Лекции ИМЮН

истины, т.е. деятельность общества во всех его сферах на исторических отрезках времени может рассматриваться как критерий истинности знания.

Сегодня нет абсолютно работающей теории истины. Каждая теория высвечивает свой определенный аспект.

Висследовательской практике юристов продолжает ощущаться влияние собственно античного идеала истины (пользование интуитивно-чувственными полаганиями, нестрогое отношение к методам исследования и свободная форма предъявления результатов). В то же время,

игносеологический идеал позитивной науки, предполагающий точный метод исследовательской работы, строгую форму изложения и экспериментальную проверку полученных результатов, так или иначе воспринят правоведением.

Таким образом, создается впечатление, что современное правоведение соединяет отношения к вопросам истины, присущие различным рациональностям. По гносеологической установке, юриспруденция безусловно тяготеет к идеалу истины, присущему европейской науке Нового времени, а по своей методологической организации во многом реализует установки античной рациональности. Данное предположение выглядит достаточно спорным, однако имеет основания для фиксации, по крайней мере в качестве проблемного методологического вопроса.

Декларируя референтный идеал истины как гносеологический идеал и методологический постулат, конкретные правовые исследования зачастую реально расширяют рамки понимания истины в юриспруденции за счет иных концепций

Вправоведении все эти концепции применить практически невозможно, кроме конвенционалистской. Референтные идеалы, которые юристы прокламируют, плохо работают, потому что мы не можем устроить эксперимент. Эксперимент в социальных областях невозможен по принципу. Эксперимент не тождествен опыту (опыты – это воспроизведение некогда сделанных экспериментов, которые уже не имели гносеологического значения, являются фрагментарными и частными). Мы имеем дело с такими системами сложности, что мы не можем с точностью воспроизводить условия действия многократно, причем эти условия должны быть и по материалу, и по средствам измерения, и по внешним обстоятельствам одинаковы, если хоть один параметр отличается, то мы не можем говорить об эксперименте. Когда говорят, что отрицательный результат опытного исследования – это результат тоже научный, я отвечаю – только в естественной науке. Поскольку социальная область опирается на представления об этике, мы не можем осуществлять псевдоэксперименты с явным отрицательным результатом.

Наблюдение тоже в социальных исследованиях практически не работает, потому что наблюдатель находится внутри объекта – значимые изменения объекта изменяют и сознание наблюдателя, тем самым его восприятие объекта и т.д. Получаем замкнутый круг.

Проблематизация классического для правоведения корреспондентского понимания истины – См.: Тарасов Н.Н. Методологическое проблемы юридической науки. Екатеринбург, 2001. С. 188 –

200.

38. Общественно-историческая практика как критерий истины.

В общественном и профессиональном сознании в современной России в качестве общепринятой оппозиции существует противопоставление науки и практики. Термином «практика» в массовом сознании обозначается все, что имеет некоторую опредмеченность в социальной сфере, а интеллектуальную деятельность в бытовых представлениях называют наукой.

151

На самом деле такая установка означает катастрофу подлинного значения понятия практики, которая произошла в нашей стране в связи с марксизмом, а в юридической науке – в связи утратой социокультурных контекстов и с замыканием юристов в собственной сфере.

Оппозиционировать практику и науку неправомерно. Первоначально у греков возникают две оппозиционные категории, которые выражают разное отношение к миру: «фюзис» как естественное течение процессов и «техне» как то, что создается в соответствии с целевой деятельностью специальными действиями субъекта и в этом смысле находится за рамками течения естественных процессов. К «техне» греки относили все искусство. При этом многие виды деятельности, которые мы считаем абсолютно практическими, греки считали безответственной и безнравственной поэзией, ибо в изначальном понятии практикой Аристотель называл нравственно освященную деятельность, причем практической именовалась только та деятельность, которая приводила к способам изменения отношений в обществе, если деятельность не приводила

кизменению социальной ситуации, она не считалась практической.

Вправильном аутентичном значении мы можем говорить об исследовательских, научных и других практиках, наука – это тоже определенного типа практика, и в рамках науки может быть практика и может быть «непрактика», и в рамках социальной деятельности – тоже есть практическое и непрактическое. Практика – это способ корректировки, организации и изменений способов социального устройства и взаимоотношений между людьми. Если деятельность не ведет к этому – то она непрактическая.

Г.П. Щедровицкий, из лекций 1989 г.: «С моей точки зрения, «ножницы» между теорией и практикой свидетельствуют лишь о том, что теория никуда не годится, потому что практики вообще не существует без теории. Практика есть реализация того или иного теоретического положения, а если этого нет, если вы просто суетитесь без теории, то это же называется искусством, а не практикой. Ну в платоновском, старом смысле... и всякий, кто изучает философскую классику, должен это знать».

Аристотельский императив «нравственно освященное» имеет под собой другое понимание нравственности. Для Аристотеля нравственностью были нормы социальной деятельности, для него это не правила, основанные на представлениях о добре и зле. Не любая деятельность, которая имеет внешние формы судебного решения, постановления об избрании меры пресечения, заключения договора является практической. Мы говорим о практике как социально значимой деятельности, в том смысле, что практика всегда следует нормам данной деятельности как некоторого культурного процесса. Например, если судья выносит некоторое решение не на основании правил профессиональной деятельности, то это нельзя считать юридической практикой – в соответствии с культурным значением понятия практики.

«Практика – критерий истины» – обобщенное литературное высказывание. Юристы очень часто считают критерием истинности практику юридическую. Однако последняя ни в коем случае не может являться критерием истинности, ибо она задается не социальными обстоятельствами, а правосознанием, юридическим мышлением – мы нашу юридическую практику устраиваем, организуем так, как этого требуют наши представления. И в этом смысле говорить, будто мы познаем практику как нечто объективное, и она является критерием истинности нашей теории нельзя, потому что сама юридическая практика является результатом реализации наших нынешних теоретических представлений.

Профессиональная практика – достаточно узкая сфера, которая организуется

152

профессиональным сообществом при участии политиков, нельзя сказать, что это критерий истинности, поскольку это результат нашей целевой деятельности.

Юридическая практика – социальная, базируется на интеллектуальной, духовной основе общества. Такая деятельность в сфере права, такая юридическая действительность, которая соответствует идеалам права, правовым принципам и ценностям. При этом условно юридическая практика может выступать как воспроизводство права, а значит и общество, и право с этих позиций, обеспечивает воспроизводство общества (через институт отношений). Таким образом, роль юридической науки не в служении задачам конкретной практической деятельности, сколько в обеспечении профессионального и культурного уровня юридической сферы общества и развития юридической практики взаимодействует с целями

иценностями общего развития. Следовательно, практически значимыми и применимыми могут быть любые научные исследования, способные в данный момент или в перспективе, повлиять на правовую деятельность, юридическая деятельность, юридическое мышление.

Реализация результатов научного исследования – вопрос практики, не профессиональной, а социальной. Оценить же практическую значимость и применяемость собственных результатов может сама наука. Нет механизма отбора научных положений наиболее обоснованных и состоятельных. Какие из теорий действительно востребуются практикой, во многом зависит от состояния самой практики, общей социокультурной ситуации. Невостребованность не является критерием научности или истинности юридического теоретического исследования.

Когда юристы отраслевых дисциплин утверждают, что свидетельством истинности той или иной юридической конструкции является то, что по этому пути идет судебная практика, законодательство, то это не аргумент, ибо это означает только то, что в нашем

корпоративном сознании эти представления, которым следует юридическая практика,

стали доминирующими. Причем господство тех или иных представлений в юридической практике совершенно не обязательно связано с их истинностью, они могут быть нам просто удобны или выгодны, или мы считаем именно эти представления правильными, и то, что законодатель так установил еще ничего не говорит об истинности, мы не знаем мотивов законодателя, который, как известно, не является абстрактной фигурой, действующей по объективным законам, за фигурой законодателя скрываются такие же реальные люди.

Если мы убираем профессиональную юридическую практику как критерий истинности, то, может быть, нас спасет то, что называется общественно-исторической практикой? В культурной формулировке утверждение о практике как критерии истины должно звучать так: «Для юридических исследований общественно-историческая практика – критерий истины», а не профессиональная юридическая практика – критерий истины.

Общественно-историческая практика – деятельность общества во всех его сферах на исторических отрезках времени. На исторических отрезках времени и во всех сферах жизни возникают такие сложные структуры и процессы, которые общественным сознанием не охватываются никогда (ни в одну голову не помещается и даже в коллективное сознание тоже), это не человекосоразмерная система, человеческое сознание систему такого уровня сложности удержать неспособно, поэтому мы утверждаем, что там процессы протекают естественно, стихийно, протекают вне рамок нашего мышления, т.е. мы такой процесс не предвидим и не контролируем. В этом смысле мы можем рассматривать их как естественные и утверждать, что это такой же естественный процесс как процесс физический,

иотносительно этого исторического процесса мы можем выстраивать критерии истинности

153

и считать, что этот общественно-исторический процесс является предельным, фундаментальным основанием оценки юридической теории как истинной или ложной.

Результаты, полученные юридической наукой, проверяются на истинность общественно-исторической практикой, а юридическая практика как один из процессов общественно-исторической практики или ее фрагмент имеет с юридической наукой обоюдные (двусторонние) отношения: с одной стороны, она строится на основании научных разработок, а с другой – научные идеи и теории проверяются обстоятельствами, сложившимися в юридической практике. Но ни в коем случае юридическая практика не критерий истины. Критерий истины – вся общественно-историческая практика.

Вместе с тем в отношении общественно-исторической практики есть ряд проблем, которые следует учитывать. В XX веке появились представления о Е-И процессах (Г.П. Щедровицкий). Весь массив социальных практик имеет естественно-искусственную природу. В социальной действительности ни один процесс не является ни естественным, ни искусственным. Естественные процессы, которые протекают стихийно, нашим мышлением не контролируются и не предвидятся, осмысливаются наукой, искусством, иными формами общественного сознания и тем самым оискуствляются, переходят в наше мышление и сознание, а потом, когда эти формы их осмысления укоренились в сознании, путем особого рода разработок, создания культурно значимых результатов в виде гениальных теорий, великих произведений искусства, они переходят в социальную действительность и там оестествляются, т.е. становятся независимыми от прямого рационального управления и начинают подчиняться законам причинности и случайности, законам нелинейных процессов и поэтому становятся естественными, естественным императивом нашей жизни. Осмысление возникающей действительности создает новые представления о ней, которые оискусствляются в теоретических представлениях, которые вновь переходят в область социальной действительности и оестествляются. Таким образом, мы все время как бы движемся в двух пространствах – в пространстве естественного и в пространстве искусственного.

Вся социальная практика никогда не охватывается сознанием, но она постоянно испытывает влияние искусственных процессов, которые ее меняют, иногда меняют по природе, и поэтому с точки зрения науки позитивного типа общественно-историческая практика тоже не может быть критерием истинности.

Более того, общественно-историческая практика не всегда востребует истинные теории, а нередко востребует лишь удобные теории. Например, теория классовой борьбы была для некоторых групп в свое историческое время вполне удобна, и они реализовали ее в своих практиках. Поэтому говорят, что социальные теории не атрибутируются как истинные или ложные, поскольку они нормативны, они задают способ жизни, не отвечают на вопрос, как устроена жизнь, а, наоборот, говорят, как должна быть устроена общественная жизнь.

См.: Тарасов, монография, С. 178 – 184.

39. Неэмпирические критерии истинности в правоведении

В науке неэмпирические критерии истинности стали специально исследоваться как следствие понимания того, что объект и предмет науки не тождественны (результат второй научной революции), что метод исследования обусловливает содержание научной теории, что позиция «абсолютного наблюдателя» как чистого сознания, дистанцированного от объекта и способного сфотографировать объект во всей полноте и точности его свойств и

154

отношений невозможна, что средства познания формируют предмет науки (период перехода от классической научной рациональности к неклассической, рубеж XIX и XX вв.).

Возникла необходимость обращения не к некоторой реальности как способу верификации теории (ранее: наблюдение (Аристотель), создание механических систем (XVII век), эксперимент (классическая физика Ньютона и др.), общественно-историческая практика (основоположники марксизма) или в неопозитивизме (логическом позитивизме т.н. Венского кружка) сведение теории к системе протокольных утверждений и проверка их в отдельности на истинность).

По мнению Н.Н. Тарасова, истинностной оценки требует не только собственно научное знание, а научная теория как таковая, в рамках которой мыслимо сосуществование «истинных» и «неистинных» положений. Что, по сути, исключает возможность ее оценки в рамках классической корреспондентской концепции истины. Эти обстоятельства инициируют обращение к неэмпирическим критериям истины.

Исаков В.Б. Неэмпирические критерии истинности в юридической теории.

Решающее значение социально-правового опыта не исключает использования иных звеньев многообразной по своим проявлениям практики. В частности, известные методологические ориентиры можно найти внутри самой научно-познавательной деятельности. В практике познания сложились определенные принципы, правила, критерии, позволяющие с большей или меньшей достоверностью судить об истинности выдвигаемых теоретических концепций. В философской литературе они получили название «неэмпирических» («внеэмпирических») критериев истинности. Термин «неэмпирический» обозначает группу методологических ориентиров, выработанных в практике правового познания — специфической области социально-правовой практики. К числу неэмпирических критериев истинности, по нашему мнению, можно отнести простоту, конструктивность и проверяемость теоретических положений.

Одним из критериев истинности теории является ее простота. «При правильной постановке вопроса, — отмечает В.С. Швырев, — в гносеологическом и методологическом отношении критерий логической простоты может служить дополнительным, вспомогательным свидетельством в пользу истинности той или иной теории». Простоту как критерий истинности не следует сводить к субъективному удобству и легкости усвоения теории. Она представляет собой объективное качество теоретических построений.

Простота проявляется в ряде признаков, среди которых можно отметить следующие:

1.Концепция обладает четкой логической структурой, отношения между ее разделами ясны и определенны.

2.В построении концепции отсутствуют диспропорции (например, большое количество однородных разделов, не объединенных между собой).

3.Выдержан единый уровень разработки проблем, соответствующий теме и назначению работы.

4.Результат получен минимальными теоретическими средствами.

5.Концепция не содержит неработающих элементов.

В философской литературе убедительно показано, что использование критерия простоты связано с существом процесса познания. В частности, обращается внимание на то,

что простые и определенные гипотезы более информативны, так как в большей степени ограничивают многообразие ожидаемых событий. Информация в данном случае понимается как снятое (уничтоженное) разнообразие.

155

Признание критерия простоты, на наш взгляд, ни в коей мере не противоречит факту, что многие правильные и получившие признание идеи первоначально формулируются сложно. Однако верные научные мысли обладают замечательным свойством — способностью к упрощению.

Критерий простоты, как и всякий критерий истинности, должен применяться диалектически. В отношении некоторых проблем заведомо ясно, что по своему характеру они не могут иметь простого решения. Так, например, система заработной платы в нашей стране должна учитывать целый ряд экономических и социальных факторов: квалификацию работника, условия труда, отрасль народного хозяйства, территориальный район приложения силы и др. Это объективно обусловливает сложность системы заработной платы, наличие коэффициентов, надбавок, компенсаций. Попытка противопоставить ей «простую» систему, которая игнорирует указанные факторы, будет явно несостоятельной, ненаучной. Значение критерия простоты заключается в данном случае в том, что он ориентирует на поиск наиболее простого решения в рамках объективно обусловленной сложности проблемы.

Отмечая значение критерия простоты в научных исследованиях, необходимо подчеркнуть, что его недопустимо абсолютизировать. Во-первых, как известно, процесс накопления знаний неизбежно влечет его уплотнение и усложнение. Поэтому развитие науки связано, как правило, не с абсолютным, а с относительным упрощением ее концептуальных построений, т.е. определенное усложнение каждой новой теории компенсируется значительным расширением сферы ее приложения и объясняющей способности.

Во-вторых, сама по себе простота не может служить единственным критерием выбора из двух или нескольких конкурирующих концепций. В этом случае необходимо обратиться к эксперименту, социально-правовому опыту, т.е. более фундаментальным областям правовой практики. Однако при прочих равных условиях более простая теория, как правило, оказывается на верном пути.

Другим неэмпирическим критерием является, по нашему мнению, конструктивность теоретических концепций. Это близкий к простоте и связанный с ней, но все же самостоятельный признак. Различие между ними заключается в том, что простота — структурная характеристика, а конструктивность связана с динамикой, развитием теории.

Конструктивность теоретических положений — также объективное их свойство, которое проявляется в ряде признаков:

1.Концепция согласуется с существующей теоретической системой, использует

общепризнанные понятия, конструкции, идеи.

2.Концепция развивает более широкую (или узкую) теорию, созданную в науке.

3.Концепция снимает существующие в науке противоречия.

4.Концепция не является замкнутой, окончательно завершенной: ясны пути и способы ее дальнейшего развития.

5.Концепция интегрирует новые факты, которых не существовало в период ее

создания.

6.Концепция проявляет способность к созданию различных модификаций,

проникновению в новые области науки (например, общетеоретическая концепция применяется в отраслевых науках, переходит в науку международного права и т. п.).

Как и простота, ни один из названных признаков не может служить безусловным основанием для вынесения приговора теоретической идее. Но разграничить более и менее удачные теории с их помощью возможно. Немаловажно и то, что их использование позволяет определить «уязвимые места» теоретических построений, выявить положения, нуждающиеся в доработке или дополнительном разъяснении.

156

Критерий конструктивности направлен против поспешных, недостаточно продуманных и произвольных теорий, он ориентирует на всестороннее использование уже имеющихся достижений науки. Однако при этом необходима известная осторожность, так как негибкое применение критерия конструктивности может помешать возникновению принципиально новых оригинальных идей, ломающих устоявшиеся представления, способствовать появлению консерватизма в юридической науке. Критерий совместимости новой концепции с теорией не следует также понимать как совпадение со взглядами отдельных ученых и научных школ. Противоречия и разнообразие мнений, особенно когда речь идет о новых проблемах,— естественное явление в развитии науки.

Важный неэмпирический критерий истинности — проверяемость теоретического знания. «Имеется безусловный критерий,— пишет академик А. Мигдал,— различающий научные и вненаучные вопросы. Вненаучными являются все те утверждения, которые не допускают хотя бы принципиальной проверки... Имеется в виду не обязательно реальная, а хотя бы мыслимая возможность проверки».

Таким образом, под проверяемостью знания понимается не проверка его на опыте, а сводимость теоретического знания в проверяемую форму, потенциальная возможность его проверить. (В философии науки эта идея в несколько ином виде представлена принципом фальсифицируемости научного знания К. Поппера. По Попперу, теории различаются по отношению к возможности постановки эксперимента, способного, хотя бы в принципе, дать результат, который опровергнет данную теорию. Теория, для которой существует такая возможность, называется фальсифицируемой. Теория, для которой не существует такой возможности, то есть в рамках которой может быть объяснён любой результат любого мыслимого эксперимента (в той области, которую описывает теория), называется нефальсифицируемой.)

Проверяемой формой знания, по нашему мнению, выступают эмпирические понятия. Представляется, что эмпирические понятия составляют самый низший «этаж» в системе правовых категорий. Это, во-первых, фактографические понятия, посредством которых описываются факты, и, во-вторых, операциональные понятия, в которых формулируются практические выводы и рекомендации. Значение эмпирических понятий в нашей науке должным образом не изучено, а между тем оно достаточно велико. Теоретические знания не могут применяться в своей высокоабстрактной форме. Их предварительно надо свести к более простым понятиям — таким, из которых можно составить план действий. Образно говоря, эмпирические понятия — это «нервные окончания» теории, которыми она соприкасается с жизнью.

Требование сводимости к эмпирическим понятиям не следует понимать так, будто любое сложное теоретическое понятие можно и должно «показать на пальцах». Многие теоретические понятия, складывавшиеся на протяжении длительной истории человеческого познания, не распадаются на эмпирические индикаторы. Думается, это верно и для многих государственно-правовых категорий — демократии, дисциплины, законности, правопорядка, правового регулирования и др. Такого рода понятия связаны с эмпирической реальностью не непосредственно, а через ряд менее общих промежуточных звеньев.

Неэмпирические критерии истинности обладают рядом гносеологических особенностей. Они не заменяют социально-правового опыта и должны применяться в четко очерченных рамках. Вместе с тем неэмпирические критерии истинности имеют известные достоинства, делающие их объективно необходимыми в юридической науке:

1.Они могут применяться начиная с самых первых этапов научного исследования.

2.Они ускоряют получение конечных результатов теоретического исследования за счет сокращения времени на проверку второстепенных промежуточных выводов.

157

3.Критерии простоты и конструктивности заставляют ученых «шлифовать» выдвигаемые теории, полностью выявлять их позитивные стороны.

4.Неэмпирические критерии важны в научно-организационной работе (принятие рукописей к печати, присвоение ученых степеней, образование научных подразделений и др.), когда требуется оперативно оценить значение и перспективы оригинальной теоретической концепции, нового направления в науке и т.п.

К неэмпирическим критериям истинности в философии науки относят критерии когерентной, прагматической и конвенционалистской концептуализаций. В естественной науке они обычно интерпретируются как дополнительные в отношении корреспондентской (референтной) концепции.

В когерентной концепции критерии истинности той или иной теории связаны с исследованием проблемы методологических оснований теорий, которые по-разному описывают и объясняют изучаемый объект, и формирования более общей методологической схемы, в которую могут уложиться методологические основания этих теорий. В случае достижения положительного результата проверяемая теория может считаться истинной, поскольку ее выводы не противоречат фундаментальным методологическим основаниям построения научного знания на данном историческом отрезке времени.

40. Истина в юридической науке как проблема метода.

Для юридических исследований, ориентированных на современные требования к науке и научному знанию, методологическая состоятельность является фундаментальным условием научной корректности, теоретической обоснованности результатов. Особенно, учитывая крайнюю сложность природы права, явлений правовой действительности. Перефразируя Т. Куна, право – слишком сложное явление, чтобы изучать его случайным образом.

Для юриспруденции, как особой области, не имеющей возможности точной эмпирической проверки, одной из гарантий если не истинности, то, по меньшей мере, правдоподобия полученных результатов, является точное методологическое обеспечение юридических исследований. Если ученые-юристы не будут принимать такую установку – то в таком случае юридическое сообщество выходит из пространства научных исследований и возвращается в пространство мнений, основания которых не отрефлектированы. В таком случае правоведение может перестать являться наукой.

Таким образом, актуальность методологического обеспечения юридических исследований обусловливается сложностью правовой реальности, отсутствием эффективных средств эмпирической проверки выводов, какие имеются в естествознании.

В монографии Н.Н. Тарасова рассмотрение методологического обеспечения как способа достижения истинности юридического знания проблематизируется. Так, ученый утверждает, что гуманитарные же области не имеют возможности отождествить метод с истинностью теоретического знания, и нередко склоняются к герменевтической методологии или прагматическим ориентациям.

Соответствие объекта и предмета научного исследования права достигается точным следованием методам научного исследования. Это создает условия для развития методологии правоведения.

Размышления. В юридической догматике проблема истинности исследования не стоит, поскольку объект и предмет исследования совпадают, оснований для проблематизации метода юридической догматики нет. Именно поэтому метод юридической догматики несколько столетий, – по крайней мере, с XII по XVIII вв., – был «встроен» в

158

предмет и специально рефлективным образом не выделялся. Более того, «импульс» к самостоятельному исследованию метода юридической догматики сложился в пространстве философии права в связи с попыткой обоснования подлинно научной юриспруденции, изучающей природу права, – в противовес юриспруденции технической, не способной ее исследовать. Проблематизация метода догматики осуществляется в ситуации серьезных философско-правовых влияний на правовую доктрину и следующих из этого новых эпистемологических идеалов, стремления реализовать их в материале догмы права, серьезных рассогласований доктринального и «практического» уровней юридического знания.

Проблематизация метода исследования актуальна не столько для догматикоюридических разработок, сколько для теоретического правоведения, где объект и предмет исследования не совпадают, поскольку выстраиваемая по эпистемологическому идеалу позитивной науки теория права формирует своего рода «идеальные объекты», проводит определенные интеллектуальные операции с этими объектами в пространстве мышления, а затем должна решить, насколько полученные результаты соответствуют социальной действительности, т.е. сталкивается с необходимостью соотнести «элементы» предмета и объекта правоведения. При этом очевидно, что без целенаправленного осмысления метода, посредством которого конструируются идеальные объекты, осуществляются операции с ними теоретик права не в состоянии адекватно оценить на истинность результаты своих мыслительных операций, сконструированных теоретических моделей.

Советское правоведение долгое время жило в формационной модели истории как философской «картине мира», задающей рамки эволюции юридической науки. Понимание методологической проблематики как принадлежности знания философского приводило юристов к нормативному отношению к результатам философских построений, провозглашалось, что своим основанием они имеют диалектический и исторический материализм. В результате оестествления такого отношения к методологической проблематике из сферы юридических исследований фактически была устранена, во-первых, разработка собственно юридических методов познания правовой действительности качестве самостоятельного вида деятельности юристов и, во-вторых, в целом проблематизация метода исследования. Результатом явился так называемый методологический монизм, который стихийно сформировался в советском правоведении.

1. Постановка вопроса об осмыслении метода как (недостаточного, но необходимого) условия истинности результатов юридического исследования соотносится с третьим требованием в когерентной концепции истины. Теория признается истинной, если не противоречит фундаментальным гносеологическим установкам, эпистемологическим идеалам науки, нормативным стандартам постановки задач и их решения, представления и интерпретации результатов, господствующим в научном сообществе на определенном историческом отрезке времени.

Помимо прочего, постановка данного вопроса невозможна в случае натуралистического отождествления объекта и предмета, что, например, является общим местом в догматических исследованиях – «мир устроен так, как устроены юридические конструкции» или, точнее, не важно, как «на самом деле» устроен мир, если ведущая функция нормативных конструкций регулировать его, задавать общие стандарты социального поведения. Как утверждает Г.В. Мальцев в «Социальных основаниях права», для постулирования должного исследование настоящего не представляется необходимым условием. Правда, до тех пор, пока такое правовое регулирование не начинает

159

противоречить так называемым естественным нормам и не приводит к закономерным противоречиям.

В общем, такой вопрос возможен лишь при методологической гносеологической установке, которая принципиально различает объект и предмет науки и исследования, утверждает, что они живут по разным законам (точнее, вообще неизвестно, по каким законам «живет» объект), имеют различную природу и находятся – в лучшем случае – в отношениях соответствия. Значит, это неклассическая наука.

2.Если все элементы предмета можно проверить на соответствие объекту, то тогда корреспондентской концепции истины вполне достаточно. В юридической науке имеется значительное число понятий, не имеющих даже слабого подобия материального выраженного денотата, идеальных объектов, задаваемых конструктивным образом – методологических конструкций. Поэтому перевести эти элементы предмета юридической науки в форму, позволяющую их проверить на соответствие объекту, невозможно. Если исходить из тезиса о том, что предмет науки – это инобытие ее метода, то рефлективное отношение к методу позволяет лучше обеспечить внутреннюю когерентность предмета и тем самым утвердить правдоподобие проверенных рефлексией элементов в рамках когерентной концепции истины.

Постановка вопроса об истине как проблеме метода юридической науки возможна только в пространстве мышления. Поэтому можно утверждать, что отпадают две концепции истины - референтная и прагматическая (установка полезности соотносится с потребностями

иинтересами - за рамками мышления). Остаются три концепции истины, в рамках которых возможно дальнейшее осмысление вопроса, – когерентная, конвенциональная и семантическая.

3.В нормальной науке этот вопрос не актуализируется по причине господства парадигмы, приводящему к действию по образцам (Т. Кун). В такой ситуации проблематизации метода не происходит и, собственно, истинность трактуется не в когерентном отношении, а в конвенциональном. Целенаправленное следование методу возможно лишь при рефлективной позиции, а ее в нормальной науке, как правило, нет.

В нормальной науке истина – есть соответствие исследовательских процедур общепринятой в исследовательском сообществе парадигме, а сами основания парадигмы, их соответствие объекту не проблематизируются. Иными словами, нормальная наука работает в предмете, полагая, что его основания достаточно правдоподобны, чтобы не проблематизироваться, и происходит внутренняя организация предмета науки, поэтому проблема метода как самостоятельная не встает. По сути, нормальная наука работает по принципу глоссаторов («текст - это все»), «предмет науки - это всё», работает с предметным содержанием исключительно инструментально, а не гносеологически.

Таким образом, к актуализации проблема метода как необходимого условия истинности юридического знания приходят лишь в ситуации фундаментального противоречия или пробела в предмете юридической науки, который не может быть разрешен или восполнен имеющимися элементами предмета – теориями, гипотезами, понятиями и пр.

В аномальной науке истина еще не сформирована, возникает «аномия» научного сообщества.

По сути, в конвенциональной концепции истина, выражаясь терминологией Н.М. Коркунова, относительна, а не абсолютна - как в референтной концепции; относительна истории, культуры, научного сообщества. Здесь имеет место историко-герменевтическое

понимание истины и проблема метода толкуется в историко-культурном залоге,

160