Uzun-Khadzhi_Saltinskii_774__politicheskii_774_i_religioznyi_774_deyatel_Dagestana_i_Chechni

округ - инженер К. Гайгов, в Аварский округ - инженер Багадур Маллачиханов1, в Гунибский округ – сначала был назначен проживающий там грузин Чхеидзе, затем его сменил пишущий эту историю Магомед-Кади Дибиров, в Казикумухскнй округ – Саид Габиев, в Даргинский округ – инженер А. Зульпукаров2, в Кайта- го-Табасаранский округ – юрист А. Далгат3, в Кюринский округ – Али Гасанов4 и в Самурский округ – бывший там доктор Ефимов.

С прибытием в округа этих комиссаров там начались организации комитетов. В каждом селении были выбраны вместе с комитетами и комиссары в каждом участке, в округах – окружные исполнительные комитеты и комиссары

Вначале переворота дагестанцы не имели понятия о революционных организациях. Среди них было много таких, которые не верили, чтобы могли свергнуть такого сильного царя, как Николай, и уже смущало умы темного народа пропаганда контрреволюционеров, они говорили, что все это временно, так долго не останется и скоро будет царь. Но народ понял, что старый режим отошел в вечность и, протрезвляясь, начал втягиваться в общественнополитическую работу. Народ осознал важность организации и порядка и, подчиняясь новым представителям революционной власти, начал принимать участие в организации выборов и на выборах... Но в Гунибском округе известный шейх УзунХаджи являлся большим противником нового строя. Он говорил, что не должно быть комитетов, а вся власть должна быть сосредоточена в руках духовенства и кадиев, и должен царить лишь один шариат среди мусульман.

Не взирая на старания комиссаров Гунибского округа Салта, селение откуда родом Узун-Хаджи и его мюриды во многих селах не принимали участия в выборах. Кроме этого, в горах были организации рабочих и солдат. Таким образом, в течение июня и июля месяца 1919 г. выборы были окончены.

Вселениях, в участках и округах были выбраны комиссии и исполнительные комитеты. В выборах участвовало одно лишь мужское население, женское же не принимало участие, так как дагестанцы этого не хотели. Комиссары этот вопрос не могли поставить на обсуждение.

141

Но выбранными в большей части оказались ученые арабисты (алимы), хаджии и богатые. Кроме того, в селениях на выборах не придерживались принципа правильности общенародного и тайного голосования. На таком принципе были лишь выбраны делегаты из округов на общий съезд Дагестана. Но и здесь были выбраны большей частью вышеупомянутые алимы, хаджии и богатые. При первых выборах в окружные комиссии были выбраны по три лица. Во многих округах, если один из членов этой тройки было интеллигентное лицо, то двое были из вышеупомянутых слоев. Тогда на выборах участвовали все слои населения. Голосовали и выбирались - князья, беки, офицеры, богатые, духовные лица, но все же большинство князей и беков после переворота сторонились народных организаций. Они, таким образом, проявляли открыто свое огорчение и недовольство революцией. Таким же образом стояло в стороне от народной массы часть офицерства и помещиков. Но князь Нухбек Тарковский, хотя сам был князем и офицером, принимал деятельное участие в общенародной работе. Таким же образом принимали участие в общенародной работе большая часть офицерства и богачей. Хотя специалисты и хотели устранить эти слои от народной массы, но им пришлось примириться, так как народная масса еще не осознала своих интересов, не видела в них своих противников Однако, все же народ питал злобу к некоторым князьям н офицерам, занимавшим в царское время административные должности, чувствуя это сами стали сторониться общей работы.

Магомед-Кади Дибиров. История Дагестана в годы революции и гражданской войны. Махачкала, 1997. С. 147-149.

№ 66 Нажмутдин Гоцинский и Узун-Хаджи

(Из книги А.Тахо-Годи «Революция и контрреволюция в Дагестане»).

1927 г.

Во время так назвыаемого «писарьского» движения в 1913 году, когда до 3.000 горцев спустились в Шуру и потребовали или отправить их в ссылку, или убрать русских писарей из аулов,

Датировано по году издания книги.

142

оставив арабистов, Военный губернатор [Дагестанской области] Вольский, подозревая в этом движении организатором Нажмутдина [Гоцинского], хотел его выслать из Дагестана и только заступничество [Минкаила] Халидова спасло его от этой кары. Знающие его говорят, что об имамстве он мечтал не со дня переворота1, а задолго до этого. Любил вести беседы на эту тему с доверенными людьми, разгадывал сны, толкуя их в той или иной плоскости, и вообще гипнотизировал и себя и других на имамстве. К моменту переворота Нажмутдину было около 60 лет, лицо его было довольно интересное и напоминало лицо старого орла взгляд суровый, властный и редко улыбающийся.

Он, по словам [Магомед-Кади] Дибирова, прежде не любивший шейхов и фанатиков, после переворота, вызывает УзунаХаджи, только что освобожденного революцией из ссылки и внушает ему, что раз мусульмане освободились от русских и провозглашена свобода, тот мусульманин гяур, кто не способствует созданию имамата и имама. Узуну же достаточно было уверовать в какую-либо идею, чтобы, как фанатику, зажечься ею и проводить её во что бы то ни стало. Так и случилось. Нажмутдин мог теперь сидеть спокойно. Узун делал за него все. «Нажмутдин должен быть имамом точно также, как мы мусульмане, а Узун – его векилем (поверенным)». Вот лозунг, усвоенный УзуномХаджи и проводимый им с присущим ему фанатизмом и словом и делом с саблей в руке.

Тот, кто не согласен с этим, тому долой голову, как отступнику от ислама «Я вью веревку, – говорил Узун – для того, чтобы перевешать всех инженеров, студентов и вообще пишущих слева направо». Более цельной натуры, более простой и непосредственной, чем Узун-Хаджи, найти трудно. Это был строгий, не раздвоенный, зажженный огнем пламени фанатик, у него не было той многогранности, в которой нельзя отказать Нажмутдину. Если Нажмутдина съедала жажда честолюбия, власти, боязнь за потерю имущества, то Узуном двигало только сознание внутреннего ему и им усвоенного долга мусульманина, который должен сложить и чужую голову для того, чтобы воскресить имамат и имама всех мусульман.

Опубл. в кн.: Тахо-Годи А. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала, 1927. С. 27-28.

143

№ 67 Из воспоминаний Носова А.Ф.1 – руководителя повстанче-

ского движения против белогвардейцев в Чечне и Ингушетии в 1919–1920 гг.

Северокавказский эмират Узун-Хаджи

В1919 году на территории Чечни была сделана попытка образования особого государства, независимое как от Советской России, так и от «единой и неделимой России», которую тщетно пытались восстановить южно-русская контрреволюция.

Речь идет о всегда менявшейся Оттоманской империи и других империалистических державах в плане отторжения от России Кавказа. Сбывалась давнишняя идея панисламистов – создать на Северном Кавказе особое теократическое мусульманское государство под протектором Турции.

Возник эмират Узун-Хаджи. Созданию этого государства, разумеется, сочувствовали мусаватисты, возглавлявшие в те годы буржуазную республику в Азербайджане2.

Еще более это государство отвечало интересам грузинских меньшевиков, озабоченных стремлением каким угодно способом отгородиться от беспокойного соседства деникинцев и тем более Советской России.

Следует иметь в виду, что со стороны Грузии все время проводился курс на создание «буфера» из чеченцев и других народностей Северного Кавказа для изоляции грузинских народных масс от влияния красных.

Впервый период после установления Советской власти в России (1917–1918 гг.) в Чечне образуется два политических центра: Гойтинский и Староатагинский советы (1918 год). Первый являлся одним очагов Советской власти на Тереке, второй – концентрировал реакционные, антинародные силы. С приходом деникинщины он стал опорой белых в пределах, главным образом, плоскостной Чечни.

Приблизительно, тогда же в глубине горной части Чечни, именно в районе бывшей крепости Ведено, разворачивались события иного порядка – на горизонте появился Узун-Хаджи.

144

С большой помпой привезли его из Дагестана, где он начал свою религиозную деятельность еще в 1917 году. Это был маленький, благообразного вида старичок, с бегающими, как у мышки, глазками. Воспользовавшись нарастающими среди горцев религиозными и националистическими настроениями, он всплыл на поверхность политических событий.

Панисламистам и чеченской контрреволюции около его фигурки удалось объединить известные слои чеченского населения. В сентябре 1919 года в связи с образованием особого государства, Узун-Хаджи объявил себя эмиром всего Северного Кавказа. Его поддерживала небольшая группа авантюристов во главе с бывшими полицейским приставом АрсанукаевымДышниниским, которого указом от 29 сентября 1919 года эмир назначил «великим визиром» (председателем Совета Министров).

У этого шейха было свое правительство, которое пыталось контролировать почти всю восточную часть Чечни, во всяком случае ее горную часть и ряд плоскостных аулов. Состав правительства был несколько своеобразен. Помимо Иналука Дышнинского (премьер-министра, министра иностранных дел, морского, «вакуфных дел и духовных имуществ» и народного просвещения), в состав кабинета входили полковник Хаджи Магометбеков Эмир-заде (министр юстиции), генерал-майор Каим-Хаджи (министр двора его величества), генерал-майор Хабала Бесленеев (министр внутренних дел), генерал-майор Шита Истамулов (военный министр), генерал-майор Билал Шамилев (министр земледелия и государственных имуществ), генерал-майор Абдул Азим Абдуллаев (министр финансов), генерал-майор Куси Байгиреев (министр путей сообщения, почты и телеграфов) и генерал-майор Магомет Хамкоев (министр продовольствия и промышленности). Из них (семь генерал-майоров и один полковник) только двое, по словам Дышнинского, имели высшее образование. Два министра не имели даже начального образования, остальные были в какойто степени «грамотны по-русски или по-арабски».

Узун-Хаджи наибольшее влияние имел на население по правобережью реки Аргуна. Левая же сторона в дальнейшем стала ареной все более укрепляющего влияния нашей подпольной организации. Ощутимо почувствовать силу этого влияния можно

145

было лишь много позже, после большой и сложной военной и политической работы.

Узун-Хаджи наводнил Чечню своими генералами, полковниками, поручиками и прочими так называемыми должностными лицами. Они нацепляли различные погоны, но мало думали о судьбе чеченского народа. Они занимались спекуляцией и взяточничеством, помогали Узун-Хаджи в околпачивании широких масс чеченской бедноты, играя на пережитках националистических настроений.

Для укрепления своего экономического положения УзунХаджи ввел особую финансовую систему, причем на его дворе работали, хорошо зарекомендовавшие себя фальшивомонетчики. Деньги, не имеющие буквально никакой цены, почти принудительно распространялись в горной Чечне.

Для того, чтобы понять почему довольно значительная часть чеченцев шла за Узун-Хаджи, необходимо вспомнить не только весь освященный обыча\ями и традициями многолетний путь, пройденный народом во времена царизма, но и общее состояние чеченцев на этом этапе – на втором году после Великой Октябрьской революции, в обстановке, когда большинству из них слишком мало довелось по-настоящему увидеть Советскую власть.

Узун-Хаджи был против деникинской армии, боровшейся за «великую единую, неделимую помещичье-капиталистическую Россию» в прежних великодержавных границах.

Борьба с деникищиной была главной причиной поддержки Узун-Хаджи чеченским населением. За ним шли не только ку- лацко-середняцкие слои, но иногда и беднота. Движение разных слоев чеченского населения возникло как реакция против возможной реставрации ненавистного монархического строя и именно в момент апогея успехов деникинщины.

Революционные события последних лет пробудили народные массы Кавказа к политической жизни. Вся часть Чечни к западу от реки Аргун была под советским влиянием. К востоку от реки Аргун советское влияние распространялось с большим опозданием. Там революционная энергия бедноты вылилась в

146

своеобразную форму борьбы с деникинщиной под обветшалыми лозунгами шариатского государства.

Несомненно, классовые интересы различных социальных групп, участвовавших в узун-хаджинском движении, были несовместимы. Кулацко-мулльская прослойка лишь хотела использовать революционное корыстное пробуждение чеченских бедняцко-середняцких масс в своих корыстных интересах. Небольшая кучка ставленников и идейных последователей УзунХаджи представляла собой контрреволюционеровнационалистов, ни в какой мере не отражавших интересы трудового населения.

Сторонники Узун-Хаджи делали такое же контрреволюционное дело, как и белые. Они боролись за интересы национальной буржуазии, шейхов, мулл, кулаков, и против интересов трудового народа. В те трудные годы гражданской войны и иностранной интервенции в их делах, как и в борьбе деникинцев, были заинтересованы прежде всего силы мирового империализма.

Но внутри лагеря контрреволюции деникинцы и узунхаджинцы противостояли друг другу как не сговорившиеся между собой злобные хищники, планы которых до известного времени расходились. Не случайно деникинское командование во всех своих ультиматумах требовало от чеченцев выдачи не только Гикало, Шерипова, Эльдарханова, но и Узун-Хаджи.

Однако для нас, большевиков, боровшихся за Советскую власть в подполье, в тылу Деникина, было важно, что УзунХаджи противостоял нашему главному врагу – южно-русской контрреволюции в лице деникинских войск, к тому же за ним пока еще шли чеченские трудовые массы. Мы отдавали себе отчет в том, что Узун-Хаджи – наш непримиримый противник и столкновение с ним неизбежно в самом ближайшем будущем. Но сейчас в борьбе с Деникиным, более сильным и более опасным врагом революции, Узун-Хаджи был нашим временным союзником. И в какой-то мере он боролся с белыми и отвлекал их силы, в такой мере возможно и оправдано было наше сотрудничество с ним.

147

Между чеченцами, находившимися под руководством сторонников новоявленного эмирата и белогвардейцами, постоянно происходили столкновения. Дело в том, что в этот период УзунХаджи был вынужден для поднятия своего авторитета временно занимать позицию активной борьбы с белыми.

Сражение узун-хаджинских войск с деникинцами в районе аулов Шали, Сержень-Юрт, слободы Воздвиженский и других местах, происходили почти весь 1919 год. В них принимали участие, по указанным выше соображениям и революционные части под руководством Арсланбека Шерипова.

Военная помощь эмирату со стороны меньшевистской Грузии. Наши удары по белым.

Узун-Хаджи, не ограничиваясь работой непосредственно в пределах Чечни, рассылал своих эмиссаров во все районы Дагестана, в Ингушетию, Кабарду, Балкарию, Карачай и т.д. Мало того, он пытался устанавливать тесные связи также с меньшевистской Грузией, муссаватистским Азербайджаном.

Ему удалось установить этот контакт настолько, что меньшевистское правительство Грузии прислало новоиспеченному эмирату для борьбы с белыми транспорт, оружие, состоявшее из 500 французских винтовок, значительного количества патронов и свыше десятка пулеметов. Вместе с этим оружием в Чечню прибыл офицерский отряд в составе 50 грузин во главе с генералом Лео Кереселидзе. Основная цель грузинского правительства заключалась в помощи «буферному государству», которое должно было служить какой-то промежуточной стеной между меньшевистской Грузией и белогвардейцами.

Совместная агитация, проводимая в то время как прибывшими грузинами, так и узу-хаджинцами, сводилась к следующему: союз между Грузией и Чечней должен быть направлен на борьбу против всякого чуждого влияния – будь то белогвардейское или большевистское. Несколько позже эта мысль с особенной ясностью была подчеркнута в воззвании «великого визиря» Узун-Хаджи – авантюриста Арсанукаева-Дышнинского. Он писал, что «для настоящего мусульманина одинаково неприемлема как Советская власть, так и белогвардейская Россия». Но пока на

148

Северном Кавказе господствовали белогвардейцы, нас терпели как временных союзников, разумеется, очень относительных. Мало того, шкаловский отряд в армии эмирата числился как «5-я армия».

В Чечне нарастал новый революционный подъем. Приезд грузинской делегации совпал с ним. Против деникинской армии готовились серьезные бои. С самого начала стало ясно, что здесь должно произойти столкновение трех различных позиций в борьбе с белыми: позиции генерала Кереселидзе, Узун-Хаджи и нашего штаба.

Игнорируя то обстоятельство, что у чеченцев нет регулярных частей и они не знакомы со всеми приемами обычной позиционной войны, генерал Кереселидзе разработал обширный, чисто «генеральский» план предстоящих боев. Он рассматривал громадную территорию от Грузии по всей Сунженской линии как сплошной фронт, где можно развернуть одновременно очень гибкие оперативные действия. Этот план сообщенный т. Гикало во время одной из его поездок в штаб Кереселидзе, вызвал по меньшей мере крайнее недоумение, однако все замечания на этот счет, сделанные т. Гикало, генерал Кереселидзе во внимание не принял.

Развернувшиеся в дальнейшем события показали, что как вся политическая платформа Узун-Хаджи, так и оперативное военное руководство грузинских советников не дали и не могли дать Чечне ничего хорошего. Наиболее тяжелые удары белогвардейцы сумели нанести как раз на тех участках, где осуществлялось военное руководство самим генералом Кереселидзе.

По-иному обстояло дело в левобережной части Чечни (на запад от реки Аргун). Нашему отряду по плану Кереселидзе предстояло биться в районе Чечен-аула, в десятке километров к югу от Грозного. Здесь наш отряд численностью свыше 100 человек, опираясь на небольшую, но надежную группу революционных чеченцев, сумел развернуть серьезные боевые операции как непосредственно под Чечен-аулом, так и в других пунктах. Бои закончились ощутимым поражением белых. В одном из сражений белые потеряли не менее трех десятков офицеров. Это обстоя-

149

тельство само по себе говорит о масштабе развернувшихся событий.

Смехотворный план Кереселидзе закончился провалом. События развивались очень быстро. В решающих пунктах узунхаджинские части потерпели серьезное поражение. Вместо очищения Чечни от белых снова запылали аулы. Повторилась картина, сходная с той, которая была при первом походе белых на чеченские аулы от города Грозного на Сунженскую линию. При вторичном наступлении деникинцев были сожжены аулы Бердыкель, Устар-Гордой, Цацан-Юрт, Чечен-аул, Гудермес, Энгельюрт, Кады-юрт, Шалинские хутора «Аргунчу», частично уничтожены Мескер-юрт, Исти-Су, Ной-Берды, Ишхо-юрт и Герзельаул.

Подводя итоги операций, наш штаб и партийная организация развернули большую политическую работу по разоблачению замыслов меньшевистской Грузии, бездарности генерала Кереселидзе и отчасти общей линии, которую проводило правительство Узун-Хаджи. Дело закончилось тем, что генерал Кереселидзе вынужден был со своей группой сначала уйти в горы, а потом буквально скрываться от чеченцев. Он был полностью разоблачен и дискредитирован своими собственными действиями и, спасаясь от озлобленных чеченцев, бежал.

Интересно отметить, что некоторые офицеры из его отряда обращались к нам с просьбой принять их в состав наших частей, обещая честно выполнять свои обязанности под руководством нашего штаба.

Начало изоляции правительства Узун-Хаджи

Последние события заставили чеченцев многих аулов во главе с селением Гойты более решительно осуществить отмежевание от узу-хаджинского владычества. Никаких официальных актов совершено не было, но отделение по существу произошло. Об этом свидетельствовал ряд фактов.

Гойтинцы и представители ряда аулов теперь уже ни с кем не хотели говорить по всем вопросам хозяйственной и политической жизни, кроме как с нашим штабом и т. Гикало. Они отказывались платить эмирскому правительству какие-либо подати и

150