Этюды о жизни и криминологическом творчестве

Г.Н. ГОРШЕНКОВ

ЭТЮДЫ О ЖИЗНИ И КРИМИНОЛОГИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ

ООО «ГИДРА»

Нижний Новгород 2017

2

Горшенков Геннадий Николаевич, доктор юридических наук, профессор, почётный вице-президент Российской криминологической ассоциации, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, член Российской академии юридических наук, член Союза журналистов России, эксперт Аналитического центра при Правительстве РФ.

В российской юриспруденции с именем Г.Н. Горшенкова связано одно из современных научных направлений – криминологии массовых коммуникаций. Геннадий Николаевич – один из основателей научной школы преступных подсистем, или невско-волжской школы криминологии. В настоящее время разрабатывает идею интеграции основных научных положений дисциплин антикриминального цикла, что открывает путь к формированию, родовой науки о криминале, необходимость которой признавалась ещё с середины XVIII века. Лауреат Четвёртой региональной юридической премии «Юрист года» в номинации «За вклад в юридическую науку».

Имя Г.Н. Горшенкова внесено в золотой фонд Союза журналистов Нижегородской области, в ряд отечественных библиографических изданий, а также в Энциклопедию международной коллекции.

3

ББК 84.ББК 84.4 Г67

Горшенков Г.Н.

Этюды о жизни и криминологическом творчестве. Нижний Новгород: ООО «ГИДРА», 2017. – 228 с.

ISBN

Эта книга криминолога – о наукотворческом восприятии мира, о коллегах, сказавших весомое слово в уголовной юриспруденции, о своем собственном слове в криминологии, которой посвятил более тридцати лет, о чувственных отношениях с людьми, благоприятствующих его личной и научной жизнедеятельности.

Содержание книги подчинено свободной композиции, в которой переплетены и эссе, и научный, научно-популярный, и документальнохудожественный, даже художественный жанры. В книге изложены автобиографические этюды, аналитические «портреты» правоведов и их произведений, неоднозначные суждения о преступлении, оригинальные умозаключения о методике написания научной работы.

Книга адресована широкому кругу читателей, но прежде всего его близким, а также коллегам по научному цеху, тем, кто входит в круг, определяемый дисциплинами антикриминального цикла.

Нижний Новгород 2017

4

СОДЕРЖАНИЕ Какой быть этой книге…………………………………………………. 5

1. НОСТАЛЬГИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ…………………………………… 18

О моей родословной…………………………………………………… 18 Никулино……………………………………………………………… 22 Пруды…………………………………………………………………. 27 Речка……………………………………………………………………. 33 Никулинская средняя школа………………………………………… 37 Поэзия моей жизни…………………………………………………… 41 Тимонино……………………………………………………………… 46 Урень…………………………………………………………………… 57

2. ЗРЕЛОСТЬ…………………………………………………………… 64

Интервью………………………………………………………………… 64 «Российский криминологический взгляд» ……………………….…... 65 Саратовский Центр по исследованию проблем организованной преступности и коррупции…………………………... 86

3. КОЛЛЕГИ ИЗ СОЗВЕЗДИЯ УЧЕНЫХ…………………………….. 91

Окниге для «озабоченных делом»…………………………………….. 91

Оправозащитном принципе ученого………………………………… 100 Катализатор научной мысли……………………………..……………. 118

Озакономерностях государства и права………………………………140

Санкт-Петербургский международный клуб

– это будущее криминологии (ода-рецензия)…………………………158

4. НАУЧНЫЕ ОТКРОВЕНИЯ……………………………………..…. 160

И Бог есть, и жизнь – после смерти…………………………………. 202

Мой взгляд на проблему активизации бытовой преступности

(Письмо-рецензия на статью правоведа Б.В. Тайлашева)………………….. 218

К сожалению, пора прощаться………………………………………. 226

5

«Только в творчестве есть радость, – говорил выдающийся русский юрист и писатель Анатолий Федорович Кони, – все остальное прах и суета»…

Как он был прав!

КАКОЙ БЫТЬ ЭТОЙ КНИГЕ?

Сегодня выходной день, и я с особой радостью сажусь за компьютер. С ним мы довольно часто начинаем рабочий день. И даже тогда, когда в календаре он отражен – как выходной или праздничный. Вот и сегодня выдался такой день. Меня отлично поймут те, кто по себе знает, что для творчества – это самое подходящее время, больше похожее на праздник (в противоположность, как пелось в наше время в песне-марше трудовых бригад, «трудовые будни – праздники для нас»), но праздник души, состояние которой может довести автора до самозабвения.

Который раз задаюсь вопросом: «Какой должна быть книга?». Дело в том, что я долго размышлял над тем, чтобы наконец-то поддаться искушению написать очередную, но не совсем обычную книгу, т.е. не монографию, не учебное пособие, не художественно-документальное или даже художественное произведение, ранее рождавшиеся под моим пером. Хотелось написать книгу другую, образно говоря, соборную, т.е. такую, которую бы отличала духовная общность формальных и содержательных особенностей составляющих ее разножанровых произведений. Эти особенности как бы выражают мою творческую палитру, или набор выразительных средств, сочетаний в картине-произведении.

Меня уже долгое время на это подбивали друзья и коллеги, а некоторые из них к тому еще и невольно «подстрекали» примером, т.е. изданием собственных произведений, сотворенных их нестандартным мышлением. Книги известного российского правоведа и писателя Дмитрия Анатольевича Шестакова, «научно-поэтические» монографии профессора Павла Николаевича Панченко, учебники и монографии оригинального криминолога и редактора Олега Викторовича Старкова, трехтомник избранных трудов автори-

6

тетного классика уголовного права Виктора Павловича Малкова... Подаренные книги не только выражают великолепие научной и литературной мысли, но и раззадоривают: дескать, а тебе, небось, слабо?

Да оно не слабо. Сдерживает чувство ответственности. Это – один из принципов в создании произведения. «Сдерживает» вовсе не означает «останавливает», а заставляет собраться с мыслями. И это естественно.

Наконец, решаюсь. Тут же возникает вопрос: а какой должна быть эта книга?

Авот над этим интересно поразмышлять, тем более, что рядом незаменимый сегодня помощник – компьютерный интеллект. Садись и дерзай.

Есть разные приемы работы над произведением. Простейший – я уже назвал: «садись и дерзай». То есть интуитивно, без продуманного плана (сюжета, содержания, глав, параграфов и т.п.). Есть тема, есть брезжащий образ композиции и неодолимое желание излить все, что накопилось и продолжает копиться на ту или иную тему.

Этот метод известен больше как метод проб и ошибок (метод лабиринта). Его я испробовал на далекой заре своей творческого начала. И надо отдать должное, применял его вполне успешно. Но этот успех я объясняю тем, что приятно вымучивал относительно скромные произведения, например, корреспонденции, очерки, статьи, фельетоны, юморески. Хотя, разумеется, и каждое такое произведение продумывается автором. Однако в таких случаях все-таки остается больше простора для полета мысли. И это понятно: относительно маленькая мысль не требует большого простора. Одним словом – высота птичьего полета. И, что важно добавить к этому сравнению, полет этот свободный и зависит, наверное, больше от «птичьих» обстоятельств. Такие полеты носят локальный характер, то есть они недалекие.

Авот полет другого плана – перелет из осени в зиму или обратно предполагает долгий и строгий маршрут. Такому, дальнему полету я учусь с 1977 года.

7

В упомянутом году я пришел работать в Горьковскую школу милиции (ныне Нижегородская академия МВД России) на кафедру уголовного процесса и криминологии, которую возглавлял полковник милиции Валентин Тимофеевич Томин. Учитывая мое прошлое (работа в областном управлении уголовного розыска) и настоящее (член Союза журналистов СССР), Валентин Тимофеевич предложил мне совместно написать книгу, а именно учебное пособие «Взаимодействие уголовного розыска с населением». Оно уже было включено в план издания, и сроки поджимали. А не было написано ни строчки.

Какой разговор! Я согласился без колебаний. И тут мой руководитель попросил к завтрашнему дню (?!) представить подробный план, или содержание будущей книги. Мало того, что я книг вообще не писал, а тут еще в такой короткий срок следовало продумать структуру книги – о чем писать во введении, в каждой главе, соответствующих параграфах и в заключении. Я недоумевал, как можно изложить, да еще подробно, содержание не написанной книги? Но не расписываться же в своем бессилии!

Это были настоящие муки творчества. Именно творчества: в своем воображении я творил маленькое чудо… Однако, к своему удивлению, я справился с задачей довольно быстро. Интересно и необычно было представить образ будущей книги, ее содержание, объем… Я видел эту ненаписанную книгу!

Работалось над рукописью легко: материя знакомая. Через пару месяцев пособие было готово и очень скоро – опубликовано. Только в мою домашнюю библиотеку книга не могла попасть, вход ей был воспрещен. Точнее, запрещен был ее выход из вузовских стен, ибо на титуле стояло строгое ограничение: «Для служебного пользования».

Книга – продукт системного мышления. «Системное» – производное от слова «система» (с гр. systēma – целое, составленное из частей), которое определяется как «нечто целое, представляющее собой единство закономер-

8

но расположенных и находящихся во взаимной связи частей»1. Таким образом, книга как система представляет собой целостную, упорядоченную совокупность элементов (содержание), взаимодействующее функционирование которых (передача этого содержания в систематизированном виде – фабуле и сюжете) и порождает новое, не присущее самим этим элементам качество, т.е. книгу как культурное явление. Вот как длинно получилось. На «синергетическом» языке это можно назвать «синергетическом эффектом». То есть речь идет не о простой совокупности относительно однородных энергий отдельных элементов (глав, параграфов…) в их совокупности, именно совокупности, безотносительно месторасположения элементов, а целесообразной организация этих синергий (отдельных идей, содержащихся в параграфах, главах). И тогда возникает тот самый синергетический эффект, или энергия авторской мысли, которая и воздействует на читателя.

Здесь не лишне заметить, что еще К. Маркс обращал внимание на синергизм как силу, «которая возникает из слияния многих сил в одну общую…»2. Такое слияние достигается системным мышлением, т.е. умением пишущего книгу пользоваться системным подходом. Иными словами, это умение выразить в объекте своего творческого созидания некий сложный феномен, в который искусно переплетены научные, публицистические и художественные начала.

Скажу больше, книга – по-своему, живой организм. Только живет она той особой жизнью, которую вдохнул в нее автор; как Бог (прошу извинить за некорректность) – в человека. В книге выражен авторский, не видимый читателю, но ощущаемый, понимаемый им мир. Через книгу и попадаешь в творческий мир ее автора. Например, мне всегда приятно заглядывать в такой мир через произведение, презентуемое автором.

1 Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. – 4-е изд., дополненное. М.: Азбуковник, 1997. С. 719.

2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.23. С. 337); цитир. по: Спицнадель В.Н. Основы системного анализа: Учеб. пособие. СПб.: «Изд. дом «Бизнес-пресса», 2000. С. 139.

10

ем. Я цитирую отрывок из сложной главы «Методологический аспект криминологии» моей монографии «Криминология как "расширенная наука" о преступности: время становления и развития».

«Размышляя над этим непростым названием главы, мне вдруг захотелось прибегнуть к образному выражению предмета моего описания, т.е. криминологической мысли. И в воображении возникла обманчивая картина: старая (по годам и опыту) школа уголовного права; устоявшиеся традиции; размеренность относительно спокойного течения научной мысли; над всем – печать безмятежности; все – будто под довлеющей силой «свинцового» воздействия Луны, с которой я почему-то обнаруживаю сходство с метафизикой. Под ее антидиалектическим воздействием исследовательский ум, оторвавшись от физики реального мира, умозрительно постигает неизменное начало зла, именуемое преступлением, конструирует его и другие юридические понятия, логически выстраивает неопровержимые доводы…

Хотя в этом «не очень земном» мире криминологической мысли проявлялись и светлые проблески осознания реальности, окружающей изучаемый ноумен. Однако эти проблески были так слабы, что не могли осветить скольнибудь заметную сферу в этой кладке научных догматов. Эти «эмпирические» идеи, например, у самого Беккария или (наиболее ярко выраженные) у Романьози не вызывали сколь-нибудь, да и не могли вызвать дискуссионного возмущения в обители будущих классиков.

Такое возмущение пришло от нового поколения ученых, внимание которых было обращено на изучение преступления и преступника не как абстрактные конструкции, а как явления – одно как социальное, другое как антропологическое».

Кстати, я имел честь узнать реакцию на этот «метафорический продукт» мышления одного из мэтров уголовного права, весьма уважаемого мной, дружбой с которым очень дорожу, профессора Павла Николаевича Панченко. В рецензии на упомянутую книгу он пишет: «Хотя все эти пассажи (кстати, типичные для наших криминологов) и звучат, мягко говоря, не-