Часть III. В поиске оптимальной конструкции власти Глава 7. Системы власти: критерии дифференциации

Эта глава была совершенно не обязательной, поскольку в российском государствоведении, точнее, конституционно-правовой науке мало кто выходит за рамки традиционно принятой, или классической триады моделей, систем организации власти – парламентской, президентской и смешанной (полупрезидентской). Поэтому, понимая, что Россия относится к смешанной модели, можно было сразу приступить к моделированию конструкционного оптимума. Однако в смежных науках – политологии, социологии и др. –системы власти определяют настолько по-разному, что мы решили вначале, что называется, «договориться о терминах».

Прежде всего, следует сказать, что российские государствоведы обычно не оперируют понятием «система власти». Как правило, в науке конституционного права используется понятие «форма правления», которая представляет собой «систему формирования и взаимоотношений главы государства, высших органов законодательной и исполнительной власти»⁹⁸. При этом традиционно различаются две основные формы правления – монархия и республика. На наш взгляд, такая классификация несколько устарела, так как по ней невозможно судить о сущностных характеристиках соответствующего государства. Ведь современная монархия может быть конституционной или абсолютной, а республика – демократической или советской, т.е. не основанной на конституционализме. Но поскольку настоящая работа посвящена другой теме, не будем вступать в полемику по этому вопросу. Важно лишь подчеркнуть, что монархия и республика как формы правления, в свою очередь, подразделяются на виды (разновидности). И вот уже на этом уровне дифференциации можно судить о том, на основе какой модели строится власть в данной стране (в рамках, правда, только конституционных государств). Поэтому, чтобы не было путаницы, мы решили здесь три основные разновидности форм правления именовать системами, или моделями власти.

Без тени профессионального снобизма полагаем, что большое количество видов систем власти, генерируемых в политологической литературе, скорее всего, связано с тем, что политическая наука не склонна в столь же высокой степени, как юриспруденция, к формализации понятий и потому за основу берет не столько формальные признаки, сколько силу влияния, властных прерогатив того или иного института. Вот почему в политологической литературе помимо трех классических систем власти можно встретить, например, разделение на полупрезидентскую и смешанную (хотя для юристов это синонимы), парламентско-президентскую и президентско-парламентскую систему, выделение премьерско-президентской, а также суперпрезидентской систем.

Что же касается критериев дифференциации системы власти, то тут разночтений еще больше. Так, Х. Линц пишет, что «парламентские системы не исключают наличия поста президента, избираемого прямым всеобщим голосованием, однако возможностей серьезно соперничать за власть с премьер-министром у такого президента, как правило, недостаточно»⁹⁹. Другой американский эксперт С. Мейнваринг утверждает: «В Австрии, Исландии и Ирландии президент, хотя и избирается прямым всеобщим голосованием, обладает узкими полномочиями, а потому не является главой правительства. В трех названных странах система правления парламентская, несмотря на всеобщие выборы президента»¹⁰⁰.

Как мы попытаемся показать ниже, такие представления о моделях власти не соответствуют признакам (критериям дифференциации) разновидностей форм правления, принятым в российской школе конституционного права. (Говорим об этом только для того, чтобы читатель понял, почему авторы оперируют в настоящей работе лишь тремя моделями, имеющими довольно четкие отличия.) Понятно желание представителей политической науки выйти за «узкие», как им кажется, рамки таких отличий. Ведь в рамках трех «классических» моделей существует столько модификаций, что, действительно, порой бывает весьма трудно отнести ту или иную конструкцию к определенной системе власти. Но если пренебречь формальными признаками, мы попадаем в ловушку: отличие парламентской модели исследователи видят, главным образом, в слабости властных прерогатив главы государства. Но тем самым понятие «слабость» становится оценочным, а не институциональным.

Разумеется, сама по себе классификация систем власти не является самоценностью. Но и игнорировать ее тоже неправильно, поскольку она не только представляет собой научный и учебный интерес, но и помогает разобраться в политической системе той или иной страны, а также нейтрализовать возможные спекуляции, ибо представляет собой некий стандарт, существенное отклонение от которого становится признаком несбалансированной политической системы.

Посмотрим, на основе каких критериев можно дифференцировать системы власти. В этих целях построим таблицу (Таблица № 5).

Таблица № 5. Критерии дифференциации систем власти

Основные «процедуры»	Парламентская модель	Президентская модель	Смешанная модель
Замещение должности главы государства	Монарх наследует. Президент избирается парламентом (одной из палат). Срок полномочий не всегда фиксирован	Избирается народом в ходе прямых и всеобщих выборов на фиксированный срок	Избирается народом в ходе прямых и всеобщих выборов на фиксированный срок
Отставка президента	Парламент может переизбрать президента	Президент уходит в отставку добровольно или лишается должности в результате импичмента	Президент уходит в отставку добровольно или лишается должности в результате импичмента
Формирование правительства	Формируется парламентом (нижней палатой). Глава государства в формировании участвует формально	Формируется президентом. Должность премьер-министра отсутствует. Парламент может возразить лишь против конкретной персоны, назначаемой президентом	Формируется президентом совместно с парламентом (нижней палатой), а также совместно с премьер-министром
Отставка правительства	Зависит от поддержки (доверия/недоверия) парламента (нижней палаты). Глава государства отправляет в отставку только на основе парламентского решения	Институт отсутствует. Персональные перестановки осуществляет президент. Парламент (одна из палат) может давать согласие на назначение руководителей органов исполнительной власти	В связи с вотумом недоверия со стороны парламента. По инициативе премьер-министра По инициативе президента
Роспуск парламента (нижней палаты)	Вопрос решается лидерами парламентских фракций. Глава государства лишь оформляет политический выбор	Институт отсутствует	Решает президент, но, как правило, при согласии парламентских лидеров
Подписание и обнародование законов	Формально подписывает и обнародует президент	Президент обладает правом вето, которое может быть преодолено квалифицированным парламентским большинством	Президент обладает правом вето, которое может быть преодолено квалифицированным парламентским большинством
Юридическая сила актов президента	Подзаконный акт. Иногда может иметь силу закона, но по ограниченному кругу вопросов и при наличии контрасигнатуры со стороны премьера или профильного министра	Подзаконный акт	Подзаконный акт. Иногда требуется контрасигнатура со стороны премьера или профильного министра

Итак, объективные критерии дифференциации систем власти все же существуют.

Для парламентской модели (например, ФРГ, Италия, Великобритания, Швеция, Норвегия) наиболее характерно то обстоятельство, что правительство формируется исключительно законодательным органом власти (чаще – только нижней палатой), а глава государства при формировании правительства и решении вопроса о его отставке имеет, как правило, лишь формально легитимирующие полномочия. Соответственно, правительство целиком опирается на парламентское большинство (парламентскую фракцию или коалицию фракций) и зависимо от него. Хотя бывают ситуации, когда у парламента и правительства разные партийные «лица». Это зависит от конкретной политической ситуации. Но и в таком случае правительство должно опираться на парламентское большинство.

Президенты в парламентских республиках обладают ролью, которую можно назвать представительской и церемониальной. Лишь в периоды острых кризисов, когда под угрозой могут оказаться сами основы государственности, президент способен сказать свое слово. Не случайно этот институт иногда называют резервным. Но в целом институциональная слабость президентов заложена в самой парламентской модели и во многом обусловлена тем, что они не имеют мандата непосредственно от народа, поскольку избираются парламентом¹⁰¹. Правда, в некоторых парламентских государствах президент имеет право роспуска (досрочного прекращения полномочий) парламента или одной из его палат. Так, Президент Италии вправе распустить одну или обе палаты парламента, он издает декреты, имеющие силу закона. Однако такое его решение, если оно и принимается, будет обязано политическому выбору, в котором сам глава государства не вполне или вообще не самостоятелен.

Сложнее правовая природа института конституционных монархов. Их вообще не избирают (за исключением монархов в некоторых азиатских странах, правда, и там это не всеобщие выборы). Очередной монарх наследует престол по национальному закону о престолонаследии. И, тем не менее, политический и моральный авторитет конституционного монарха, как правило, выше, чем у избранного парламентом президента. Это особенно важно при возникновении политических тупиков. Более высокий его авторитет в парламентской модели обусловлен, как ни покажется странным, сакральной легитимностью монарха. Причем эта легитимность не теряется даже при наличии конституционного положения (например, в Швеции) о том, что вся государственная власть исходит от народа.

Президентская республика характеризуется, прежде всего, статусом президента как главы исполнительной власти. При этом президент политически не ответствен перед парламентом, поскольку при такой системе нет института вотума недоверия правительству. Собственно, нет и органа под названием «правительство», так как его заменяет администрация президента. Соответственно, и парламент в президентской республике не опасается за свою судьбу, поскольку в этой модели не предусмотрен его роспуск (досрочное прекращение полномочий). Именно поэтому такую модель в литературе часто характеризуют как модель «чистого», или классического разделения властей.

Отсюда – в президентской республике действуют не столько институционально жестко заданные, сколько политические сдержки и противовесы, т.е. в гораздо большей степени требующие поиска компромиссов, а, следовательно, и высокой политической культуры и развитого гражданского общества. Другими словами, президентская модель требует наличия укоренившегося в обществе, и, прежде всего, в элите, понимания того, что решать вопрос о власти силой – всё равно что «кидаться камнями в стеклянном доме». Недавний пример – положение американского президента Дж. Буша после парламентских выборов 2006 г., когда в Палате представителей большинство заняли его политические противники из Демократической партии. Конечно, для Буша итоги этих выборов создали дополнительные и весьма существенные трудности – главным образом, в силу бюджетных рычагов, находящихся в руках парламента. Тем не менее, с одной стороны, президент отнюдь не стал заложником данной ситуации, а с другой, – само это политическое, но в правовых формах, противоборство работает на руку общества, страны в целом, ограничивая в зародыше тенденции к монополизму власти.

Помимо этих условий данная модель предполагает сильную, т.е. подлинно независимую и авторитетную судебную власть, способную одинаково противостоять попыткам диктата как со стороны законодателей, так и со стороны президента, а также правовым образом разрешать политические конфликты. Пример из недавней истории США: после президентских выборов 2000 г. возникла почти патовая ситуация при подсчете голосов, поданных за А. Гора и Дж. Буша. Флорида стала последним штатом, где результаты выборов обжаловались в суд. Спор был в конце концов разрешен Верховным судом США по делу Bush v. Gore¹⁰². Гор признал свое поражение и даже не пытался апеллировать к общественному мнению, как это можно наблюдать во многих странах, недавно вышедших из тоталитарного строя.

Именно в силу названных особенностей такая модель – довольно редкое явление в мире. Например, в Европе нет стран, принявших подобную модель власти. Лишь США и несколько стран Латинской Америки закрепили ее. Однако относительно эффективно она работает только в Соединенных Штатах, а в странах Латинской Америки она не спасает от частых военных переворотов и, думается, даже провоцирует их.

Наконец, полупрезидентскую (смешанную) модель, прежде всего, характеризует наличие избранного на всеобщих выборах главы государства и институционально отделенного от него правительства, хотя степень политического влияния на последнее со стороны президента может быть различной, в зависимости от модификации данной системы власти и от особенностей страны. В этом часто и состоит сложность идентификации данной модели. Она потому и названа смешанной, что включает в себя элементы как парламентской, так и президентской моделей.

От парламентской модели полупрезидентская (смешанная) модель взяла возможность роспуска парламента (нижней палаты) главой государства, а также институт доверия/недоверия правительству; от президентской − прямое или косвенное (как в США) избрание главы государства народом и его, как правило, довольно сильное влияние на проводимую политику. А в некоторых странах (например, во Франции) президент является основным генератором политического курса, что, однако, не делает его единственным центром политики и тем более не закрывает возможности для политической конкуренции.

Разумеется, есть и пограничные случаи, когда модель власти, действительно, трудно отнести к какому-то конкретному виду.

Так, модель, принятая в Швейцарии, казалось бы, не подпадает ни под одну из принятых систем власти. Дело в том, что в соответствии с Конституцией Швейцарской Конфедерации 1999 г.¹⁰³ в этой стране существует весьма необычная для парламентской модели высшая исполнительная власть. Во-первых, высший орган исполнительной власти – Союзный Совет – состоит из небольшого и притом фиксированного числа членов – семи. Помимо этого избирается также Союзный канцлер. Во-вторых, члены Союзного Совета избираются парламентом на фиксированный срок – 4 года. В-третьих, председательствует в Союзном Совете не канцлер, а ежегодно избираемый парламентом из числа депутатов президент. В-четвертых, отсутствует обычный для парламентской модели институт доверия/недоверия правительству. В-пятых, Союзный Совет избирается не на партийной, а территориальной основе.

Означает ли это, что в Швейцарии принята какая-то иная, помимо трех общепринятых, система власти? На наш взгляд, это утверждение было бы поспешным, поскольку в этом государстве все же сохраняются основные признаки парламентской модели: а) президент, избираемый парламентом; б) правительство, полностью формируемое парламентом и целиком подотчетное ему. Однако то обстоятельство, что исполнительная власть имеет фиксированный срок полномочий, приводит иногда к выводу о том, что в Швейцарии нет парламентской системы¹⁰⁴. Действительно, к какому-то определенному виду системы власти Швейцарию трудно отнести. Поэтому мы и говорим о пограничных случаях. К этому подводит также то, что парламент, в соответствии с Конституцией, принимает на себя часть не только законодательной, но и в большой степени управленческой деятельности, а правительство являет собою, скорее, не партийную, а профессиональную структуру. Такой выход за рамки «классических» представлений обязан другой особенности данного государства – огромной распространенности форм прямой демократии (не случайно, некоторые исследователи называют швейцарскую модель полупрямой демократией¹⁰⁵). Причем прямые формы демократии в Швейцарии имеют качественно иное значение, чем в других странах: «Ни в одной другой стране не отмечалось столь выраженного стремления к использованию референдума в качестве одного из важнейших инструментов решения общегосударственных вопросов, как это имеет место в Швейцарии, где референдум является одним из важнейших государственно-правовых институтов, неотъемлемым атрибутом повседневной политической жизни»¹⁰⁶.

Пример пограничной ситуации являет собой также Польша. Принятая Конституцией Польской Республики 1997 г. конструкция власти наталкивает некоторых исследователей на мысль, что это – парламентская модель¹⁰⁷. Польский парламент, действительно, обладает большой властью, а правительство во многом зависит от парламентского доверия. Однако совершенно прав Б. Страшун, который пишет: «Форму правления в Польше по ныне действующей Конституции можно теоретически охарактеризовать как смешанную, или полупрезидентскую, республику: Правительство ответственно перед Сеймом и нуждается в его доверии, но Президент избирается гражданами и имеет тем самым независимый от парламента мандат»¹⁰⁸. Другое дело, что, как пишет тот же автор, «объем полномочий Президента сокращен по сравнению с Малой конституцией 1992 г., и практически законодательная и исполнительная власть функционирует по парламентскому типу подобно тому, как это имеет место, например, в Австрии или Ирландии»¹⁰⁹.

А вот пример, касающийся конституционной монархии.

В Королевстве Нидерландов согласно ст. 42 Конституции страны «Правительство состоит из Короля и министров», хотя есть еще и должность Премьер-министра. Означает ли такая властная конфигурация, что данная модель не относится к парламентской модели? Нет, хотя здесь несколько «нарушены» признаки парламентской модели, которая не предусматривает вхождение главы государства в правительство. Скорее, такая конфигурация напоминает полупрезидентскую модель, тем более, что Король формально осуществляет частично и законодательную, и исполнительную власть. И все же есть все основания относить Нидерланды именно к парламентской системе власти. Дело в том, что, во-первых, наряду с институтом правительства есть институт собственно Совета министров. Во-вторых, Король не несет ответственности за деятельность правительства (ст.42). В-третьих, Совет министров полностью ответствен перед парламентом – Генеральными Штатами, а его формирование основано расстановке политических сил в парламенте.

Таким образом, нет какого-то одного критерия для дифференциации систем власти. В целях их определения необходимо рассматривать всю систему институтов (способов формирования некоторых органов власти и основных процедур). Мы видим, что многие конституционные процедуры в разных моделях формально совпадают, но, во-первых, такое совпадение касается лишь двух моделей власти из трех, что позволяет облегчить дифференциацию. А, во-вторых, при совпадении отдельных процедур идентификацию конкретной модели можно провести по другим процедурам.

***

Теперь попытаемся обрисовать возможности реализации в России каждой из этих моделей. Причём исходить следует, в первую очередь, не столько из преимуществ, сколько из вероятности негативных последствий этого. Кстати, такой подход вообще наиболее продуктивен в социальном и государственном строительстве. Ведь что характерно для любой утопии? Презумпция такого поведения людей, в том числе власть имущих, каким оно представляется самому «социальному конструктору». В этом состоит главная опасность «Города солнца», «Всемирной коммуны» и всех других утопий. Такие конструкции нереализуемы, а потому при попытке их воплощения неизбежно превращаются в царство тоталитарной деспотии.