Монография 2020

Более того, различные поколения могут по-разному воспринимать одни и те же исторические события [33, с. 134]. Это хорошо видно на примере приведенного выше социологического исследования, когда одни и те же исторические события вызывали разную оценку и эмоциональную реакцию в разное время [26, с. 103-104]. Поэтому социальной общности приходится регулярно задавать себе вопрос и отвечать на него – что из культурной памяти объединяет ее членов и служит сохранению идентичности, а что – нет.

Функция обеспечения социального развития. Впервые на роль памяти в развитии сложных систем обратили внимание представители синергетики. Так, Л.Г. Мельник, анализируя открытые системы, отмечает, что обязательным условием их развития является наличие у системы памяти [22, с. 215]. Память нужна для того, чтобы система «знала» и помнила возможные способы самоорганизации и цели развития.

По мнению Е.Н. Князевой и С.П. Курдюмова, память системы служит своеобразным механизмом возвращения системы к целям ее развития, корректировки движения и самоорганизации. В социальных системах происходит сравнение того, что было с тем, что есть и это становится источником для новых форм и способов самоорганизации. Это хорошо видно на примере развития культуры и появления ее новых форм, когда в качестве опорной точки для инноваций выступают традиционные формы и элементы культуры [14, с. 95-100].

То есть память системы как бы уже содержит в себе возможные варианты ее развития. Необходимо отметить, что сам по себе механизм воспроизводства памяти сложных социальных систем еще слабо изучен и требует дальнейших исследований. Вместе с тем, очевидно, что он является одним из важнейших условий протекания синергетических процессов.

Ранние теории синергетики исходили из того, что для наступления процессов самоорганизации достаточно диссипации (притока отрицательной энтропии из внешней среды, перекрывающей производство энтропии внутри системы). А.П. Руденко доказал, представление о том, что движущей силой самоорганизации является «отрицательная энтропия», является не совсем

130

верным. Еще одной важной причиной самоорганизации является внутренняя полезная работа системы против равновесия [30]. То есть элементы системы выступают не пассивными получателями влияния внешней среды, а активными творцами нового. Эта идея открывает новые перспективы для исследования процессов самоорганизации разной природы.

В связи с этим перспективным представляется подход А.П. Руденко, который предлагает различать два типа самоорганизации – когерентную (или синергетическую) и континуальную (или синкретическую). Он выделяет различия в морфологических особенностях, составе, структуре и свойствах неравновесных объектов двух типов самоорганизации. Механизм когерентной самоорганизации связан с кооперативным взаимодействием множества однородных компонентов, приводящим к синхронизации внутренних процессов и их когерентному поведению. Напротив, синкретическая самоорганизация предполагает взаимодействие разнородных компонентов. Такой механизм можно назвать синкретическим (от греческого «Synkretismos» — слитное, нерасчлененное соединение разнородного).

Одним из наиболее существенных различий данных типов самоорганизации является неспособность первого типа и способность второго типа к прогрессивной эволюции с естественным отбором новых качеств. В первом случае мы сталкиваемся с «пассивным», а во втором случае – «активным» способом упорядочения хаоса. Это активная самоорганизация. Любая прогрессивная эволюция может осуществляться только как саморазвитие континуальной самоорганизации индивидуальных эволюционирующих активных объектов.

Наряду с этим А.П. Руденко также считает, что хаотизация упорядоченных состояний может быть «созидательной», направленной на развитие, потребляющей внешнюю энергию и «разрушительной», направленной на деградацию системы. Примером первого случая может быть прогрессивное развитие СССР после Октябрьской революции, примером второго – развал и распад СССР [30]. Подход А.П. Руденко требует своего осмысления и развития. К социально-экономическим системам его, например, пытается применить

131

Л.А. Серков, доказывающий, что к развитию в результате самоорганизации способны автономные самообучающиеся экономические субъекты [31].

Согласно Яну Ассману, память не только создает прошлое, но и конструирует будущее [7, с. 43]. Можно сказать, что в культурную память заложен определенный механизм социальной рефлексии – оценке своего прошлого, его определенной проработке и проектирования с этим учетом будущего. Однако, как отмечает Т. Адорно, вопрос о том, как происходит эта «проработка прошлого» посредством социальной рефлексии во многом остается открытым [2].

Мы согласны с тем, что культурная память содержит в себе двойственные установки – как возможность для социального развития, так и возможность для повторения ошибок истории. Все зависит от того, как будет построен этот диалог с прошлым [29, с. 84]. Как уже отмечалось, прошлое не вспоминается «ради него самого». Воспроизводство прошлого в культурной памяти всегда выступает либо движущей силой развития, либо заморозкой настоящего или обоснованием преемственности [7, с. 80].

Что обуславливает результат «встречи» настоящего и будущего? Ян Ассман и К. Леви-Строс предлагают деление обществ на «холодные» и «горячие» в зависимости от того, насколько в обществах развита система социальной рефлексии или система замораживания своего прошлого. Общества, способные к социальной рефлексии («горячие общества»), могут извлекать уроки из своей истории и двигаться вперед. Общества, склонные к сильной мифологизации прошлого («холодные общества»), замораживают социальные изменения [7, с. 73-83; 20].

Ян Ассман считает, что немалую роль в этом играет «система охлаждения памяти» – те социальные институты, через которые холодные культуры замораживают исторические изменения. Например, это могут быть военное сословие, церковь или институт власти [7, с. 73-74].

Нам кажется, что процесс встречи прошлого и настоящего можно представить в двух аспектах, как рефлексию прошлого настоящим и как движение в еще «незанятое» прошлым будущее. Таким образом, общество

132

старается сформировать будущее на основе прошлого опыта. Осложняет этот процесс явление, получившее название «травматизация памяти» или «травма культурной памяти».

Как отмечают исследователи, коллективная память может содержать травмирующие события, оценка которых может существенно отличаться от исторической. Проявляются они обычно в коммуникативном слое памяти, который несет в себе наибольшую эмоциональную нагрузку. Культурная травма включает в себя комплекс психологических переживаний прошлого опыта, связанных с идентичностью группы [6, с. 80]. Она возникает, когда члены сообщества вынуждены переживать негативные события, оставившие след в групповом сознании и способное изменить или повлиять на их идентичность [4, с. 6].

Х. Вельцер приводит пример, показывающий, как действует на воспоминания культурная травма. Многие жители Дрездена, пережившие налет авиации союзников в феврале 1945 года, после войны были убеждены, что самолеты после налета охотились на людей, летая на бреющем полете. Историк Хельмут Шнатц доказал, что воспоминания дрезденцев являются мифом. Так как из-за высокой температуры воздуха, связанной с пожаром, самолеты союзников не могли бы летать так низко над городом. Этот вывод подтверждал и анализ бортжурналов летчиков. Однако данный доклад вызвал в обществе скандал, а присутствующие на докладе свидетели событий рассказывали новые подробности налета, обвиняя историков во лжи [10].

Часто спасительным выходом для общества, пережившего культурную травму, становится забвение и/или мифологизация травмирующих воспоминаний. Так, например, в СССР не принято было говорить о сталинских репрессиях. Эта тема долгое время предавалась забвению. Очевидно, что и забвение и мифологизация травмы играют роль «терапевтического» буфера, защищающего людей от неприятных переживаний. Как пишет А. Ассман, иногда требуются десятилетия, чтобы о травме вообще стало возможным заговорить [8, с. 61].

133

Х. Вельцер считает, что проработка культурных травм во многом зависит от того, каким образом воспоминания используются в настоящем, как они будут трактоваться. Возможно, когда травма очень сильная, то забвение на какое-то время действительно является необходимым условием ее проживания в дальнейшем. При этом важным становится форма и язык, на котором будет происходит репрезентация травмирующего опыта [10].

Непрожитые культурные травмы мешают объективной оценке исторического опыта, мифологизируя и искажая его. Поэтому одна из задач, стоящих перед обществом, становится безопасное проживание травмы, способное восстановить и перенастроить национальную идентичность. Одним из способов проживания травмы, отмечает Р. Айерман, может быть широкий общественный диалог с привлечением большого числа альтернативных голосов и мнений. Травматический опыт требует заново интерпретировать прошлое, чтобы пришло примирение с настоящим и будущим. В процессе диалога происходит соединение личных историй и коллективных представлений, что в итоге создает единый нарратив [3, с. 42-54].

Движение в «незанятое» будущее предполагает, что конструирование будущего опирается на нежелание обществом повторять исторические ошибки прошлого. Удерживаемые в памяти как положительные, так и отрицательные оценки являются своего рода ориентиром, метками, обеспечивающими поступательное развитие общества, а не хождение по кругу. Для этого необходим процесс объективизации памяти. Он предполагает диалог истории и культурной памяти. Нам кажется, что именно диалог истории и культурной памяти позволяет обеспечить поступательное развитие общества. Это связано с тем, что только культурная память позволяет через прошлое актуализировать важнейшие аспекты настоящего – выделяя то, что действительно важно для общества. Историческая наука не различает важное и неважное – она с одинаковой беспристрастностью относится к любым периодам прошлого. Но только история может вынести объективную оценку происходившему и отделить мифы от реальности. Однако, как показывают исследования культурной травмы, прямое соприкосновение с историческими фактами может

134

быть болезненно для общества. Порой людям требуется время, чтобы выговориться. Поэтому диалог истории и культурной памяти не должен происходить только как поиск истины, но, скорее, как поиск компромисса, приемлемый для обеих сторон.

Общий механизм обеспечения социального развития видится нами следующим образом: общество посредством культурной памяти выбирает наиболее актуальные темы для социальной рефлексии, эти темы обычно связаны с забвением, неопределенностью трактовок или культурной травмой. Важно, что культурная память выделяет те пласты исторического опыта, которые до сих пор не переработаны обществом. Но именно от их проработки зависит движение вперед. Затем происходит диалог между обществом, представляющим культурную память и историей, представляющей экспертное сообщество. В результате пробелы в памяти могут быть заполнены, мифы теряют свою необходимость, а травмы интегрируются, у общества формируется общее прошлое и общее будущее. Безусловно, как показывает практика, это долгий процесс, который может занимать много времени и зависит от степени готовности к нему общества и отдельных социальных групп [3, с. 42-54.]. Но таким образом освобождается дорога для будущего, и общество получается пространство для развития. Говоря языком синергетики, система стремится в «незанятое» пространство.

Если диалога между коллективной памятью и историей не происходит, то можно предположить, что есть опасность, что через забвение или мифологизацию памяти общество попытается «завершить гештальт» – реконструировать события прошлого в настоящем. В этом случае существует вероятность повторения ошибок истории. История уже знает такие примеры, все они закончились новыми социальными катастрофами.

Этическая функция памяти. Этическая функция памяти является одной из малоизученных. Большинство исследователей ее не выделяют совсем. Однако, как нам кажется, что эта функция также важна, как и остальные. Этика имеет схожу с памятью характеристику – ей свойственны забвение, переоценка и мифологизация.

135

Как верно отмечает А. Кончаловский, одна из основных проблем этики – ее акумулятивность. Этика не носит кумулятивный характер, поэтому необходим постоянный процесс воспитания человека и постоянное сохранение этических основ цивилизации. Преемственность этики в истории – короткий период и то только для части государств. Каждые несколько поколений часто заново вынуждены отвечать на вопрос об истинности этических ценностей и формулировать свой этический кодекс. История знает примеры, когда высокие культурные достижения цивилизации могли быть разрушены на протяжении жизни одного поколения. Человек и общество в течение небольшого времени могут вернуться в варварство. Пример тому Холокост [15].

Культурная память, которая постоянно напоминает о прошлом, может, как решать, так и усложнять, проблему размывания этических границ во времени. В этом проявляется ее этическая функция. Память может способствовать воспитанию личности, как через обеспечение культурной преемственности, так

ичерез предостережение от ошибок истории. Очевидно, что в условиях глобализации и быстрого развития технологий, только культурная память защищает общество от потери нравственных ориентиров. Но и здесь общество не смогло полностью обезопасить себя: «… социальные параметры, на уровне личности вырабатывают стратегии поведения, в основе которых лежит ориентация на ее приспособление и выживание в той социокультурной среде, в которой она оказалась. Как следствие, поведение личности становится более рациональным, расчетливым, направленным на индивидуальные, а не коллективные выгоды» [20, с. 208].

Для того, чтобы память могла выполнять свою этическую функцию, необходимо обеспечить ее непрерывность. В обществе должен быть выработан механизм, обеспечивающий сохранение того, что А. Ассман назвала

функциональной и накопительной памятью, а П. Норма - местами памяти [8, с. 33-36; 23]. Сохраняя и воспроизводя собственную культуру через образование

иприобщение к культурным ценностям (и прежде всего через институт семьи), общество дает возможность новым поколениям перенять нравственные традиции. Как уже отмечалось ранее: «наличие и соблюдение семейных

136

ценностей и традиций являются значимыми моментами, способствующими формированию здорового и благоприятного морально-психологического климата в семье. В дальнейшем эти процессы отражаются на формировании и модификации структуры ценностей различных поколений и становятся основой формирования новой социальной структуры» [21, с. 24].

Как же отмечено выше, здесь остается проблема наполнения культурным материалом этой части памяти, ее сохранение и передача следующим поколениям. Необходима серьезная общественная дискуссия с привлечением широких слоев населения, на тему того, что в обществе можно признать нравственным ориентиром, что, наоборот, должно вызывать осуждение. Хорошим примером закрепления нравственных норм могут служить уже упоминавшиеся законы памяти, принятые в некоторых странах. Сохраняя и воспроизводя собственную культуру через законы, средства массовой информации, образование, искусство – общество дает возможность новым поколениям перенять нравственные традиции.

Как уже отмечалось, что параллельно национальным процессам в мире идет процесс создание общецивилизационной памяти, а значит и общецивилизационной этики. Примером может служить формирование и развитие концепции устойчивого развития, поддержанной многими странами. В основе концепции лежит идея перехода к построению глобального сообщества, основанного на общих этических принципах, идеях экологической целостности, гармоничного социального и экономического развития, соблюдения всеобщих прав человека, экономической справедливости, культурного разнообразия, способных обеспечить жизнь будущих поколений [17].

Таким образом, культурная память является частью социальной памяти. Память и история выступают в качестве двух сосуществующих форм обращения к прошлому. Как и история, память выполняет в обществе определенные функции, сохраняя культурное наследие, формируя национальную идентичность, обеспечивая социальный прогресс и этическую преемственность.

137

Список использованной литературы:

1.Аванесова, Г.А. Коды культуры: понимание сущности, функциональная роль в культурной практике / Г.А. Аванесова, И.А. Купцова // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии: сб. ст. по матер. XLVII междунар. науч.-практ. конф. – № 4(47). – Новосибирск: СибАК, 2015. – [Электронный ресурс] – Режим доступа: https: //sibac.info/conf/philolog/xlvii/41729.

2.Адорно, Т. Что значит проработка прошлого // Неприкосновенный запас. – 2005. – № 4. – [Электронный ресурс] – Режим доступа: https://magazines.gorky.media/nz/2005/2/chto-znachit-prorabotka-proshlogo.html.

3.Айерман, Р. Культурная травма и коллективная память // Новое литературной обозрение. – 2016. – № 5. – С. 42-54.

4.Александер, Д., Д.Ю. Куракин Культурная травма и коллективная идентичность // Социологический журнал. – 2012. – № 3. – С. 5-40.

5.Андриянова, Т.В. Историческая память студенческой молодежи региона и проблема ее фальсификации // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2018. – Т. 10. – № 5/2. – С.13-20.

6.Аникин, Д.А. Травмы культурной памяти: концептуальный анализ и методологические основания исследования // Вестник Томского государственного университета. – 2017. – № 425. – С.78-84.

7.Ассман, Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / Я. Ассман. пер. с нем. М.М. Сокольский. – Москва: Языки славянской культуры, 2004. – 368 с.

8.Ассман, А. Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика / А. Ассман. – Москва: Новое литературное обозрение, 2014. – 328 с.

9.Бадретдинов, В.З. Проблемы функционирования социальной памяти // Вестник КГУ. – 2008. – Т. 14. – С. 235-237.

10.Вельцер, Х. История, память и современность прошлого // Неприкосновенный запас. – 2005. - № 2. – [Электронный ресурс] – Режим

138

доступа: https://magazines.gorky.media/nz/2005/2/istoriya-pamyat-i-sovremennost- proshlogo.html.

11.Верещагина, А.В. Ничипуренко Н.В., Смыгин С.И. К проблеме определения социальной памяти: понятие, основные характеристики, функции и роль в формировании патриотизма // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2017. – Т.9. – № 1/2. – С. 97-107.

12.Военная литература. – [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://militera.lib.ru/.

13.Завадский, А. Нам нужна своя Ассман // Исследования социальной политики.

– 2015. – № 3. – С. 501-508.

14.Князева, Е.Н. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем / Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов. – Москва: Наука, 1994. – 236 с.

15.Кончаловский, А. Нельзя каравану идти быстрее, чем могут старики и дети // Российская газета. – 01.02.2011. – [Электронный ресурс] – Режим доступа: https://rg.ru/2011/01/31/mnenie-site.html.

16.Копосов, Н. Память строгого режима: История и политика в России. Москва: Новое литературное обозрение, 2011. – 320 с.

17.Левина, Е.И. Понятие «устойчивое развитие». Основные положения концепции // Вестник Тамбовского университета. Гуманитарные науки. – 2009.

– №. 11 (79). – С. 113-119.

18.Леви-Строс, К. Первобытное мышление / К. Леви-Строс. пер., вступ. ст., примеч. А. Островского. – Москва: ТЕРРА – Книжный клуб; 1999. – 392 с.

19.Лотман, Ю.М. Семиосфера. – Искусство - СПБ, 2000. – 704 с.

20.Малимонов И.В., Король Л.Г., Синьковская И.Г., Рахинский Д.В. Проблема брачного поведения студенческой молодежи // Современные исследования социальных проблем: электронный научный журнал. – 2015. – № 10. С. 202-219. URL: http://www.journal-s.org/index.php/sisp/article/view/7923.

21.Малимонов И.В., Синьковская И.С., Король Л.Г., Рахинский Д.В. Современные семейные ценности в контексте макросоциальных изменений // Вестник ВятГГУ. – 2016. – № 5. С. 24-27.

139