Повседневность номенклатуры

завода Орлов и секретарь заводской парторганизации Федоров. Павлов попросил руководителей предприятия организовать коллектив для участия в похоронах, имея в виду, что его отец более полувека проработал на одном заводе и его многие знали. Георгий Сергеевич не мог тогда знать, чем для него обернется эта невинная просьба.

Похороны пришлись на выходные, и рабочих пришлось обходить по домам. Неожиданно, несмотря на то, что и.о. директора завода лично ходил по квартирам, старые работники стали отказываться принимать участие в похоронах, так как, по их словам, покойный во время немецкой оккупации «сильно издевался над рабочими». Орлов поведал об этом секретарю заводской парторганизации, а последний в тот же день доложил в Мариупольский горком КП(б) Украины.

Руководители завода не сочли нужным поставить в известность сына покойного об инциденте. Зато произошедшее стало известно «компетентным органам». Какое-то время понадобилось для уточнения полученных сведений, и уже в конце 1948 года по линии МГБ СССР в ЦК партии поступило сообщение о работе отца Г.С. Павлова во время оккупации. Руководство отдела предложило Павлову-младшему подготовить объяснительную записку1.

Для Георгия Сергеевича материалы госбезопасности явились полной неожиданностью. Поскольку иного источника информации у него не было, он незамедлительно по телефону связался с матерью, оставшейся жить в Мариуполе. Под давлением мать, наконец, призналась, что его отец в первое время оккупации действительно уклонялся от работы на заводе под предлогом старости и плохого состояния здоровья, но потом вынужден был уступить и начал работать сначала нормировщиком, затем – техническим руководителем завода. Все те немногие сведения, которые удалось выяснить у матери, Г.С. Павлов в последний день уходящего 1948 года тщательно

1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 135. Л. 7–8, 17–17 об.; Д. 245. Л. 22.

171

изложил в объяснительной записке, адресовав ее на имя своего начальника – заместителя заведующего отделом А.Л. Дедова. Руководство отдела удовлетворилось представленным объяснением и какие-либо дополнительные разбирательства не проводились. Постепенно забыл о неприятностях и Павлов, который не стал дальше «раскапывать» прошлое своего отца1.

Спустя два года, осенью 1950 года, в том же отделе ЦК ВКП(б), в котором еще недавно работал Г.С. Павлов – отделе партийных, профсоюзных и комсомольских органов, вновь появились «компрометирующие материалы». После отъезда Павлова в Магнитогорск в этом отделе сменилось несколько заведующих. Последние несколько месяцев отдел возглавлял бывший второй секретарь ЦК ВЛКСМ, член Военного совета Воздушно-десантных войск, выпускник Высшей военной академии имени К.Е. Ворошилова генерал-лейтенант Григорий Петрович Громов. Когда материалы на отца Г.С. Павлова оказались в его распоряжении, он счел необходимым дать ход расследованию. Интерес для Громова, конечно, представлял не старик, останки которого тлели намариупольском кладбище.

Согласно действовавшему порядку, так как речь шла о высокопоставленном партийном работнике, Г.П. Громов должен был вынести этот вопрос на Секретариат ЦК партии, представив материалы на рассмотрение второму секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову. После этого постановлением Секретариата давалось поручение структурным подразделениям ЦК (одному либо нескольким) произвести необходимую проверку. Как правило, рассмотрением такого рода вопросов занималась КПК – Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б).

Ничего этого Громов не сделал. Он решил провести проверку сведений силами возглавляемого им отдела, а уже затем представить все материалы на рассмотрение в Секретариат ЦК

1 Там же. Д. 135. Л. 7–8; Д. 245. Л. 22–23.

172

ВКП(б). Для этой цели в октябре 1950 года он командировал в г. Жданов (бывший Мариуполь) одного из своих подчиненных – инструктора отдела Н.Е. Головашева.

Как уже говорилось, Г.П. Громов длительное время работал на комсомольских и военно-политических постах. Опыт же партийной работы ограничивался тем, что в молодые годы ему довелось несколько лет проработать в партийных органах волостного и уездного уровней, а во второй половине 1930-х в общей сложности около года – в аппарате ЦК ВКП(б) и в качестве секретаря Ростовского обкома партии. Иначе говоря, для того чтобы возглавлять ключевой отдел в аппарате ЦК, опыта партийной работы ему явно не хватало.

Но не этим объяснялись действия Громова (ведь в помощь ему были приданы более опытные заместители – упоминавшийся уже А.Л. Дедов и однофамилец Е.И. Громов).

Как только материалы на старика Павлова попали в руки Громова, он затребовал из ЦК личное дело его сына и ознакомился с находившейся там объяснительной запиской от 31 декабря 1948 года. Громов счел, что объяснение составлено неудовлетворительно и есть возможность «раскрутить» это дело. Завотделом ЦК поставил перед собой и подчиненным Н.Е. Головашевым задачу обвинить Г.С. Павлова в сокрытии сведений о своем отце, что грозило обвиняемому, как минимум, поставить крест на его работе в системе власти.

Не вполне ясно, какие именно мотивы двигали Г.П. Громовым, ведь прежде с Павловым он вряд ли где-либо мог столкнуться, чтобы затаить на него злобу. Вероятнее всего, попав на важнейший пост в аппарате ЦК, он решил проявить рвение в работе и выслужиться перед начальством. И менее вероятно, чтобы он являлся слепым орудием в руках недоброжелателей Павлова, обеспокоенных стремительным карьерным ростом последнего.

Так или иначе, но Громов направил Головашева в Жданов лишь с одной целью: собрать как можно больше порочащих

173

отца и сына Павловых материалов. Прибыв на место, инструктор ЦК развернул бурную деятельность. К сбору сведений он подключил Управление МГБ по Сталинской области, Ждановский городской отдел МГБ и даже Сталинский областной музей краеведения1.

Управление МГБ по Сталинской области по запросу Головашева разыскало следственное дело, появившееся на свет в первой половине 1930-х годов в результате проверки органами НКВД работников завода, подозревавшихся во вредительстве. В справке за подписью начальника областного управления МГБ А.П. Демидова указывалось, что С.И. Павлов подозревался в недобросовестном отношении к производству дезинфекционных камер для Красной армии, и обвинительные материалы на него были представлены военно-мобилизационной комиссии при Мариупольском горсовете. Вместе с тем Демидов вынужден был признать, что дело до суда так и не дошло.

Ждановский горотдел МГБ собрал для Н.Е. Головашева сведения о родственниках С.И. Павлова включая его брата и племянницу, предоставил ему копию протокола допроса газосварщика И.В. Курганова, копию агентурного сообщения за подписью «Булахов», поведавшего о словах Павлова, обращенных к рабочим: «Довольно вам митинговать, это не при советской власти».

В архивных материалах госбезопасности Н.Е. Головашеву удалось обнаружить сведения, которые могли бы занять центральное место в обвинениях Г.С. Павлова и нанести по нему сокрушительный удар. По документам НКВД начала 1930-х годов его отец проходил как совладелец завода в царское время. Это была, безусловно, бесценная находка, так как сокрытие социального происхождения было налицо: Г.С. Павлов в своих учетно-биографических документах, в графе «бывшее сословие (звание) родителей» указывал «рабочий»,

1 Там же. Д. 135. Л. 2–3, 28.

174

а в графе «основное занятие родителей до Октябрьской революции» – «работа по найму»1.

Сведения, которым предстояло занять центральное место

вобвинении, нуждались в прочном фундаменте. С этой целью Головашев запросил от директора Сталинского областного краеведческого музея М. Клименко и действующего начальника техотдела завода дезинфекционного оборудования, старого знакомого С.И. Павлова – Н.С. Криштофовича справки по истории завода. Особое внимание инструктор ЦК потребовал уделить вопросу: кто являлся владельцем завода и входил ли в их число С.И. Павлов. А чтобы Криштофович осознал всю полноту ответственности за предоставляемые сведения, потребовал от него адресовать справку в ЦК ВКП(б). Но, несмотря на все усилия, Головашева ждало глубокое разочарование: и тот, и другой похоронили его надежды.

По распоряжению Н.Е. Головашева секретарь парторганизации Ждановского завода дезинфекционного оборудования Б.А. Федоров подготовил в ЦК ВКП(б) записку об обстоятельствах, связанных с похоронами С.И. Павлова. Перепуганный заводской секретарь, всерьез опасавшийся обвинений в организации похорон «изменника Родине» и чуть ли не «врага народа», писал: «Ранее мы о Павлове [Сергее Ивановиче. – А.С.] не знали ничего. И если бы что знали, конечно, с первого момента даже никакого не было [бы] разговору по отношению организации похорон».

Куда более информативным оказался другой источник – бывший в период немецкой оккупации директором завода, проживающий в Жданове старший диспетчер Главметаллургснаба Н.П. Шувчинский, поведавший общие сведения о заводе и известные ему детали работы С.И. Павлова

вгоды войны2.

1Там же. Л. 9–16; ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 72. Д. 490. Л. 3.

2РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 135. Л. 17–19, 25–28.

175

Наиболее важные для Головашева обвинительные сведения против Павлова содержались в показаниях И.В. Курганова. Однако они, как уже говорилось, носили обобщенный характер, а потому, чтобы придать им большей достоверности, Головашев должен был бы встретиться с Кургановым и потребовать от него подробностей. Но сделано это, по какой-то причине, не было (за прошедшие с момента дачи показаний шесть лет ценный источник мог либо скончаться, либо выехать за пределы Сталинской области, и на его розыск требовалось дополнительное время). Поэтому Головашеву пришлось довольствоваться имеющимися показаниями.

Вместе с собранными документами Н.Е. Головашев возвратился в Москву. Изучив их, Громов принял решение добиваться вызова Г.С. Павлова в ЦК ВКП(б) для дачи объяснений: он прекрасно понимал, что тот не сможет сказать в свое оправдание ничего нового и существенного. Громов счел, что на этой стадии он может, наконец, раскрыть карты и решил испрашивать санкцию на дальнейшее расследование у Г.М. Маленкова (или Секретариата ЦК ВКП(б), что в данном случае было одно и то же). Для этого, как и было принято, работник, производивший проверку на месте (Головашев), и руководитель структурного подразделения, производившего проверку (Грачев), должны были подготовить докладные записки на имя ведущего секретаря ЦК ВКП(б) (Маленкова), в которых необходимо было систематизировать и обобщить все имеющиеся против Г.С. Павлова обвинения.

Первая часть докладной записки Головашева, уложившаяся в три с небольшим листа машинописного текста, была призвана показать С.И. Павлова в качестве «активного немецкого пособника». Для достижения поставленной цели Головашев «творчески» переработал показания рабочего завода И.В. Курганова и объяснения бывшего директора завода Н.П. Шувчинского. Мармашзавод, на котором Павлов-старший работал техническим руководителем, предстал в записке Головашева

176

в качестве одной из мощнейших индустриальных опор фашистской военной машины. По мнению Головашева, завод в период оккупации работал исключительно на фашистскую армию. Для усиления значимости завода он выбросил из перечня выпускаемой номенклатуры самую массовую продукцию – кайло и запчасти для сельскохозяйственной техники и вместо этого добавил печки для отопления землянок и обогрева самолетов, запчасти для транспорта фашистской армии. В записке указывалось, что Павлов избивал рабочих (так были обозначены подзатыльники, о которых молодые рабочие рассказывали Шувчинскому), жестоко подавлял попытки сознательных рабочих саботировать выполнение заказов для немецкой армии, запугивая их отправлением в гестапо.

В записке Головашев постарался противопоставить «активного немецкого пособника» Павлова сознательным рабочим, которые пытались саботировать выполнение заказов для немецкой армии и не могли простить Павлову службы и угодничества немецким оккупантам даже после его смерти. Здесь инструктор ЦК впервые упомянул того, ради кого проводились все эти мероприятия. Еще в Жданове он выяснил, что директор завода и секретарь заводской парторганизации указание об организации помощи получили в местном горкоме ВКП(б). Недолго думая, Головашев сделал вывод, что прибывший на похороны отца Г.С. Павлов «… обратился в Ждановский горком партии [с просьбой] об оказании необходимой помощи и организации рабочих завода для проводов покойного в последний путь» (эту «просьбу» можно было преподнести как использование служебного положения в личных целях, чего очень не любил Сталин).

Рассказанный Н.П. Шувчинским единичный случай, как шеф завода Крето устроил нечто вроде вечера со спиртным, на который пригласил руководящий состав завода, а также периодические поощрения Павлова бутылками самогона Головашев изложил следующим образом: «Павлов пользовался

177

у немцев большим доверием, получал благодарности и подарки, приглашался к шефу Крето на вечера с выпивкой, которые устраивались прямо в заводоуправлении, причем такие приглашения им всегда принимались». И добавил неизвестно откуда взятое: «Немецким шефом только ему одному предоставлялся транспорт для проезда на завод и с завода домой».

Привел Головашев и сведения о том, что Павлов разрабатывался органами госбезопасности в начале 1930-х годов, правда, опустил, что решение суда по делу принято таки не было.

Идея с владением С.И. Павловым долей завода была столь заманчивой, что Головашев так и не смог полностью от нее отказаться. В записке он привел примеры «высокого доверия» Павлова у заводовладельцев, историю с дарением ему дома и заключил: «Полагаю, что на этом основании по архивным материалам Сталинского облуправления МГБ Павлов С.И. проходит как бывший совладелец этого завода».

В завершение записки Головашев тщательно вывел «немецкий след» в биографии Павлова-старшего, перечисляя «компрометирующие факты» (некоторые уже во второй раз): выполнение в начале века срочного заказа для немецкого пароходовладельца; изготовление на заводе в начале 1920-х годов (когда Павлов был главным механиком) чугунных деталей для одной из германских фирм, агенты которой посещали завод; в военные годы «верой и правдой служит фашистским оккупантам». Завершил «немецкий след» Головашев утверждением, что С.И. Павлов оказался единственным человеком, не пожелавшим записаться в список рабочих и служащих для эвакуации в тыл, «…несмотря на то, что его сын Павлов Г.С. в это время находился на ответственной партийной работе». Головашев пошел на нарушение хронологии в изложении «преступлений» С.И. Павлова, чтобы перейти таким образом к его сыну, ради чего и явился на свет данный документ: «Ввиду того, что Павлов Г.С. дал неудовлетворительную справку о деятельности отца в период временной немецкой оккупации

178

города Мариуполя, считаю возможным вызвать его в ЦК ВКП(б) для объяснения по этому вопросу»1.

Громов, в свою очередь, в записке от 3 ноября 1950 года повторил отдельные места составленного Головашевым документа, показывающие С.И. Павлова как «активного немецкого пособника». Но этим не ограничился и перешел в активное наступление на его сына. Не имея на руках даже малейших доказательств умысла в сокрытии Г.С. Павловым сведений об отце, Громов тем не менее категорично заявил Маленкову: «В результате проверки установлено, что т. Павлов Г.С. при выдвижении его на работу в аппарат инспектором управления кадров ЦК ВКП(б) и вторым секретарем Челябинского обкома партии скрыл от партийных органов данные о несоветском, предательском поведении его отца на временно оккупированной немцами территории. <…> О несоветском поведении отца т. Павлову Г.С. было известно, однако, судя по его объяснению от 31 декабря 1948 года, в этом вопросе он ведет себя нечестно».

Завершил записку Громов тем же, что и Головашев, – запросил санкцию на вызов Павлова для объяснения, после чего направил на имя Г.М. Маленкова обе записки, собранные материалы и копию объяснительной Г.С. Павлова от 31 декабря

1948 года2.

Громов имел все основания полагать, что «дело Павлова» в той стадии, на которой оно находилось, не могло быть «спущено на тормозах» и «похоронено» в архиве.

Завотделом ЦК не догадывался, что совершил грубейшую ошибку, упустив из вида, по крайней мере, два весьма важных обстоятельства. Первое, он не выяснил, у кого из высокопоставленных чинов могут иметься мотив и реальная возможность «прикрыть» Павлова. В силу непродолжительной рабо-

1Там же. Л. 3–6, 18 об.

2Там же. Л. 2–8.

179

ты в аппарате ЦК Громов не догадывался о взаимоотношениях нынешнего непосредственного начальника Г.С. Павлова – А.Б. Аристова с Г.М. Маленковым, что Аристов является выдвиженцем Маленкова. И было бы более предусмотрительным со стороны Громова, прежде чем давать ход материалам, прозондировать настроение первого секретаря Челябинского обкома партии. Одобрение Аристова в значительной степени сопутствовало бы успеху мероприятия. В ином случае только начавшему работать в аппарате ЦК чиновнику было бы нежелательным только на одном «деле» получить сразу несколько влиятельных противников.

Второе, и самое главное, Громов не знал о представленной Маленковым характеристике Г.С. Павлова: «В партийнополитическом отношении т. Павлов проверен». Этот документ остался в текущем делопроизводстве Секретариата ЦК ВКП(б) и не ушел в личное дело. В итоге получалось, что Громов, нанося удар по Павлову, одновременно, сам того не ведая, переходил дорогу Маленкову.

Г.М. Маленков оказался в весьма непростой ситуации. В случае если Громову удалось бы доказать виновность Павлова, Маленкова можно было обвинить в недобросовестном отношении к выполнению возложенных на него обязанностей. Георгию Максимилиановичу Маленкову всего четыре года назад довелось испытать на себе последствия подобных обвинений, когда решением Политбюро ЦК он был смещен с поста секретаря ЦК ВКП(б) с формулировкой: «Установить, что т. Маленков, как шеф над авиационной промышленностью и по приемке самолетов – над военно-воздушными силами, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск и приемка недоброкачественных самолетов), что он, зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них ЦК ВКП(б)». Сталин тогда отстранил Маленкова от руководства аппаратом ЦК, Оргбюро и Секретариатом ЦК. У арестованных руководителей военных ведомств и авиаци-

180