3145

ЛИНГВИСТИКА

LINGUISTICS

Элин Фредстед (1953 [1], Йельс) - это датский лингвист. После получения аттестата зрелости в школе при соборе в Хадерслеве Фредстед изучала нордистику и германистику в Орхусском университете с 1972 г. по 1980 г. С 1979 г. она работала сначала преподавателем датского языка на кафедре нордистики в Кильском университете имени Кристиана Альбрехта, а с 1985 г. внештатным преподавателем, до тех пор, пока в 1989 г. не сдала экзамен на переводчика. Три года спустя она переехала первоначально во Фленсбург, где с 1992 по 1994 работала научным сотрудником на кафедре регионального исследования и информации. В коммерческом колледже Южной Дании, на сегодняшний день Университет Южной Дании, Фредстед была внештатным преподавателем (1993-1995 гг.) и иссле- дователем-стипендиатом (1995-1996 гг.). В 1996 г. ей присвоена ученая

степень доктора филологических наук по лингвистике. Затем она получила место научного ассистента в кампусе Сённерборг Университета Южной Дании и приняла руководство кафедрой делового языка и коммуникации с 1997 по 2000 в качестве доцента Университета Южной Дании, где ее деятельность была посвящена обучению специалистов в области языка и культуры.

С октября 2000 г. Элин Фредстед занимаeт должность профессора датского языка в Европейском университете Фленсбурга. В 2014 г. Фредстед приняла участие в основании Центра малых и региональных языков (KURS) [3]. В фокусе ее работ находятся языковой контакт и многоязычие, интеркультурная прагматика, а также дидактика обучения иностранному языку и второму иностранному языку; особое внимание при этом она уделяет изучению фленсбургского диалекта пету (см. подробнее: Elin Fredsted, URL: https://de.wikipedia.org/wiki/Elin_Fredsted).

УДК 81`27

ЧТО НАС ЖДЁТ ПОСЛЕ СВЕРХМНОГООБРАЗИЯ?

Элин Фредстед

_____________________________________________________________________________

Европейский Университет г. Фленсбург Корпус «ОСЛО»

Д.ф.н., проф., директор института Датский семинар Элин Фредстед

е-mail: fredsted@uni-flensburg.de

_____________________________________________________________________________

Постановка проблемы: Дискуссия о новых, так называемых, тенденциях постструктурализма в социолингвистике (получившее также обозначение «третья волна» в социолингвистике) и одновременно в исследованиях по многоязычию, а именно вопросы сверхмногообразия и транслингвальности вызвали интенсивное обсуждение на многочисленных конференциях последних двух лет.

Результаты исследования: В статье проанализирован следующий комплекс вопросов: возможна ли лингвистика без относительно устойчивого языкового понятия (так как это предлагают нам концепты транслингвальность и сверхмногообразие)? Как к подобному должны относиться исследователи и приверженцы теории языка, если речь идёт о сохранении вымирающих языков, в случае если «язык» как понятие воспринимать как устаревшее? Не ставим ли мы себя как лингвистов в неудобное положение, отрицая психологическую сторону языка говорящих?

Выводы: Произошла так называемая транслокация. Говорящие на вернакулярных языках в большинстве случаев общаются на родном языке в виртуальном мире. Взаимооднозначность между местом и языком перестала существовать по причине многообразия форм мобильности людей; и устойчивая, вездесущая электронная форма передачи информации размывает границы между пространственным и виртуальным соседством, как это было установлено ещё А. Аппадураи (1990).

_____________________________________________________________________________

*Перевод статьи выполнен к.ф.н., доцентом Валентиной Ивановной Чечетка

_________________

© Fredsted E., 2017

17

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

Ключевые слова: сверхмногообразие, транслингвальность, мобильность и языковая ассимиляция, вернакулярные языки, транслокация, интерлингвальность, диалекты, социолингвистика.

1. Постановка вопроса :

Дискуссия о новых, так называемых, тенденциях постструктурализма в социолингвистике (получившее также обозначение «третья волна» в социолингвистике) и одновременно в исследованиях по многоязычию, а именно вопросы сверхмногообразия и транслингвальности вызвали интенсивное обсуждение на многочисленных конференциях последних двух лет. Например, на 11 интернациональном симпозиуме по билингвистике в городе Лимерек в июне 2017 года. Для меня это стало поводом коснуться данного вопроса и в рамках конференции германистов. Сам собой возникает вопрос: куда заведут нас новые тенденции? И что будет после? В независимости от того, поддерживаем мы новые тенденции (или тренд) или выступаем против.

Постановка вопроса включает в себя множество основополагающих аспектов:

Во-первых:

a.Возможна ли лингвистика без относительно устойчивого языкового понятия (так как это предлагают нам концепты транслингвальность и сверхмногообразие)? Оба указанных направления рассматривают понятия «языка» как идеологически контаминированное, как некое выражение национализма и колониализма. Подобное высказывание, на мой взгляд, необходимо подвергнуть глубокому осмыслению, а именно какие плюсы и минусы принесёт отказ от понятия языка. Отсутствие понятия «язык» может перечеркнуть многие результаты исследований и традиций науки о языке (в особенности языковой дидактики и исследований многоязычия).

b.Как к подобному должны относиться исследователи и приверженцы теории языка, если речь идёт о сохранении вымирающих языков, в случае если «язык» как понятие воспринимать как устаревшее?

c.Не ставим ли мы себя как лингвистов в неудобное положение, отрицая психологическую сторону языка говорящих?

Один из основателей термина транслингвальность, Ли Вей, который в своих актуальных публикациях отрицает традиционное понимание языка, и понятие «язык» в его работах используется в кавычках, на очередном ISB-заседании в июне 2017 в городе Лиммерик, отвечая на мой вопрос, дал следующее определение транслинвальности:‚Consciously or unconsciously transgressing the boundaries between languages‘. Он, однако, не может обойтись без употребления понятия «язык» / ‚language‘! Анета Павленко в своей работе пишет о сверхмногообразие (в печати: 2017) следующее: Superdiversity and why it isn’t:

Действительно, невероятно узнать, насколько сильно новая социолингвистика зависит от праязыка, в том числе от, вероятно, сомнительного и теоретически необоснованного понятия «язык » (Павленко, в печати: 21, выделено мной).

Во-вторых:

Являются ли современные термины сверхмногообразие в социолингвистике и транслинвальности в исследованиях многоязычия больше чем просто академический бренд? Обозначают они действительно что-то концептуальное и теоретически новое или служат лишь для того, чтобы «подать» имеющиеся теории в новом формате – как новояз (согласно Орвеллу), как это обозначает А. Павленко? Права ли А. Павленко приравнивая в выше приведённом произведении сверхмногообразие к теории двойственности? (Пав-

ленко, в печати: 24)

Ответ на поставленный вопрос для обоих не равнозначных понятий может звучать совершенно по-разному.

18

2. Транслингвальность

Чтобы как можно кратко представить понятие транслингвальность, я бы хотела обратиться к книге Ли Вея и Офелии Гарсия, опубликованной в 2014 году: транслингвальность: язык, билингвизм и воспитание. И я бы хотел передать основные мысли, в первую очередь, основываясь на цитатах из глав, в которых даются определения. Характерным для транслингвальности является:

1) Индивидуальная точка зрения – точнее сказать – перспектива индивидуума. В

данном случае авторы говорят об‚ обращение к человеку в социолингвистике‘. Что,

однако, уже звучит парадоксально, так как лингвистика всегда была гуманитарной наукой, разве не так? Приведём цитату:

‘Language is not a simple system of structures that is independent of human actions with others, of our being with others.’ (Li Wei & Garcia 2014: 8).

2)Многоязычие является динамическим процессом. Фокус направлен на креативное

икритическое использование языковых ресурсов с позиции говорящего индивидуума: ‚the focus is on the speaker’s creative and critical use of linguistic resources to mediate cognitively complex activities.‘ (Li Wei & Garcia 2014: 10).

Обе тенденции (направленность на индивидуума и многоязычие как динамический процесс) указывают также на сближение между социолингвистикой и психолингвистикой в исследованиях многоязычия. С этим можно даже согласиться. Оправдывает ли это появление нового термина - это уже другой вопрос. После прочтения теоретического вступления возникают сложности с определением различий с теорией Франсуа Грожана о языко-

вом модусе (например, Grosjean 1982: Life with two langauges, и Grosjean 2001: The bilingual's language modes.); и многое напоминает теорию швейцарского учёного Георга Люди и его понятие translinguistic wording / formulation transcodique , предложенное в

1990ых годах (ср. Lüdi 1997).

При этом о сходстве с теорией Грожана авторам известно:

Вместе с Грожаном мы видим, как билингвы выбирают специальные средства языкового багажа?? в зависимости от контекстуальных, тематических и управленческих факторов. Но мы не согласимся с определением Грожана модели языка как «состояния активации языков билингва и порождающих язык механизмов» (2004: 40). В нашем понимании не существует двух языков, которые активируются или деактивируются мыслительным процессом как социально или контекстуально обу-

словленные потребности (Li Wei & Garcia 2014: 15).

В отношении теорий к многоязычию становится действительно сложно, говоря иными словами, в данной теории открыть что-то новое! За исключением того, что 1. Понятие «язык» не является больше общепризнанным 2. При условии, что все языковые ресурсы говорящего всегда присутствуют и активны. Что, к слову сказать, можно подвергнуть сомнениям, которые также отражены в новых работах Грожана, публикуемых с 2012 года. Так, он, например, приходит к выводу, что крайне сложным может оказаться воссоздание в экспериментальном исследовательском ракурсе исключительно моноязыкового контекста (ср. Grosjean 2012). При дальнейшем прочтении немного смущает в некотором смысле полемический, если не сказать более, заносчивый тон в отношении иных направ-

19

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

лений исследования языка, которые представлены Ли Вей достаточно поверхностно и предвзято (и отчасти с идентичными аргументами как Blommaert & Rampton 2011)!1

В последующих частях книги Офелия Гарсия пишет о транслингвальности как педагогическом концепте: это включает в себя как теорию дидактики об учении и ученье, так и всеобъемлющий педагогический инструмент для занятий в многоязыковых группах, обучающихся по всем предметам. О. Гарсия резюмирует свою терминологию следующим образом:

«транслингвальность – это процесс, благодаря которому студенты и преподаватели вовлекаются в сложные дискурсивные практики, которые включают ВСЕ языковые практики ВСЕХ студентов в классе для развития новых языковых практик, поддержания имеющихся, передачи необходимых знаний и предоставления места развитию новым социополитическим реалиям, подвергая сомнению лингвис-

тическое многообразие» (Li Wei & Garcia 2014: 121).

Транслингвальность представлена в данном случае как общее понятие для различных би- и мультилингвальных практик на занятиях с позиции преподавателей и учителей – как практики, которые мы до сих пор обозначали такими понятиями как Codeswitching на занятии, использование многоязыковых средств массовой информации, translinguistic wording (согласно Люди) или как билингвальный scaffolding, о которых вели споры, и которые, собственно, уже несколько лет практикуются на занятиях в билингвальных или мультилингвальных группах (см. например нормативы предмета датского языка для ступени общего среднего образования в земле Шлезвиг-Гольштейн).

Есть некоторые замечания, которые хотелось бы затронуть в данной статье – данные замечания в большей степени касаются терминологии, а не великолепных методических и дидактических примеров и предложений, сделанных О. Гарсия:

1) в отношении теорий многоязычия теория транслингвальности предлагает мало что нового, за исключением того, что

a) понятие «язык» рассматривается как устаревший и

б) предполагается, что все языковый ресурсы говорящего задействованы и активны.

2) Понятие слишком неточное и слишком забегающее вперёд: согласно точки зрения

авторов Ли Вей и О. Гарсия понятие транслингвальности охватывает не только новую теорию языка, которая стремится упразднить традиционное понимание языка, методическую и дидактическую теорию усвоения языка, но и разнообразные педагогические теории и практики.

Парадоксальным образом языковая практика противоречит авторам транслингвальности: авторы пишут на простом, но корректном академическом английском с чётким разделением между цитатами из других языков, таких как мандаринский и испанский,

примерно так же, как я в данной статье варьирую между немецким и английским языками.

Иными словами, авторы практикуют традиционное переключение языковых кодов и при этом они называют языки, которые, по всей видимости, уже не существуют. И ещё один важный вопрос относительно дидактической практики: должны ли мы отказываться от целевой установки определённого языка (английского, французского, немецкого, датского и испанского)? И при этом также от представления о том, что мы преподаём специфический «язык»? В моём понимании это долгий путь, прежде чем транслингвальность может быть принята в качестве общепризнанной языковой практики наравне со стандартными

1 Например, сравн. Li Wei & Garcia 2014, стр. 16-17 с Blommaert & Rampton 2011, стр. 3-4.

20

языками, так как это предлагает Офелия Гарсия: и в чём конкретно заключается различие между транслингвальностью и интер-лингвальностью или языком обучаемого на школь-

ном уроке иностранного языка?

3. Сверхмногообразие

Мне абсолютно понятно, что сверхмногообразие и транслингвальность не являются тождественными понятиями, как и тот факт, что их основные ключевые аспекты лежат в разных областях; в то время как транслингвальность в большей степени употребляется в контексте обучения и образования, термин многообразие относится к понятиям эмпирической социолингвистики. В тоже время можно обнаружить точки соприкосновения; и далее книга о транслингвальности, авторами которой являются Ли Вей и О. Гарсия заканчива-

ется эпилогом о сверхмногообразие:

В таком многообразном мире 21 века люди все больше и больше проживают в разных частях света, при этом национальные границы стираются (Li Wei & Garcia 2014: 135).

У таких авторов как Йенс Норманн Йёргенсен оба понятия также сливаются к одной полилингвистической норме: (Jørgensen et al. 2011: 34). В следующем коротком представлении понятия сверхмногообразие я бы хотел руководствоваться определениями, которые представлены в статье А. Павленко (в печати, 2017: Superdiversity and why it isn’t: Reflections on terminological innovation and academic branding).

Пункты соприкосновения транслингвальности и сверхмногообразие, по моему мне-

нию, заключаются в следующем:

1)Определённой предпосылкой в обоих случаях являются учения о так называемой «новой миграции», которые организуются с начала 90-х годов.

2)Общим для обоих направлений является также непринятие традиционного понимания языка, поэтому оба направления получили обозначения как постструктуралистические.

3)Они направлены на создание новой терминологии и утверждают, что описывают новый феномен.

4)При этом оба направления – сверхмногообразие и транслингвальность –

теоретически не являются полностью детерминированными, их можно даже охарактеризовать как до-теоретически обоснованными. А. Павленко определяет это как

меняющуюся основную стратегию:

Неуверенность в данном случае действительно является здесь ключевым словом, так как она определяет саму цель меняющейся основной стратегии, а именно поместить нас в ситуацию, где значение неясно и должно быть определено более компетентными людьми, которым могут с уверенностью сказать: «используйте это, а не то» (Павленко, в печати: 24).

5) Сторонники рассматривают оба эти направления в социолингвистике и исследовании многоязычия в качестве всеобъемлющей теории, адаптированные к новым современным условиям, в которых наиболее распространены такие понятия как мобильность, комплексность и непредсказуемость:

21

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

Сейчас, когда время изменилось, и перед нами мир, который нельзя четко разделить на ясные и понятные категории, необходимо также пересмотреть теоретические парадигмы. (Blommaert, 2010).

Критическое прочтение подобных общих замечаний всегда полезно: когда ещё мир был понятным и прозрачным? В каких исторических эпохах можно было подвести мир под определённые категории? Это, пожалуй, звучит как анти исторический и почти наивный способ рассмотрение.

4. Мобильность и языковая ассимиляция

Если рассматривать мир в пределах города Фленсбург, то обращает на себя внимание тот факт, что так называемая «новая миграция» не оказывает практически никакого влияния на немецкий язык (если мы при этом оставляем без внимания жаргон и молодёжный сленг). Единицы, которые живут в сверхмногообразие и транслингвальных практиках, это сами мигранты. Да и исследователи сверхмногообразия используют в своих работах стандартный академический английский (что также не без сарказма замечает и Павленко).

Но ключевым является следующее: доминирующая тенденция, которая здесь нам встречается практически каждый день, ведёт нас в совсем противоположное направление,

а именно по направлению к гомогенизации и нормативности. Так, например, в Дании со-

циолингвисты используют понятие «вирус стандартизации» для описания языковых ситуаций прошлого столетия. А именно существующее уже более 100 лет стремление посредством школы и средств массовой коммуникации внедрить определённую стандартизированную и кодифицированную вариативность языка (‚стандартный датский‘) как символ принадлежности к датскому государству. Следование языковым канонам приветствуется и у «новых мигрантов».

Языковая ассимиляция традиционных диалектов, языков национальных меньшинств в направление к стандартным разновидностям языка протекает стремительно в современном мире. Мы имеем возможность – даже в достаточно традиционном, говорящем на пяти языках регионе Шлезвиг на немецко-датской границе – наблюдать уменьшение количест-

ва говорящих на менее распространённых языках (северофризский, нижненемецкий и южно-ютландский). Не случайно был проведён языковой ценз фризского языка в 1980 годах. В наши дни на это сложно решиться.

Такие феномены как растворение диалекта (dialect levelling) и ассимиляция языка и вплоть до последующего исчезновения языка (как, например, южно-ютландский на территории южнее сегодняшней немецко-датской границы) представляют собой, с одной стороны, результат влияния школьной системы, а с другой стороны, являются показателем большей мобильности говорящих на языке. Мобильность, которая, с одной стороны, является желаемым и востребованным развитием (например, для молодых людей с целью получения лучшего образования). Но, с другой стороны, подобная мобильность имеет и отрицательную сторону, которая заключается в отсутствие рабочих мест и рыночного спроса, в закрытие деревенских школ и дефиците врачебной помощи в деревнях. По причине полного отсутствия инфраструктуры в небольших населённых пунктах для многих семей переезд в большой город становится неизбежен. Без необходимой инфраструктуры и высокой мобильности жизнь в небольших населённых пунктах становится невозможной. Мы на пороге создания «общества пассажиров» и рабочих отхожего промысла: без мобильности - нет работы и нет перспектив. А была ли возможность выбора, например, у коренных жителей острова Зильт, которые из-за непомерно высоких цен на жильё в туристическом центре вынуждены были покинуть «свой» остров? Такая современная, имеющая свою цену «свобода» кажется мне иллюзорной и находящейся под экономическим давлением.

В угоду наигранному интересу к «большой» миграции на дальние расстояния (как в случае со сверхмногообразием) мы не должны оставлять без внимания «маленькие» ми-

22

грации на короткие расстояния и другие многообразные формы циркуляции людей (чаще всего связанные с переездом людей из маленьких населённых пунктов в большие города). Тенденция, которая получила своё широкое распространение от островов Южной Океа-

нии, до Китая, Африки и до Шлезвига и Гольштейна.

Если мы в данном контексте рассматриваем отдельно говорящего, мы можем обна-

ружить тот факт, что в большинстве случаев говорящие на региональных и малораспространённых языках живут очень разобщённо (как представители языка Кичуа в Южной Аф-

рике) или в отдалении от места, которое традиционно считается местом распространения языка. Возможно, говорящие используют этот язык только для телефонных разговоров с друзьями или членами семьи, для смс-сообщений или для общения в интернете с другими представителями диаспоры.

Языки, которые находятся «на стадии исчезновения», по моему мнению, в большей степени представляют собой традиционную связь между языком и местом, языком и территорией.

До недавних пор считалось, что регионально окрашенная вариативность языка все-

гда связана с определённым регионом, в котором говорят на этом языке, и который считается так называемом «местом распространения». В современном обществе люди значительно чаще разговаривают или общаются в чатах в виртуальном мире (ср. Fredsted 2016). Говорящий на региональном диалекте не всегда живёт в регионе диалекта – посещает регион при удобном случае или в лучшем случае когда-либо посетил. Это, однако,

не мешает говорящему использовать диалект как основу для определения своей идентич-

ности. Именно поэтому язык для говорящего на нём является разновидностью психологической реальности.

Произошла так называемая транслокация. Говорящие на вернакулярных языках в большинстве случаев общаются на родном языке в виртуальном мире. Взаимооднозначность между местом и языком перестала существовать по причине многообразия форм мобильности людей; и устойчивая, вездесущая электронная форма передачи информации размывает границы между пространственным и виртуальным соседством, как это было установлено ещё А. Аппадураи (1990).

Библиографический список

(Библиографический список приводится в редакции автора)

[1]Appadurai, Arjun (1990/2015) Die Herstellung von Lokalität. In: Langenohl et al.

(Hrsg.): Transkulturalität. Bielefeld: transcript Verlag. 155-172.

[2]Blommaert, Jan (2010) The sociolinguistics of globalization. Cambridge, UK: Cambridge.

[3]Blommaert, Jan and Rampton, Ben (2011) Language and superdiversity. In: Language and superdiversities, Diversities vol. 13, No 2, UNESCO & MPIMMG. 1-22.

[4]Fachanforderungen Dänisch (2016) Ministerium für Schule und Berufsbildung des

Landes Schleswig-Holstein. Kiel.

[5]Fredsted, Elin (2016) Language contact in the German-Danish border area in the twen- ty-first century. Multilingualism at the interface between oral and written language use. STUF 2016; 69(3): 437–465.

[6]Grosjean, François (1982) Life with two languages. Cambridge: Harvard University Press.

[7]Grosjean, François (2001) The bilingual‘s language mode. In Janet Nicol (ed.): One mind, two languages. Oxford: Blackwell. 1-22.

[8]Grosjean, François (2012) An attempt to isolate, and then differentiate, transfer and interference. Internatoinal Journal of Bilingualism 16 (11). 11-21.

[9]Jørgensen, Jens Norman et al. (2011) Polylanguaging in superdiversity. In: Language and superdiversities, Diversities vol. 13, No 2, UNESCO & MPIMMG. 23-38.

23

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

[10]Li Wei und Garcia, Ofelia (2014) Translanguaging: Language, Bilingualism and Ed-

ucation.

[11]Lüdi, George (1997) Alternance des langues et acquisition d'une langue seconde, Colloque international «Alternance des langues et apprentissage. Situations, modèles, analyses, pratiques», ENS de Fontenay - Saint-Cloud, 6 - 8 février 1997.

[12]Pavlenko, Aneta (im Druck): Superdiversity and why it isn’t: Reflections on terminological innovation and academic branding , In: S. Breidenbach et al. (ed.): Sloganizations in language education discourse. Bristol: Multilingual Matters.

WHAT IS WAITING FOR US AFTER SUPERDIVERSITY?

Elin Fredsted

_____________________________________________________________________________

European University, Flensburg

“Oslo” building

Doctor of Philology, Professor, Director of the Institute Danish Seminar Elin Fredsted

e-mail: fredsted@uni-flensburg.de

___________________________________________________________________________

Statement of the Problem: Within the last two years the discussions of new so called tendencies of Poststructuralizm in sociolinguistics (also named “the third wave” in sociolinguistics) and simultaneously in the researches on multilingualism, in particular, the issues of super diversity and translinguistics have aroused animated discussions on numerous conferences.

Results. The article analyses the following range of questions: if linguistics is possible without relatively stable linguistic notion (the way the concepts super diversity and translinguistics imply)? How do the researches and the followers of the theory of the language should regard it if we speak about preservation of endangered languages in case when the notion “language” is treated as outdated one? Don`t we put ourselves as linguists in an awkward position, denying the psychological characteristics of the speaker?

Conclusion. There exists so called translocation. In most cases the speakers of vernacular languages communicate in their native language in the virtual world. Mutual unambiguity between place and language disappeared in the result of variety of people`s mobility forms. Stable and ubiquitous electronic form of information transmission dilutes the borders between the spatial and virtual adjacency the way it was determined by A. Appadurai (1990).

Key words: super diversity, translinguistics, mobility and linguistics assimilation, vernacular languages, translocation, interlinguistics, dialects, sociolinguistics.

24

УДК 81-119

ИСТОРИЧЕСКОЕ И ЯЗЫКОВОЕ ПОРТРЕТИРОВАНИЕ КОНЦЕПТА

«ГРЕХ.SÜNDE. »

В.А. Степаненко, Д.А. Хабаров

____________________________________________________________________________

Институт филологии, иностранных языков и медиакоммуникации «Иркутский государственный университет» Профессор кафедры романо-германской филологии ФГБОУ ВО «ИГУ» Валентина Анатольевна Степаненко

е-mail: valentina.angara@gmail.com

Институт филологии, иностранных языков и медиакоммуникации «Иркутский государственный университет» Аспирант кафедры романо-германской филологии ФГБОУ ВО «ИГУ» Денис Анатольевич Хабаров

е-mail: ddenn2006@yandex.ru

___________________________________________________________________________

Постановка проблемы. Цель статьи – воссоздание первоначального обобщающего образа концепта «ГРЕХ.SÜNDE. » на материале русского, немецкого и китайского языков из различных областей гуманитарного знания. В соответствии с этой целью решаются следующие задачи: 1. выявить содержание и объём понятия «грех» в первобытной культуре, истории философии, Библии, учении церкви, психологии и лексикографии; 2. на основе анализа дефиниций воссоздать первоначальный обобщающий образ концепта «ГРЕХ.SÜNDE. » и 3. представить его в виде модели.

Результаты. В результате проведенного анализа дефиниций слов грех, Sünde и на базе теологических, философских, психологических текстов и авторитетных словарей из различных исторических периодов нам удалось воссоздать первоначальный обобщающий образ концепта «ГРЕХ.SÜNDE. », представленный в виде модели – старинного портрета, краски которого в течение веков были наложены друг на друга в шесть слоёв. Снимая слой за слоем, мы попытались увидеть метафизические, духовные слои этого портрета. Он является также своеобразным текстом, в котором закодирована информация о языческих, философских, теологических, научных и языковых воззрениях на понятие «грех» представителями трёх культур.

Выводы. Выделены те ключевые моменты, которые понадобятся для понимания и последующего анализа концепта «ГРЕХ.SÜNDE. »: были выявлены / определены, в частности, содержание и объём понятия «грех» в первобытной культуре, истории философии, Библии, учении церкви, психологии и лексикографии; на основе анализа дефиниций воссоздан первоначальный обобщающий образ концепта «ГРЕХ.SÜNDE. », который представлен в виде модели.

Ключевые слова: концепт «ГРЕХ.SÜNDE. », «Историческое и языковое ‘портретирование’ концепта», первобытная культура, философия, Библия, учение христианской Церкви, психология, лексикография.

Понятие греха в истории развития человечества постоянно видоизменяется и преобразовывается. Основными причинами этого являются изменение религиозных воззрений на понятие грех, изменения в общественной жизни, развитие науки и т.д. Новизна настоящего исследования состоит в том, что концепт «ГРЕХ.SÜNDE. » актуализируется в двух различных религиях (христианство и буддизм), в трех культурах и трех языках. В нём соединились Запад и Восток. А это, по словам И.В. Шапошниковой, открывает «перед современным творчески работающим преподавателем перспективу использования столь богатой актуальной и новой информации в процессе обучения, в особенности в системе иноязычного лингвистического образования, нацеленного по природе своей на межкультурное общение» [1, с. 103]. Нельзя не согласиться и с её утверждением о том, что «концепт и слоист, и многомерен, это нелинейный объект, доступ к которому осуществляется по разным каналам, в нем фиксируется опыт, полученный с помощью разных каналов восприятия и переработки информации» [1, с. 106].

___________________________________

© Степаненко В.А., Хабаров Д.А., 2017

25

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

Объектом нашего исследования является концепт «ГРЕХ.SÜNDE. », предметом

– его историческое и языковое портретирование. Материалом исследования послужили разножанровые тексты (теологические, философские, психологические, лингвистические) из различных исторических периодов и данные авторитетных словарей разных типов. Целью статьи является историческое и языковое «портретирование» концепта «ГРЕХ.SÜNDE. » на материале русского, немецкого и китайского языков. В соответствии с намеченной целью решаются следующие задачи: 1. проанализировать понятия «грех», «Sünde» и « » и 2. на основе анализа дефиниций воссоздать первоначальный обобщающий образ концепта «ГРЕХ.SÜNDE. ».

Данное исследование выполнено в рамках теолингвистики, основными представителями которой являются Дэвид Кристал (David Crystal), Жан-Пьер ван Ноппен (Jean-Pierre van Noppen), Андреас Вагнер (Andreas Wagner), Альбрехт Гройле (Albrecht Greule), Эльжбета Кухарска-Драйс (Elżbieta Kucharska-Dreiss), В.И. Постовалова и др., а именно в её разделе – теолингвоконцептология (см. также работы в русле теолингвистики, выполненные, в частности, на материале немецкого и русского языков: [2; 3]).

С учётом особенностей настоящего исследования мы базируемся на следующем определении концепта: «Концепт в контексте онтологического учения о языке можно понимать двояко: в широком смысле – это результат взаимопрорастания энергий иррационального и рационального в области со-знания (его онтологическая составляющая); в узком смысле – это “схваченное” и смоделированное исследователем онтологическое имя (идея), конструкт имени, «преломлённый» через язык(и) и культуру(ы) и имеющий в своей основе онтологическую форму, содержание и логико-онтологические категории (его гносеологическая составляющая)» [4, с. 202].

Ни один из лингвистических методов не вызывает столько споров, как метод концептуального анализа. Набор его составляющих процедур разнится в зависимости от того, в рамках какой парадигмы или направления исследуется концепт, к какому виду относится тот или иной концепт. От этого будет зависеть и конечный результат концептуального анализа – создание модели исследуемого концепта. Для анализа языковых репрезентантов концепта «ГРЕХ.SÜNDE. » используется разработанный нами метод под названием «Историческое и языковое ‘портретирование’ концепта», который помогает воссоздать его первоначальный обобщающий образ [4, с. 111-146]. Данный метод не только структурирует концепт, но и является первым шагом к решению мировоззренческих задач. А это, по мнению И.В. Шапошниковой есть «одна из задач изучения концептов – понять, как это коллективное (бес)сознательное управляет поведением людей, соотносится с иерархией мотивов человеческой деятельности и взаимодействует с устано- вочно-мотивационным арсеналом личности отдельного человека и личности народной»

[1, с. 106].

Согласно методу «Историческое и языковое ‘портретирование’ концепта», анализируемое нами понятие грех рассматривается в первобытной культуре, истории философии, Библии, учении церкви, психологии и лексикографии. Благодаря этому попытаемся выделить те ключевые моменты, которые понадобятся нам для понимания и последующего анализа концепта «ГРЕХ.SÜNDE. ».

1 . П о н я т и е г р е х а в п е р в о б ы т н о й к ул ь т ур е

Упоминание о таком феномене, как грех, мы находим в трудах основателя этнографии и антропологии Эдварда Бёрнетта Тайлора, британского антрополога Джеймса Джорджа Фрэзера и французского этнолога, философа и культуролога Клода Леви-Стросса.

В своей работе Э.Б. Тайлор несколько раз употребляет слово грех, ср.: «Индус при зевоте должен сжать большой и ещё какой-нибудь палец и несколько раз произнести имя какого-нибудь бога, например, Рамы: пренебрежение к этому обряду такой же большой грех, как убийство брахмана» [5, с. 33]. У примитивных камчадалов считалось большой

26