[Maikl_Polani]_Lichnostnoe_znanie_na_puti_k_postk(BookZZ.org)

панорама, видимая с Солнца, по сравнению с тем, что оп мог видеть с Земли. Человеческое восхищение абстракт­ ной теорией Коперник предпочел очевидности челсвече­ ских чувств, для которых непреложным фактом является ежедневный восход Солнца, Луны и других светил на во­ стоке, их продвижение по небу в течение дня и заход на западе. Тем самым новая копернинанская система была в буквальном смысле столь же ангролоцентрической, как и взгляды Птолемея, и разница между ними состояла

лишь в том, что они служили удовлетворению различных

человеческих побуждений.

Считать копернвкансную систему более объективной, чем система Птолемея, будет справедливо лишь в том

случае, если это смещение природы интеллектуального удовлетворения мы будем рассматривать как критерий усиления объективности. Это означает, что из двух форм знания более объективной мы должны считать ту, кото­ рая в большей мере полагается на теорию, нежели на бо­ лее непосредственное чувственное восприятие. Иными

словами, если теорию рассматривать как экран, помещен­ ный между нашими чувствами и теми вещами, о которых наши чувства в ином случае могли составить более непо­

зраки.

Мне кажется, мы отыскали здравые доводы, свиде­

тельствующие о том, что теоретическое знание является

более объективным, чем непосредственный опыт.

(а) Теория - это нечто, что отличается от меня са­ мого. Ее можно изложить на бумаге, придав ей вид си­ стемы правил; и чем более последовательно это будет сделано, тем с большим основанием мы сможем называть это теорией. В этом плане математическая теория пред­

ставляет собой воплощение совершенства. Но даже гео­ графическая карта вбирает в себя набор определенных

правил, позволяющих найти путь на местности, по кото­ рой иначе пришлось бы идти вслепую. В сущности, вся­

кую теорию можно представить как своеобразную карту, протяженную в пространстве и во времени. Конечно, I{ap- та ~ожет быть правильной или неправильной, поэтому в}ои степени, в какой я на нее полагаюсь, я буду именно еи ПРИписывать все ошибки, с которыми столкнусь. В си-

21

лу этого теория, на которую я опираюсь, является объек­ тивным знанием в той мере, в какой она оказывается верной или ложной в ходе моего использования содержа­ щегося в ней знания.

(6) Больше того, теория сама по себе не может пой­ ти по неверному пути из-за моих иллюзий. Чтобы найти дорогу, руковопствуясь нартой, я должен совершить со­ янательный акт чтения карты, и здесь я могу ошибиться, но карта не может ошибиться - она является истинной или ложной сама по себе, бваличностно. Соответственно теория, на которую я опираюсь, будучи частью моего зна­ ния, не испытывает на себе влияния никаких перемен, когорыв происходят во мне. Ей присуша собственная чет­

кая структура, и я сам нахожусь в зависимости от нее,

каковы бы ни были мои сиюминутные желания и на­

строения.

(в) Поскольну формальные утверждения теории не

зависят от состояния личности, которая ее принимает,

теории можно конструвровать, невзирая на повседневный опыт личности. Это - третий довод в пользу ТОГО, что но­ перниканекая система, будучи более теоретической, чем система Птолемея, является также и более объективной. Поскольку картина солнечной системы, данная Коперни­ ком, не зависит от нашей привяаавнооги К Земле, она одинаково подходит для обитателей Земли, Марса, Вене­ ры или Нептуна при условии, что они разделяют наши

интеллектуальные ценности.

Таким образом, когда мы утверждаем, что теория Но­ первина более объективна, мы фактически подразуме­ ваем, что ее превосходство не является фактом нашего

личного вкуса, но возникает как внутреннее качество, за­

служивающее всеобщего признания со стороны разумных существ. Мы откавываемся от грубого антропоцентризма наших чувств в пользу более честолюбивого антропоцен­ тризма нашего разума. Делая это, мы претендуем на спо­ собность формулировать идеи, которые благодаря своей

рациональноста сами отстаивают свои права и в этом

смысле являются объективными.

Действительно, теория, утверждавшая, что планеты движутся вокруг Солнца, должна была в дальнейшем воз­ вестить о себе, причем не только в смысле утверждения своей рациональности. Эта теория подсказала Кеплеру (и

случилось это через шестьдесят шесть лет после смерти

l{оперника) идею его первого и второго законов, а по про-

22

roест~ИИ еще десяти лет вдохновила его, на этот раз на открытие третьего закона движения небесных тел, свяяы­

вающего расстояние планеты от Солнца с периодом ее обращения. Шестьдесят восемь лет спустя Ньютон объ­

явил миру, что эти законы являются выражением более фундаментального факта - гравитационных взаимодейст­

вий. То интеллектуальное удовлетворение, которое с са­ мого начала обеспечивала гелиоцентрическая система. получившая благодаря этому признание, оказалось явле­ нием более значительным, чем мог предполагать ее со­ здатель. И все же, не зная последствий своего открытия, он мог многое подозревать; ведь те, кто всем сердцем

принял копернвканскую систему на ранних стадиях ее

существования, дерзновенно ожидали ее возможных бу­ дущих подтверждений в самом широком и неопределен­ ном спектре; это ожидание было неотъемлемой чертой их веры в высшую рациональность и объективность этой си­

стемы.

Можно утверждать, что вообще всякая теория, кого­ рую мы провозглашаем безусловно рациональной, тем са­ мым наделяется пророческой силой. Мы принимаем ее в надежде, что благодаря этому нам удастся войти в со­ прикосновение с реальностью; и если теория действитель­

но верна, она может продемонстрировать свою ИСТИН­

ность в течение веков в таких формах, о которых ее авторы не. могли и мечтать. Ряд величайших научных огкры­ тий нашего столетия был совершенно справедливо пред­

ставлен как удивительные подтверждения принятых научных теорий. В этом неопределенном диапазоне ИСТИН­

ных следствий научной теории и заключена в самом глу­ боком смысле ее объективностъ.

Здесь мы подошли к действительным характеристикам объективности, которые может дать нам теория Коперни­ ка, Объективность не требует, чтобы мы оценивали зна­

чение человека во Вселенной, подчеркивая малую вели­

чину его тела, краткость его истории, а быть может, и его будущего. Она не требует, чтобы мы рассматривали себя кан песчинку, затерянную в пустыне. Напротив, она

вселяет в нас надежду на преодоление печального нвсо­ вершенства нашего телесного существования, высшим во­

Площением которой является постижение рациональной

идеи Вселенной. Она не попытка самоустранения, а, на­ оборот, призыв Пигмалиона, звучащий в разуме человека.

Однако сегодня мы слышим совершенно иное. Утвер-

23

ждение о том, что открытие объективной истины в нау­ ке заключается в постижении рациональности, внушаю­ щей нам уважение и вызывающей созерцательное восхи­ щение, будет сразу отметено как весовременный плато­ низм. Утверждение, что это открытие вначале опирается на чувственный опыт, а затем преодолевает его, переходя

к восприятию картины реальности, картины, которая го­

ворит сама за себя и сама ведет нас к все более глубоко­ му пониманию реальности, будет расценено как дешевая мистификация, недостойная просвещенного века. Тем не менее именно на таком понятии объективности я буду настаивать в этой вводной главе. Я хочу проследить, ка­ ким образом научная теория свелась в современном по­ нимании к уровню конвенциональной выдумки, приспо­ собления для регистрации событий и вычисления их даль­ нейшего течения. Затем я хочу покааать, что физика хх в., и в частности теория относительности Эйнштейна, которая обычно считается плодом и иллюстрацией этого

позитивистского понимания науки, является, напротив,

свидетельством способности науки вступать в контакт с

реальностью природы путем постижения того, что есть в

природе рационального.

2. Как развивалея механицизм

в этой истории три этапа. Первый начинается задол­ го до Нопернана и завершается появлением его системы. Начальным звеном в этой цепочке следует считать Пифа­ гора, жившего веком раньше Сократа. Пифагор принад­

лежал уже ко второму поколевию ученых, поскольку У

истоков науки стоял иониец Фалес. Однако в отличие от представителей ионийской школы Пифагор и его после­ дователи не пытались описать Вселенную в терминах определенных материальных элементов (огонь, воздух, вода и т. д.), а использовали для этого исключительно понятие числа. Они рассматривали числа как первичную субстанцию и форму вещей и пропессов. Звучание октавы представлялось им воплощением проствйшего числового отношения 1 : 2, возникающего благодаря гврмоническому

слиянию звуков двух струн, длины которых находятся в

отношении 1: 2. Так, акустические эффекты делают со­

вершенные числовые соотношения доступными для че­

ловеческого уха. Обращая взгляд к небу, пифагорейцы ви­ цели совершенство окружности Солнца и Луны; наблюдая

24

суточное вращение небосвода и движение планет, они за­ мечали, что в основе этих явлений лежит сложная систе­ ма постоянных круговых вращений; эти небесные движе­

ния они воспринимали так же, как и музыкальные созву­

чия. Прислушиваясь к музыке небесных сфер, они испы­

тывали состояние мистического постижения гармонии

Вселенной.

Возрождение Нопернином астрономической теории бы­ ло сознательным возвратом к пифагорейской традиции спустя два тысячелетия после Пифагора. Изучая право в Болонье, Ноперник занимался с профессором астрономии Новарой, одним из ведущих платоников, который считал, что Вселенную следует представлять как систему про­ стых математических соотношений. Затем, по возвраще­ нии в I-\ракОВ, имея уже идею гелиоцентрической систе­ мы, Коперник предпринял дальнейшее изучение фило­ софских работ пифагорейского направления, проследив вплоть до античности корни своей новой теории строения Вселенной.

После Ноперника человеком, продолжившим в русле пифагорейской традиции поиски гармонических чисел и совершенных геометрических тел, стад Кеплер. В его кни­ ге, содержащей первую формулировну третьего аакона, мы можем найти рассуждение о том, как Солнце, являю­ щееся центром космоса и тем самым как бы воплощающее собой разум (nous), постигает небесную музыну, ивда­ ваемую планетами: «Накого рода зрение присуще СОдН­

цу, каковы глаза его или ... даже и не глаза..., что позво­

ляет ему воспринимать гармонию (небесных) движе­ ний?», это «нелегко представить обитателям Землю>, хотя можно попытаться вообразить «в состоянии умиро­ творения, вызванном сменяющейся гармонией хора пла­ нет», что «внутри Солнца обитает простой интеллект, интеллектуальный огонь разума, некий первовсточвик всей гармонии» 1. Более того, каждой планете он припи­ сывал звучание, соответствующее определенному музы­

кальному тону.

Астрономическое открытие было для Неплера актом экстатического постижения, как это видно из следующего известного отрывка из той же работы:

«То, что я предсказывал двадцать два года назад, обнаружив среди небесных орбит пять совершенных

I К е р 1 е r J. Harmonices Mundi. Book V, Cll. 10.

25

тел, то, во что я незыблемо верил еще задолго до

того, как увидел птолемеевы гармоники, то, что я пообещал друзьям в самом названии этой пятой кни­ ги, названии, которое я дал ей, еще не будучи уве­

рен в своем открытии, то, что я призывал искать

шестнадцать лет назад, то, ради чего я посвятил лучшее время своей жизни астровомическому созер­ цанию, ради чего присоединился к Тихо Браге... я наконец открыл это и убедился в истинности этого сверх всяких ожиданий... И теперь, после того как

восемнадцать месяцев назад еще царил мрак, три

месяца назад забрезжил свет дня и буквально не­ сколько дней назад ярко засияло само Солнце уди­

вительного открытия, меня ничто не сдерживает; я

отдамся священному неистовству; я огорошу чело­

вечество чистосердечным признанием, что я украл у

египтян золотые вазы, чтобы воздвигнуть из них да­ леко от границ Египта скинию моему Богу. Если вы меня простите, я возликую; если будете гневаться, я стерплю; жребий брошен, книга написана, и мне все равно - будут ли ее читать сейчас или позже; она

может подождать своего читателя и сотню лет, если

сам Господь ждал шесть тысяч лет, чтобы человек смог постичь Его труды» '.

То, что Кеплер говорит здесь о платоновых совершен­ ных телах, - абсолютная бессмыслица, так же как и: его восклицание, что Господь ждал его появления шесть ты­ сяч лет - пустая фантазия; вместе с тем в этом пламен­

ном тексте содержится верная идея научного метода и

природы науки, идея, которая была с тех пор изуродована упорными попытками перекроить ее по образцу ложного идеала объективности.

Переходя от Кеплера к Галилею, мы можем констати­

ровать появление динамики, где числа впервые начинают

выступать в математических формулах в качестве количе­ ственной меры. Правда, у Галилея они используются в этом качестве лишь для анализа земных событий, а в отношении небесных движений он по-прежнему придер­ живается пифагорейской точки зрения: книга природы написана языком геометрии 2. В работе «Две великие си­

стемы мира» его рассуждение остается вполне в духе пи-

26

полностью описываются приложением ньютонсвой меха­ ники к движению материи, а вторичные можно вывести из этой первичной реальности. Так возникла механисти­ ческая концепция мира, которая фактически оставалась неизменной вплоть до конца прошлого века. Такая точка зрения была как теоретической, так и объективной в том смысле, что данные наших чувств аамвшались формаль­ ной пространственно-временнбй картой, позволявшей предсказывать движения материальных объектов, кото­ рые, как считалосьгслужат основой всех явлений. В этом смысле механвстическое мировоззрение было целиком и полностью объективным.

Однако переход от пифагорейского к ионийскому пони­

манию теоретического знания имел серьезные последст­ вия. С этих пор считается, что числа и геометрические формы не существуют в природе. Теория более не рас­

сматривается как открытие совершенства, созерцание

гармонии творения. В механике Ньютона механический субстрат Вселенной подчиняется дифференциальным

уравнениям, которые не содержат никаких числовых за­

кономерностей или геометрической симметрии. Тнким об­ разом, «чистая» математика, бывшая до той поры ключом К тайнам природы, оказалась совершенно отделена от nрu­ ложений математики, предназначенных для фиксации эмпирических законов. Геометрия стала наукой о пустом пространстве; математическвй анализ, присоединенный Декартом к геометрии, отошел вместе с ней в область, никак не связанную с опытом. Математика превратилась в символ рационального, безусловно истинного мышления; реальность же свелась к событиям, которые рассматри­ вались как случайные, то есть как случившився таким, а не иным образом.

Разделение разума и опыта углубилось еще больше благодаря открытию неевкладовой геометрии. После это­ го математике было отказано в способности утверждать нечто, что выходило бы за пределы цепочек тавтологий, формулируемых в рамках конвенционального набора сим­ волов. Соответственно понивился и статус физических теорий. R концу XIX в. возникла новая философия - по­ зитивизм, Которая отрицала всякие притязания физиче­

ских научных теорий на рациональность; эти притязания были объявлены мвтафиаикой и мистикой. Пврвоначаль­ ное и вместе с тем наиболее сильное и влиятельное рая­ витие этой идеи было дано в работах Эрнста Маха, кого-

28

ственно было бы ожидать, что наблюдатель будет «дого­ нять» луч света, посланный в направлении движении Земли, и скорость света окажется меньшей, в то время:

как в случае, если свет посылать в противоположном

направлении, наблюдатель будет «убегать» от него и ско­ рость будет большей. Эту ситуацию легко понять, пред­ ставив себе крайний случай: мы движемся вслед за сиг­ налом, перемещаясь со скоростью света. Свет тогда дол­ жен казаться неподвижным и скорость его должна быть равной нулю; в противоположном же случае, когда мы

перемешаемся навстречу сигналу, скорость света должна

удваиваться.

Эксперимент, как повествуют учебники, не дал такого результата, который свидетельствовал бы о движении Земли, и поэтому Эйнштейн выдвинул новую концепцию пространства и времени, в соответствии с которой изме­

рение скорости света дает всегда одно и то же вначение,

неаависимо от того, движется наблюдатель или находится в покое. Поэтому концепция пространства Ньютона, ко­ торое всегда неподвижно безотносительно к любому внеш­ нему объекту, и соответствующее различение абсолютно движущихоя и абсолютно неподвижных тел были отбро­ шены, и воввикла новая система понятий, в которой рас­

сматривается только относительное движение тел.

Однако исторические факты свидетельствуют об ином. В возрасте шестнадцати лет, будучи еще школьником, Эйнштейн рассуждал о любопытных последствиях, кото­ рые воанинли бы, если бы наблюдатель последовал вдо­ гонку за посланным им световым сигналом. Его автобио­ графия свидетельствует, что он открыл принцип относи­ тельности «после десяти лет размышлений... из парадок­ са, на который я ватолкнулся уже в 16 лет. Парадокс заключается в следующем. Если бы я стал двигаться вслед за лучом света со скоростью с (скорость света в пу­ стоте), то я должен был бы воспринимать такой луч све­

та как покоящееся переменное в пространстве электро­

магнитное поле. Но ничего подобного не существует; это видно как на основании опыта, тан и из уравнений Макс­ велла. Интуитивно мне казалось ясным с самого начала, что, с точки зрения такого наблюдателя, все должно со­ вершаться по тем же законам, как и для наблюдателя, непоцвижного относительно Землю> 1.

I 3 й н m т е й 11 А. Собрание научных трудов. М., 1967, т. IV,

с.278.

30