Nukhazhiev_N_S__Umkhaev_Kh_S_-_V_poiskakh_natsionalnoy_identichnosti_-_2012

глазах. Еще недавно у вас существовали только названия отдельных разрозненных родов.

Это лучше всего видно на ингушах. «Ингуши» в русских документах (XVIII в. – «унгушевцы») – самое это слово происходит, повидимому от названия селения Онгушт, которое находилось при выходе из ингушских гор. Оно было большим аулом, и жители плоскости, первыми вступившие с ним в торговые отношения, название этого селения перенесли на весь находившийся в экономической связи с этим селением нагорный народ. Затем русские переняли целиком это название от жителей плоскости (кабардинцев, нагайцев). Сами ингуши называют себя «галгай», но первоначально это название лишь небольшой группы родственных родов, которые происходили, по преданию,

от трех братьев Eagi, Xamxi, Tergim.

Упоминаемое фамильное название произошло в связи с названием местности,вкоторойэтиродыпервоначальножили,–ущелье:Галгачие,

иотсюда фамилия – Галгай. Затем развилось следующее явление: эти три главные ветви одного рода вместе с некоторыми другими родами захватили в свои руки ущелье реки Ассы. Так как они держали в своих руках это ущелье, по которому было сообщение с плоскостью и с Грузией, и так как они собирали дань со всех проходящих и патронами,

иголовами скота, то они быстро богатели, набирались сил и постепенно сделались родом, от которого стали зависеть другие более слабые роды. Получился феодализм, но феодализм родовой, когда одни роды феодальногосподствовалинаддругими.Имятакихгосподствующихродов – Галгай – распространилось мало-помалу на весь народ и превратилось в общенациональное название, но это название еще так молодо, что, например, применительно к названию собственного языка оно еще не употребляется. Ингуш никогда не скажет, что его язык «галгай-мотт» (няна мот) – «материнский язык» или – «вей-мотт» – «наш язык». Есть

идругие примеры отсутствия сознания национального единства. Когда, например,какого-нибудьжителягорногоауласпросить,ктоонпонацио- нальности, то ответа от него добиться трудно – он вам непременно назовет только название селения или рода, из которого он происходит. Таким образом, мы видим, что ингуши и чеченцы находятся еще на переломе, их сознание находится на самом переходе от родового быта, обусловленного раздробленной родовой экономикой прошлого, к быту общенациональному, когда роды объединяются в более широкие национальные коллективы на основе новых экономических условий.

Теперь обратимся к вопросам чеченской истории. Чтобы построить историю чеченского, как и всякого другого, народа, приходится обра-

581

щаться к письменным и вещественным памятникам. Однако, тут я бы хотел предупредить всех тех, которые намерены писать историю своего народа. Такие, вероятно, имеются и среди вас. Я бы желал предостеречь их от одной ошибки. Обыкновенно думают, что писать историю Чечни, это значит написать историю только одного чеченского народа, не считаясь с историей его соседей. Такое мнение глубоко ошибочно. Никоим образом нельзя думать, что чеченский народ, как бы молод он ни был, развивался в своей истории отдельно, изолированно; нельзя считать, что национальная культура представляет собой нечто совершенно замкнутое, выхваченное из международных влияний. Наоборот, изучение культуры приводит нас к выводу, что ни одна национальная культура не создавалась изолированно. Все эти культуры представляют собой смесь инородных влияний; и каждый отдельный народ отличается только тем, что смесь эта дана в нем в особой своеобразной неповторимой пропорции. Только этой пропорцией смеси межнациональных элементовкультурыиотличаютсядруготдруганародыКавказа,авовсе не какими-то изначальными расовыми особенностями, не изначальными национальными особенностями, якобы данными народу на его прародине промыслом божьим. Поэтому, чтобы писать историю Чечни, мы никоим образом не можем отрешиться, отвлечься от той общей кавказской обстановки, в которой Чечне пришлось развиваться, и в качестве решающего фактора развития надо непременно проследить не столько условия географические, сколько условия социально-экономические, т. е. мы должны исследовать, в окружении каких культурных коллективов развивалась Чечня и в каком положении она находилась в отношении путейторговогообмена.ПодходясэтойпредпосылкойкисторииЧечни, мы должны, во-первых, отметить, что Чечня, как и Ингушия, по своему географическому положению занимала территорию, которой суждено было в более древние эпохи оказаться несколько в стороне от широких путей торгового обмена. Тут мы найдем причину того, что Чечня и Ингушия сохранили более древние пережитки родового быта значительно лучше и полнее, чем их соседи. Если мы рассмотрим географическое положениеЧечни,тоувидим,чтооназанимаетгорыиравнинынаюгот реки Терек. Между тем, древние торговые пути, которые исстари сложились на Кавказе, – шли, во-первых, по Северному Предкавказью, от Каспийского моря к Черному и обратно. Это – старый торговый путь, который в XVI–XVII веках именовался русскими черкасской дорогой. Он был важен потому, что, с одной стороны, в Каспийском море мы имеем сплетение в один узел целого ряда важных путей, из Средней Азии и далее из Индии и Китая, из Персии и с Севера, из Поволжья; с

582

другой стороны, Черное море тоже дает узел путей, ведших первоначально в Византию, затем в ее преемницу Турцию и дальше в Западную Европу и Средиземноморские страны (Северную Африку, Сирию, Аравию, Египет). Путь между этими двумя морями с самого раннего времени, конечно, был чрезвычайно оживленной дорогой торговых отношений. Но этот путь проходил вне самой Чечни, хотя и прилегал близко к ней, а именно: он шел по левому берегу Терека, по-видимому, не переходя на правый, тогда покрытый дремучими лесами. Это было в связи с тем, что степь по левому берегу была в руках кочевников, а кочевники были всегда хорошими посредниками в торговых сношениях, вследствие того, что они обладали техникой быстрого передвижения.

Другой путь, не менее важный, шел по Закавказью. Этот путь, еще болееоживленныйипотомуболеекультурный,чемЧеркесскаядорога, проходил по древней Албании и Колхиде, т. е. по теперешним Азербайджану и Грузии. Чечня оставалась в горах, в промежутке между этими двумя путями.

Пути международного обмена проходили вдоль ее боковых границ, но целый ряд второстепенных торговых путей, связывающих обе главные магистрали в меридиональном направлении, действительно пересекали Чечню, потому что кроме двух путей международного значения, конечно, были еще пути и местного значения – пути, ведшие с севера на юг и обратно. Этот ряд второстепенных путей проходил по ущельям рек через перевалы главного хребта в Грузию и облегчал местный торговый обмен и снабжение населения нагорной полосы. Такими путями являлись: пути в Дагестан через Андийские ущелья и целый ряд перевальных путей в Грузию, один из которых несомненно шел по Ассинскому ущелью через Ингушетию.

Таким образом, находясь в стороне от больших торговых путей, Чечня в то же время имела возможность близко с ними соприкасаться, вследствие того, что нагорная полоса всегда находится в тесной зависимости от той культуры, которая развивается на соседней плоскости. Это – естественное явление, потому что в горах обычно недостает хлеба, недостает зерновых продуктов, и жителям гор приходится выменивать их на продукты скотоводства, лес и пр., которыми богаты горы. Таким образом, этот род чисто местного торгового обмена должен был развиваться в Чечне с самых ранних времен.

Если Чечня, до известной степени, в силу своего положения и была отсталой страной, то все же следует признать, что она была не абсолютно отсталой, потому что она понемногу втягивалась в развитие торговых отношений. И вот, если мы проследим в дальнейшем всю

583

историю Чечни, то увидим, что это и будет история нагорной довольно глухой страны, в отношении к тем культурам и тем государственным объединениям, которые развивались по южной и по северной большим торговым дорогам между двумя морями.

Древние известия, которые сохранились от античных писателей, очень мало говорят нам о северной дороге, следовательно, они мало говорят и о чеченцах. Это известия греческих и римских писателей, из которых главнейшие дают Стробон (ок. Р. X.), Плиний (I в. до Р. X.), Птоломей(IIв.доР.X.)идр.Чрезвычайнотрудноктемназваниямплемени, которые они приводят, приурочить какой-нибудь из существующих теперь народов, потому что, если даже самые названия и сходны с современными, то народы, известные под этими именами, и их языки моглистехпор,конечно,кореннымобразомизмениться.Нонекоторые указания относительно тех элементов, из которых могла складываться чеченская национальность, мы получаем и от классических писателей. Именно по известиям этих писателей мы находим, что по северным склонам Кавказа жил народ гаргареи, а рядом с ними жили язаматы

исавроматы, у которых женщины воевали наравне с мужчинами. Для того, чтобы объяснить, почему у последних женщины воюют наравне с мужчинами, и создалась легенда об амазонках.

Ядумаю, что у этих гаргареев, по-видимому, и были представлены элементы, имевшие некоторое отношение к чеченцам. Это видно из того, что у чеченцев сохранилось самое слово «гаргар нах», т. е. «близкие люди» – «родственники». Очевидно, какие-то элементы языка гаргареев сохраняются в современном чеченском. С другой стороны, упомянутые язаматы представляют собою, надо думать, позднейших ясов или осетин. То, что говорится о сарматах, а именно, что их женщины воевали наравне с мужчинами и были совершенно равноправны, можно также объяснить из явлений, сохранившихся в позднейшем быту, как у ингушей, так и у осетин. Эти явления указывают на первоначальную равноправность женщин и мужчин в родовой организации. Дело в том, что мы в самом чеченском и ингушском языках

исейчас находим выражение «йиши-воши» (jisa-wasa), т. е. «братья и сестры» – «сородичи в целом». Оба эти слова происходят от одного

итого же корня; в некоторых местах в ингушских диалектах «йиши» (jiesa) произносят и как «юши» (jusa), а в некоторых местностях (майстой) сохранилось произношение (joso) или (jaso) (тушский-бацой). Если сравнить эти два слова «брат» и «сестра» в чеченском, то увидим, что за исключением изменения гласной, корень в обоих словах остается один и тот же, именно, корень этих слов – «ша» (sa), причем

584

значениеэтогокорня,очевидно,следующее.Всякийчеченецпереведет вам по-русски: «йиши-воши» как «брат и сестра», т. е. «все взрослые мужчины и женщины, принадлежащие к данному роду» – «сородичи без различия пола», причем приставка чеч.: йа, ba (ja-, va-) инг.: «йо-, во-» (jo-, vo-) обозначает род, а корень сам по себе остается одним и тем же и для мужчин, и для женщин – ша (sa). Это указывает на то, что в основеданногочистоязыковогоявления,какегосоциальнаябаза,должно лежать равноправие мужчин и женщин в родовой организации. Кроме того, мы имеем целый ряд явлений, которые указывают на особое значение именно женщины в родовом коллективе, именно родства по женской линии и наряду с этим в равной степени и родства по мужской линии, так что родственниками считаются не только отцовская линия, но и материнская ср. инг.: (noanaxuoj), а также линии бабок, как по отцу

(dea neanaxuoj), так и с материнской стороны (neana noanuxoj). Специ-

альный вид родства: «шучи» (suci), чеч.: sici и «мохчи» (moxci), чеч.: meaxciраспространилсяучеченцевинамужскую,инаженскуюлинии, тогда как у ингушей он сохраняет свое значение специально только по женской линии и обозначает двоюродных и троюродных потомков от двух родных сестер. Кроме того, у ингушей родство по материнской линии считается до сих пор «чувствительнее» родства по отцу.

Затемунихжеестьещетакойобряд:дядяпоматеридолжендарить лошадь с седлом своему возмужавшему племяннику, отсюда в последнее время и пошел обычай воровать эту лошадь у дяди с материнской стороны. Таким образом, мы имеем целый ряд доказательств того, что женщина занимала ранее иное положение, чем то, которое она занимает теперь, и именно потому дядя по матери как бы заступал на место отца. Подтверждение этому социальному явлению мы находим, отчасти, в древних легендах об амазонках и в известиях о равноправии мужчин и женщин у яксаматов.

Если мы перейдем ко времени более позднему, то, надо думать, что торговая дорога на севере особенно оживилась ко временам Хазарского царства, которое расцвело именно на этом пути и на том товарообмене, который по нему протекал. Затем, приблизительно в XII–XIII веках происходит большой культурный подъем Абхазо-Грузинского царства в западном Закавказье. В этих веках Чечня и Ингушия подвергаются сильному влиянию с юга, начавшемуся даже несколько ранее, чему мы имеем вещественные доказательства. Здесь на фотографиях есть снимки развалин полуязыческого храма, основная христианская постройка которого восходит к IX веку. Он построен в долине реки Ассы в нагорной Ингушии. Сам храм построен значительно позже, но

585

отдельные фрагменты (обломки) скульптуры и надписи на плитах восходят к дате постройки этого храма – 830 г. Р. X. Это служит указанием на то, что ущелье Ассы было одним из древних культурных очагов в стране, занятой чеченским народом.

Культурное влияние Закавказья продолжается здесь приблизительно до разгрома Грузии монголами, т. е. до конца XIV в., а затем, с XV и XVI веков, появляются новые культурные факторы. Таким образом, Чечня, находясь в средней части Кавказского хребта, посреди двух культурных узлов – двух морей, Каспийского и Черного, и в промежутке между двумя торговыми путями, постоянно, хотя и с некоторым опозданием, воспринимает отголоски того, что делается и у одного моря,иудругого.Такимобразом,культурныевоздействия,таксказать, просачиваются сюда от этих двух побережий, постепенно ослабевая и затухая к центру Кавказского хребта. Потому-то в центре хребта мы и находим сейчас самые примитивные и самые интересные для нас по своей древности культурные явления, как в Чечне и Ингушии, так и в Осетии. В частности, такое именно направление, такой путь культурных влияний доказывается и распространением мусульманской религии, распространением ислама на Кавказе, который появился раньше всего безусловно в районе Дербента, вслед за покорением Персидского Сассанидского царства (VII век). Затем поток мусульманства, двигаясь из Персии, постепенно проникает в горы с востока на запад, причем памятники, которые мы находим в Аравии и в Западном Дагестане, доказывают, что еще в XV–XVI веках там было повсеместно распространено христианство. Таким образом, легенда о том, что уже в IX веке весь Дагестан сделался мусульманским, – неправильна; мусульманской сделалась лишь узенькая ленточка по Каспийскому побережью, в результате торговой и политической связи с Персией. Совершенно ясно, что мусульманство лишь с большим трудом продвигалось в горы по направлению к Чечне, преодолевая сопротивление многочисленных и разрозненных горских племен, параллельно процессу вовлечения их в сферу торговых отношений, слагавшихся на побережье.

Другой поток мусульманства, более позднего происхождения, из империи османов, шел от другого культурного центра – черноморского побережья. Он зависел не от Персии, а от Турции и ее вассала – Крыма, причем этот поток был более поздним (с XV в.) и в горы на восток и на юго-восток он проникал гораздо туже, постепенно приближаясь по этому направлению к Осетии и Чечне. При этом мы имеем сведения, что, например, в Кабарде мусульманство окончательно водворилось не раньше начала XVIII века, в Осетии мы уже застаем такую картину, что толь-

586

козападнаячастьОсетииприняламусульманство,адругаячасть,какраз восточная, осталась вне ислама. Относительно Чечни, куда мусульманство подошло с Востока, мы имеем уже документальные данные о том, что в конце XVIII века, когда там воевали Екатерининские военачальники (ген. Медем, 1789 г.), некоторые чеченские роды еще приносили присягу не по мусульманской форме, а именами своих языческих богов. В Ингушию мусульманство проникло еще позднее – в XIX в., и только в самый момент завоевания Кавказа русскими принял мусульманство последний самый юго-западный ингушский аул – Гвилеты (в 1861 г.). Несомненно то, что могучим толчком к распространению мусульманства в это последнее время послужила сама война. Война с русскими создала благоприятную почву для мусульманской пропаганды. Мусульманство явилось наиболее сильным идеологическим средством, организовывавшим горцев на борьбу с русскими. Все предыдущее – это лишь маленькая иллюстрация того факта, что, как Чечня, так и Ингушия, в отношении культурной истории никогда не стояли изолированно…

Теперь, переходя к следующему, более позднему периоду культурной истории, начавшемуся с концом эпохи грузинского влияния, которое с нашествием в Закавказье монгол должно было ослабеть и окончательно было подорвано в XV–XVI вв. опустошительными войнами Турции и Персии в Грузии, мы подходим к тому времени, когда можно не ограничиваться только свидетельствами иностранных писателей об истории Ингушии и Чечни, но, когда, с одной стороны, мы можем получить уже документальные данные, а, с другой стороны, эти документальные данные сохраняются у самого народа в виде его надмогильных и других архитектурных памятников. Это, приблизительно, XIV, XV и XVI века. Это время, когда на севере появилась новая сила – Россия, когда русские завязывают отношения, прежде всего, с жителями плоскости – кабардинцами и нижними черкесами, и когда развивается эта своеобразная культура высоких 10–15-саженных родовых военных башен и наземных могильных склепов, которую мы видим сейчас на протяжении почти всей восточной части Северного Кавказа.

Что постройка этих башен действительно относится к тому времени, не раньше, чем, положим, к XIV веку, доказывается только косвеннымифактами,ибоостатковписьменностинесохранилось,хотяиесть следы, что тогда писали, пользуясь грузинскими буквами.

Так, недавно на штукатурке арки одного из древних могильников, которыйнаходитсяводномизбоковыхущелийАссывИнгушии,мною была обнаружена надпись грузинскими буквами. Эта надпись относится ко временам христианства, потому что рядом изображен крест

587

грузинского (георгиевского) типа. Эта надпись представляет собой, очевидно, имя, Энола, – имя, по-видимому, не грузинское, а местного происхождения. Значит, для того, чтобы писать на местном языке на Северном Кавказе применяли грузинский алфавит, но это не датирует нам времени появления могильников. Таким образом, приходится прибегнуть к другому способу расчета времени.

Вы все знаете, что у чеченцев и, особенно, у ингушей распространены родовые предания, именно предания, которые рассказывают, от какого предка произошел данный род, совершенно также, как в евангелии происхождение Иисуса от царя Давида доказывается перечислением всех его предков.

Считая в родовых преданиях ингушей числа поколений, которые в редких случаях доходят до 15, а в исключительных случаях до 20, можно приблизительно установить, к какому времени относится образование этих древних родов, а также и время построения башен, потому что каждый рассказчик знает, какой именно его предок построил ту или другую башню. Так, например, рассказывают, что такая-то башня построена Тергимом, другая Мадсэгом и т. д.

Таким образом, подсчитывая среднюю продолжительность жизни каждого поколения, можно приблизительно высчитать, к какому времени относится появление этой культуры башен и могильников. Это время простирается не больше, чем на 450–600 лет, а расцвет этой эпохи вероятнее всего падает на более поздний (не древнее первой даты) период.

Я не буду здесь останавливаться на той важности, какую имеют для истории архивные и документальные данные, имеющие отношение к Кавказской войне. Это – архивы Астрахани, Кизляра, Владикавказа, Ставрополя и архив бывшего министерства иностранных дел в Москве, куда попадали все важнейшие дела по дипломатическим отношениям с Кавказом и где находится ряд неопубликованных документов и по Чечне, и по Ингушии, и по Осетии, и по другим народам Кавказа.

Теперь перейдем к обозрению тех памятников материальной культуры, которые вы видите здесь на фотографиях, и того, что они нам дают в смысле изучения. Дело в том, что когда вы приезжаете в Чечню, то вам обычно говорят, что неизвестно, кто наши башни строил, что это был, очевидно, какой-то народ «джелты» или другие, которые умели строить башни из камня, потому что сами чеченцы сейчас из камня строить неумеют. При этомупускаетсяиз виду одно,чтопривычки народа зависят от его потребностей и, по мере того, как исчезает потребность строить башни, их перестают строить, и само умение строить мало-помалу забывается. Но это еще не доказывает, что раньше чечен-

588

цы не умели строить из камня. Если вы исследуете этот вопрос в Ингушии, по-видимому, искусство строить башни сохранялось позже, чем в Чечне, то вы здесь найдете совершенно ясные следы того, что такие башни, несомненно, строились самими ингушами, и даже, что строителями их являлись определенные отдельные роды, которые слыли искусными мастеровыми-каменщиками (thona goudzas). Ремесло там тоже было родовым занятием, и был определенный род «барханой», который и занимался постройками. Эти каменщики приглашались за плату всеми, кто хотел построить башню. Плата была определенной, выражалась в скоте, причем сам мастер должен был на все время работы поступить на полное иждивение хозяина. Постройка не должна была продолжаться дольше года. Если к концу года она не заканчивалась, то смотрели на это так, что, дескать, бог не захотел, чтобы она закончилась, значит, это не угодно богу, и башню оставляли незаконченной. Какова же была техника стройки?

Некоторые местные жители постоянно выражают сомнение, как могли люди поднимать такие громадные камни на большую высоту. Поэтому они предполагают, что строителями должно было быть какоето особое племя великанов и богатырей, но оказывается, что тогда, как и теперь, силу заменяла техника, которая, конечно, существовала и в те времена. Если строили башню, то камни таскали не голыми руками – на то должны были быть примитивные машины, и такие машины действительно существовали. Они представляли собою нечто вроде ворот. Эту машину каменщик крутил за ручку и поднимал на канате все, что ему было нужно, точно так же, как ведро воды поднимают из колодца. Эта машина называлась по-ингушски «чегырьк» (cheghirg).

У ингушей существовал следующий рассказ. Когда мастер стоит сверху на башне и крутит этот самый «чегырьк», то выпустить его из рук нельзя, так как машина раскручивается в обратную сторону с большой силой. Один мастер выпустил чегырьк из рук и ручка машины столкнула его с башни. Находясь уже в воздухе, он громко закричал: «Featta! featta», что значит «Натощак, натощак!». Надо знать обычай, чтобы понять, для чего он так закричал. Он хотел этим сказать, что с утра хозяин его не накормил как следует, и он начал работать на голодный желудок. Поэтому с ним и произошло несчастье. Этим он хотел установить факт, что хозяин его плохо накормил и поэтому хозяин должен ответить за несчастье по кровной мести, как за убийство. Хозяин с земли закричал ему в ответ: «Как же «натощак», когда я накормил тебя утром бараниной?». Благодаря этому народный суд присудил получить с него в пользу семьи убитого только полкрови. Это доказывает, что у

589