Лекции ИМЮН

Что же касается практического отсутствия в советской юридической науке

рефлексивно-проблематизирующего способа методологической работы, приводящего к разнообразию ее философских оснований, созданию альтернативных онтологии права и гносеологических установок правоведения, то для существовавшей в тот период, как представлялось, единственно верной и универсальной исследовательской традиции он был просто не нужен. Говоря о «ненужности» в советский период критического отношения правовой науки к собственным философским основаниям, гносеологическим установкам их проблематизации, мы имеем в виду как существовавшие социально-политические условия, так и характер научного правосознания, который являлся органичным для тотально идеологизированного интеллектуального пространства нашего общества.

Марксизм продолжает оставаться одной из самых мощных интеллектуальных традиций. И в этом смысле (безотносительно к содержательной оценке, т.е. формально), советское правоведение «в лице марксизма» имело фундаментальное методологическое обеспечение. Таким образом, в существовавшей социокультурной ситуации марксистская теория права и советская юридическая практика вполне справлялись со своими задачами и без критически ориентированной философско-методологической рефлексии.

В большинстве трудов советского времени следование марксистской методологии ограничивалось декларацией марксистско-ленинского учения как методологической основы исследования и воспроизведением ряда «подтверждающих» цитат из трудов классиков марксизмаленинизма и документов партии. Профессиональное же содержание работ, особенно посвященных традиционной юридической проблематике, строилось, скорее, на устоявшихся правовых представлениях, восходящих еще к римскому праву, классической юридической догме, сохранившейся, преимущественно, в цивилистике. Отсюда, содержательные результаты советского позитивного правоведения далеко не всегда однозначно соотносилось с марксистскими методологическими «провозглашениями».

Марксистские гносеологические установки влияли на исследовательскую практику советских юристов без постоянной актуализации плана методологической рефлексии потому, что марксизм как «теория-образец» получила развернутую теоретическую реализацию и в этом смысле функционировала уже в единстве с предметным содержанием правоведения, а воспроизводство идей марксизма осуществлялось «через простое следование такой частной теории как образцу, подкрепленному авторитетом конкретного ученого или научной школы».

Учитывая возможность влияния методологических идей на ход и содержание научных исследований через теории-образцы можно утверждать, что официальные марксистские философско-методологические установки осуществляли «методологическое управление» исследовательской практикой советской юридической науки независимо от степени их осознания и целевого применения каждым конкретным исследователем. Тем более что в рассматриваемый период теории-образцы, особенно в общественных науках, как известно, не возникали случайным образом, но тщательно «селекционировались» партийной элитой в соответствии с политическими целями государства, а неуклонное следование им имело общеизвестные механизмы стимулирования.

(Тарасов Н.Н.) Ведущие методологические идеи советского правоведения.

Марксизм формирует в рамках утверждаемой философской картины мира и гносеологической установки совершенно иное отношение к праву, базирующееся на методологической оппозиции отношений базиса и надстройки, идее экономического детерминизма и понимании права как классового, а значит, политического по своей природе института.

81

1. Механизм социальных революций в марксизме. Было объявлено, что общество развивается поступательно (прогрессивно) и каждый последующий этап развития более прогрессивен, чем предыдущий. В основе развития общества лежит развитие средств производства, которое имеет линейный необратимый характер, оно объективно, доказыванию и обоснованию не подлежит. Человечеству имманентно присуще развитие своих технических средств, средств труда.

Однако производство всегда осуществляется в некоторых формах – производственных отношениях (отношениях по поводу производства, обмена и распределения благ в обществе). Эти отношения, которые закрепляются законом и защищаются государством, не способны к естественному линейному развитию, поэтому они консервируют состояние общества. Производственные отношения всегда отстают от уровня развития производительных сил, поскольку законсервированы и не могут автоматически следовать за развитием средств производства. «Консервация» производственных отношений осуществляется, в том числе, и политико-правовой надстройкой классового общества – институтами государства и позитивного права, которые фиксируют в юридических конструкциях и снабжают государственным принуждением защиту сложившегося типа производственных отношений, выгодного экономически и политически господствующему классу.

Каково максимальное значение этого разрыва? Максимальное значение этого разрыва определяется жизнеспособностью общества, т.е. тогда, когда общество переходит в состояние деструкции и уже не способно к нормальной организации нормальной жизни.

Необходимо привести производственные отношения в состояние адекватное производительным силам: меняется форма собственности (рабовладельческая – феодальная – капиталистическая). Новая форма собственности (например, капиталистическая) опять консервирует отношения, которые начинают отставать от производительных сил до определенного значения, за которым общество или разрушается и уходит с исторической арены или меняет принципы своей социально-экономической организации и приводит отношения в соответствие с уровнем развития производительных сил. Отрезок приведения производственных отношений в адекватную форму относительно производительных сил – социальные революции.

Новые средства производства приводят к возникновению совершенно новых организованностей в области промышленного производства, капитала, трудовых отношений и т.д., а формы собственности продолжают оставаться стабильными и начинают тормозить развитие общества. Для того, чтобы преодолеть это торможение, происходят социальные революции. Причем в объяснении социальных революций советские юристы использовали закон перехода количественных изменений в качественные: накопление «элементов» новых производственных отношений происходит постепенно, при сохранении господствующего, соответствующего предшествующей экономической формации, типа отношений, а затем в период социальной революции происходит скачок к новому качеству – более прогрессивному типу производственных отношений, который юридически закрепляется в соответствующей форме собственности.

2. Идея экономического детерминизма.

«Что же такое общество, какова бы ни была его форма? Продукт взаимодействия людей. Свободны ли люди в выборе той или иной общественной формы? Отнюдь нет. Возьмите определенную ступень развития производительных сил людей, и вы получите определенную форму обмена [соттеrсе] и потребления. Возьмите определенную ступень развития производства, обмена и потребления, и вы получите общественный строй, определенную организацию семьи, сословий или классов, - словом, определенное гражданское общество. Возьмите определенное гражданское общество, и вы получите определенный политический строй, который является лишь

82

официальным выражением гражданского общества». Маркс К. Письмо к П. Анненкову // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч.

Т. 27. С. 402.

Представление о двух сферах жизни общества – экономическом базисе и надстройке, которая имеет различные сегменты (политическая, государственная, правовая надстройка). Надстройка полностью зависит от экономического базиса. Все предопределяется автоматически, на уровне элементарного закона. Смена экономического базиса влечет смену надстроечного базиса, к которому отнесены государство и право. Отсюда вывод, что государство и право не имеют собственной истории, они являются только формой и средством обеспечения базиса в отношениях и полностью следуют законам развития экономической сферы общества.

В рамках этих двух постулатов жила советская юридическая мысль. Она исходила из приоритета экономических отношений, определяющей роли базиса и линейного развития истории. Линейное развитие истории выгодно тем, что считалось, что социалистическая формация (государство и право) – более высокий уровень развития, чем капитализм. Осознавалось, что мы живем в будущем, к которому рано или поздно придут все остальные.

20. Философско-методологический монизм и советская теория права.

В советский период наше теоретическое сознание было не просто догматическим, но догматически методологизированным в рамках одного их самых мощных социальных учений – марксизма. Марксизм-ленинизм с 30-х гг. XX века был признан единственно верной теорией познания. Интеллектуальное пространство советского общества было тотально идеологизированным. О формировании философско-методологического монизма в правоведении можно говорить со второй половины 30-х гг., когда А.Я. Вышинский на первом всесоюзном съезде юристов определил понятие права, которое стало «каноном профессионального сознания» советских юристов.

Утвердить марксизм-ленинизм в качестве идеологии было возможно лишь при условии разрушения классического университетского образования и искоренения ведущих представителей альтернативных философско-методологических концепций. Так, представитель неортодоксального марксизма Евгений Пашуканис под прессом идеологического давления, прежде всего, со стороны А.Я. Вышинского, был вынужден отказаться от своих взглядов по меновой теории права и, несмотря на это, был расстрелян в

1937 г.

Идеи, на которых базировался марксизм-ленинизм происходили из трех видов источников: трудов К. Маркса и Ф. Энгельса, во-вторых, трудов В.И. Ленина, в-третьих, политических программ и документов КПСС. Между этими видами источников были противоречия, но интеллектуальная элита советского общества, в т.ч. и юридическая, должна была объяснить марксизм-ленинизм как единое целостное непротиворечивое учение.

Следствия: 1) была ликвидирована подлинная философия права, т.к. отсутствует конкуренция философских учений, рефлективное осмысление оснований правовой действительности; 2) профессиональное сознание идеологизировано, т.е. комплекс идей воспринимался как безусловно авторитетный и истинный, «символ веры» советского юриста (это идеи обусловленности права экономическим базисом общества, идея базиса и надстройки (структура любого общества), идея линейного исторического прогресса, формационная теория истории, представления об универсальном механизме социальных революций, и др.) 3) прервана догматическая и философско-правовая связь с дореволюционным правоведением: в догме права необходимость создавать новые

83

доктринальные конструкции – отрасль права, предмет и метод правового регулирования, и др.)

Отношение Н.Н. Тарасова к философско-методологическому монизму, критика позиции В.М. Сырых. Мысль о необходимости следовать в науке только тем путем, который ведет исследователей к объективно-истинному знанию, весьма привлекательна. Вот только кто безошибочно наставит правоведов на такой путь, снабдит знанием о нем - остается проблемой. Если бы ученым был доподлинно известен путь, ведущий к объективно-истинному знанию, то призывать их следовать этому пути вряд ли бы пришлось. Более того, в этом случае и наука, по сути своей, была бы не нужна, поскольку поиски такого пути (или путей), по сути, и составляют смысл ее существования. С таких позиций, в правоведении, свободном от политического и идеологического принуждения, выбор философских оснований и методологи исследования - выбор и ответственность ученого. Важно только, чтобы это была именно методология науки, т.е. исследование осуществлялось по правилам науки, а, например, не искусства или просто в жанре бытовых рассуждений. И в данном выборе участвует только один «цензор» - профессиональная культура ученого, а оценивает его только один «судья» - сама наука в лице научного сообщества.

Философско-методологический монизм имел и положительные следствия для советской теории права.

Во-первых, единая идейная рамка, система философских категорий и принципов познания сформировали единое пространство юридических исследований, дали возможность вести в заданных идеологией рамках разработку новых юридических понятий и конструкций. «Юридическая наука советского периода, обращенная главным образом к советскому государству и праву, находилась в условиях достаточно определенных социальных идеалов и стратегий, имела вполне устоявшиеся философские основания и методологические установки» (Н.Н. Тарасов).

Во-вторых, отсутствие тотальной прагматической (технико-юридической) ориентации профессионального правосознания.

Отношение советской теории права к юридической догматике. Сложившаяся юридическая догма, строящаяся на понятиях и конструкциях римского права и разрабатывавшаяся применительно к существующим системам законодательства, с позиций советского правоведения принадлежала к досоциалистическим типам права и по содержанию, и как метод. Кроме того, как метод она противоречила самосознанию советской юриспруденции, рассматривающей себя исключительно как научное познание права, осуществляемое посредством диалектического метода.

Стремясь к рассмотрению социалистического права «как нового, высшего типа права, отличного от буржуазного права не только по содержанию, но и по форме», наша юридическая наука осознавала, прежде всего, свой философско-методологический разрыв с юридическим позитивизмом и, в этом смысле, свое отличие от традиционной юридической догматики. Это, разумеется, не означает, что наша наука исключила из поля зрения круг вопросов, традиционно соотносимых с юридической догматикой. Многие из них рассматривались в рамках формально-юридического метода теоретических исследований, актуализировались в плане юридической техники. Причем негативное отношение к догматической юриспруденции не мешает в ряде случаев оценивать результаты ее разработок относительно досоциалистических типов права, правда, почти исключительно в смысле юридической техники, как элементы общей культуры, достижения цивилизации, которые не только могут, но и должны восприниматься и использоваться советской юриспруденцией.

Кажется допустимым считать советское правоведение в значительной мере догматическим, поскольку работы именно такого рода занимали в нашей исследовательской практике весьма почетное, если не сказать основное, место. Отсюда напрашивается выглядящий достаточно очевидным вывод, что относительно юридической догматики советская наука права придерживается

84

«двойного стандарта» - дистанцируется от нее идеологически и реализует практически. Однако вряд ли он вполне точен. По крайней мере, если считать принципиальным для догматического подхода, исходить из устойчивости «формальной стороны в праве при изменяемости его содержания». Наше же правоведение, даже при разработке традиционно догматических аспектов, исходило как раз из приоритета классовой сущности, социально-политического содержания права, целей и задач социалистического общества. С этих позиций интерпретировались традиционные юридические формы и конструкции, например, договор купли продажи (применительно к социалистическим организациям), договор жилищного найма, трудовой договор и т.д., разрабатывались новые приемы и способы регламентации взаимодействия субъектов права. В этой же установке нередко осуществляется и осмысление догмы права на теоретическом уровне, в частности, вопросов субъективного права, правоотношения, юридического лица и др.

В целом, советская правовая наука вполне последовательно стремилась к преодолению классовой, политической нейтральности юридического позитивизма, догматического подхода к праву и, в этом смысле, оправданно осознавала свой принципиальный разрыв с традицией досоциалистической догматической юриспруденции. Что же касается анализа действующего права с позиций юридической догмы, то в виде формально-юридического метода, юридико-техиических разработок он, безусловно, реализуется. Однако лишь в той мере, в какой не нарушает фундаментальных теоретических положений и методологических установок господствующей доктрины, и в соответствующих интерпретациях.

Таким образом, соотнесение юридической догмы с досоциалистическими типами права в соединении с принципиальной несовместимостью любой догмы с диалектическим методом познания

не давало методологических оснований для различения в рамках советской юриспруденции научного исследования и догматического анализа права, а следовательно, осмысления последнего как самостоятельного феномена.

Следствия философско-методологического монизма. В философском плане, в своих онтологических представлениях, гносеологических принципах и установках мы были, да и, в основном, остаемся «методологическими монистами». Сформировавшаяся традиция юридических исследований в рамках монистической, закрытой философскометодологической системы во многом предопределила распространяющееся сегодня

стремление к замене марксистской методологии другой, но не менее универсальной и всеобщей. Нетрудно заметить ряд опасностей данного следствия. Во-первых, это идеологическое исключение марксизма из «свободной конкуренции» за «методологические «посты» нашего современного правоведения. Во вторых, риск утраты научными дискуссиями методологических смыслов и перехода в план демонстрации исторических ожиданий, поскольку осуществляется неявное полагание, что рано или поздно альтернативные марксизму методологии исследования права все равно сложатся и актуализируются независимо от усилий юристов. При этом содержание демонстрируемых ожиданий может свестись к привычной для нас аргументации в пользу не столько рефлексии юридической наукой своих философских оснований и разработки эффективного методологического инструментария, сколько простого обоснования перспективности предпочтения одной из уже существующих теорий или идей права. Выражаясь резче, риск в том, что вместо разворачивания масштабных планомерных методологических исследований, разработки долговременных исследовательских программ мы можем сосредоточить внимание на вопросе: какое из популярных сегодня философско-теоретических обоснований права способно стать «заменителем» марксизма?

Достаточно беглого взгляда на содержание наших ведущих юридических журналов, чтобы понять, что стратегические перспективы правоведения наше профессиональное юридическое сообщество видит скорее в разработке конкретной отраслевой проблематики и разного рода нормативных актов, нежели в обсуждении философских идей, разработке фундаментальных

85

теоретических проблем или методологических подходов. Это вполне понятно, поскольку именно такая научная продукция сегодня социально наиболее востребована. Однако представляется, что такое положение дел имеет и иную причину: сформированную десятилетиями господства марксизма традицию, с одной стороны, полагать все философско-методологические проблемы юриспруденции давно решенными и, с другой, – считать их непосредственно не относящимися к предмету юридических исследований. Отсюда и отмечавшаяся недооценка правоведами современных проблем собственного метода, определенная утрата сегодняшним научным юридическим сообществом интереса к философской проблематике и методологической работе.

21. Современная социокультурная ситуация и проблемы методологии юридической науки.

Юриспруденция в России в последний век попала в определенную интеллектуальную изоляцию, ее перестали воспринимать как область рационального познания, она стала восприниматься как сервисная сфера по отношению к политической деятельности и поэтому к ней перестали относиться серьезно. Сложность ситуации юристов заключается в том, что если они собираются делать из юриспруденции науку, то спасение утопающих – дело самих утопающих, их проблемой заниматься никто не будет.

Юристы относятся к методу и методологии также как в советское время все ученые относились к марксистско-ленинскому учению – всегда существовала глава, посвященная марксистско-ленинскому учению, остальной текст писался как самостоятельная работа, не имеющая никакого отношения к этому параграфу. Это обстоятельство подмечено давно и это давало основания обвинять юристов в методологическом невежестве и утверждать, что юриспруденция это не наука, не умеет пользоваться научными средствами анализа, работает по образцам, а не по нормам.

Собственно научные исследования в юриспруденции присутствуют в незначительном объеме. Поэтому необходимости сознательного отношения к методологии юридической науки у юристов просто не существует, им это не нужно. В сознании нашего юриста – это вопросы не юридические. Это один из моментов, по которому проводится различие между юридическими и неюридическими исследованиями.

(Тарасов Н.Н. «Методологические проблемы юридической науки») Одна из существенных особенностей современного этапа развития отечественного правоведения определяется его движением по пути перехода от монистической методологии к философско-методологическому плюрализму, что связано с серьезным пересмотром господствовавших представлений о границах предмета правовой науки, критериях системности ее методологии и методов правопознания. Поэтому развернутый анализ результатов и определение принципиальных ориентиров дальнейшего развития отечественной науки права является наиболее важным направлением ее философскометодологических исследований.

На сегодняшнем этапе наше правоведение находится в принципиально иной по сравнению с советским периодом ситуации. Формирование иных социальных идеалов, официальная стратегия на построение рыночной экономики, правового государства, конституционное закрепление прав человека, текущие реформы и т.д. ставят перед юридической наукой комплекс теоретических проблем, эффективное решение которых напрямую зависит от ее методологической состоятельности.

86

Большинством исследователей в качестве фактора формирующего теоретическую и методологическую ситуацию нашей науки рассматривается тенденция пересмотра (с той или иной степенью кардинальности) роли марксизма в современной исторической ситуации и значения марксистской методологии в правоведении. Такое представление имеет свои резоны, однако страдает определенной односторонностью. В связи с этим возникает необходимость анализа методологической ситуации современного правоведения в следующих аспектах.

Первый аспект, определяется переходным характером российского общества.

Общей чертой процессов, идущих сегодня в нашей экономике, политике, государстве, праве, является, пожалуй, только противоречивость тенденций и неясность закономерностей. В теоретической литературе это, как правило, рассматривается в качестве имманентного свойства переходного процесса. Для методологического же исследования неясность законов переходного процесса означает отсутствие теоретических средств, позволяющих описывать процессы такого типа, то есть методологическую проблему.

Структуры методологических исследований зависят от неустойчивости ценностноцелевых структур переходного общества. Анализируя положение о непосредственной связи правоведения как социальной науки с ценностно-целевыми структурами общества, автор приходит к выводу, что данная зависимость имеет иную природу, нежели простое влияние целей и ценностей общества на выбор приоритетов юридической науки, и связана с принципиальными особенностями самого объекта юридических исследований. В связи с этим выдвигается тезис о том, что юридическая наука, в силу своей практической ориентации, непосредственно участвуя в позитивном оформлении социальных идеалов и ценностей, относится к ценностно-целевым структурам общества как предмету своего исследования, в частности, через систему принципов права и правоведения. При таком рассмотрении смена социокультурных стратегий, выражающаяся в трансформации ценностно-целевых структур переходного общества, означает для правовой науки не просто изменения в конкретном объекте исследования, но и серьезные методологические корректировки ее предмета и метода. Обращаясь к рассмотрению современных социально-экономических, правовых и политических процессов, юридическая наука вынуждена включать в предмет исследования и себя, свои «внутринаучные» цели и ценности, т.е. актуализировать проблемы философско-рефлексивных, методологических оснований исследований.

Второй связан с глобальными процессами в самой науке. Опираясь на исследования данной проблематики в философской, методологической литературе, фиксирующие кризис современной науки как доминирующего способа познания мира, показывается, что ряд проблем юридической науки, ее методологии могут быть адекватно поняты только в контексте общих тенденций современного научного познания.

Не менее значимо для рассмотрения методологических проблем нашего правоведения обращение к процессам в современном науке, современным взглядам на науку, ее место и роль в культуре и обществе. Здесь, в частности, важно соотнести оценку состояния методологии российской правовой науки с обсуждаемой в философской, науковедческой литературе проблемой кризиса научного сознания, науки как доминирующего способа познания мира. В философской литературе, методологических исследованиях данный кризис обсуждается достаточно давно, прежде всего в связи с развитием естественных наук. В последнее время эти проблемы приобретают особую остроту в связи с вопросами, которые могут быть поставлены в рамках представлений о постнеклассической научной рациональности. В частности, это «вопрос о том,

87

сохранит ли наука и научная рациональность свое место в той цивилизации, которая идет на смену техногенной. И будет ли эта наука той же, какой она была ранее?». При всех своих особенностях правоведение не может находиться вне процессов, протекающих в науке вообще, науке как одной из сфер деятельности. Таким образом, представляется оправданным рассматривать общие проблемы современного научного познания как один из аспектов обсуждения проблем методологии юридической науки.

Практически все процессы, характеризующие складывающийся сегодня тип цивилизации, - «новое планетарное мироощущение, многополюсная культура, формирование новых способов коммуникаций и ценностей, поиски альтернативных способов жизни и мировоззрения» - в первую очередь касаются именно правоведения, поскольку необходимо предполагают формирование соответствующего правосознания и «юридического пространства». Достаточно очевидно, например, что складывающиеся сегодня ценности могут лечь в основу цивилизации только при условии их правового оформления, альтернативные мировоззрения и способы жизни - сопрягаются с сегодняшними проблемами прав и свобод человека, новые способы коммуникации, в конечном счете, приводят к принципам и правилам отношений субъектов, а значит, к правовому регулированию.

Современная юридическая мысль нередко критически оценивается западными правоведами именно в связи с ее философской и методологической неготовностью к вызовам времени. Весьма показательна в этом плане позиция Гарольда Дж.Бермана. Обсуждая состояние западной правовой традиции в связи с культурной многополюсностью современного мира, исследователь со всей определенностью фиксирует ее кризис как системный, прежде всего, захвативший сферу идей и ценностей, а значит, философию и науку права. В достаточно резкой форме говорят о методологическом кризисе сегодняшней правовой науки такие авторитетные европейские правоведы, как К. Цвайгерт и Х. Кетц - авторы исследования, давно ставшего для западных юристов классическим. Указывая на необходимость для юридической науки заниматься собственной методологией, они пишут: «Хотя традиционный нерефлектирующий и самоуверенный догматизм оказался на удивление поразительно живучим, стало совершенно очевидным, что цепляться за него — значит обманывать самого себя». Видя методологическое будущее юридической науки как сравнительное правоведение авторы в то же время, признают: «Считать, что новые, более реалистичные методы, основанные на данных экспериментальной социологии и потому учитывающие многократно усложнившуюся действительность, реально отражают современное правовое мышление, означало бы принимать желаемое за действительное». В рамках нашего обсуждения нет смысла упрекать К. Цвайгерта и Х. Кетца за ограничение оснований сравнительного правоведения социологическим подходом. Важно отметить, что таким путем авторы стремятся к преодолению национальных доктрин права, а значит, к адекватности глобальным процессам современной Европы. Логично считать, что приведенные оценки положения дел в современной западной науке права в той или иной мере можно экстраполировать и на сегодняшнюю российскую юриспруденцию. Во всяком случае, исходя из полагания вхождения России в русло мировой цивилизации.

Таким образом, основания ряда методологических и теоретических трудностей нашего правоведения могут быть поняты только в общем контексте проблем современного научного познания. В то же время целесообразно отдельно рассматривать процессы в российской юридической науке, существенно влияющие на понимание особенностей ситуации в сфере ее методологии.

88

22. Современное правоведение в поисках методологии.

«Дезавуация марксизма-ленинизма» в качестве единственно верной теории познания права и государства привела в отечественном правоведении к потере методологических ориентиров современных ученых-юристов. Некоторые юристы начали искать замену одной монистической философско-методологической системы (марксизм-ленинизм) другой (постмодернизм как отказ от методологии, феноменологическая концептуализация методологии правоведения, герменевтическая «парадигма», синергетика и др.), но успехом построение нового философско-методологического монизма эти попытки пока, очевидно, не увенчались.

В современности основные фокусы компетентности в обществе перешли в политику и менеджмент. Решения по правовым вопросам становятся не научно обоснованными, а политически целесообразными, решающими управленческие задачи. Вопрос стоит следующим образом: в таком обществе наука сохраняет свое значение, свою содержательную автономию или нет? Сейчас наука зависит от общества, в ее основе, как утверждает постнеклассический тип рациональности, ценностно-целевые структуры общества. Соответственно, наука делает то, на что есть социальный заказ. В современных условиях прекращение финансирования означает и прекращение науки.

Сегодня проблематизирована традиционная картина эволюции научного знания, история науки, опровергнуты основания юриспруденции, в результате чего она находится в поиске своего места, требуется переконфигурировать метод – в контексте глобализации, регионализации и т.д.

Здесь перед правоведением стоит задача самоопределения: либо правоведение будет продолжать утверждать себя в качестве знания научного, что означает разработку соответствующего современному уровню развития науки метода, рефлексии оснований специфики юридического знания, либо правоведение начнет утверждать себя в качестве определенного вида социально-инженерной деятельности, для эффективности которой также требуется метод, но его идейные основания и установки, несомненно, иные нежели у метода науки.

Из монографии Н.Н. Тарасова. Специфика методологического исследования.

Юридическое методологическое исследование может быть только рефлексивным, т.е. стремящимся не столько к отображению в знании правовой реальности, сколько к осмыслению оснований, условий, форм и средств такого отображения. Иначе говоря, методологически ориентированное научное правосознание вынуждено обращаться не к праву, а прежде всего к самому себе, своим основаниям, правилам и средствам. Отсюда, содержание конкретного методологического исследования создается анализом юридической науки, а эмпирической областью становится, в первую очередь, само научное познание права.

(Н.Н. Тарасов, лекции по истории и методологии юридической науки.) Методология исследует способы деятельности, приводит их в схемы, понятия, конструкции, занимается упорядочением, объяснением такого способа работы,

способна продвигать такие исследования за счет того, что задает образцы и правила исследования, которые обусловлены самой природой научного познания. Сопровождая само научное исследование, она обеспечивает его эвристичность, эффективность, хотя сама методология не имеет отношения к предмету научного исследования. Методология не создает правила исследования, она их рефлексивным образом приводит в отчетливую форму, задает обобщения и их систематизирует, но не выдумывает. Любые прорывы,

89

новации с точки зрения с точки зрения новых методов научного познания создаются самой наукой, но не методологией. Методология задает некоторое пространство, которое

аккумулирует все достижения с точки зрения исследовательского инструментария, она может подсказать некоторые тенденции, указать некоторые наиболее эффективные направления, но создать новый метод или систему инструментов она не в состоянии, у нее другие задачи. Для того, чтобы заняться методологическим анализом, нужно остановить деятельность, исследовать живой организм нельзя, его нужно остановить, умертвить и начать препарировать.

В рамках нормальной науки методология востребуется нечасто. Нормальная наука – это наука, которая существует в рамках устоявшейся парадигмы, как некоторой системы оснований, способов и средств аргументации, формы презентации научного знания, их проверки, которые приняты в некотором научном сообществе и являются в нем общепризнанными (Т. Кун «Структура научных революций», 1972). Метод нормальной науки – это и есть система исследовательских средств и способов, объединенных научной парадигмой (здесь господствует инструментальное понимание метода науки). Нормальная наука, как правило, действует по образцам – «калькам», в которых заключен и организован, типизирован прошлый исследовательский опыт, который дает результат в рамках имеющегося предмета науки для решения типичных задач. Нормальная наука существует как некоторая традиция, длится некоторое время, затем происходит ее слом, формируется новая наука, создающая новые правила, затем она сама становится нормальной.

Случаи вмешательства методологии в науку. Первый случай: парадокс в предмете науки – тенденции, процессы, которые мы описываем привычными нам средствами, способами, вдруг начинают вести себя по принципиально иным законам, а имеющийся инструментарий не позволяет их адекватно описать (например, представление о сверхтекучести). Почему понятия нормальной науки и средства ее описания объекта не могут описывать данные явления? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к методологии, сама нормальная наука из такой ситуации выйти не может. В этой ситуации их решают сами предметники той или науки, только они начинают работать не как ученые, а как методологи.

Второй случай связан с ситуацией, когда исследователь в рамках существующей организации предмета и метода науки не может достичь исследовательских целей, возникает определенный «разрыв» между имеющимися средствами и поставленной целью. 1) невозможность регистрации определенных объектов может быть связана с дефициентностью нашей приборной базы; либо 2) мы неправильно ставим задачу, неправильно формируем теоретическую модель. Годятся ли исследовательские средства для решения проблемы? Если проблема поставлена неправильно, то не годятся.

Третий случай: наличие теоретического противоречия в предмете науки, которое не может быть снято в рамках имеющейся научной парадигмы.

Нужно выйти в рефлексивную позицию – и понять, что требуется для решения задачи

– либо сформулировать новую концепцию, которая способна объяснять соответствующие правовые явления, либо речь идет уже о том, что не работает сама научная парадигма, в таком случае следует попытаться изменить методологические установки, эпистемологические идеалы, рефлективным образом осмыслить основания норм исследовательской деятельности в целом, т.е. попытаться сформировать новую методологическую программу, либо осмысление проблемы может привести к выводу, что она по своей природе вообще не относится к предмету правоведения, носит философский

90