Лекции ИМЮН

или междисциплинарный характер – в таком случае исключительно средствами юриспруденции, находясь в предмете правоведения, ее решить невозможно.

«Поиск» методологии в современном правоведении должен иметь определенные социокультурные или «внутринаучные» основания. Вместе с тем имеется ряд трудностей, которые препятствуют серьезной актуализации методологических исследований в современном правоведении.

(Тарасов Н.Н. «Методологические проблемы юридической науки».) Обращение к проблемам методологии той или иной науки неизбежно наталкивается на ряд

принципиальных трудностей, связанных как с содержательной стороной, так и со стандартами видения исследовательской работы, сложившимися в рамках этой науки.

Пункт первый – это традиционное отношение большинства юристов к

методологическому исследованию как исследованию философского плана, не решающему собственных задач правоведения. Для российской юриспруденции такое отношение имеет свои резоны и некоторые объективные основания. К их числу относится, например, то обстоятельство, что до недавнего времени вся методологическая проблематика правоведения фактически находилась в «собственности» официальной философии. На долю юристов оставалась, главным образом, реализация соответствующих методологических идей. Однако кроме исторических обстоятельств нашей юриспруденции можно назвать и иные причины такого отношения. Дело в том, что в современных представлениях методология, являясь мощным средством обеспечения эффективности и качества научного исследования, работает только системным образом и отчетливо проявляет свои возможности «лишь в последовательном развитии науки как целостной системы». Другими словами, методологические проблемы научного исследования выраженно предстают как проблемы самой науки при обращении к ней как целостной развивающейся системе. В отдельном же исследовании, посвященном конкретной проблематике данной науки, «практическая» роль методологии не всегда очевидна. Так, большинству правоведов из собственного опыта известно, что конкретное юридическое исследование может быть вполне успешным и признанным научным сообществом при достаточно формальном обращении к обозначению и реализации его метода.

Второй пункт связан с трудностями «перевода» методологических представлений на уровень простых и ясных правил исследовательской деятельности. На сегодняшний день проблема такого «перевода» удовлетворительного решения не имеет. Кроме того, методологическое знание по своей природе ограничено в возможностях представления в виде формулировок и требований формально-юридического уровня точности. Для нашего юридического сознания, безусловно, органически ориентированного на вербальную точность любых нормативных установлений, по аналогии с нормами позитивного права, восприятие «недостаточно четких» методологических установлений, видимо, представляет особую сложность. Отсюда, юристами, решающими конкретные задачи правоведения, методологические конструкции нередко воспринимаются как «размытые» постулаты общего (опять-таки, «философского») характера имеющие весьма неопределенное отношение к предмету исследования.

Третий пункт, в связи с этим, касается специфики предмета методологического исследования. Если объектом позитивной юриспруденции является право, правовые явления, правовая действительность, то объектом методологического исследования в правоведении является сама юридическая наука как познающее право юридическое мышление. Отсюда, содержание конкретного методологического исследования создается анализом юридической науки, а эмпирической областью становится, в первую очередь, само научное познание права. Такой способ работы может предопределить упреки, как минимум, по поводу «недостаточного» внимания

91

исследователя к традиционно актуальным позитивным проблемам нашего правоведения, анализу действующего законодательства и юридической практики, отсутствия значимых для законодательной или правоприменительной деятельности предложений и т.п.

Этот «недостаток» отягчается тем обстоятельством, что актуальность методологической

проблематики общенаучного уровня, не являющаяся органичной для отраслевых юридических наук, не проявляется естественным образом и в общетеоретическом горизонте. В

действительности общей теории права методологическое и теоретическое знание находятся в неразрывном единстве. Поэтому выделение собственно методологических проблем требует особого рода методологической рефлексии, т.е. особого анализа самого теоретического познания права. Другими словами, методологическое исследование и в общей теории права обращено, например, не к понятию права или процесса правового регулирования, а к основаниям и способам построения данных понятий в юридической науке, не к правоотношениям или юридическим фактам, а правилам построения частных научных теорий правоведения. Это, учитывая современный прагматизм даже теоретического юридического сознания, может стать еще одной причиной отношения к методологическим проблемам правоведения как проблемам пре-

имущественно «отвлеченно-философским», не исключенного сегодня даже среди отдельных теоретиков права. Тем не менее, без собственных специальных методологических исследований юридическая наука имеет явно незавидное будущее.

23. Философско-методологический плюрализм и юридическая наука.

Если считать принципиальной особенностью современного отечественного правоведения складывающийся плюрализм его философско-методологических оснований, то наиболее существенные трудности в исследованиях права следует соотносить не столько с философскотеоретической «черной дырой», образовавшейся в связи «с дезавуацией марксистской школы объяснения политико-правовых явлений», сколько со следствиями многолетнего господства в нашей науке единственно верного учения о праве и единственной подлинно научной теории познания, т.е. философско-методологического монизма.

Анализируя обращения современных исследователей права к достаточно широкому спектру мировоззренческих представлений, гносеологических конструкций и способы обоснования предлагаемых теоретических решений, автор приходит к выводу о неясности методологических тенденций нашего правоведения, аналогичных отмечавшимся в сфере экономики, политики и т.д. На данном этапе вопрос их оформления это вопрос складывания научной парадигмы, т.е. философско-методологических предпочтений юридического сообщества, формирования научной идеологии, в решении которого решающими являются усилия самого юридического сообщества. В силу чего, трактовки обозначающихся тенденций приобретают не только эвристическое, но и нормативное значение. С этих позиций аргументируется принципиальность понимания наметившейся в нашем правоведении тенденции не как пересмотра марксизма или отказа от марксистской методологии в пользу любой другой, а как движения юридической науки от тотальной монистической методологии к философско-методологическому плюрализму.

Понятие философско-методологического плюрализма раскрывается на основе анализа идей И.А. Ильина и Б.А. Кистяковского и трактуется как актуализация в рамках юридической науки не только множественности средств познания «логического ряда», но и различных гносеологических установок и онтологий права.

92

Вплане методологического плюрализма размышлял и Б.А. Кистяковский. При этом, исходя из идеи взаимной автономности философии и науки, он говорит о необходимости плюрализма в «социально-научном познании» уже не только относительно конкретных методов наук, но и, призывая к «решительному» гносеологическому плюрализму, применительно к философии.

Остановлении методологического плюрализма в правоведении писал И.А.Ильин. Однако, будучи по своим философским взглядам «христианским монистом», автор не распространял его на онтологию права и гносеологические установки правопознания, а признавал методологический плюрализм только в «логическом ряду», как существование обособленных способов рассмотрения права, обращенных к различным сторонам и формам его бытия и находящихся в определенном соотнесении. Обозначив способы рассмотрения права как «методологические ряды правопознания», И.А. Ильин, в частности, пишет: «Есть ряды правопознания, которые не только не дают ответа на вопросы, возникающие и стоящие в другом ряду, но даже не терпят их перенесения и постановки в своей сфере. Такие ряды должны быть охарактеризованы как ряды взаимно индифферентные в методологическом отношении, и

сознание этой индифферентности есть одна из ближайших и важнейших задач всего правоведения в целом. Так, напр., историческое рассмотрение и социологическое рассмотрение правовых явлений родственны друг другу, иногда сливаются и переливаются друг в друга; точно так же философская оценка правовых явлений и политико-телеологическое рассмотрение их - имеют некоторые точки соприкосновения. Но, например, догматическая разработка норм права, имеющая целью построить систему юридических понятий, и социологическое объяснение правовых явлений движутся в двух совершенно различных плоскостях, в известном отношении могут стать в положение взаимно индифферентных рядов, а в определенных вопросах обнаружить даже прямую противоположность.

Заметим еще, что принцип методологической индифферентности отнюдь не имеет и не должен иметь того смысла, что известные явления общественной жизни не стоят друг с другом ни в какой реальной связи, не обусловливают друг друга или не определяют. Сущность этого принципа состоит в известном, условно допускаемом, познавательном приеме логического отвлечения от одних сторон права при рассмотрении других сторон его. Конкретнее и определеннее говоря: познавая право в логическом ряду, мы отвлекаемся от тех сторон его, которые характеризуют его как реальное явление. Здесь противопоставляются не два явления, а, с одной стороны, право как явление, с другой стороны, право как нечто, рассматриваемое в плоскости реального». (Ильин И.А. Понятие права и силы (опыт методологического анализа). Собрание сочинений в десяти томах. Т. 4. М., 1994. С. 10 -11.)

Вплане конкретных методов исследования права (инструментальной методологии) советское правоведение стояло на плюралистических позициях, а в отношении философскометодологических оснований на монистических.

Переходные процессы в современном российском обществе, смена социальных идеалов и ценностей, актуализация различных философских взглядов на право и методологических подходов к его исследованию требуют нового обращения правоведов к наиболее фундаментальным и устоявшимся положениям своей науки, в том числе считавшимся «незыблемыми истинами», осмысления их на современном философскометодологическом, науковедческом уровне.

Для научной мысли, как известно, не считается «крамолой» подвергать сомнению положения, признанные на конкретном этапе науки очевидными истинами. Сдержанное отношение к очевидным истинам далеко не ново, в том числе и для нашей научной традиции. Достаточно вспомнить, что, например, оценивая процессуальные представления о мире, при которых предметы и соответствующие им понятия находятся в беспрерывном изменении, как основную мысль гегелевской философии, Ф. Энгельс писал: «Если же мы при исследовании постоянно исходим из этой точки зрения, то для нас раз и навсегда утрачивает всякий смысл требование окончательных решений и вечных истин; мы никогда не забываем, что все приобретаемые нами знания по необходимости ограничены и обусловлены теми обстоятельствами, при которых мы их

приобретаем».

93

При различении предмета и объекта в методологической позиции утверждение предметной обусловленности метода науки серьезно проблематизируется, поскольку

предмет создается определенными методами исследования, и предмет науки зависит от того, какие исследовательские средства применяются, ибо даже понятийное структурирование объекта, перевод его в систему понятий, задающих идеальное пространство, это, прежде всего вопрос, какие исследовательские методологические рамки мы задаем и какие исследовательские средства мы начинаем применять. Не метод науки определяется предметом, а предмет науки определяется ее методом. Это ведет к неопределенностям и к методологическому анархизму.

В современной методологической литературе ставится под сомнение также и справедливость требования безусловного следования правилам господствующего метода исследования, например с точки зрения процесса развития науки. Такой взгляд на проблему аргументируется, в частности, тем, что в отдельных случаях фундаментальные научные открытия совершались благодаря не соблюдению, а нарушению некоторых канонов господствующего метода. Пол Фейерабенд утверждает, что выбор метода исследования есть вопрос усмотрений самого исследователя, его ценностных оснований и исследовательских задач. В отдельных случаях фундаментальные научные открытия совершались благодаря не соблюдению, а нарушению некоторых канонов господствующего метода. Обсуждая данный факт, П. Фейерабенд пишет: "Идея метода, содержащего жесткие, неизменные и абсолютно обязательные принципы научной деятельности сталкивается со значительными трудностями при сопоставлении с результатами исторического исследования. При этом выясняется, что не существует правила, - сколь бы правдоподобным и эпистемологически обоснованным оно ни казалось, - которое в то или иное время не было бы нарушено. Становится очевидным, что такие нарушения не случайны и не являются результатом недостаточного знания или невнимательности, которых можно было избежать. Напротив, мы видим, что они необходимы для прогресса науки». Таким образом, по видению автора, возможность отрицания правил метода науки является фундаментальным условием ее развития.

При трактовке данной идеи известного методолога науки стоит привлечь внимание к тому, что речь идет об историческом развитии науки и тезис направлен не против методологии, а, о чем свидетельствует и само название работы, против "методологического принуждения", т.е. исключительно нормативно-догматического отношения к правилам господствующего метода. При этом не мешает помнить и примеры автора, большинство из которых известны в истории науки как ее великие открытия.

Отсюда нетрудно понять, что отступления от правил метода далеко не всегда приводят к великим научным открытиям, а чаще всего к некорректным результатам. В этом смысле, конструктивные опровержения правил существующего метода науки случаются не каждый день и вряд ли могут быть массовой практикой научных исследований. Пропорциональное соотношение, условно говоря, конструктивных и неконструктивных нарушений метода науки, видимо, различны в разные периоды развития науки. Если попытаться оценить данное соотношение в рамках теории научных революций Т. Куна, то логично считать, что "удельный вес" конструктивных нарушений метода науки значительно выше именно в период научной революции. При этом можно утверждать, что любые отступления от метода науки остаются в рамках ее методологии. Дело в том, что такие "нарушения" касаются отрицания не методологии как условия научности исследования, а только конкретных правил метода и не могут поколебать саму идею методологического обеспечения научной деятельности. Другими словами, отступление от правил метода

94

конкретной науки, как исторически сложившихся и общепринятых на данном этапе гносеологических установок или требований к исследованию возможно. Однако, отрицание одного метода возможно только через создание другого метода, а это, опять-таки, предмет и проблема методологии и подтверждение ее необходимости в научном исследовании. Таким образом, методологический плюрализм несложно увидеть как в современности науки, так и в ее истории.

По мнению Н.Н. Тарасова, утверждаемый в концепции П. Фейерабенда методологический анархизм имеет свои ограничения. Собственная позиция исследователя может быть высказана при следующих условиях:

1)когда тщательно изучено, систематизировано и откритиковано все, что до этого было написано по этому вопросу;

2)необходимо показать, почему все существующие концепции, конструкции, идеи, модели и т.д. не устраивают;

3)обосновать и показать собственные исходные методологические основания, которые мы считаем более предпочтительными, чем другие.

После этого может быть выражена своя позиция, которая должна превосходить все предыдущие или, по крайней мере, принципиально от них отличаться. При этом она должна быть соотносима с предыдущими идеями, концепциями и т.д. Если это не сделано, права на собственную точку зрения нет. Простое апеллирование к здравому смыслу для науки вещи недопустимая.

24. Объект юридической науки.

«Объект» стал одной из важнейших категорий классической науки, которая рассматривалась как парная категории «субъект», как часть объективной реальности, противостоящей субъекту в процессе его познавательной деятельности. Объект рассматривался как существующая независимо от сознания ученого феноменальность, как то многообразие связей и отношений, которое содержит научные законы, призванные быть познанными ученым. Классическая наука верила в возможность достижения ученым позиции «абсолютного наблюдателя», при которой он может при помощи правильного метода овладеть законами объекта, не привнеся в них своей субъективности.

Учение марксизма также ориентировалось на гносеологический идеал классической научной рациональности, и поэтому в большинстве юридических исследований советского периода объект юридической науки понимался натуралистически как государственноправовая действительность. Поэтому с той или иной степенью осознанности данная гносеологическая установка продолжает оставаться в российском правоведении.

В трактовке А.М. Васильева объектом теории государства и права «является вся сфера государственно-правовой жизни общества, т.е. государственно-правовая надстройка в целом».

По мнению В.М. Сырых, объектом «общей теории права и иных отраслей правоведения» выступают «право, правовая политика, а также социально-политическая и иная (неюридическая) практика в той части, в какой она обусловливает формирование и развитие правовых явлений и процессов».

«Объект в качестве компонента объективной реальности, т.е. данности, существующей вне и независимо от сознания исследователя, будучи включенным в познавательное отношение, трансформируется в объект соответствующей отрасли юридической науки. В таком виде он выражает абстрактный образ действительности, причем с позиции данной науки» (Л.И. Спиридонов,

«Социальное развитие и право. Л., 1973. С. 39.)

Отчетливо фиксирует свои основания в исследовании соответствующей проблематики В.С. Нерсесянц. «Объект – это то, что еще подлежит научному изучению с помощью познавательных средств

95

и приемов соответствующей науки. В процессе научного изучения исходные эмпирические знания об объекте дополняются теоретическими знаниями, т.е. системой понятий об основных сущностных свойствах, признаках и характеристиках исследуемого объекта, о закономерностях его генезиса, функционирования и развития. Научное (теоретическое) познание тем самым представляет собой творческий процесс глубинного постижения изучаемого объекта в мышлении, в создании его мысленного образа (модели) в виде определенной системы понятий о сущностных свойствах данного объекта.

В.А. Козлов не без оснований утверждает, что в отличие от предмета, «объект, его отдельные стороны и свойства не входят в систему науки».

Содержание объекта теории права и государства: различные точки зрения. В науке теории права и государства имеются различные точки зрения на ее объект изучения. Так, В.М. Сырых включает в содержание объекта общей теории права следующие компоненты: 1) право (система норм); 2) правовая практика; 3) часть социальной (неюридической) практики, которая обусловливает формирование и развитие правовых явлений и процессов55. По аналогии можно предположить, что под объектом общей теории государства в таком случае должно пониматься само государство, государственная практика и негосударственная, но тесно связанная с государственной, социальная практика.

В.А. Шабалин предлагает понимать под объектом теории права саму данность права, его бытие, своего рода социальный процесс, который следует видеть «в движении и взаимодействии с субъектом, определяющим свою точку зрения на него, цели познания и практического использования»56.

Е.А. Шапиро под объектом теории права и государства понимает специфический объект, который охватывает все политико-правовые феномены (государство, право, правоотношения), а также конкретноисторические условия их существования, реальное поведение субъектов права, а также психологию граждан, должностных лиц, их оценки своего правомерного и противоправного поведения, действующего права, деятельности государственных органов. Познание объекта также предполагает, по мнению Е.А. Шапиро, обращение к научной деятельности ученых-юристов, которая включает в себя помимо объекта такие элементы, как субъект, цель (цели), средства, конечный продукт, социальные условия, активность субъекта57.

Обобщая представленные позиции известный теоретик права М.Н. Марченко заключает: «Помимо «чистой» государственно-правовой материи он (объект – А.М.) «вбирает» в себя, по мнению некоторых исследователей, также: а) «конкретно-исторические условия» существования государства и права; б) социальную (неюридическую) практику, оказывающую воздействие на процесс формирования и функционирования государственно-правовых институтов; в) психологию граждан и должностных лиц, связанную с оценкой как своего поведения, так и деятельности государственных органов и организаций; г) научную деятельность ученых-юристов»58.

М.Н. Марченко, в свою очередь, включает в содержание объекта теории права и государства наряду с государственно-правовыми явлениями, институтами и учреждениями только такую часть политической, экономической и иной материи, которая не просто, а непосредственно, напрямую связана с юридической материей и которая оказывает непосредственное, прямое воздействие на процесс формирования и функционирования этой материи. Ядро объекта теории права и государства составляют право как система норм, установленных или санкционированных государством, и государство как организация общества со всеми своими специфическими признаками и атрибутами. Среднее звено, служащее связующей частью между ядром объекта теории права и государства и неюридической периферией составляют все юридические по своей природе и характеру явления, институты и учреждения, которые непосредственно связаны с государством и правом, в определенном смысле производны и зависимы от них и в повседневном существовании и функционировании оказывают прямое или косвенное воздействие на них (правовая культура, правосознание, правовая идеология, правовые отношения, правомерное поведение, правонарушения). В качестве третьего звена объекта теории права и государства выступают «все те политические, экономические и иные феномены (факторы), которые имеют непосредственную связь с государственно-правовыми и другими опосредуемыми ими явлениями, институтами и учреждениями и которые оказывают на них прямое влияние»59.

55Сырых В.М. Логические основания общей теории права. Т. I. Элементный состав. М., 2000. С. 113.

56Шабалин В.А. Методологические вопросы правоведения. Саратов. 1972. С. 47.

57Шапиро Е.А. Системный анализ методологических проблем теории государства и права как науки: Автореф. дисс. на соискание уч. ст. канд. юрид. наук. Ставрополь, 2000. С. 16.

58Марченко М.Н. Проблемы теории государства и права. Учебник. М., 2001. С. 15.

59Там же. С. 18-19.

96

(Н.Н. Тарасов) Объект науки всегда описан в языках философии. Любая наука развивается в рамках господствующей в сознании интеллектуальной элиты философской системы. Объект описывается во всем многообразии своих естественных связей и законов, и это может делать только философское сознание, и такое описание может быть дано только в естественном языке. Говоря словами Л.С. Выготского, «наука философична до последних элементов, до слов, так сказать, пропитана методологией».

Иными словами, объект юридической науки нельзя представить как фрагмент внеположной сознанию исследователя правовой действительности, существование которого уже дано нам в некоторой феноменальности. Если астроном и обыватель станут наблюдать в один и тот же телескоп одну и ту же звезду, то они будут видеть совершенно разное: первый будет фокусировать свое внимание на тех моментах, которые входят в объект астрономии как науки и заданы целями и задачи его исследования, в то время как восприятие второго будет носить несфокусированный, безобъектный характер, – ведь и увидеть можно лишь то, о чем имеешь представление и/или понятие. Очевидно, что если бы восприятие феномена задавалось, определялось лишь некоторым внешним натуральным планом, то и астроном, и обыватель, наблюдая звезду в телескоп, видели бы одно и то же. Однако это не так. Г.П. Щедровицкий справедливо утверждал, что

книга читается не глазами, а знаниями.

Сам объект науки задается средствами философской «картины мира», описывается и понимается в определенном языке, т.е. знаковой системе, имеющей собственные правила строения. Господствующая в некотором научном сообществе парадигма также осуществляет воздействие на фокус исследовательского внимания при работе с объектом науки.

Михайлов А.М. В правоведении практически не исследован вопрос, откуда у ученых-юристов берется объект юридической науки, тот комплекс социальных феноменов, которые определяются как государственно-правовая реальность. Обычно утверждается, что эта реальность имеет естественный характер, т.е. живет по своим законам, независимо от сознания ученого. Ученый-юрист "находит" объект уже ставшим, существующим во всем многообразии его свойств. На мой взгляд, нельзя принять такое понимание объекта юридической науки. Гуманитаристика вообще не имеет дело с объективной реальностью во всем ее богатстве конкретно-эмпирических форм, гуманитаристика практически вся находится в предмете. Примеряя на себя гносеологический идеал естествознания, гуманитаристика пытается утверждать неразрывную связь своего идеального мира с "реальным" (объектным), но эта связь совсем не та, что в естественных науках. Для правоведения действительным и определяющим исследовательские практики является идеальный мыслимый мир, предмет для нас реален, а объект в его естественно-научном, натуралистическом понимании недосягаем.

Однако юриспруденция институционализируется благодаря практикам, которые, с позиции сознания носителей той же правоприменительной функции, имеют дело с феноменальностью, поэтому признать ограниченность предмета и вообще гуманитарного дискурса идеальным планом для правоведения крайне тяжело, поскольку тут же будет высказана критика, что все наши практики представляют собой схоластические упражнения.

В доктринальном правосознании объект (социальную реальность, практики) мы «воспринимаем» и способны понимать лишь через предмет. Право и государство – это понятия, продукты мысли, понятия, которые существуют как центральный элемент предмета правоведения, а объект у нас в социогуманитаристике один – социальная реальность, в которой право существует лишь постольку, поскольку сложилось общественное и индивидуальное правосознание, в котором есть понятие права, идеи, ценности, которые считаются правовыми, виды деятельности и институты, которые выстраиваются на основе такого типа сознания.

Затем через наложение этого идеального плана с феноменами социальной действительности осуществляется «маркировка» тех или иных социальных явлений как правовых. Есть знаково-

97

знаниевые парадигмально фундированные традиции, которые существенным образом влияют на фокус исследовательского внимания в восприятии тех или иных феноменов. При этом юридическая традиция построена на принципе натурализма, при котором утверждается, что предмет юридического знания – «фотография» объекта, схватывающая и развертывающая государственно-правовую реальность во всех ее значимых свойствах и отношениях.

Вотличие от естественных наук, ученые-юристы не могут экспериментальным путем «схватить» объект, подтвердить или опровергнуть теоретическую гипотезу. Правоведение ограничено идеальным миром, в котором конструируются все новые и новые смыслы, через которые воспринимается, понимается и оценивается социальная действительность.

Вправоведении не предмет является «проекцией» объекта, а объект является «проекцией» предмета: объект сам по себе – лишь пустая форма, которую мы наполняем смыслом благодаря предмету, нет в этом названном реальным мире социальной действительности никакого смысла самого по себе, мы его туда привносим благодаря предмету – понятиям, гипотезам, идеям, ценностям, концепциям, законам и т.д. На мой взгляд, ученым-юристам объект нужен лишь как средство обоснования истинности, правильности своих построений в предмете, как средство легитимации той или иной концепции.

Классическая научная рациональность имела дело только с предметом естественных наук, и поэтому для нее объект являлся мерилом истины (корреспондентская концепция истины). Поскольку гуманитаристика с XVII столетия пыталась в гносеологическом отношении ориентироваться на естествознание, постольку ученые-юристы до сих пор воспринимают объект как некоторый критерий истины, утверждая, например, вслед за Марксом, к примеру, что «общественно-историческая практика – есть критерий истины». Однако в предмете правоведения масса интеллигибельных сущностей, которые вообще референтов не имеют в действительности, которые невозможно соотнести с каким-либо фрагментом государственно-правовой реальности как имеющим материальную форму выражения денотатом.

Адекватность маркируемого объекта предмету определяется самим субъектом, его ценностноцелевыми структурами, исследовательскими задачами. Субъект подбирает из феноменов социальной действительности те «иллюстрации», которые демонстрируют правильность его идеальных построений. Н.Н. Тарасов утверждает, что теоретик права оперирует с идеальными объектами по правилам предмета науки в действительности профессионального мышления, а затем результаты своих мыслительных операций проверяет на истинность, сопоставляя с миром социальной действительности. Однако уместен вопрос: разве сопоставление производится не в рамках представлений, заданных традицией юридического сообщества, в языках этой традиции, в понятиях предмета науки? Как возможно соотнести идеальные построения с некоторым феноменальным планом, если этот феноменальный план получает осмысленность только благодаря предмету, как мы можем в процессе наблюдения или социальной практики «схватить» социальные феномены и достичь позиции «абсолютного наблюдателя»? Осуществляя такую «проверку» ученый-юрист постоянно находится в «системе предмета науки правоведения», и в этом и заключается первичность предмета, а не объекта юридической науки.

Нельзя отрицать существование некоторой социальной реальности во всем многообразии ее связей и свойств, но идеальный мир, необходимый для существования предмета правоведения, формируется только благодаря сознанию и правилам профессионального мышления. Возможность отнестись к социальной реальности также ограничена лишь средствами сознания, «схватить» феномены «сами по себе» никто из ученых не в состоянии, средств, способных их фотографировать во всем многообразии свойств, у ученых нет.

25. Многоаспектность юридических исследований и предмет правоведения.

Предмет правоведения имеет сложную эпистемологическую организацию, складывается из множества разнородных элементов, поскольку сообщество юристов в силу

98

организации правовой системы, юридических практик вынуждено заниматься разного типа юридическими исследованиями.

1)теоретическая (работа с понятиями);

2)экспериментальная (интерпретация теоретических суждений в представлениях и терминах социальной практики);

3)инженерно-проектировочная (разработка предложений по совершенствованию законодательства, профессиональной практики);

4)организационно-техническая (обеспечение реализации, внедрения таких предложений).

Научно-позитивистское знание (и понятие) как таковое не предопределяется по своему содержанию задачами практической деятельности, которая может осуществляться применительно к познаваемому в понятии объекту. Знание, содержащееся в таком понятии, как считается, детерминировано только самим объектом познания, а не способом действия с этим объектом. Из этого следует, что научно-позитивистские знания и понятия не могут быть задействованы в практической деятельности непосредственно; для того, чтобы обеспечить «сопряжение» научных знаний с областью конкретной практики, требуется специальная дисциплина - инженерия.

Образно говоря, правоведы в своей исследовательской деятельности вынуждены выполнять работы, которые в естественных областях выполняются представителями четырех «специальностей».

В правоведении очень часто то или иное исследование синкретически соединяет в себе как фундаментальные аспекты научной деятельности, связанные с разработкой и развитием оснований научного знания, так и прикладные аспекты, связанные с эффективной реализацией научных знаний применительно к решению конкретных задач. Прикладные направления исследований Н.Н. Тарасов разделяет на экспериментальные,

инженерные и технико-обеспечительные.

Н.Н. Тарасов, особенности соединения разного типа исследований в правоведении.

Даже в процессе собственно теоретического исследования, в силу исторически сформировавшейся практической ориентации профессионального сознания,

юриспруденция неизбежно проецирует исследуемую проблему в пространство реальной жизни и как бы параллельно «видит» план ее реализации. Реализация же требует именно всесторонней оценки существующих условий, учета различных процессов и закономерностей (от психологических – до экономических). Отсюда, правовед, осуществляющий теоретическое исследование, неизбежно каждый раз вынужден соотносить свои идеальные построения с наличной социальной реальностью, т.е.

постоянно как бы осуществлять их мыслительную экспериментальную проверку путем такого соотнесения.

Добавив к этому сложившуюся в нашем сообществе традицию оценивать научные работы в зависимости от их выходов в область практических предложений, условно говоря,

инженерного конструирования, требующих определенности, в том числе, по своей адресности относительно профессиональной практики, т.е. реализуемости данных предложений, мы получаем исключительно сложное пространство юридического исследования. Причем специфика данного исследовательского пространства в том, что доминирует в нем не план идеальных построений, а эмпирически воспринимаемая реальность и мыслительное конструирование фрагментов этой реальности.

Синкретичное соединение разного типа научной деятельности в правоведении дает о себе знать и в нормативных требованиях к диссертационным юридическим исследованиям,

когда от соискателя требуется и осуществить работу с понятиями, конструкциями, и

99

сформулировать обладающие новизной выводы, и проверить данные выводы через принятые в юридическом сообществе формы, и обозначить те законодательные новеллы и изменения, которые, на взгляд диссертанта, приведут к более эффективной юридической практике.

Налицо соединение теоретических, экспериментальных и инженерных требований к научной деятельности. При этом следует понимать, что каждый из этих типов деятельности требует определенного типа мышления, имеет свой самостоятельный предмет, что отражается на соответствующем разделении специализации в естественных науках.

Сложная организация предмета правоведения задается еще и многоаспектностью юридических исследований, связанной с соединением юридико-догматических,

теоретических и философских «аспектов» в теоретико-правовых работах. (…)

Структура предмета правоведения. Основная структура предмета правоведения задается понятиями. Упрощенно предмет юридической науки – это система юридических понятий (гипотезы, конструкции, парадоксы, задачи, проблемы, модели, классификации, типологии, и др.). Однако все остальные элементы предмета возникают как результат работы с понятиями. Несущая структура предмета правоведения задается юридическими понятиями.

Важно понимать различие между тем, что понимается под понятием в науке и в логике. В науке понятие – свернутая теория, а в логике – комплекс признаков. Иными словами, в науке формируются идеальные объекты, из которых могут быть дедуцированы научные гипотезы, подвергаемые экспериментальной проверке и в случае неоднократного подтверждения переходящие в статус научных теорий. Идеальные объекты не имеют материально выраженных денотатов, они – суть выражения предельных случаев определенного класса объектов, наделенные не существующими в реальности признаками, – идеальный газ, абсолютно черное тело, точка, не имеющая пространственной протяженности и др. Идеальные объекты необходимы науке для дедукции законов, без идеальных объектов наука существовать не может. В логике же используются абстрактные понятия,

сформированные посредством аналитической или отождествляющей абстракции, при которых из всего многообразия связей и отношений реальных объектов аналитически абстрагируются существенные связи, выражающиеся в признаках, комплексы которых образуют содержание понятия.

Под юридическим понятием понимается особое, идеальное образование, созданное в юридическом мышлении, которое позволяет понимать правовую действительность. В естественном сознании понятия – отражения действительности, то в научном предмете понятия – это те средства, с помощью которых понимается, и в этом смысле осваивается действительность.

Понятие, в отличие от термина, требует построения теорий, формирования теоретических концептуализаций, поскольку как форма мышления, позволяющая понять объект, оно существует только в рамках определенной теории. Определение или то, что Аристотель называет термином, позволяет зафиксировать существенные признаки реально существующих объектов и тем самым отличить этот объект от любого другого. Понятие всегда существует в некотором социокультурном контексте.

В традиции романо-германского права юридические понятия разрабатываются правовой доктриной (в истории континентального правоведения это начали делать постглоссаторы). В традиции общего, прецедентного права понятия целенаправленных образом доктриной не разрабатываются, поскольку это не является необходимым для целей прецедентной юридической практики. В той традиции понятия формируются как некоторые обобщения устойчивых юридических конструкций, сформированных через ряд

100