8.2. Идея парламентской республики в российской политике

Вопрос о возможностях строительства новой российской государственности по парламентской модели был необычайно актуален и совершенно предметен в период разработки концепции российской Конституции – в самом начале 1990-х гг. Некоторые варианты конституционного проекта предусматривали именно такую форму правления. Однако в результате жёсткой политической борьбы в Российской Федерации возобладала совсем другая модель распределения властных полномочий. И все же время от времени данный вопрос притягивает к себе внимание политиков и экспертов. Главным образом, в случаях, когда начинают проглядывать черты авторитаризма.

Начиная с 2000 г. российская власть (персонифицируемая главой государства) начала медленное, но последовательное вытеснение с политической арены всех своих более или менее радикальных политических оппонентов. Процесс этот, судя по всему, не закончен. Оппоненты пока ещё имеют, хотя и резко суженные, возможности публично критиковать Президента. Но чаще всего апеллируют при этом к самой Конституции РФ, напоминая известный диссидентский лозунг советского периода «Соблюдайте свою Конституцию!». Лишь одна крупная партия – КПРФ – предусматривает в своей программе положение о принятии новой Конституции и, соответственно, смену системы власти (впрочем, программные требования этой партии вообще предполагают восстановление принципиально иного – советского – типа государства). Предлагаемую коммунистами в качестве альтернативы разновидность формы правления весьма условно можно рассматривать как парламентскую республику. Это, скорее, их «программа-минимум», поскольку речь идёт о «правительстве народного доверия, подотчётного высшим представительным органам власти страны».

В программах других партий, прежде всего тех, которые отстаивают мировые стандарты демократии, тема новой модели власти и в частности, парламентской республики почти не звучит. Соответственно, и вопрос о новой Конституции не поднимается. Например, в программе партии «Яблоко» прямо говорится о том, что путь к созданию демократического правового государства лежит «не через попытки кардинальной реформы конституционного строя», а через наполнение реальным содержанием норм действующей Конституции.

Не ставится этот вопрос и в программных документах партии «Союз правых сил». Тут нужно допустить, что некоторые его лидеры и активисты ассоциируют себя (или свою карьеру) с борьбой за принятие нынешней Конституции в 1993 г. По морально-политическим соображениям им трудно критиковать документ, с которым связывались радикальный разрыв с советским прошлым и конституционная реформа в либеральном духе.

Идея парламентской республики, точнее, возможность её реализации в России, естественно, отвергается и представителями правящей бюрократии – партии «Единая Россия», что вполне закономерно, учитывая главную функцию партии – поддерживать Президента и его практически монопольную власть. Впрочем, эта позиция по мере обретения «Единой Россией» собственного политического веса медленно модифицируется, о чем речь пойдёт ниже.

Президент В. Путин и сам не упускал возможности высказаться в том духе, что парламентская республика для Российской Федерации в настоящее время неприемлема. Аргументация в пользу этого вывода базировалась обычно на одной главной мысли: России с её громадной территорией, многообразием региональных условий и слабой партийной системой нужна сильная президентская власть. В сущности, этот тезис приводил в 1993 г. и Президент Б. Ельцин, когда отстаивал концепцию новой Конституции.

Драматический опыт тех лет вообще всё ещё значит для российской политики несколько больше, чем обычно принято думать. Острый конфликт между двумя группами внутри правящего класса быстро разросся до масштабов ранней стадии гражданской войны. Среди вопросов, по которым стороны оказались не в состоянии найти компромисс, были: стратегия экономической реформы (в частности, ценовая политика и формы приватизации), состав правительства и модернизация системы власти – т.е. реальное разделение властей. После принятия Конституции 1993 г. роль парламента в решении подобных фундаментальных вопросов, бесспорно, снизилась, и поле для конфликтов оказалось сужено. Но – ценой серьёзного ограничения парламентаризма.