Islamskaya_mysl

2)оказывающим влияние, потому что он отсылает к исходному Време- ни Творения и потому что он сам учреждает привилегированное время: время Откровения, пророка Мухаммада и праведных предшественников (ас-салаф а╕-╕āли╝), время, куда мусульманское сознание настойчиво воз- вращается, дабы вернуться на праведный Путь (ал-худā), проложенный Господом, но потерянный в ходе истории; позитивная интерпретация ска- жет, что ислам игнорирует понятие прогресса, но для мифического созна- ния прогресс состоит в том, чтобы вернуться в изначальное Время22;

3)спонтанным: это непрерывное фонтанирование достоверностей, кото- рыеопираютсяненадоказательство, анаглубокоесоответствиевечнымпото- кам человеческой чувствительности; стилистические характеристики номи- нальной пропозиции23, столь часто встречающиеся в Коране, подчеркивают силу этого фонтанирования, которое оказывает влияние на все психические инстанции слушателя (потому что Коран должен читаться вслух, а не только про себя); даже в полемических пассажах против «людей Книги», неверных, лицемеров, сохраняется скорее стиль утверждения, нежели опровержения, внезапного появления истины перед лицом выдумок, чепухи, непоследова- тельноститех, ктоосталсяглух, воспротивился, закрылсвоесердцеит. п.;

4)символическим: следует положить конец насмешкам над «раем Ал- лаха, населенным сладострастными гуриями, где текут винные и молоч- ные реки», и т. п.; здесь перевод усиливает опасность описаний, которые основываются на конкретных образах; эти последние приобретают свою побудительную силу и свою убедительность, только если они будут связа- ны со структурами поэтического воображения бедуинов; «реалистичные» описания рая и ада преследуют ту же цель, что и рассказы, взятые из свя- щенной истории, настойчивыенапоминания обобразцовыхопытахлюдей спасенных, или же проклятых, или идеальных поступках пророков: речь идет о том, чтобы взрастить и легитимировать конститутивную Надежду нашего человеческого бытия; в этой Надежде совмещаются ожидания полной и окончательной Справедливости, желание пробиться к неисчис- лимым тайнам человека, мира и Бога (ср. «научные» айаты и атрибуты), волю преодолеть несовершенство, незащищенность, хрупкость нашего земного существования; разворачивая до действительно непревзойденно- го совершенства поэтические возможности арабского языка, Коран преис- полняет сознание, предлагая ему необъятную символическую конструк-

22Этот подход в исламе хорошо иллюстрируется историей ханбализма. См.:

Laoust H. Les Schismes dans l’Islam. Paris, 1965.

23Короткое высказывание, в котором подразумевается глагол «быть» в настоящем времени; сообщает о фактах и прочных истинах.

цию, которая вплоть до наших дней не перестает вдохновлять действия

имысливерующих. Мыопределимэлементыэтойконструкции, различая:

•«символизм осознания ошибки», который богословская, пра- вовая и моральная рефлексия расплющила формальным, костным

иугнетающим законодательством; этот переход от пророчества к легализму, от заповеди как «модальности присутствия, а имен- но выражения святой воли», к казуистике доктринеров Закона, был проанализирован Полем Рикером относительно Ветхого Завета втерминах, которые применимы к Корану24;

•«символизм эсхатологического горизонта», который назначает истории смысл, иначе говоря — направление и значение; арабы и все исламизированные народы полагают себя включенными в свя- щенную Историю Божьего народа; в качестве получателя послед- него выражения святой Воли Мухаммад окончательно завершил последовательность Посланников; те самым они стали избранным Народом, который должен открыть другим горизонт Спасения;

•«символизм Общины (Умма)», который преобразует предше- ствующий и получает конкретное историческое выражение в Медине первого года хиджры (622); здесь следует отметить то серьезное фи- лософское решение, которое имплицитно (что еще хуже) принимает современный (moderne) историк, когда говорит только о рождении мусульманского государства в 622 г.; в действительности все истори- ческие перипетии Уммы вплоть до наших дней сосредоточены в этом изначальном Событии, понимаемом всеми заинтересованными в ка- честве воплощения Божественной Воли на земле, начала последнего этапапутивсехлюдей(посколькувселюдиявляютсяпризванными) к Вечномуспасению; символическийхарактерСобытияподчеркивается учреждением новой эры, но трансцендентность, также перенесенная на человеческий уровень существования, будет претерпевать пораже- ния, осквернения, противоречия, свойственные конкретной истории; напряжениямеждуОткровениемиисторией, осложненныевторжени- ем аристотелевского рационализма, породят главный конфликт сред- невекового сознания — конфликт разума и веры; вот почему судьба Уммы-Города (Umma-Cité) должна прочитываться в качестве беспре- станнойдиалектикимеждуОткровением, ИстинойиИсторией25;

24См.: Ricœur P. La Symbolique du mal // Philosophie de la volonté. Finitude et culpabilité. Paris, 1960. T. II. P. 55–57 et passim.

25Я применил этот подход с опорой на работу ал-Газали, см.: Arkoun M. Révélation, Vérité et Histoire d’après l’œuvre de Ghazālî // Essais sur la pensée islamique. Paris, 1973.

• «символизм жизни и смерти», который не сравнится по бо- гатству с таковым Нового Завета, поскольку он главным образом основывается на остром противоречии между презрением к миру и воскресением, земной жизнью, понятой как временное испытание, и жизнью вечной, представляемой в качестве второго и оконча- тельного Творения; эти темы совпадают с таковыми платонической философии и стоицизмом и являются предметом рассмотрения в обширной этико-религиозной литературе26.

Как показало изучение [коранического] словаря, эти различные симво- лизмы взаимопроникают и взаимоподкрепляются для установления «ис- тинного» (т. е. «удобного») ви´дения мира, прекрасно адаптированного к поиску нашего спасения. Еще более эксплицитно скажем, что это видение является «истинным», потому что оно ограничивает в форме теорем эк- зистенциальные и онтологические возможности человека; оно насаждает воображение мифических представлений, против которых будут бессиль- ны демистифицирующие претензии умствующего разума и даже совокуп- ность фактов реальной истории. В частности, в исламе вообразительное, трансисторическое видение в итоге возобладает над метафизическим ра- ционализирующим видением27.

Охват и пределы традиционной экзегезы

Всякая серьезная рефлексия над значением религиозного факта, пони- маемого в качестве факта объективной реальности, должна принимать во вниманиенетолькосвященныеПисания, нотакжеиихбесчисленныепро- чтения, предпринятые прошлыми поколениями. Но существуют две ма- неры обращения к экзегетической традиции: или мы ищем авторитетные решения, желательно обращаясь к самым признанным учителям, или мы стремимся описать все классические интерпретации в качестве совокуп- ности свидетельств об исламском сознании, стремящемся интегрировать Текст Откровения в различные уровни реальности. В первом случае мы получаем наставление, признанное верным и, таким образом, находящее- ся выше всякой критики; во втором случае мы помещаем всю исламскую мысль в феноменологическую и эпистемологическую перспективу: речь

26Касаемо изучения этих совпадений см.: Arkoun M. L’Humanisme arabe au IVe/Xe siècle. 2e éd. Paris, 1982. Четыре типа символизма различены в работе П. Бартеля. См.:

Barthel P. Interprétation du langage mythique et théologie biblique. Leiden, 1963.

27Ср.: Corbin H. Histoire de la philosophie islamique. Paris, 1964. Рус. пер.: Корбен А.

История исламской философии. М., 2010.

идет одновременно об изучении средств и критериев этой мысли и соот- несении их с нашими. Мы полагаем, что этот последний метод является единственным, который освобождает наш интеллектуальный горизонт от старых теологических и философских предрассудков, открывая таким об- разом новый путь к перепрочтению священных текстов.

Маркс, Ницше, Фрейд представляют собой высшую точку, откуда спускаются два склона истории мышления: прошедший, где господству- ет «ложное сознание», и будущий, открытый объективному духу. Пер- вый названный философ утвердил восхождение диалектического разума, приложенного к роли экономики в истории; второй определил условия метафилософии, т. е. рефлексии «по ту сторону Добра и Зла», Истины и Лжи, «человеческого, слишкомчеловеческого»; и, наконец, третийоткрыл огромный психический континент, скрытый и подавленный ясным и от- четливым сознанием. «Если обратиться к их общей интенции, — пишет П. Рикер, — тостанетзаметнорешениерассматриватьпреждевсегосозна- ние в целом в качестве “ложного сознания”. Тем самым они возвращают- ся, каждый в разном регистре, к проблеме картезианского сомнения, дабы поместить ее в самый центр картезианской крепости. Философ, сформи- ровавшийся в школе Декарта, знает, что вещи сомнительны, что они не являютсятем, чемкажутся; нооннесомневаетсявтом, чтосознаниеявля- етсятолькотем, чемоноявляетсядлясебясамого; внемсовпадаютсмысл

исознание смысла; начиная с Маркса, Ницше и Фрейда, мы сомневаемся

вэтом. После сомнения в вещи мы пришли к сомнению в сознании»28.

Это ценное краткое изложение проливает свет на значение и пределы исламской мысли. В той мере, в какой она развивалась на основании от- кровения, концептуализмалогикиАристотеляинеоплатоническогодуализ- ма, она попадает под все удары критики, направленной на христианскую схоластику и, в более общем смысле, на объективный идеализм. Можно с легкостью показать, каким образом три главные течения экзегезы, приме- ненные к Корану, — логический, лингвистический и пророческий — лишь воздвигли «ложное сознание» в суверенном суждении об абсолютном и от- носительном, истинном и ложном, добре и зле и т. п. Мы повсюду обнару- живаем то же эссенциалистское мышление, которое, находясь под сильным влияниемсинкретическойметафизики29, застыловлинейныхиформальных обоснованиях, абстрактныхиокончательныхантитезах, плоскихибесплод-

28Ricœur P. De l’interprétation. Paris, 1965. P. 41. Перевод на русский язык — мой. —

Примеч. пер.

29Где неоплатонические принципы (Теология Аристотеля), гностические эле- менты различного происхождения более или менее систематизированы с помощью Категорий Аристотеля.

ных спорах, или же в гностических конструктах — этот язык, обладающий мифической структурой, который мы обнаружили в Коране. Однако следу- ет добавить, что средневековое человечество восполняло ритуалами то, что оно теряло в спекуляции; так же и мы можем сегодня благодаря адекватно- му знанию реальности обнаружить смысл, который проходит мимо нас по тойпричине, чтомыотказалисьотритуалов. Этипоследниеупорядочивают повседневную жизнь верующего и удерживают его в постоянном контакте со священным. Они позволяли актуализировать с помощью жестов и ре- чеймоделииинтенции, запечатленныевмифах-символах30. Такимобразом, проблема заключается в том, чтобы узнать, почему и как этот мифический универсум, увековеченныйблагодаряэтимритуалам, чащевсегодеградиро- валвсистемы, которыевспекулятивномпланеявляютсяригидными. Попы- таемся ответить на этот вопрос, обнаруживая в каждом из трех указанных течений главные точки разрыва.

С точки зрения, которая нас занимает, — проанализировать подходы к чтению, приложенные к Корану, — сложно отделить логическое течение от лингвистического. Разумеется, с точностью неизвестно, действительно ли грамматические и лексикографические исследования, предпринятые в Ираке начиная со II в. хиджры, основываются на ирано-греческих логи- ческих методах31. Но легко показать, что Слово Божье глубоко вовлечено в фактическую историю и, кроме того, оно зазвучало в человеческом язы- ке, очень быстро развернувшись во всех областях знания и повседневного существования сообразно методам понимания и интерпретации, которые были распространены в культурных средах Ближнего Востока. В ранний периоддиффузноевлияниеирано-византийскихинтеллектуальныхтради- ций, безсомнения, одержаловерх. СначалаIII в. форсированноенаступле- ние греческой философии, поощряемое режимом, находившимся в поис- ках«идеологии», станет«научным» инструментомдвойногоотступления: с одной стороны, в действительности в этот период произошло наиболее отчетливое движение в сторону попыток этимологизирования, выявления грамматических структур и риторических приемов; с другой стороны, знатоки Закона — фундаменталистски настроенные богословы и право- веды (ʼу╕ӯлийй) — трансформируют Откровение в свод этико-религиоз- ных установлений, который исказит и обеднит законодательную работу без того, чтобы хотя бы теоретически сохранить трансцендентный харак-

30О ритуале см. работу: Cazeneuve J. Les Rites et la condition humaine. Paris, 1957.

Что касается изучения исламских ритуалов, самой лучшей работой здесь остается «ʼИ╝йāʼ» ал-Газали, которая не ограничивается внешним описанием жестов и рече- вых формул.

31См.: Fleisch H. Traité de philologie arabe. Beyrouth, 1961. T. I.

тер Божьего Слова, которое было уподоблено (assimilée) таковому Про- рока (╝адӣс32). Со своей стороны, философы-эллинисты (les philosophes hellénisants) (фалāсифа) займут подчеркнуто дистантную позицию по от- ношению к Корану, предпочитая ему учения двух Мудрецов — Платона и Аристотеля. В результате этого классическая метафизика полностью пропитала исламскую культуру. Для того чтобы оценить все негативные последствия этого триумфа для общей истории ислама, нам кажется по- лезным напомнить основополагающие принципы, которые, как на Западе, так и в исламе, определяли прочтение Писаний и, таким образом, судьбу обществ33. Итак, этих принципов пять:

1)категории Аристотеля в том виде, как они были восприняты че- рез комментаторов, возвели в ранг метафизических сущностей срез (découpage) реальности, свойственныйгреческомуязыку. Грамматические структуры арабского, латинского и западных языков были логицизирован- ны, врезультатечегоБогиПисанияосмыслялисьвпроизвольныхконцеп- туальных рамках34;

2)рациональные принципы силлогизма — тождества, непротиво- речия — закрепляют понятие однородного социального времени, где практика заключения по аналогии (║ийāс) является возможной и даже необходимой. Таким образом, это заключение было установлено му- сульманскими учеными в качестве инструмента контроля за историей Откровения — сколь иллюзорного, пагубного, столь и противоречащего открытию (invention) Божьего Слова, динамизирующего историю. Здесь мы приходим к важнейшему парадоксу одного их самых уважаемых мыс- лителей в Исламе: мысль ал-Газали (ум. 505/1111) всегда была направлена

к«оживлению наук о религии», но он посвящал свои труды доказатель- ству того, что Коран удовлетворяет всем формам и фигурам силлогизма!35

Вболее широком смысле, множество комментаторов, основывавшихся на этихрациональныхпринципах, применяликКоранупонятия«вещь», «со-

32Это уподобление должно по всей видимости пониматься как один из симпто- мов мифического сознания, которое унифицирует различия между всем, что является

втой или иной степени священным.

33Эта формулировка подразумевает только взаимодействие между культурой и обществом. Соответственно, здесь не следует думать о причинности в исключитель- ном смысле.

34См.: Benveniste E. Catégories de pensée et catégories de langue // Problèmes de linguistique générale. Paris, 1966. T. I. P. 63–74.

35Corbin H. L’Imagination créatrice dans le soufisme d’Ibn Arabi. Paris, 1958. Слово

«мечтание» (rêverie) употреблено в том значении, которое было определено в рабо- тах Гастона Башляра.

стояние», «род», «индивид» и т. п., которые предполагают статистические срезы в реальном пространстве становления;

3)принцип причинности был отвергнут так называемой ортодоксаль- ной (суннитской) теологией в своей философской формулировке. Однако это не касается того детерминистского, линейного и абстрактного виде- ния, которое она предполагает. Вместо того чтобы говорить о Перводви- гателе, или Первовещи, говорили о том, что всякая вещь каждый момент заново творится Творцом: причинность была распылена (atomisé), но не отвергнута в качестве объяснительного принципа, который игнорирует конкретный генезис, становление, диалектический динамизм реальности;

4)со стороны откровенной (révélée) истины — или по отношению к ней — утверждается рациональная истина, понятая как строгий результат конкретного приложения этих вневременных принципов и категорий; та- ким образом рождается знаменитый конфликт между верой и разумом и его мнимые разрешения, в основном связанные с фалāсифа;

5)дуализм душа-тело, которому учил Платон, на котором был сделан акцент Плотином и который в своей манере использовался стоиками, за- менил открытую Откровением Надежду на мифологию желания. Жела- ние, освященное разумом, может выбрать спасение души — духовный, чистый, бессмертный принцип, истинной родиной которого являются не- беса, — в ущерб телу — материальной, нечистой, приходящей реально- сти. Из этого вытекает система этико-политических ценностей, которая будет спроецирована на кораническое учение.

Эти принципы находят свое более или менее последовательное выра- жение у многих авторов. Во всех случаях в кораническом Тексте внезапно обнаруживались «логические» противоречия, такие как предопределение

исвободная воля (ал-джабр ва-л-║адр), пророчество-валāйа и халифат- эмират-султанат, сотворенность или несотворенность Корана, двусмыс- ленные айаты, атрибуты и т. д. Дабы остаться на пути (ал-худā), который ведет к Господу, в конкретных исторических контекстах возникали раз- личные спекулятивные решения, связанные с политико-религиозными позициями. Так, существовали буквалисты (ханбалиты, захириты), чья исключительная приверженность очевидному смыслу (зāхир) текста вы- ражалась одновременно в желании усвоить Призыв Господа по ту сторону всякой рационализации и в социополитическом неприятии аристократии, котораяслишкомвовлеченавмирскуюжизнь; рационалисты(мутазилиты, ашариты, фалāсифа), чья вера в аристотелевский разум, представляемый в качестве человеческого разума как такового, выражает приверженность официальной идеологии, иначе говоря, заботе об эффективном управле- нии городскими делами с использованием религии в качестве мифологии

и закона; и, наконец, те, кого мы назовем вообразителями (les imaginatifs) (суфии, шииты), чьи доктрины колеблются между символикой, понятой как экспериментальное раскрытие мифов-символов, и гнозисом, пережи- ваемым в качестве освобождающего мечтания (rêverie)36.

Это последнее семейство умов в особенности иллюстрирует пророче- ское течение. Шииты, сохраняющие политико-религиозную оппозицию по отношению к своим суннитским противникам, единственные облада- тели власти вплоть до 334 г. хиджры, разработали «пророческую фило- софию», в центре которой находится фигура Имама — харизматического Вождя Уммы, — которая повлекла за собой радикальные выводы отно- сительно главного, но скрытого смысла Корана. Безостановочная борьба, которая разворачивалась между шиитами и суннитами с момента смер- ти Пророка — первого харизматического вождя, — прекрасно выражает полный смысл откровения, который приводит в движение диалектику в истории, вводя в нее измерение трансцендентности. Как следствие, те, кто присвоил лестный титул правоверных (сунниты), приняли метод чтения Корана, подходящий для выработки теории свершившегося факта: сле- дует подчиняться нынешнему халифу, легитимируя его власть исходя из буквального прочтения текста и поступков первых сподвижников. Иначе говоря, достаточно соблюдать заповеди и запреты — буквально понятые и к тому же согласующиеся с разумом37. Сама возможность существования скрытого смысла у Корана оказалась, таким образом, отвергнутой. Между тем именно этой скрытости смысла отдавали предпочтение шииты, и они всеми силами старались вывести ее на первый план с помощью техники интерпретации (та’вӣл), которая проходит сквозь кажимости языка, дабы достичь скрытого содержания (бā╙ӣн). В действительности же то, что официальная идеология представляла в качестве иноверия, имело честь противопоставить прагматическому и в целом секуляристскому подходу суннитов единственный религиозный подход, способный удерживать в сердце людей первое требование Откровения: в крайнем напряжении сил воплотить трансцендентность в истории. Таким образом они утверждали, что предельный смысл пророчества (нубувва) — постоянное и непрелож- ное проецирование божественного вдохновения в человеческое существо- вание. Пророк передал и всесторонне и безошибочно осуществил Божью

36Дата взятия власти в Багдаде Буидами, которые были верны шиизму. Ср.:

Laoust H. Les Schismes dans l’Islam. Оp. cit.

37Абсолютная согласованность установлений религиозного Закона (шарӣʻа) с раз- умом была постоянной заботой ученых-правоведов, завлеченных на этот путь филосо- фами-эллинистами. Это внесло ощутимый вклад в превалирование религии, понятой как свод правил, применяемый официальными цензорами, над религиозным духом.

• соединение современного сознания и языков, подходящих для выражения и производства новой истории по ту сторону закрытых сознаний, унаследованных от различных религиозных, культурных и политических прошлых.

За неимением места мы ограничимся предварительными указаниями на перспективы, которые Коран способен открыть разработке гуманиз- ма, — конкретного, всеобщего (universalisable), настроенного на сотруд- ничество с другими великими направлениями человеческой мысли.

По ту сторону взаимных исключений от имени «истинной религии», противопоставленной «ложной»

Существует привычка говорить прежде всего о западном эгоцентриз- ме; эта тема остается очень популярной применительно как к изгнанию по-прежнему активных демонов империалистской и колониальной эпохи, так и к развенчанию непомерных претензий на универсальность. Дости- жения антропологии и этнологии являются слишком недавними, слишком недостаточными и слишком спорными для того, чтобы перевесить эффек- тысекулярнойчувствительностиковсемутому, чтокасаетсярелигиозных истин. Эти последние связаны с родом (race), менталитетом, со всем, что на иррациональном уровне закладывает основы фундаментального отвер- жения другого, и, стало быть, ценностей, которых этот другой придержи- вается. Несомненно, университетская культура преодолела стадию нетер- пимости; христиане, вдохновленные экуменическим движением, даже стремились к духовному примирению с нехристианскими религиями. Как бы то ни было, преподаватель университета придерживается «объектив- ного» описания феноменов, которое предполагает, что феномены ни в коей мере не задевают исследователя в экзистенциальном плане; тогда как христианский богослов нисколько не отказывается от эксклюзивистской постановки проблем39.

Тем не менее, если на Западе не доходит до того, чтобы сделать по- следний шаг к реальному осмыслению других культур, там по крайней мере признают, что такое требование звучит все чаще. Все пошло иным путем в так называемых неразвитых странах, т. е., в частности, в мусуль- манских. В этих последних западничество (l’occidentalisme), которое сде-

39 Однако это сопротивление богослова вполне понятно: он опасается, что филосо- фия религиозного факта не сможет быстро привести к концу религий. Но эти послед- ние находятся в процессе трансформации под действием разрушительных факторов, которые, как правило, устраняют даже обеспокоенность философа.