ПОВЕСТЬ об Ахмаде ад-Данафе, Хасане Шумане, Плутовке Зайнаб и ее матери

Рассказывают, что во времена правления халифа Харун арРашида было два молодца. Одного из них звали Ахмад ад-Данаф, а другого — Хасан Шуман. Оба они были хитрые, коварные и ловкие и совершили много удивительных дел, за что халиф пожаловал им почетную одежду и назначил Ахмада ад-Данафа предводителем правого крыла стражи, а Хасана Шумана — предводителем левого крыла с ежемесячным жалованьем в тысячу динаров каждому. У каждого из них под началом было по сорок молодцов. На одежде Ахмада ад-Данафа было написано его почетное прозвище: «Страж добра».

Однажды Ахмад ад-Данаф и Хасан Шуман со своими людьми обходили город. Эмир Халид, вали, тоже находился в их обществе. Согласно утвержденному халифом обычаю, перед ними шествовали глашатаи и выкрикивали: «Ахмад ад-Данаф — предводитель правого крыла стражи Багдада, а Хасан Шуман — предводитель левого крыла стражи Багдада! Нужно беспрекословно подчиняться им и почитать их!»

В городе жила старуха по прозвищу Коварная Далила. У нее была дочь, которую звали Плутовка Зайнаб. Услышав клич глашатаев, Зайнаб сказала матери: «Посмотри, матушка, на этого Ахмада ад-Данафа, он приехал сюда из Египта после того, как его прогнали оттуда, и, прислуживая здесь, в Багдаде, у разных сановников, приблизился к самому халифу и стал предводителем правого крыла столичной стражи. Глянь на этого плешивого Хасана Шумана — он тоже стал предводителем, начальником левого крыла стражи, бесплатно обедает и ужинает в дворцовой кухне. Каждый из них получает тысячу динаров в месяц, а мы сидим, брошенные всеми и обездоленные. Нет у нас ни сана, ни почестей, и нет никого, кто бы спросил, каково нам живется».

Муж Далилы был начальником стражи и получал у халифа тысячу динаров в месяц. Он умер, оставив двух дочерей. Одна из них была замужем, и у нее был сын, которого звали Ахмад ал-Лакит; вторая же дочь — Плутовка Зайнаб — была вдовой. Далила была хитрой обманщицей и ловкой мошенницей. Она сумела бы хитростью извлечь змею из норы, и сам дьявол мог бы брать у нее уроки ловкости и коварства. Отец ее служил у халифа предводителем стражи крепости и получал в месяц тысячу динаров жалованья. Он обучал почтовых голубей, которые разносили письма и послания, и всегда вовремя доставлял халифу голубей, если тот нуждался в их услугах. Он любил своих птиц больше своих детей.

«Матушка,— сказала Зайнаб,— давай придумаем какую-нибудь хитрость и сыграем шутку, чтобы нам прославиться по всему Багдаду, и тогда, быть может, нам выплатят жалованье отца».— «Хорошо,— ответила Далила,— клянусь твоей жизнью, дочка, я совершу в Багдаде такое дерзкое мошенничество, что оно превзойдет все проделки Ахмада ад-Данафа и Хасана Шумана». Она встала, накинула на лицо платок, облачилась в дерюжное платье, которое обычно носили бедняки, доходившее ей до щиколоток, накинула шерстяной плащ и отправилась

на рыночную площадь. Она взяла кувшин, наполнила его водой до горлышка и, положив туда три динара, закрыла его тряпкой. Затем она опоясалась цепью, способной удержать охапку дров, взяла в руку знамя с красной и желтой ленточками и пошла кричать: «Аллах! Аллах!» Язык ее славословил Всевышнего, а сердце плясало на площади скверны. Затем Далила стала размышлять о том, какую ей совершить проделку. Она ходила по городу, переходила с одной улицы на другую и наконец добралась до одной чисто убранной улицы, вымощенной мрамором и политой водой. Там она увидела дом, порог которого был выложен мрамором, а у дверей стоял привратник-марокканец. Этот дом принадлежал начальнику гвардейцев халифа, владельцу обширных пахотных земель и деревень, который получал большое жалованье. Имя его было Хасан, а прозвище — Шарр ат-Тарик, Зло Дороги. Его прозвали так за то, что он наносил удар раньше, чем начинал свою речь. Он был женат на молодой и красивой женщине и очень любил ее. Но в первую же ночь, когда он привел ее к себе в дом, она взяла с него клятву, что он не женится больше ни на одной женщине и будет ночевать только у себя дома. Хасан долго выдерживал клятву, но однажды он пошел в диван и увидел, что все эмиры явились туда со своими сыновьями: у одних было по одному сыну, у других — по двое. По дороге домой он зашел в баню и, оглядев себя в зеркале, заметил, что борода у него белая и голова поседела. Он сказал себе: «Разве тот, кто призвал твоего отца к себе, не одарит тебя сыном?»

Вернувшись домой, он вошел к жене в самом дурном расположении духа. «Добрый вечер!» — приветствовала его жена. «Уходи от меня! — крикнул на нее Хасан.— Я не видел от тебя ничего хорошего с того дня, как ты вошла в мой дом».— «Что с тобой случилось?» — спросила жена. «В ту ночь, когда я ввел тебя в свой дом, ты взяла с меня клятву, что я не женюсь больше ни на ком. Сегодня я видел эмиров, и с каждым из них были сыновья — у одного один, у другого двое. И вспомнил сегодня о близкой смерти, а ведь у нас нет ни сына, ни дочери. У кого нет сына, того и поминать будет некому. Вот причина моего гнева. Ты же бесплодна и не способна понести»,— ответил Хасан.

«Именем Аллаха заклинаю тебя, молчи! — сказала женщина.— Мне надоело принимать разные снадобья и травы. Это не моя вина».— «Вздор,— продолжал кричать он,— когда я вернусь из путешествия, то

возьму еще одну жену».— «Я уповаю лишь на Аллаха!» — молвила женщина. Он ушел, и оба в душе жалели о ссоре.