрения существующего общества. Что мы можем наблюдать в этом плане в России? Во-первых, отсутствие единого общественного, национального, в широком смысле слова, идеала. Во-вторых, приобретенную с годами склонность к экономическому реализму и скептицизм в отношении к социальным прожектам. В-третьих, желание обрести устойчивость.

В.П. Колесов справедливо предлагает два самых общих подхода к формированию экономики с «притягательным» социальным измерением. Первый, при котором социальное измерение является определяющим и в экономической политике, и в формировании социальных структур. Иначе говоря, это курс на формирование «дорогого человека». Сколько стоит такой человек, можно представить на примере современной Америки, где стоимость всей техники и оборудования, приходящихся «на душу» каждого занятого в производстве, составляет 15016 тыс. долл. Сумма же средств, потраченных на воспитание и подготовку работника, неизмеримо выше: от 400 до 800 тыс. долл.⁷⁰

Сколь бы ни была притягательна, а в результате, наверное, и эффективна такая модель, и в социальном, и в экономическом плане, осуществление ее, в нашей стране, по мнению В.П. Колесова, представляется невозможным. В интересующем нас плане наиболее важной причиной, препятствующей ее осуществлению, является необходимость установления оптимального соотношения государственного и рыночного регуляторов. Трудно не согласиться, что этого оптимума мы не имеем и не скоро к нему приблизимся.

Второй подход в самых общих чертах: создание эффективного производственного, экономического механизма, который способен стать источником средств для финансирования социальных затрат. В данном случае в систему преимущественно рыночного хозяйства вплетается государственная корректирующая перераспределительная система, способная поддержать тех, кто временно или по возрасту не занят в производстве, т.е. система фондов соцстраха, занятости и пенсионного. «Учитывая наши традиции государственного вмешательства в экономику и социального иждивенчества, то есть наличие двух из трех элементов рыночного хозяйства, нашей стране можно было бы ориентироваться на нечто подобное», — предполагает В.П. Колесов. Характерно, что он апеллирует как к внутренне обоснованным тенденциям к тем чертам, которые чаще оцениваются как вредные и уж во всяком случае неперспективные.

Однако тот же автор говорит о необходимости многообразия форм социальной защиты, где ранее фонды общественного потребления (ФОП) считались «бесплатными». Такое было возможно, когда практически все граждане работали (готовились работать, воспитывали работников, уже отработали) на одного собственника — на государство. Достоинства «бесплатных» ФОП представляются сомнительными и с точки зрения их эффективности и качества, и с позиций утверждения социальной справедливости, и даже, подчеркивает автор, для поддержания духовно-нравственного здоровья народа.

Какую же возможность совместить столь разные посылки видит В.П. Колесов? Он предлагает рассматривать Россию как «раз­ви­ва­ющу­юся страну», ссылаясь при этом на соответствующую концепцию базовых нужд и основных потребностей, разработанную Меж­ду­на­род­ной организаций труда (МОТ)⁷¹. Речь идет о политике постепенного перехода от перераспределения доходов к развитию традиционных форм хозяйствования, которые становятся главным источником удовлетворения потребностей. Развитие сферы социальных услуг идет через вовлечение в них граждан и социальных групп.

Такую концепцию развития можно было бы определить как прогресс через регресс, и для нее как будто бы характерен жесткий реализм. Но, заметим, обязательный минимум базовых нужд не так уж мал. И, скажем, в некоторых развивающихся странах в расчете на одного человека нормы продуктов питания, одежды, жилья, даже чистой воды наряду с другими санитарно-экологическими нормами настолько низки, что достаточно довести их до показателей, отмечающих продвижение их к «грани бедности», чтобы можно было начать говорить о какой-то социальной стабильности, о движении по пути развития. Совершенно иная ситуация у нас. Что же касается систем общественного транспорта, образования и здравоохранения (тоже в включенных в список базовых нужд), то здесь в России требуются огромные вложения.

Правда, статьи расхода по Фонду соцстраха ныне как раз и сведены к базовому минимуму, но трудно сказать, что они выполняют перераспределительную функцию, еще менее — стимулирующую. Именно на эту функцию обращают внимание исследователи, ратующие за переход от иждивенческой (и тоталитарной) системы социальных гарантий и услуг к рыночной, многосубъектной.

Ч. Дагвадорж дает следующее определение социальной защищенности населения в условиях формирования и развития рыночных отношений: «Это система по обеспечению экономической свободы потребителя в сочетании с экономической свободой предпринимателя как основы обеспечения нормальной жизнедеятельности всех слоев населения, достигаемой путем установления и поддержания социального партнерства между гражданином и государством, потребителем и производителем, работником и предпринимателем»⁷².

Стимулирующие формы социального страхования носят социально провоцирующий характер. Так было в России 1912-1917 гг., когда предприниматели объединялись в страховые товарищества, а рабочие шли от бойкота больничных касс к участию в их управлении. Так было в годы индустриализации, когда соцстраховская поддержка «ударных групп» становилась очевидной на протяжении времени. Если же государство в существующей ситуации будет только поддерживать соцстрах на общем минимальном уровне, то никакую стимулирующую и социально организующую роль он играть не сможет. А что еще может делать государство в сложившихся условиях?

Н.Н. Гриценко обращает внимание на то, что, согласно действующей Конституции России (ст. 7), «Российская Федерация — социальное государство». Концепция «социального государства» родилась после Второй мировой войны как антипод теории «государства — ночного сторожа», которое не должно вмешиваться в общественную жизнь, а лишь гарантирует порядок, предупреждает катастрофические ситуации. Социальное государство выражает интересы всех слоев общества, реализует концепцию «всеобщего благоденствия».

В русле этой концепции «не только государство должно отвечать перед гражданином за его уровень жизни, но и гражданин на основе гарантированной свободы и отношений собственности обязан отвечать за свое материальное обеспечение»⁷³.

Разумеется, это требует определенного экономического потенциала. Однако в интересующем нас плане гибкость структур и разнообразие приводных ремней социального государства создают, как показывает европейский опыт, такие благоприятные возможности, а также почву для их успешной реализации, как «признание права предпринимателей и лиц наемного труда и их профсоюзов на тарифную автономию на основе социального партнерства»⁷⁴.

В социальном государстве политика поддержки не может быть адресована только уязвимым группам. Возникает система приоритетов, вырабатываются социальные индикаторы уровня и качества жизни для данного периода. Программы социального страхования сочетаются с целевыми потребительскими программами отечественных производителей.

Некоторые исследователи, правда, отмечают и такое явление в развитых странах 90-х годов, как ревизия концепции «государства всеобщего благоденствия». В связи с тем, что темпы экономического роста замедлились, а инфляция и безработица, напротив, все чаще дают знать о себе, и правые, и левые демократические силы заговорили о том, что государственный контроль является одним из механизмов, способствующих экономическому и социальному развитию.

Как видим, опять встает вопрос о роли государства и других субъектов в социальной сфере. Для современной России, конечно, весьма привлекательна установка на особую ответственность крупного капитала. Однако на деле ведущие деятели российского бизнеса вряд ли готовы к такому пониманию своей роли, а именно они общепризнанно являются главной лоббирующей силой в законодательной сфере.