Современный марксизм и постиндустриальные теории

индивида – в рамках существующего общества»120. Казалось бы, подобный пессимизм заставляет признать ситуацию безнадежной. Но авторы исследования стоят на прочных материалистических позициях. Они глубоко убеждены, что никакие стороны общественного сознания и индивидуального бытия не могут сравниться по степени влияния на нашу жизнь с бытием общественным. «В этой книге мы показываем, что качество общественных отношений строится на материальном основании. Разница в уровне дохода сильнейшим образом влияет на наше отношение друг к другу. Вместо того чтобы осуждать родителей, религии, ценности, образование и пенитенциарную систему, мы покажем, как уровень неравенства создает мощный рычаг политического воздействия на психологическое состояние всех нас… Правда в том, что сломанное общество и сломанная экономика – результаты роста неравенства»121.

Ученые пользуются данными о 50 богатейших странах мира и 50 штатах США. Уровень неравенства в обществе они фиксируют как отношение 20 % самых богатых к 20 % самых бедных, оговаривая, впрочем, что, если взять отношение 10 % самых богатых к 10 % самых бедных, результаты будут отличаться несущественно. Составленный авторами Международный индекс здоровья и социальных проблем включает 10 параметров: ожидаемая продолжительность жизни, подростковые беременности и материнство, ожирение, психиатрические заболевания, убийства, количество заключенных и условия их существования, уровень недоверия в обществе, уровень социальной мобильности, образование, детская смертность. По всем этим параметрам прослеживается четкая корреляция с уровнем неравенства в странах/штатах. Так, Япония и скандинавские страны, 20 % самых богатых жителей которых получают в 4 раза больше доходов, чем 20 % самых бедных, демонстрируют самый низкий уровень социальных проблем. Наименее

120Wilkinson R., Pickett K. The Spirit Level: Why Greater Equality Makes Societies Stronger. P. 4.

121Там же. P. 5.

81

равные Сингапур, США, Португалия и Великобритания, напротив, являются лидерами по количеству социальных проблем.

Авторы полагают, что за механизмы, делающие людей чрезвычайно чувствительными к неравенству, не может быть ответственна только лишь социальная структура общества или исключительно индивидуальная психология. «Индивидуальная психология

исоциальное неравенство относятся друг к другу как замочек и ключик. Одной из причин, почему последствия неравенства до сих

пор не были адекватно поняты, выступает провал попытки объяснить отношение между ними»122. Это можно проиллюстрировать на примере роста уровня тревоги среди учащихся колледжей в США. Приводимые данные охватывают период с 1950 по 1993 год

и52 тысячи человек. Среднестатистический ребенок в конце периода оказывается более тревожным, чем дети, которые наблюдались у психиатра в 1950-х. Неравенство в стране стремительно росло с середины 1970-х годов. Очевидно, чтопричинойвыступили начавшиеся при Р. Рейгане системные неолиберальные реформы.

Самым опасным следствием неравенства в обществе авторы считают снижение уровня доверия. Из исследованных стран в Португалии, Сингапуре и США меньше всего людей, соглашающихся с утверждением «Большинству людей можно доверять» (от 20 до 40 %). Совершенно противоположная картина наблюдается в Швеции, Норвегии, Финляндии, Дании и Японии. Там от 60 до 70 % опрошенных считают, что люди достойны доверия. «Смысл графиков зависимости доверия от уровня неравенства в том, что они фиксируют, насколько по-разному люди должны чувствовать себя, живя в столь различных обществах. Только представьте себе жизнь где-нибудь, где 90 % людей не доверяют

друг другу, и как это влияет на качество повседневной жизни: общение на работе, на улице, в магазине, в школе»123.

122Wilkinson R., Pickett K. The Spirit Level: Why Greater Equality Makes Societies Stronger. P. 33.

123Там же. P. 54.

82

Особое внимание авторы уделяют проблемам, связанным с подростковыми беременностями. По их мнению, рождение детей детьми – важнейший фактор закрепления неравенства и социальной депривации. Они отмечают: «…Материнство в подростковом возрасте – это выбор, который женщины делают в том случае, если они не видят иных возможностей получить статус “взрослых”, таких как стабильные отношения или работа, приносящая удовлетворение»124. Авторы полагают, что неравенство – основное препятствие для самореализации в труде, творчестве и социальной сфере в целом.

Более равные общества в целом более гармоничны и благополучны. Они не только создают лучшие условия для своих граждан, но и направляют более значительную часть национального дохода на международную помощь, поэтому необходимость борьбы за равенство в обществе – естественный вывод исследования. В качестве инструмента такой борьбы авторы предлагают трансформацию. «Социальное движение за большее равенство нуждается в четком направлении и понимании того, как достичь необходимых экономических и социальных изменений. Ключом к этому будет выделение путей, которыми новое общество может прорастать внутри и рядом с теми институциями, которые оно постепенно вытеснит и заменит. Так изменения происходят на самом деле. Вместо того, чтобы просто ждать, пока правительство сделает все для нас, мы должны начать изменения в нашей жизни и обществе сами. Что нам нужно – не одна большая революция, а последовательный поток небольших изменений в конкретном направлении… Цель – повысить уровень безопасности людей и уменьшить их страх; дать каждому почувствовать, что более равное общество не просто обеспечивает каждому пространство, но и предлагает более наполненную жизнь, чем это вообще возможно в иерархически выстроенном

124 Wilkinson R., Pickett K. The Spirit Level: Why Greater Equality Makes Societies Stronger. P. 121.

83

неравном обществе»125. Авторы заявляют эту цель не голословно. На протяжение нескольких лет Ричард Уилкинсон руководит работой некоммерческого фонда «Доверие и равенство» (The Equality Trust, www.equalitytrust.org.uk), который занимается популяри-

зацией идей книги и различными гражданскими инициативами. Позиция авторов понятна и по-своему логична. Проделав

огромную аналитическую работу, они оказались совершенно бессильны сделать адекватный вывод. Скорее всего, дело в том, что будучи докторами медицинских наук, они не знакомы с законами диалектики и тем более с закономерностями развития общества. Это обстоятельство может объяснить как абсолютизацию ими эволюционного пути развития, так и непонимание объективного характера социальных революций.

Еще одним существенным недостатком работы, на наш взгляд, выступает отсутствие объяснения причин социального неравенства. Фактически из книги Уилкинсона и Пикетт мы можем почерпнуть множество аргументов против неравенства, но на вопрос: почему одни общества «равнее» других? – ответа нет. А если не поняты причины проблемы, невозможно найти ее решение. Хотя на основании собранных авторами данных можно обнаружить корреляции между уровнем неравенства и долей государственной собственности, уровнем неравенства и долей социальных расходов бюджета, уровнем неравенства и интенсивностью неолиберальных реформ. Однако без хорошего знания основ материалистического понимания истории прийти к подобным корреляциям чрезвычайно сложно.

125 Wilkinson R., Pickett K. The Spirit Level: Why Greater Equality Makes Societies Stronger. P. 236.

84

Глава VII

ВОПРОСЫ ТЕОРИИ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА В СОВРЕМЕННОЙ ЗАРУБЕЖНОЙ НАУКЕ

Наука – непосредственная производительная сила.

Карл Маркс

Во второй половине XX века развитые страны вступают в новую стадию развития, названную постиндустриальным (информа-

ционным, информациональным, обществом знаний) обществом.

Интересен шведский термин K-samhälle (К-общество), выражающий три аспекта нового общества: kunskap (знание), kompetens (компетенция) и kommunikation (коммуникация).

Примечательным симптомом нового общества и новой экономики является тот факт, что в 1955 году в США затраты на производство информации впервые превысили затраты на материальное производство. Теория постиндустриального общества была разработана в общих чертах в 1960–1970-х годах Д. Беллом, Э. Тоффлером, Ж. Фурастье, Р. Хейлбронером, Д. Дракером и др. Представитель новой волны постиндустриализма М. Кастельс внес ряд существенных дополнений вэту теорию.

К.К. Вильямс (C.C. Williams, профессор социальной политики, Школа менеджмента при Университете Шеффилда, Великобритания) классифицирует все теории постиндустриального общества по представленной в них модели будущего труда126. Так, он выявляет «доминирующие теории» и «контр-теории». В первую группу входят теории «формализации» труда (производство и распространение товаров и услуг приобретает всё более формализованный характер, места неформальному, творческому труду не остается); «товаризации» труда (капиталистические отношения проникают всё глубже во все сферы жизни

126 См.: Williams C.C. Re-visioning the Future of Work: Towards a New Mindset. URL: http://works.bepress.com/cgi/viewcontent.cgi?article=1005 &con-text=colin_williams (датаобращения: 13.09.2015).

85

общества); «глобализации» труда (регулируемые национальные экономики исчезают, бизнес функционирует в открытой всемирной экономической системе на нерегулируемом, на первый взгляд, мировом рынке). Во вторую группу, соответственно, теории «де-формализации», «де-товаризации» и «локализации». Особняком стоят так называемые «пост-теории»: «постиндустриализм», «постфордизм» и «постбюрократическая» теория.

Теория постиндустриального общества в последние два десятилетия получила широкую разработку в зарубежной науке. Создается впечатление, что наибольший интерес к этой теории обнаруживают ученые-марксисты – представители школы «автономного марксизма» (Н. Дайер-Визефорд, А. Негри, М. Хардт, С. Лернер и др.), Ш. Сэйерс, Т. О’Доннел, Э. Финберг и др. Показательно, что в работе Н. Дайера-Визефорда «Кибер-Маркс: циклы и круговороты борьбы в высокотехнологичном капитализме» (1999) из 679 использованных источников большинство – марксистские. Характерно также, что наиболее серьезные теоретические вопросы: о сущности современной формы труда – всеобщего материального труда, об универсальном средстве производства, как будет показано, обсуждаются именно марксистами. Институтом марксистских исследований при Университете Брюсселя ежегодно организуется коллоквиум «Будущее человеческого труда»; в Великобритании проводится ежегодная Лондонская конференция по историческому материализму.

Однако не следует думать, что марксистская и постиндустриальная парадигмы совпадают. Р. Кокс (Социалистическая партия Великобритании) указывает на их существенные различия127. Если постиндустриалисты, к примеру Р. Хейлбронер, указывали на снижение напряженности классового конфликта между элитой традиционного индустриального капитализма и возникающими

127 Cox R. Towards Post-Industrial Capitalism? URL: http://www.world- socialism.org/spgb/socialist-standard/1990s/1998/no-1132-december-1998/ towards- post-industrial-capitalism (дата обращения: 13.09.2015).

86

элементами иерархически неорганизованной постиндустриальной структуры, то марксисты скорее согласятся с Э. Тоффлером в том, что Третья индустриальная революция ускоряет «всеобщий кризис индустриализма» и порождает новый тип общества. В марксизме приоритет в развитии общества отдается производительным силам. Развиваясь и приходя в противоречие с производственными отношениями, сдерживающими их, производительные силы становятся причиной социальной революции как результата классовой борьбы, в которой политическая победа прогрессивного класса и установление новой системы отношений собственности и способа производства в целом больше соответствуют прогрессивным производительным силам. Производительные силы выступают двигателем истории. Теория постиндустриализма, согласно Коксу, впадает в технологический детерминизм, забывая об отношениях собственности и сводя производительные силы к технологии. Для марксизма технологический прогресс – это не автономный, независимый от общества процесс, поэтому технологический прогресс обусловлен обществом и сам является условием для общества. Следующее различие состоит в отношении к новому субъекту труда в постиндустриальном обществе. Постиндустриалисты говорят о смене фордизма тойотизмом, который подразумевает рост информационных технологий и вытеснение из производственного процесса традиционных управленческих структур. Иерархическая система принятия решений заменяется многофункциональными командами рабочих, самоорганизующихся на каждой ступени производства от дизайна до контроля качества, где каждый член команды вносит вклад в процесс непрерывного развития производства. При этом каждый имеет доступ ко всем электронным источникам информации, генерируемой внутри компании.

С точки зрения социалистов, такой вариант развития предшествует появлению многофункционального работника, которого Маркс считал опорой социалистической системы производства. Это также подтверждает наличие связи между мотивацией и более справедливым распределением функции принятия

87

решений. Однако было бы наивным рассматривать эти прогрессивные явления вне капиталистического контекста. Их внутреннее противоречие выражается в серьезном сокращении числа занятых рабочих, значительном удлинении рабочего дня и повышении уровня стресса, вызванного необходимостью приспосабливаться к способам работы, диктуемым командой и ее давлением. Сфера услуг также страдает от структурной безработицы, вызванной автоматизацией. По мнению Дж. Рифкина («Конец работы»), если на горизонте не появится новый сектор экономики, способный создавать новые вакантные места, мы столкнемся со стремительно растущей безработицей, в лучшем случае замаскированной ростом случайных заработков. Однако основное отличие марксизма от постиндустриализма касается концепта человеческой деятельности: в то время как марксизм видит в человеческих индивидах творцов истории, постиндустриализм видит историю как результат«автономного» развития идеологии.

В последние десятилетия в отечественной и зарубежной науке выдвинут целый ряд интерпретаций теории постиндустриального общества, ведутся оживленные дискуссии относительно сущности и перспектив постиндустриального общества, соотношения постиндустриального общества, капитализма, социализма. Прежде чем перейти к изложению взглядов, выраженных в зарубежной науке, напомним основные черты постиндустриального общества.

Согласно постиндустиальной теории общество проходит три стадии («волны») развития: аграрную (доиндустриальную), индустриальную и постиндустриальную (информационную),

связанные, по Э. Тоффлеру, соответственно с веществом, энергией и информацией как главными продуктами и ресурсами производства. Последняя, постиндустриальная, стадия характеризуется тремя основными чертами:

1. Источником производительности и роста нового этапа общественного развития становятся знания, информация, обрабаты-

ваемая и распространяемая на все области экономической дея-

88

тельности с помощью информационных технологий. Н.Н. Моисе-

ев отмечает, что в современном обществе более 80 % затрат во временном и стоимостном отношении приходится на работу

синформацией128.

2.Экономическая деятельность смещается от производства товаров к производству услуг. Уже в середине 1990-х годов доля отраслей сферы услуг в структуре произведенного ВВП состав-

ляла в США – 73,7 %, во Франции – 66,8 %, в Италии – 64,3 %, в Англии – 62,6 %129.

3.В новой экономике ведущую роль играют профессии, связанные с высокой насыщенностью знаниями и информацией.

Согласно Альбертсу и Цервински, вклад «сектора знаний» в экономику США приближается к 60 %130. Ядро новой социальной структуры составляют профессионалы и техники («белые воротнички», «средний класс»).

В понятие информации, по Беллу и Кастельсу, входят прежде всего знания и наука, особенно фундаментальная. Известно, что при капитализме («индустриальном обществе»), как писал К. Маркс, производство развивается не на основе опыта, как в предшествующих формациях, а на основе науки, которая пре-

вращается в «непосредственную производительную силу обще-

ства». В постиндустриальном обществе эта тенденция, прежде всего рост фундаментальной науки, приобретает настолько выраженный характер, что рассматривается как первая и решающая особенность общества. «Развитие основного капитала является показателем того, до какой степени всеобщее общественное знание превратилось в непосредственную производительную силу, и отсюда, показателем того, до какой степени условия са-

128См.: Моисеев Н.Н. Расставание с простотой. М., 1998. С. 98.

129См.: Прудский В.Г. Теоретические и методологические основы преодоления исторического отставания России напутипереходакпостиндустриальномуобществу// Новыеидеивфилософии. 2009. Вып. 18. С. 48.

130См.: Complexity, Global Politics and National Security // Ed. by D. Alberts and T. Czerwinski. Washington, 1997. P. 87.

89

мого общественного жизненного процесса подчинены контролю всеобщего интеллекта и преобразованы в соответствии с ним…»131. По Марксу, наука как всеобщий продукт исторического развития, выступающая в капиталистическом способе производства частью капитала, никогда полностью в него не укладывается. Новое общество связано также с революцией в информационных технологиях. Как отмечает Кастельс, использование информации в производстве имело место и в индустриальную эпоху, однако только сейчас появились сложнейшие

технологии обработки информации. Информация становится сырьем, предметом и продуктом производства.

Важнейшей чертой постиндустриального общества становится существенный рост влияния государства на экономику, усиление роли стратегического планирования. Известно, что за последние десятилетия доля государственной собственности заметно возросла – до 42–45 % во Франции и Германии, 65 % в Швеции и Австрии, 70 % в Финляндии132.

Развитие сферы услуг – еще одна определяющая черта постиндустриального общества. При этом три области этой сферы:

наука – образование, здравоохранение и искусство, как считал еще К. Маркс, не являются рыночными. По мнению Т.С. Васильевой и В.В. Орлова, сельское хозяйство как специфическая сфера производства с высокой долей живого труда, должно быть также частично выключено из рынка; его дотирование государством в развитых странах сегодня составляет 40–60 %133.

Важной стороной постиндустриального общества является

глобализация экономики, политики, культуры общества (неко-

торые ученые считают, что глобализация – другое определение

131Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, ч. II. C. 215.

132См.: Орлов В.В., Васильева Т.С. Философия экономики / Перм. гос. нац. исслед. ун-т. Пермь, 2013. С. 231.

133См.: Васильева Т.С., Орлов В.В. Социальная философия / Перм.

гос. ун-т. Пермь, 2011. С. 235–236.

90