gasprinskiy-3tom-1

щих. Прежде нежели весть о смерти Мурата достигла сербского стана, Вук Бранкович841 изменнически перешёл со своим отрядом на сторону неприятеля. Таким образом, Лазарь остался один среди бесчисленного множества врагов. Лёгкие турецкие стрелки, вооружённые луками, находившиеся на правом и левом крыльях войска, первые начали нападение. Тяжело вооружённая пехота сербов стояла твёрдо. С обеих сторон было очень много убитых и раненых. Уже несколько часов успех битвы клонился то на ту, то на другую сторону. Сербы, предводимые своим королём, не теряли надежды. Войско мусульман приходило уже в общее смятение от сильного натиска сербов; казалось, победа уже улыбалась им, как вдруг Баязет842, извещённый об опасности, вооружённый огромной палицей, бросается вперед и повергает многих сербских витязей. Между тем, усталый конь Лазаря окончательно выбился из сил; пока он пересаживался на другого, воины потеряли его из виду. Вдруг сербы видят прежнего коня Лазаря в руках неприятельских и, думая, что их король убит, обращаются в бегство. Тщетно старался Лазарь, который снова явился в рядах своих воинов, удержать бегущих: сильный натиск неприятеля увлёк и его с толпою устрашённых воинов. Среди общего смятения он упал вместе с конём на насыпь, где, по словам некоторых, и был убит, а по другим – взят в плен и на глазах умирающего Мурата предан смерти.

Турки, потерявшие в этой битве множество воинов, не осмелились преследовать бегущих. Опустошив окрестную страну, они воздвигли на Косовом поле в память Мурата огромную груду камней, сохранившуюся до наших времён. Мурату наследовал Баязет.

Со времён этой битвы Сербия быстро стремилась к своему падению, пока не исчезла последняя тень её государственной свободы.

Недавно небольшое сербское королевство и все сербы поминали павших в том бою собратьев.

1889, 8 июля. – № 25

Мусульманская печать в России843

Нам уже приходилось говорить по этому интересному предмету, но охотно возвращаемся к нему по случаю заметок о том же почтенного ориенталиста В. Д. Смирнова844. Делаем это тем охотнее, что В. Д. Смирнов, автор «Истории Крымского Ханства под верховенством Турции», лицо близко знакомое и близко стоящее к печати русских мусульман и потому имело возможность хорошо изучить трак-

261

туемый предмет. В реестре напечатанных в России книг и брошюр на арабском, персидском и турецко-татарском языках, составленном г<осподином> Смирновым, перечислены названия всех мусульманских книг, вышедших в период с 1885 по 1888 годы; с показанием количества напечатанных экземпляров по каждому названию.

Вот что говорит почтенный автор по поводу мусульманских печатных изданий в России.

«Библиографический обзор покойного академика Дорна845, явив-

шийся в томе V «Bulletin de I’Academie Imperiale des Scienсes de St. Petersbourg»846 за 1868 год, наделал в своё время в заграничной прессе заметного шума, который нашёл себе отклик и в нашей отечественной тогдашней печати. Иностранные, главным образом английские публицисты, привыкшие смотреть на Россию как на страну абсолютного преобладания русской национальности, исключающего всякое внешнее проявление самобытного существования каких-либо иных народностей, обитающих на её обширном пространстве, просто пришли в изумление при виде того широкого пользования печатным словом, какое предоставлено в России мусульманскому населению».

«Вопрос о религиозном и образовательном значении мусульманской печати (до сего) совсем не был затрагиваем, отчасти, может быть, и потому, что не делалось никаких наблюдений за ходом и направлением этого немаловажного явления в нашей внутренней жизни, кроме обычного официального надзора в виде казённой цензуры. Правду сказать, особенно замечательного ничего и не совершилось в этой области за последние двадцать лет, но всё же кое-какие произошли перемены, которые мы и постараемся указать».

«Прежде печатное мусульманское дело почти всецело сосредотачивалось в одной Казани, исключая, разумеется, академическую типографию в С.-Петербурге847. Там главным образом работала университетская типография848 да типография Коковина, бывшая до 1840 года Людвига Шевича849; печатные же издания, периодически являвшиеся то в Москве, то в Астрахани, то на Кавказе, были столь малочисленны, что не могли и в счёт идти. После того и в самой Казани открылась ещё типография с мусульманским шрифтом, г<осподина> Вечеслава850; в Бахчисарае возникла типография г<осподина> Гаспринского851; в Ташкенте г<осподина> Лахтина852. Кроме отдельных книг и брошюр появились татарские периодические издания: на Кавказе газеты «Игинчи» (Пахарь)853, «Кешкюль» (Сумка)854, «Зия и Кафкасие» (Кавказское сияние)855, впрочем, недолго существовавшие, за исклю-

262

чением «Кешкюль», продолжающей и теперь выходить не особенно аккуратно, да «Терджиман» (Переводчик)856 в Бахчисарае, издающийся уже седьмой год сряду. Независимо от этого в Ташкенте издаётся местная правительственная газета857, выходившая сперва на двух языках – сартском858 и киргизском отдельно, а теперь только на одном сартском.

Что касается репертуара мусульманской издательской деятельности, то, за немногими исключениями, он сохранил свой прежний характер: по-прежнему печатаются десятки экземпляров Алкорана, Гефтийска, Шеранту-ль-иман, Устувани859, Бедевам и массы арабских молитв».

«Но рядом с этим время от времени печатаются большие книги, заключающие в себе уже целые сочинения на потребу самих руководителей духовного просвещения российских мусульман. В этой отрасли печатного дела уже замечаются некоторые новшества. Немало стало являться и сочинений на татарском языке, но с иным нежели прежде диалектическим характером их текста. Прежние татарские авторы писали каким-то своеобразным жаргоном, который вырабатывался каждым сочинителем по-своему и которого невозможно было подвести ни под какую рубрику научной лингвистической классификации: в этой язычной смеси можно было видеть элементы разных тюркских наречий от простонародного говора казанско-татарских граждан до изысканного литературного стиля константинопольских эфенди. Смесь эта была результатом компилятивного свойства самих произведений татарской письменности, представлявших собою не более как незначительныепеределкистурецко-османскихсочинений. Усиление печатного дела в Стамбуле, центре современно мусульманской учёности, не осталось без влияния и на Казань, особенно при теперешней облегчённости и учащённости сношений между этими отдалёнными друг от друга городами. Османское наречие, более всех других тюркских наречий выработанное в своём грамматическом строе и более богатое в своём лексическом составе, решительно вытесняет собою в казанской печати местный литературный жаргон. Теперь те или другие произведения османской письменности, пришедшиеся по вкусу казанским книжникам, уже не переделываются ими, как бывало прежде, на местно-казанский лад, а перепечатываются целиком, как они есть в оригинале».

«Но что ещё существеннее – сами местные казанские сочинители стараются теперь в своих оригинальных произведениях подделывать

263

свой язык под османскую литературную речь. Таким свойством отличаются позднейшие сочинения Абдуль-Каюм муллы Насырова860. Особенно характерное во многих отношениях явление представляет сочинение некоего Мусы Акъ-Джигита под названием «Хисамеддин Мулла», милли роман яки хикяе» – Казань, 1886 г.861 Автор получил гимназическое образование, начитался затем произведений новейшей османской литературы, увлекся примером стамбульского публициста и романиста а la Эмиль-Золя862, Ахмеда Мидхата Эфенди863, и вздумал сам сочинить роман на тему из современной татарской жизни. Написалонегонасамодельномосманскомнаречии, котороеонусвоилсебе даже в разговорном обиходе».

«Пример Акъ-Джигита не остался без подражания: в 1887 году явилась книжка с таким заглавием на русском и татарском языках: «Олюф, или красавица-Хадича». Роман соч<инения> Загир Ибни Ярулла Бигеева864 – Казань, 1187 г. Содержание его составляет пересказ уголовного процесса о загадочном убийстве одной девушки по имени Зюлейхи, заканчивающегося свадьбой прекрасной Хадиджи с Мусой Эфенди, на которой присутствовали в качестве гостей как судебный следователь, так и сыщики, участвовавшие в помянутом процессе. Из бытовых черт изображаемого в романе татарского общества невольно обращает на себя то, что действующие лица беспрестанно все «чай пьют». Затем в этом же новом духе в последнее время появилось два диалогических рассказа с претензионным обозначением их «драмами». Обе пьесы не представляют ничего выдающегося, кроме разве оригинальности попытки татарских литераторов отрешиться от прежней обскурантской закоснелости, не позволяющей пользоваться печатным словом иначе как только для религиозных целей».

«В этом смысле можно считать отрадным явлением ежегодное печатание календаря Абдуль-Каюм Насырова с прибавлением разных статей общеполезного содержания, а в самое последнее время издания учебников географии и арабской грамматики, ибо они несколько приучают татарских грамотеев к простому, общежитейскому содержанию читаемого в печатной книге».

«Сводя все вышесказанное о ходе и направлении печатного дела у наших русских мусульман, мы приходим к заключению совершенно противоположному с тем, какое было высказано Дорном. Покойный академик в развитии мусульманско-печатного издательства у нас в России усматривал несомненные признаки «постепенного возрастания народного образования среди татар» (einen fortwahrend steigenden

264

Grad von Volkshildung unter den Tataren). Мы же, напротив, должны констатировать, что печать в руках невежественного татарского духовенства служила и продолжает служить орудием поддержания и распространения религиозного, нравственного и бытового обскурантизма в бедном татарском простонародье. В этом убеждает нас как содержание репертуара печатных изданий казанских, так и статистические цифры, которыми выражается движение печатной деятельности татарских книжников. Репертуар этот как был в начале, так и остался по сю пору преимущественно религиозно-мусульманским».

«Об образовании тут не может быть и речи, скорее наоборот, печатное слово поддерживает среди татар те невежественные понятия, которые, не будь это, с течением времени сами собой сглаживались бы при обновлении жизненных условий их быта».

Тут позволим себе заметить, что мы признаём большую правильность взгляда академика Дорна, усматривавшего в мусульманской печати «признаки постепенного возрастания народного образования среди татар», чем мнения цитируемого автора. Почему? Да потому, во-первых, что количественно печать значительно возросла, значит, грамотность и охота читать развились, а это, для начала, признак хороший сам по себе, помимо качества читаемого; во-вторых, современная татарская печать и качественно сделала некоторые успехи. Так, теперь найдётся десяток, другой названий, кои академик Дорн не имел в виду, но, видимо, предугадывал, каковы газеты, календари, романы, учебники, сборники и некоторые другие книги. Если бы покойный академик имел в виду эти, скажем, попытки трезвой литературы, народившейсявпоследнеедесятилетие, исочинительствалюдей, далеко ещё не просвещённых, то он ещё смелее высказался бы о значении и будущности печатного дела мусульман. Но то, что не могло быть доступно предвидению академика Дорна 20 лет назад, известно и видимо теперь нам: мы смело можем сказать, что не пройдёт и десятилетия, как мусульманское книжное дело обогатится десятками названий учебных и чисто литературных книг и сочинений. Очень многие молодые мусульмане, получившие среднее и высшее образование, готовятся к литературной деятельности и будут иметь успех, ибо народ значительно подготовлен к чтению, а следовательно, и восприятию идей и направлений, до сего ему неведомых.

Не можем не возразить и против тенденции В. Д. Смирнова относительно узкорелигиозного направления татарского книгоиздательства. В начале оно иначе и быть не может. Разве татары составляют какое-

265

тоисключениесрединародов? Еслинет, токакбылоувсехбезисключения народностей, и у татар вначале должна преобладать «книга» религиозная, затем сказочно-лубочная, что не помешает появлению в свою очередь книг научных и серьёзных. Достаточно вспомнить русский книжно-литературный рынок до Петровского периода, периода, обнимающего восемь столетий, чтобы иллюстрировать нашу мысль. Да и современный московско-лубочный рынок достаточно объясняет смысл и raison d’etre865 казанского.

Признавая, что современное мусульманское книгопечатание страдает многими недостатками и (неминуемой на первых порах) односторонностью, мы никогда не согласимся с принципиальным взглядом нашего почтенного ориенталиста, «что печатное слово поддерживает среди татар невежественные понятия, которые, не будь этого (т.е. татарской печати), с течением времени сами собой сглаживались бы при обновлении жизненных условий их быта».

Мусульманской образованной молодёжи предстоит великая, благодарная задача доказать ошибочность столь безнадёжных взглядов на наше родное слово и печать.

1889, 14 июля. – № 26

Прав В. Д. Смирнов, что наша мусульманская печать в последнее двадцатилетие не сделала особенно важного шага вперёд, но трудно отказать в дальновидности и академику Дорну, предсказавшему, что печать эта более или менее разовьётся и послужит делу просвещения мусульман.

Действительноспустя10–15 летпослепредсказанияДорнавпечатном деле русских мусульман начинает замечаться нечто новое, выражающееся в возникновении периодических изданий и появлении первых книг светского содержания, причём обнаруживается и тенденция к выработке литературной речи. За это время, вслед за появлением официальной туземной газеты в Ташкенте, возникли на Кавказе частные газеты «Зия», «Икинджи» и «Кешкюль», а в Крыму «Переводчик»

ив последнее время официальная киргизская газета в Омске. В книжном деле знаменательными новинками, начинающими новую эпоху в деле татарской печати, являются книжки чисто светского характера; таковы календари, сборники стихов, нравоучений, татарская грамматика, учебники арифметики, география, история Казани, письмовник

ипереводы некоторых законов, начальные учебники по звуковому

266

методу, два небольших романа, две (попытки) драматических пьес и другие книги.

Достойно внимания, что все татарские авторы и двое (из четырёх) редакторов по образованию принадлежат к массе или, вернее, к муллам, в коих обыкновенно ничего более не предполагается кроме фанатизма. Между тем мы видим, что эти заскорузлые «фанатики» основывают газеты (хотя и не совсем удачно), составляют историю, географию, пишут роман и даже один из них решается полемизировать с Ренаномпоповодуегонападокнаислам! Из-подпераказанскогомул- лы Каюм Масырова, петербургского ахуна Баязитова866, шемашинского улема Саида Унси-Заде867 и некоторых других вышли в свет такие письмена и мысли, кои могут сделать честь любому духовному лицу.

Конечно, все помянутые нами книжки имеют лишь относительное значение и важны в том лишь смысле, что знаменуют поворот к лучшему в татарском книжном деле, поворот от схоластической исключительности к словесности и знаниям. Действительный же литературный рассвет впереди, в недалёком будущем. Известно, что нарождающаяся теперь мусульманская интеллигенция, интеллигентная

вевропейском значении этого слова, заинтересована и занята родной литературой и в близком будущем проявит своё оживляющее участие

вделе, робко начатом некоторыми мыслящими «муллами».

Для характеристики существующего книгоиздательства считаем небезынтересным сказать, что Коран и седьмая часть его Эфтиек, печатается из года в год в десятках тысячах экземпляров. Книжки рели- гиозно-нравственного содержания и чисто сказочные, героические рассказы и повести часто издаются в нескольких тысячах экземпляров. Из упомянутого нами реестра В. Д. Смирнова усматривается, что даже такие книжки, как «История Тимура и разрушение Казани» (4800 экзем.), «Календарь» (5000 экз.), «ПриключенияБоз-Джигита» (9000 экз.) идругие, не имеющие ничего общего с схоластикой, печатаются тысячами. Это показывает, что среди татар значительно развилось и привилось не однолишьдуховноечтение, икнига, имынепонимаемоснований, приведших уважаемого профессора к безнадёжному взгляду на татарское книгопечатание, тем более что данные, приводимые в составленном им реестре, представляют достаточно данных противного.

Во всяком случае реестр этот очень интересен, и все интересующиеся этим предметом должны быть благодарны В. Д. Смирнову за этот труд.

267

Библиография868

МыполучилинедавновышедшиевКазанидвекнижкинататарском языке. Одна составлена подхорунжим и муллой Абдулькебир Османовым и заключает образцы форм деловых бумаг для сношений духовенства с Духовным Правлением и переводы некоторых статей закона о Духов<ных> Прав<лениях>, из Судеб<ных> Уставов и уложения о наказаниях. Формы деловых бумаг составлены применительно к таковым русским. Книжка г<осподина> Османова издана довольно чисто и будет небесполезна для татарского приходского духовенства.

Г<осподин> Османов, видимо, озабочиваясь улучшением родной письменности, указывает в своей книжке также некоторые грамматические правила и знакомит татар с знаками препинания. Мы думаем, что было бы лучше написать об этом отдельно и подробней.

Заметим ещё, что г<осподин> Османов напрасно рекомендует совершенно новое правило, несвойственное мусульманскому письму, писать собственные имена большими буквами. Он, кажется, в благожелательном увлечении упустил из виду, что заглавных букв у мусульман не существует и что грамматика данного языка составляется из свойств того языка, а не из правил, занимаемых из других языков.

Вторая книжка есть путешествие и описание святых мест и исторических сказаний о Восточном Туркестане, подвластном Китаю.

Автор, татарский мулла города Чувачака г<осподин> Курбан Али Биккулов, два года назад совершил путешествие по западным провинциям Китая и посетил Монас, Урумчи, Шихо, Учь-Турфан и другие города. Описывая свой путь довольно хорошим тюркским языком и отмечая расстояния городов и урочищ верстами и ташами, мулла Курбан Али приводит интересные легенды о происхождении «дунган», т. е. китайских мусульман869.

Интересна также заметка о восточно-тюркской женщине «не знающейпокрывал», но темне менеечрезвычайно строгой и нравственной. Вообще, книжка Курбан Али Эфенди весьма интересна и будет прочитана всяким с интересом.

Обе книги изданы кавказским книготорговцем Шемс-Эддин Хусайновым и могут быть рекомендованы всем любознательным мусульманам.

268

1889, 21 июля. – № 27

Вред алкоголя870

В цивилизационных обществах всем явлениям жизни ведётся счёт; всё записывается, и из итогов вытекают такие истины, кои, так сказать, простым глазом не подметишь.

Мы все думаем, что самые страшные бедствия для народа – это голод, эпидемия, война, а выходит, что есть почти незаметное, но более убийственное бедствие – это пьянство. Оказывается, что война или голод, поражая иногда народ, хотя и уносят сразу много жертв, но пьянство, действуя постоянно, исподволь в конце концов уносит более людей, чем самая грозная война!

Алкоголь, как медленный яд, поражает не только тело, но и ум; не только самого пьющего, но и всего его поколения. Общество и государство, где много пьяниц, постепенно отравляется и слабеет.

Газета «Свет»871 говорит, что в пять лет, с 1875 по 1879 год, в одной европейской России умерло от пьянства 25 429 чел<овек> («Статистический Временник»872). За этот же период времени всех жертв убийств было всего только 11 655 человек. Значит, водка убивает вдвое более людей, чем все убийцы и преступники. По исчислению Мержеевского873, число душевно больных вследствие пьянства доходит в наших больницах до 40 проц<ентов>. Бунге874, профессор физиологической химии в Базельском университете, число жертв алкоголизма, доведённых до сумасшествия, исчисляет для разных стран Европы от 20 до 40 проц<ентов>. Многие первые болезни, от простого нервного припадка до полного умопомешательства, как и многие физические расстройства, обязаны своим происхождением алкоголю. Этот вред его значительно усиливается ещё влиянием наследственности. Из 300 детей с припадками помешательства 145 оказались детьми пьяниц. Еще больше заметна связь пьянства с преступлением: 75 проц<ентов> преступлений должны быть приписаны невоздержанности.

Вот страшные цифры и выводы статистики и наблюдений. Оказывается, что вино, водка, пиво и прочее более опасны для благополучия людей, чем ружья, пушки и сабли!

Великое благодарение Аллаху, что мусульманам запрещено пить вино. Но водка, пиво и вообще всё опьяняющее должно быть также изгнаноразнавсегда. Улемыдолжныразъяснитьэтоипредостеречьнарод.

269

1889, 31 июля. – № 28

Надо отдать полную справедливость мусульманам северо-восточных губерний <…>875

Надо отдать полную справедливость мусульманам северо-восточ- ных губерний, что они более внимательны, более строги и последовательны в делах веры, чем избалованные льготами крымцы и кавказцы. Надо говорить правду: где соберётся 10–20 семей казанских татар, они немедленно образуют слободу, общество; устраивают маленький мектеб, мечеть и заводят своего муллу и затем занимаются спокойно своим делом и трудом.

Нельзя того же сказать о крымцах: мы мало думаем и ещё менее делаем. В Одессе, в Севастополе, в Керчи, в Ростове на Дону издавна промышляла и торговала (преимущественно фруктами) значительная крымскотатарская колония, но так как никто не подумал, никто не сумел устроить в этих городах мечети для взрослых, мектеб для детей, то селиться в тех городах с семьями татары не могли и проживали как гости, растрачивая свои заработки в холостой и шумной жизни. В зрелых летах они возвращались для нужды и успокоения в свои селения и города в Крым, оставляя бойкую торговлю, заработки, благосостояние, магазины и дома в пользу более общественных, более смышлёных армян, евреев и других, всегда старающихся иметь около себя духовника, молитвенный дом и своё училище. За это и Бог им помогает: смотрите сколько в Одессе, Севастополе, Керчи и Ростове магазинов и домов принадлежат евреям и армянам. Крымске татары не имеют ни одного! Отчего это?

Ни частного почина, ни общественного, ни духовно-администра- тивного нигде и ни в чём не видно… Спим и просыпаемся, чтобы покушать, и кушаем, чтобы вновь уснуть. Многие думают, что за это прямо попадут в рай. Едва ли.

Разве в Крыму не было и нет мусульманина, который мог бы соорудить приличную мечеть, например, в Севастополе? Разве наши муфтии и вся духовная коллегия Правления не могла изыскать средств для того?

Увы, средства есть, но нет у нас добрых идей, добрых людей, а потому и богатства наши разрушаются быстрее сахара, опущенного в воду. Правда горька, но надо говорить; так, например, нас пять или шесть братьев; каждый из нас при добром желании, при искренней, непоказной только любви к народу и вере мог бы сделать много хоро-

270