Этюды о жизни и криминологическом творчестве

61

Едва зайдя в дачный домик, я тут же окрестил его филиалом жилого дома по улице Ленина: интерьер, можно сказать, содержательно идентичен. Разумеется, и предметно – тоже: барельеф Ленина, точнее гипсовая голова пролетарского вождя, которую нашел и принес родителям их сын, зная мамину «антикварную» слабость; герб РСФСР; переходящее знамя за высокие показатели в соцсоревновании с портретом Ленина; долбленое корытце для муки – ночевка (на ночь вносили муку в дом, чтобы прогрелась к утру); деревянная зыбка (люлька) с прибитыми ремнями для подвешивания и оборванной веревочкой для удобства качания зыбки ногой, что позволяло высвобождать руки для каких-либо дел, прясть, например, благо об этом напоминала и детали прялки, находящиеся рядом.

Итут меня осенила ассоциативная мысль – об исторической связи, но уже с другой, менее приятной, даже совсем неприятной умозрительной картиной революционных и военных 20-х годов прошлого века. Представив себе упомянутую картину «Ленин в Смольном», я тут же подумал о другом названии, которое было бы не менее правдивым: «Переписка Ленина с Луначарским».

Дело в том, что в середине 1919 года в Костромскую губернию приехал уполномоченный ВЦИК А.В. Луначарский в связи с крестьянским мятежом, возникшем осенью 1918 года в Уренском крае. Протестное выступление было вызвано недовольством изъятием (реквизицией) хлеба у крестьян.

В то время Нижний Новгород являлся важнейшим центром по формированию частей Красной Армии, Волжской военной флотилии. В городе находился крупный железнодорожный узел, связывающий Москву с севером

ивостоком; здесь действовал речной порт, первый по поступлению грузов и второй (после Астрахани) по их отправлению в советские республики.

Ивот этот важнейший район России – Нижегородская губерния – оказался отрезанным от производящих губерний страны, откуда поступал хлеб, которые, как мы знаем, всему голова. Полученного же в этом году урожая в губернии хватило бы только на девять месяцев. К тому же хлеб безответ-

62

ственнно уничтожался на самогон. На получение одного ведра самогона уходило полтора-два пуда хлеба. Только в Нижнем Новгороде в месяц в среднем потреблялось 400 ведер самогона, а это в переводе на рожь 32 тонны.

Правительством была срочно разработана и система чрезвычайных мер по заготовке хлеба, в том числе по изъятию его излишков. Реализация же чрезвычайных мер («чрезвычайщина») нередко оборачивалась несправедливой и жестокой реквизицией, что, естественно, подливало масла в огонь. К тому же в Уренский край, стекался недовольный советской властью люд. И для мятежа почва оказалась довольно «сдобренной». Об этом и писал Ленину Луначарский.

Так в свое письме-докладе от 11 мая 1919 года Луначарский сообщал следующее: «…На востоке Костромской губ. имеются лесные и хлебные кулацкие уезды – Ветлужский и Варнавинский, в последнем есть целый многохлебный, зажиточный, старообрядческий край, так называемый Уренский (можно сказать, самопровозглашенный мятежниками – авт.). Там выбран был царь, ныне взятый в плен и подлежащий расстрелу, с этим краем ведется форменная война… Крестьяне сопротивляются и ожесточились до крайности. Я видел страшные фотографии наших товарищей, с которых варнавинские кулаки содрали кожу, которых они замораживали в лесу или сжигали живьем» (Доклад Луначарского Ленину. 11 мая 1919 г. № 5: URL: http://lunacharsky.newgod.su/lib/lenin-i-lunacharskij/doklad-lunacharskogo- leninu-0).

События тех лет мне были более-менее известны. Когда-то меня интересовала история нижегородской милиции. Я даже намеревался писать диссертацию на эту тему, но ограничился публикацией серии статей и особенно брошюры «Гвардия российской милиции» – о родном уголовном розыске.

Листая архивные документы, подшивки газет, я открывал для себя все новые события, в которых выражались сложнейшие, революционные и контрреволюционные отношения белой и красной гвардии, белого и красного террора – поистине смутных времен революции, или, как ныне еще име-

63

нуют, «большевистского переворота», и гражданской войны. Многие из них были спровоцированы угрозой голода.

В небольшой своей книжке «Гвардия российской милиции» (об уголовном розыске) я упомянул эпизод участия уголовного розыска в борьбе с бандитизмом и контрреволюцией. Этот исторический эпизод был связан с именем царя Уренского.

Вспомнил об этом вовсе не случайно: не так давно мои коллеги журналисты вспомнили о мятеже в Поветлужье по той простой причине, что мятеж этот случился (начался) 95 лет назад, в 1918 году. Например, в ежемесячном рекламно-информационном журнале «Кострома» сообщалось: «И вскоре по округе разнеслась молва: «В Урене объявился царь, ростом в полтора человека, руками запросто лошадь раздирает, а супружница его – заморская дева красоты неписаной». Тем временем новоизбранный царь готовил поход на Варнавин. Повстанцы выдвинулись в сторону Варнавина и, выйдя к реке Ветлуге, разбили лагерь на берегу. Им противостоял Варнавинский гарнизон около двухсот человек личного состава, хорошо вооруженного, оснащенного пулеметами и тремя пушками. Во время боя было ранено и убито немало уренцев, так что пришлось им вернуться обратно. Правда, 29 августа сторонники уренского царя сумели захватить уездный город Ветлугу, что вернуло войску боевой дух. Впрочем, ненадолго – через несколько дней чекисты и красногвардейцы штурмом взяли город, часть мятежников успели уйти, тех, кто остался, расстреляли» (Царь Уренский // Акценты. 2015. 3 июля.:URL: http://aktsenty.ru/history/162-car-urenskiy.html)...

Таковы отголоски давних исторических событий, которые я «услышал», рассматривая в хозяйстве Мутовкиных советскую символику, между прочим, запрещенную сегодня в Украине и ряде стран мира. Это объяснимо: у (политического) страха глаза велики.

–––––––––––––––––

64

2. ЗРЕЛОСТЬ

«Зрелость» – это то, состояние, которое я имею счастье переживать сегодня, хотя и чувствую себя, как ни странно, все еще «зеленоватым». Но это сугубо личное чувство я старательно прикрываю своим возрастом, жизненным опытом, духовными приобретениями. Впрочем, при таких моих качествах стараться вовсе не обязательно.

И, когда коллеги попросили меня об интервью, я с благодарностью согласился, надеясь, что не выдам этого своего чувства.

Интервью

Интервью – это, как известно, особая форма беседы в целях опубликования ее содержания. Вопросы в интервью стараются задавать такие и таким образом, чтобы разговорить интервьюера, стимулировать его интерес к разговору, желание отвечать искренне и не шаблонно. В какой-то степени я даже нахожу определенную схожесть между интервьюированием и проверкой на полиграфе, или детекторе лжи.

В последнее время мне задавали вопросы два интервьюера: Саратовский Центр по исследованию проблем организованной преступности и коррупции (в лице его сотрудников, разумеется и прежде всего профессора Натальи Александровны Лопашенко) для опубликования материалов в книге «Имя в науке» (что уже выполнено) и главный редактор федерального журнала «Российский криминологический взгляд» профессор Владислав Николаевич Орлов с той же целью, т.е. опубликования материалов интервью в названном журнале.

Интервью воспроизвожу с некоторыми сокращениями.

66

филиале РАНХиГС при Президенте Российской Федерации. Младший Андрей тоже кандидат юридических наук, доцент, работает начальником кафедры в Нижегородской академии МВД России. У нас, между прочим, двойная династия: научная и служебная. Я – полковник милиции в отставке, старший сын – подполковник милиции в отставке, младший – полковник полиции.

Кто Ваша жена?

– Каманина Антонина Михайловна, бывшая моя одноклассница, а позже, можно было бы сказать, моя однокурсница, но вузы были разные. Примечательно, что мне как журналисту жена подарила первого сына, Геннадия на День печати, а второго, Андрея – в канун Международного дня солидарности журналистов. К моему огорчению, ушла из нашей земной жизни.

Большую часть жизни Вы прожили в каком городе?

– В разных городах: Владимире, Вышнем Волочке, Горьком-Нижнем Новгороде, Сыктывкаре. А вот уже эта моя городская жизнь в большей своей части протекала и протекает сегодня в Нижнем Новгороде.

Какую школу и где Вы закончили?

– Никулинскую сельскую школу в Лукояновском районе Горьковской области. Сейчас от этой школы остались одни воспоминания. Сохранились деревья, посаженные нами учениками в конце 60-х годов (страшно сказать) прошлого века.

Какие предметы Вы любили больше всего?

– Трудно сказать. Просто я старался учиться. Но можно было бы назвать русский язык, литературу и физику, однако дело не столько в этих предметах, сколько в учителях, которые их преподавали.

И кто же эти школьные преподаватели и чем они Вам запомнились?

– Замечательный вопрос! Во-первых, это супруги Глазовы. Полина Ивановна, учительница по русскому языку и литературе и Александр Иванович, преподававший географию. Очень стимулировали мое увлечение литературой, собственным сочинительством. Я перечитал всю их домашнюю

67

библиотеку. Особенно увлекся Чеховым. Его рассказы читал со школьной сцены. Даже по требованию нашей школьной публики повторял монолог «Разговор человека с собакой». Так что Чехов был интересен не только мне… Сам пробовал писать юморески. Удавались неплохие сочинения, которые Полина Ивановна хранила потом многие годы. Александр Иванович поощрял мои потуги в стихосложении.

Был еще один дорогой моему сердцу учитель по физике – Латников Василий Петрович. По направлению, после окончания педагогического вуза прибыл в нашу школу. А поселился он на квартиру через дом от нас. Не на много старше нас, десятиклассников. Молодой, крепкий, как потом выяснилось, хорошо пел… На первом же уроке мне поставил заслуженную двойку. Я потом в шутку ему сказал, что как-то не по-соседски получается. А он мне в ответ предложил заключить такой договор: он меня физике обучит, а я его научу и играть на гитаре и гирей жонглировать. Наблюдал как мы, ребятня, собравшись у моего дома всем этим занимались…Хлопнули по рукам! Отношения наши очень скоро переросли в дружбу. Очень популярно верами объяснял мне физическую материю. Но на уроках был ко мне «беспощаден»: каждый урок спрашивал меня минимум два раза. Ребята мне даже сочувствовали. Зато, спустя время, Василий Петрович даже доверял мне провести урок, например, когда ему нужно было ехать в РОНО (районный отдел народного образования).

Когда и почему Вы решили стать юристом?

– Так уж сложилось. Я учился в Горьковском госуниверситете на исто- рико-филологическом факультет (готовил себя к профессиональной журналистике). Был избран председателем студенческого профкома. И тут как-то вызывают (в то время не принято было говорить «приглашают») в партком, ставят меня в известность: «направляем служить в органы внутренних дел». Так сказать, по партийной путевке. А я был членом партии, офицером запаса (закончил срочную службу в танковых войсках младшим лейтенантом). К тому имел небольшой опыт так называемого народного заседателя в военном

68

трибунале. Служил исправно. Позже пригласили на преподавательскую работу в Горьковскую высшую школу милиции (ныне Нижегородская академия МВД России). И вот я, недавний сотрудник областного управления уголовного розыска стал штатным преподавателем. Правда, до этого поработал – приватным. Дальше – больше, адъюнктура Академии МВД СССР, защита кандидатской диссертации в этой же академии.

Не могу не задать аналогичный вопрос: кто из преподавателей Акаде-

мии Вами особенно запомнился?

– Я «стартовал» на защиту кандидатской диссертации с кафедры криминологии, которую возглавлял профессор Аванесов Геннадий Арташесович. Добрая ему память. Брал уроки у него, у профессора Бабаева Михаила Матвеевича. Оба – личности, для которых характерна человечность, замечательные и очень доступные ученые. По вопросам уголовного права и уголовной политики просвещался у профессора Миньковского Генриха Михайловича. Я уже не говорю о своем наставнике, профессоре Игошеве Константине Еремеевиче. В то время он уже был заместителем начальника Академии, а до этого работал в Горьковской высшей школе милиции. Так, на научной стезе мы и сошлись.

Он был Вашим руководителем по кандидатской?

– У меня было два научных руководителя: профессор Томин Валентин Тимофеевич, который в свое время пригласил меня работать к нему на кафедру в Горьковскую высшую школу милиции, а также профессор Игошев Константин Еремеевич.

А кто был консультантом по докторской диссертациям? Кто высту-

пал официальными оппонентами?

– Научным консультантом был опять же профессор Томин; официальными оппонентами – профессора Миньковский Генрих Михайлович, Ривман Давид Вениаминович, Шестаков Дмитрий Анатольевич. В настоящее время мне выпало счастье пребывать в добрых, наполненных творческим потенциалом и обоюдной доброжелательностью отношениях с профессором Шестаковым Дмитрием Анатольевичем.

69

На какой должности, в каком вузе Вы проработали дольше всего?

– С июля 2001 года по настоящее время (14 лет) – на должности профессора в Нижегородском государственном университете им. Н.И. Лобачевского. Моя альма-матер.

Каков Ваш педагогический, научный и литературный стаж?

– Трудно «разблокировать» по годам это триединство. Однако педагогический стаж формально высчитать проще: по трудовой книжке. Он равняется 30-ти с небольшим годам. С научным стажем решить труднее. Наукой я стал заниматься со студенческих лет. Сразу же после окончания вуза закрепился соискателем. Вначале – в своей альма-матер, затем в Академии МВД

СССР. И до сего времени занимаюсь ею. В узком смысле научный стаж можно исчислять в органическом единстве с педагогическим (научнопедагогический стаж). Что касается литературного стажа, то литературой (в смысле сочинительством) я занимался с 4-го класса.

Вы помните свою первую научную статью и первое художественное

произведение?

– Помню (и до сих пор храню) свое первое опубликованное «публицистическое произведение». Оно было напечатано в газете «Красный воин» Московского военного округа, в котором я служил и был военкором этой газеты. Публикация называется «Сержант делится опытом» (январь 1962 года). Первая научная статья (внесенная в список научных трудов) была опубликована более 40 лет тому назад, в 1974 году в журнале «Советская милиция». Что касается литературного произведения, то здесь определиться труднее. Я начинал с юморесок (Антон Павлович Чехов сподвигнул). Детские и юношеские стихи – не в счет. Если же брать – опубликованные, то в моем архиве есть одна из первых юморесок «Где собака зарыта», которая увидела свет в январе 1969 года. Первое более-менее значительное художественнодокументальное произведение «Золотые клады Бахмулалова» было опубликовано примерно в 1972 году… Как давно все это происходило… А я все живу, слава Богу!

70

Вы длительное время являетесь членом диссертационного совета. Ка-

кая из защит диссертаций Вам запомнилась и почему?

– Трудный вопрос. Просто не могу выделить одну-единственную защиту. Из числа запомнившихся назову защиту докторской диссертации Изосимовым Сергеем Владимировичем. Его научным руководителем был Борис Владимирович Волженкин. В диссертации рассматривалась проблема служебных преступлений в коммерческих и иных организациях. Особенно интересной была дискуссия. В частности по поводу подкупа. Сергей Владимирович дискутировал блестяще. В то время слово «коррупция» не было таким политически-популярным, как сегодня. Но, полагаю, это был один из научных росточков сегодняшней так называемой «коррупциологии».

На память приходят некоторые защиты собственных учеников, в частности, ныне – моей коллеги Ивановой Анны Александровны на тему «Педагогическая профилактика в системе предупреждения преступлений», Климовой Юлии Николаевны – по теме «Преступность и массовая коммуникация в период предвыборной агитации».

Во сколько лет Вы защитились? Сколько лет прошло с момента за-

щиты кандидатской и до защиты докторской диссертации?

– В зрелом, «осмысленном» возрасте – в 43 года. К этому времени я уже имел десятилетний опыт работы в правоохранительных органах, особенно в новой службе профилактики уголовного розыска. И пять лет педагогического стажа в вузе МВД СССР. О докторской диссертации, можно сказать, не задумывался, но со временем, все более погружаясь в интересную для меня криминологическую проблематику, почувствовал и осознал свой научный потенциал и решился «замахнуться» на большее. Спустя 15 лет, защитил докторскую диссертацию. Такая неторопливость «оченно споспешествует» (как бы выразился мой наставник профессор Томи) научной зрелости.

Сколько лично Вами и в соавторстве опубликовано работ и какая из

них, на Ваш взгляд, самая: 1) дорогая; 2) удачная?

– Простите, не очень интересен для меня вопрос. Если считать с той первой заметки в газете «Кратный воин», о которой я сказал ранее, то массив