Глава 3. Новая проза

Старинные русские сказки в рабочей среде Урала продолжали бытовать и в XX в. Иногда находились мастера этого жанра, которые давали собирателям тексты, не уступавшие по цельности идейно-художественного содержания классическим русским сказкам. Помимо сказочников, известных по сборнику Д. К. Зеленина (1914 г.), можно здесь назвать имена Сергея Колесникова, 1914 г. рождения, шлифовщика Златоустовского завода им. В. И. Ленина, от которого И. С. Зайцев в 30-е годы записал ряд интересных и полных сказок («Не было, но будет» — на знаменитый сюжет «не любо — не слушай», «Как солдат богатеев провел» и др.); Ивана Григорьевича Анфилатова, 1891 г. рождения, горнорабочего, рассказавшего в 1951 г. Г. К. Щенникову оригинальный вариант сатирической сказки «Волшебная плеть»95; Евгению Даниловну Клевцову, всю жизнь прожившую на Каслинском заводе; от нее записана сказка «Про Ивана — русского богатыря да Анастасию Прекрасную», (вариант широко известной сказки о мудрой деве).

В 1964 г. мы познакомились в Нязепетровске с замечательной сказочницей Степанидой Григорьевной Щелкуновой. Выросшая в потомственной горнозаводской уральской семье, она сохранила в своей памяти множество сказок, которые в своей совокупности дают полное представление о живом сказочном репертуаре рабочих во второй половине XIX в. Это, по большей части, известные сказки бытового сатирического содержания, такие, как «Дурень», «Никола Дупленский», «Мужик в раю», а также сказки на заводские темы: «Кузнец и черт», «Сгоревшее озеро», «Полозов дворец». Некоторые из них раньше фольклористам не встречались, например, сказка «Сгоревшее озеро», которую С. Г. Щелкунова исполняла в духе «райка»: «Однажды по плотине шли два господина. Говорили, кто о чем, называли друг друга дураком...» и т. д. Самое содержание сказки тоже необычно. Господа бросили в заводской пруд спичку, озеро загорелось и сгорело до дна — «осталась рыбка одна». К сожалению, нам еще не довелось нигде опубликовать этот интересный сказочный текст.

В традиционных сказках, например, в воронежском варианте, изображаются еще патриархальные отношения между барином и стариками. Барин заходит в хату, просит поесть, старуха покорно, даже «радушно», угощает его, прибавляя слово «родимый». В заводских вариантах сказки ничего этого нет. Там барин, услышав о чудесном изобретении мастера, грубо присваивает его себе. Сказка называет вещи своими именами: «барин-вор», «украл мельницу».

Очень важно отметить, что изменяется отношение самих сказочников к сказкам, на которые они теперь сами смотрят как на «пережиток прошлого». Известно пренебрежительное отношение сказителей В. А. Хмелинина и А. Б. Кузнецова к старой сказке, которую они называли «шелухой» и «бабьим делом» . С. В. Дерягин, привезший в Свердловское издательство свои рассказы о жизни, в том числе «Молотобойца и черта», обиделся, когда его попросили рассказать «сказку», обиделся потому, что хотел говорить «правду». Рабочий Невьянского завода Павел Тышко рассказал вариант сказки «Черт перехитрил попа» после того, как ему прочитали ее по сборнику Д. М. Торопова; он начал свой рассказ следующим примечательным вступлением: «Знаю я эту сказку. У нас в Невьянске ее сказывали, только без ума она. Мужик-бедняк по людям ходит, а у него телега да лошадь да в дому шкапы» . Все его естество возмутилось при таком несоответствии сказки правде жизни.

Именно поэтому мы не знаем собственно рабочих сказок, которые бы стали широко известными и были записаны во множестве вариантов, как старые традиционные крестьянские сказки.

До сих пор в литературе к рабочим сказкам Урала относились различными собирателями следующие тексты: «Кузнец и черт», «О молотобойце и черте», «Сказка о купце Семигоре», «Ильинский косогор», «Полозов дворец», «Золотое озеро», «Четыре брата», «Про зеленую ящерку», «Мельница и мастер», «Марьин корень», «Заветный родник», «Пушок и душок», «Про атамана Золотого», «Емелюшка».

Характерной особенностью рассказчиков, представляющих своим репертуаром конец прошлого столетия и начало нашего века, является увлечение рассказами о старине — преданиями, легендами, воспоминаниями о своей молодости.

Функции сказа и «тайной силы» в среде рабочих до революции хорошо объяснил П. П. Бажов При их помощи неграмотный горнорабочий и старатель прошлого прежде всего хотел объяснить себе многие непонятные явления, которые приходилось наблюдать при горных работах. Кроме того, в «тайной силе» рабочие находили союзника в борьбе с притеснителями; рассказ о ней является скрытой формой выражения социального протеста. И очень часто «тайные силы», например, Хозяйка Медной горы, служили маскировкой для обмана невежественных приказчиков. Много чего можно было на Хозяйку Медной горы свалить.

Фантастика в современных преданиях и рассказах рабочих -это, с одной стороны, продолжение традиции, а с другой — способ оценки старой жизни, наивности и темноты предков. Известно, что В. И. Хмелинин, например, только иронически говорил о вере в клады, в Полоза и прочую, по его словам, «шелуху».

В советское время прославился своими сказами Василий Андреевич Лепешков, 1890 г. рождения, житель села Тургояк, Челябинской области. Лепешков с юных лет увлекается историей и фольклором Южного Урала. Горняцкие рассказы и сказки он слышал от многих рабочих. Хорошей рассказчицей была его тетка Августа Григорьевна. В разное время и разными собирателями были записаны сказы: «Пугачевский клад», «Полозов дворец», «Иван Мурдасов», «Артельное золото», «Как дедушка Дмитрий царя смотрел».

В сказах Лепешкова ярче всего проявились особенности этого жанра. Как правило, они разрабатывают традиционные легендарные мотивы и образы: действуют в них и знаменитый Полоз, и Матка Огневица и другие распространенные образы горнозаводского фольклора. Однако в сказах Лепешкова все они предстают в новом своем качестве, в новых жизненных ситуациях, подчинены различным авторским замыслам. Фантастический сюжет не мешает сказителю нарисовать правдивые картины жизни рабочих Урала.

Характерной особенностью сказов Лепешкова является то, что в них события прошлого оцениваются с точки зрения советского человека. Автор лицом к лицу сталкивает прошлое и настоящее, показывая громадные сдвиги, произошедшие в. жизни горнозаводского Урала при Советской власти.

В советское время фантастика в сказах используется и как иносказание. Например, в сказе В. А. Лепешкова «Полозов дворец» рассказывается о войне лежебоки-полоза с трудолюбивыми муравьями. Победа муравьев символизирует торжество социалистической революции. «Полозов дворец» — не вариант уже известной сказки. Это оригинальное произведение с социальной направленностью . Основано оно на поверьях рабочих о скоплениях змей в золотоносных и рудоносных местах. Поверья эти имели такое широкое распространение на Урале, Алтае и в Восточной Сибири, что были даже приняты на веру некоторыми учеными .

В устной традиции сказы не прижились150. Вернее, они не успели прижиться. Дело в том, что сказы, как мы их понимаем, немыслимы без фантастики, без элементов чудесного. Но время наступало сугубо реалистическое. Кроме того, бурное культурное строительство, развернувшееся с приходом Советской власти, предоставило рабочим массам столько увлекательных форм заполнения досуга, что новому и сложному, не успевшему окрепнуть жанру, не суждено было приобрести крылья устного бытования. Поэтому сказы как таковые и записывались только от их творцов. Поэтому сами рассказчики и не знают сказов друг друга.

Тем не менее, сказы — интереснейшее художественное явление в фольклоре конца XIX — начала XX вв. Они знаменуют собой крах старой традиционной эстетики и начало чего-то нового, не сбывшегося, на смену которому пришло еще более новое, отвергнувшее сказ с позиций победившей культуры социалистического реализмзма.

Термином «сказ» в фольклористике обозначают также устные рассказы бытового реалистического характера. Но художественность этого «жанра» весьма проблематична; во всяком случае, судить по нему об эволюции эстетических воззрений народа невозможно, поэтому подобные устные рассказы мы оставили за пределами своего исследования.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Многие особенности уральского рабочего фольклора объясняются сложным составом местного населения, складывавшегося постепенно и за счет выходцев из разных районов страны. Последние приносили с собой не вообще русские фольклорные традиции, а традиции конкретной местности — Севера, Юга, Поволжья и т. д. Все это на Урале перемешивалось, образуя сложный конгломерат различных местных стилей, языка и поэтических особенностей.

При всем своеобразии рабочего фольклора Урала его нельзя рассматривать как нечто изолированное в истории устной поэзии русского пролетариата. Напротив, коренные процессы, совершавшиеся в нем, были обусловлены развитием всего общественного движения в стране и прежде всего, конечно, были связаны с положением и борьбой рабочего класса в России. Это проявляется в общности песенно-частушечного репертуара и в характере сдвигов, происходивших в фольклоре рабочих под влиянием закономерных исторических событий (становление капитализма, рост классовой борьбы, распространение социалистической идеологии и т. п.)

В результате проведенного исследования рабочего фольклора Урала мы пришли к следующим выводам.

1. Эстетические взгляды рабочих не были постоянными и неизменными. Творчество «работных людей» отличалось от крестьянского только наличием ряда «специальных тем». Ни о каких новых принципах отражения действительности в песнях, преданиях и сказках XVIII в. и почти всего последующего столетия говорить не приходится.

Ограниченность классового сознания, а также всесилие народных традиций обусловили то, что в течение долгого времени ведущим художественным методом рабочего фольклора, как и крестьянского, был народный романтизм. Он определял собою характер отражения действительности в рабочих преданиях и песнях, характер их поэтнкн и стиля. Используя традиционный прием идеализации, рабочие создавали утопические образы «народных заступников», выражали свою мечту о счастливой и радостной жизни, ставя героев в совершенно нереальные условия, когда те при помощи «чудесной силы» обретали несметные богатства, создавали сказочные по свойствам предметы. Правдиво рисуя свое адское, подневольное положение на ураль-ских заводах, рабочие опять-таки путем «отрицательной идеализации» создавали образы «злых хозяев», подчас терявших человеческие черты.

Идеализация как принцип отражения жизнн накладывала отпечаток на характер образности первых произведений рабочих Урала. Они мало чем отличались от традиционных песен и сказок, вобрав в себя всю их красочную художественную палитру. Те отличия, которые имеются, обусловлены лишь своеобразием тематики, с которой приходили в песни и предания новые понятия и слова.

Отказ от традиционной поэтики повлек за собою временное снижение «культуры слова» в произведениях рабочих. Наступает период кризиса в рабочем фольклоре, когда его творцы от старых традиций отказались, а новые еще не успели создать. Поиски нового привели к всевозможным подражаниям, в результате чего в народные массы проникают «жестокие романсы». Последние были надгробной песней над традиционной поэтикой в городской, а потом и в деревенской среде.

Значение формирования новых художественных традиций в народе мы подчеркиваем, потому что фольклор, как известно, немыслим без таких постоянных для него эстетических признаков, как коллективность, уст-ность, традиционность.

Возникновение революционной поэзии пролетариата — в ее устном и письменном выражении — означало появление в искусстве нового.художест-венного метода — социалистического реализма.

Процесс формирования новых эстетических отношений рабочего класса к действительности не был отгорожен от изменений, происходящих в русском народном творчестве вообще. Пролетариат может рассматриваться каксозидатель новой эстетики лишь потому, что он был наиболее решительным и последовательным разрушителем старых художественных представлений. Именно поэтому буржуазные фольклористы обвиняли рабочих в «извращении народного песнетворчества».

2. Наблюдения над рабочим фольклором Урала помогают прояснить некоторые вопросы периодизации в истории русского народного творчества, вопросы, всегда являвшиеся камнем преткновения для фольклористики.

Обычно рубежом уствой поэзии эпохи феодализма и эпохи капитализма считают 1861 г.— время политической ликвидации крепостного права. Рубеж устанавливается по социально-историческим признакам. Но мы изучаем фольклор — художественное словесное творчество народа. А известно, что социальные и художественные явления во времени не всегда совпадают друг с другом. 1861 г. не ознаменован к тому же и рождением каких-либо новых социальных явлений, так как отмена крепостного права была в известном смысле формальным актом, юридически и политически оформившим то, что в социальной действительности назревало давно. Нельзя ли искомый рубеж определить, исходя из данных самого фольклорного материала?

Факты из истории рабочего фольклора Урала показывают, что до 40-х годов XIX в. никаких заметных и существенных изменений в нем, с точки зрения эстетических качеств, не наблюдалось. Это была обычвая крестьянская поэзия с темой «труд на уральских заводах» и с привычной традиционной поэтикой (например, «Благослови, сударь-хозяин»). В 40-е годы возникает сразу несколько произведений фольклора, отличающихся «реалистическим» взглядом на вещи и примитивно-литературной поэтикой («В 43-м году споем песенку нову», «Девка глупо сделала», «Билимбаевский завод» и др.) . В последующие годы эта тевдевция развивается.

Примечательно, что именно в 40-е годы — не раньше, не позже на заводах Урала наблюдается стремление заменить старую, деревенскую («посконную») одежду на городскую. Тогда же вместо типичных для уральской деревни домов-пятистенок начинают строить в заводских поселках двухэтажные («городские») дома — первый этаж кирпичный. Так были застроены и во многом еще сохраняют свой «новый» облик до нашего времени Нязепетровск, Уфалей, Касли, Куса, Катав-Ивановск, Усть-Катав, Белорецк и другие уральские небольшие города, которые мы обследовали.

3. В результате наблюдений над устно-поэтическим творчеством рабочих Урала можно уточнить самое понятие «рабочий фольклор».

Это не какой-либо самостоятельный род, вид или жанр народно-поэтического творчества. Это особое направление в общенациональном фольклоре, характеризующееся своими принципами отражения действительности и ответствующей им поэтикой. Оно распространяет свое влияние на различные жанры фольклора, хотя имеет излюбленные — песня, частушка, сказ, предание.

Как художественное направление рабочий фольклор сложился в 40-е годы прошлого века. До этого о рабочем фольклоре можно говорить лишь как о тематической группе произведений. Песни «работных людей», а также их предания и сказки, полностью совпадая по видовым и жанровым признакам с соответствующими видами и жанрами традиционного фольклора, нисколько не отличались также и по принципам отражения действительности, по способу воплощения социально-эстетического идеала и по характеру стиля.

Па почве таких эстетических увлечений возникает новый поэтический жанр частушка.

То же самое нужно сказать и про рабочий сказ. Формирование этого жанра стало возможным только в сфере рабочего фольклора как художественного устно-поэтического направления.

Характерной особенностью рабочего фольклора как направления является то, что в отличие от традиционного народно-поэтического творчества он пошел на решительное сближение с литературой. В книжных образцах народные песнетворцы искали то, чего не находили в старинных фольклорных произведениях — правду жизни.

История многих песен, возникших на заводах Урала в революционную эпоху (1900—1917 гг.) показывает, что они создавались в основном отдельными авторами и в письменной форме. Однако это не лишает их права называться фольклорными, ибо, как справедливо заметила О. Б. Алексеева, «связи между фольклором и собственно рабочей поэзией настолько очевидны и органичны, что проблема вариативности здесь не играет существенной роли» . Нужно учесть также, что в эпоху, когда трудовой народ во главе с пролетариатом готовился взять в свои руки власть, соотношение устных и письменных, индивидуальных и коллективных форм народного творчества коренным образом менялось. Марксистско-ленинская эстетика характеризует все те формы народного творчества как органическое единство, как «своеобразный синтез», который называется «массовой поэзией рабочих» .

Таким образом, понятие «рабочий фольклор» по сравнению с традиционным требует «расширительного понимания», потому что включает в себя письменную продукцию индивидуальных творцов, в том числе и революционной интеллигенции, если, конечно, ее произведения стали достоянием широких трудящихся масс и вошли в устный обиход.

4. Исследование рабочего фольклора Урала подтвердило точку зрения тех ученых и мыслителей, которые смотрели на поэзию пролетариата как на развивающееся явление. Ко времени Великой Октябрьской социалистической революции поэзия рабочих уже обрела силу коллективности и традиционности, и теперь вместо некогда примитивных стихотворных опусов труженики заводов создавали высокохудожественные песни борьбы— боевые гимны и марши, с которыми, как с красными знаменами, шли на штурм отжившего мира.

Если взять, к примеру, современное самодеятельное песенное творчество на Челябинском тракторном и Уральском автомобильном заводе (г. Миасс), то окажется, что в нем органически сплетаются традиции старинного «крестьянского» фольклора, пролетарской революционной поэзии и искусства ваших дней. В результате — вепрерывно совершенствуется поэтика песен, частушек, устных рассказов. Всей стране стали известны прекрасные песни, сложенные рабочими автозавода, такие, как «Букет сирени», «Синеокий мой», «Голубой Урал», художественные достоинства которых привлекли внимание постановщика фильма «Журналист» С. А. Герасимова и стали музыкальным лейтмотивом всей картины. Песенное творчество современных рабочих органически сочетает в себе высокую патетику и тонкий юмор, праздничную торжественность и лирическую задумчивость. Благодаря этому создается новый стиль, представляющий собой дальнейшее развитие народных песенных традиций. Светлое, оптимистическое содержание песен рабочих выражается в простой и ясной форме, одинаково чуждой «псевдонародности» и подделке под модные эстрадные мотивы.