Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

[Maikl_Polani]_Lichnostnoe_znanie_na_puti_k_postk(BookZZ.org)

.pdf
Скачиваний:
11
Добавлен:
11.03.2016
Размер:
16.76 Mб
Скачать

4. Сила артикулированной мысли

Рассмотрим теперь примеры. иллюстрирующие то ог­ ромное усиление умственных способностей, которое порож­ дает простой механизм обозначения, реорганизации и счи­ тывания, и в то же время покавывающие, что, сколь бы ни были усилены наши мыслительные способности примене­ нием символов, тем не менее их действие совершается в конечном счете в той же (общей для нас с животными) сре­ де неформализованного интеллекта.

Воаьмем простой пример использования географической карты для нахождения дороги и попытаемоя хотя бы гру­ бо количественно оценить тот рост способности к умоза­ ключению, который вытекает из надлежащим образом упо­ рядоченной перестройки опыта. Обозначив точками на листе бумаги географическое местоположение 200 крупных английских городов, мы получим схематическую карту Англии. При этом декартовы координаты каждой точки вы­ берем в постоянном отношении к долготе и широте какого­ либо одного города и присвоим каждой точке наименова­ ние соответствующего города, написав под ней это наиме­ нование. Взглянув на эту карту, мы можем считывать с нее маршруты, ведущие из одного города в другой: тогда из заданных первоначально 400 позиционных данных (200

долгот и 200 широт) получится

200х200

= 20000 маршру-

2

тов. В действительности, однако, картографирование дает нам куда более обширную информацию. Каждый маршрут пройдет в среднем приблизительночерез 50 городов, а это уже даст миллион элементарных сведений, то есть в 2500 раз больше тех, которые были заданы вначале.

В то же время исходный список в 200 городов с пере­ числением их долготы и широты в сравнении с картой бес­ полезен, поскольку не дает такого изображения взаимного положения городов, чтобы глаз мог легко его воспринять. Преобрааование списка в карту мы можем рассматривать как формальную операцию над данными списка, сопровож­ дающуюся неформальной операцией считывания с карты множества маршрутов. Известно, что уже простое нанесе­ ние серии числовых данных на бумагу в форме графика может раскрыть функциональные отношения, о которых

In: R е v е в z G. Thinking

and speaking.

Amsterdam, 1954, р. 51;

L е о р о 1 d W. F. Semantic

learning in

infant language. "Word",

1948,4, р, 173-180.

 

 

12!i

мы и не подозревали бы на основании нашего знания об исходных данных. Примером может служить графическое изображение расписаний в целях регуляции движения по­ ездов: на таком графике наглядно видно место и время,

где и когда составы встречаются или догоняют друг друга,

то есть даются сведения, которые, как правило, трудно

вывести из обычных расписаний.

Все эти случаи усиления наших интеллектуальных спо­ собностей с помощью удачно выбранной символики убеди­

тельно покавывают, что простое манипулирование симво­

лами само по себе никакой новой информации не дает. Оно эффективно лишь постольку, поскольку содействует реа­ лизации неартикулированных мыслительных способно­ стей, считывая результаты их применевия. В случае извле­ чения новой информации посредством математических вычислений это выглядит не столь очевидным. ОДНа!<О в действительности и здесь все обстоит точно так же. Допустим, мы знаем, что возраст Поля на год мвнь­ ше удвоенного возраста Питера, а разница между ними обоими по возрасту - четыре года; и нам надо опре­ делить, сколько лет каждому. Запишем сначала ситуацню символически: возраст Поля будет х, возраст Питера - у, причем х=2у-1; х-у=4. Оперируя затем символами, по­ лучаем х=9, у=5 и наконец считываем результат: Полю девять лет, а Питеру - пять. Какой бы чисто механиче­ ской ни была эта процедура, для ее выполнения требуется определенная степень интеллектуального контроля. Надо понять условие, касающееся соотношения возрастов Пите­ ра и Поля, четко представить себе задачу, вытекающую из этого условия; далее необходимо точно выполнить симво­

лизацию и последующие операции и правильно интерпре­

тировать результат. Все это требует понимания, и именно в ходе этих неявных актов понимания обретают смысл ис­ польаованные в процессе решения задачи формальные опв­

рации, а их результат принимавтся лицом, которое их вы­

полняет.

Действия, основанные на этих нескольких проиллюстри­ рованных здесь простых принципах, фактически ведут к

развитию человеческого интеллекта от основных типов

невербального научения, наблюдаемых у животных, до та­ ких рациональных сфер, как техника, естествознание и

чистая математика.

Воаьмем прежде всего естественные науки, как точные, так и описательные. Обозначение опыта с помощью чисел

123

11 затем вычисления, дающие новую информацию, могу'! быть расширены до логического аппарата точных наук ну.. тем включения в наши расчеты формулы, соответствующей тому или иному закону природы. В части 1 я уже довольно подробно рассматривал точные эмпирические науки как си­ стему формализмов, а в следующей главе я снова вернусь к

атому вопросу.

R описательным наукам, таким, как зоология и ботани­ на, мы можем перейти (выше уже было вкратце об этом упомянуто) от более примитивного уровня выражения ана­

аия, основанного на всего лишь зачаточных, во всяком

случае совершенно не формальных, логических операциях. В таких науках расширение обычной речи происходит по­

средством добавления к ней научной терминологии; сим­ волизация же, на которой они главным образом основыва­ ются, заключается в систематическом накоплении фикси­

рованного знания, а также в перегруппировке и пересмотре

этого знания с новых позиций.

Однако и в этой области процесс артикуляции ока­ зал колоссальную по своей эффективности помощь вашим врожденным мнемоническим способностям. В уме­ нии выбираться из лабиринта человек не намного пре­

восходит крысу, и не ясно, намного ли превоскодит он

животных также и в реорганизации опыта с помощью

памяти. Однако животные с помощью одной лишь своей лишенной поддержки со стороны других психических спо­ собностей памяти могут только подбирать крохи несистема­ тиаировавной информации. Человек тоже не далеко бы от этого ушел, если бы не обладал основанной на речи способ­ ностью к систематизации. Но и с этой способностью описа­ тельные зоология и ботаника вплоть до изобретения книго­

печатания, невероятно ускорившего воспроизведение зна­

ния и сделавшего его гораздо более компактным, не могли подняться от естественной истории арисготедевского и сред­

невекового типа, включавшей всего лишь несколько сот ти­ пологических групп, до современной научной таксономии

с ее миллионами видов.

Составление компактных документов оказывает сущест­ венное содействие памяти также и в таких обширных об­

ластях гуманитарного знания, как иетория, литература и

право.

Способность этих же факторов поддерживать воображе­ ние изобретателя близка по своей природе той мвемониче­ ской помощи, которую дает артикулированность вна-

124

нил. Записная книжка изобретателя-это его лаборатория. Существует стандартный тест для измерения изобретатель­

ности, когда человену покааывают две свисающие с

потолка почти до пола веревки, причем подвешены они так

далеко друг от друга, что, взяв в руну конец одной веревки, человек не может достать до другой, пока она висит вер­ тикально. Задача состоит в том, чтобы связать концы вере­ вон. Люди, которым не удавалось сделать это непосредст­ ввнцо, быстро находили решение после того, как рисовали на бумаге схему расположения веревок. Для отчетливости выражения существенные моменты ситуации должны быть изображены в уменьшенном виде, позволяющем манипу­ лировать с нею в воображении. Отсюда становится возмож­ ной и инженерная наука.

Итак, совместное применение обоих операциональных

принцилов языка можно рассматривать как расширение

речи до включения в нее научных и технических текстов.

Однако изобретение подходящих символов и манипулиро­ вание ими в соответствии с фиксированными правилами

может и вовсе вывести за пределы исследования эмпириче­

ских объектов. Осуществляемые посредством символиче­ ских операций умоааключения могут выполняться без упо­ минаний о реально сосчитанных или измеренных величи­

нах, и такие умозаключения могут првдставлятъ интерес.

Отсюда вытекает возможность чистой математики.

Нан и шахматные фигуры, символы чистой математики ее являются (или не обязательно являются) выражением чего-либо ими обозначаемого, а говорят прежде всего о том, как можно их употреблять в соответствии с заданными правилами. Математический символ воплощает концепцию своей операциональности, подобно тому как в шахматах Слон или конь воплощают правило перемешеная данной фигуры на доске. Изобретение новых математических сим­ БОЛОВ, которые можно использовать более интересным или практически более эффективным, чем старые, способом, продолжается вот уже в течение столетий. Представление

о числах есть уже у животных, но человек, последователь­

но изобретая все новые и новые символы, развил это поня­

тив далеко за его первоначальные рамки, ограничивавшие­

ся шестью или восемью целыми числами. Создание пози­ ционного счисления, арабских цифр, анака нуля и запятой Для десятичных дробей - все это облегчило изобретение арифметвческих операций, которые в свою очередь в огром­ ной мере обогатили наше понятие о числе и в 1'0 же время

125

сделали более мощными методы практвческого примене­

ния числа для счета и измерения.

Система записи, изобретенная одним математиком, мо-­ жет подсказать другому какую-нибудь новую любопытную' вариацию концепции, соответствующей этой новой системе записи. Лаплас отмечал, какой удачной оказалась декарто­

ва запись возведения в степень для стимулирования

исследований о возможности иных (помимо целых положи­ тельных) степеней 1. :к некоторым вопросам теории чисел' долгое время нельзя было подступиться по причине огром­ ного труда, который попадобился бы на расчеты для их решения, до тех пор пока не были созданы ЭВМ, во много тысяч раз ускорившие эти расчеты. Таким образом, про­ гресс математики в значительной степени зависит от изо­ бретения выразительных и удобных в обращении символов для представления математических концепций.

Возникновение формальной логики напоминает те ус­ пехи, которыми математика обязана изобретению удачных новых символов. Логические символы позволяют нам от­ четливо формулировать такие сложные предложения, 1\0- торые были бы совершенно немыслимы в обычном языке. Благодаря этому область пригодных для оперирования

грамматическихструктур существенно расширилась, и мы

можем теперь применительнок этим структурам доби­

ваться таких успехов в дедуктивных рассуждениях, о ка­

ких в ином случае не могли бы даже и мечтать. Возникла новая сфера умозаключенийстоль тонких и глубоких, что она заслуживает серьезной разработки уже ради нее са­ мой.

Порааительноеразнообразие способов, которыми могут быть истолкованысистемы алгебры или геометрии, доказы­ вает условностьприписываемыхэтим системам обозначаю­ щих функций. Они не относятся к конкретным вещам и могут быть пустыми категориями, хорошо определенны­ ми, но ни к чему не применимыми. Так, бесконечное множество N включает все числа; следующие за ним в возрастающем порядке множества NI И N2 исчисля­

Ют соответственно все геометрические точки и все мысли­

мые кривые; но множества Nз, N4 ... и т. д. являются беско­ нечно более мощными, чем любое из перечисленныхнами множеств объектов, а потому не приложимы вообще ни к

1 L а р 1а с е F. Traite de Probabilite. - Ouevres, Acad., Sc. edn"

1886, 7, р. 2.

126

чему определенному. Всякое такое приложевие упраздни­ ло бы их как математические объекты.

Возможно, что такие самодовлеющие чисто математиче­

сние системы говорят нам о чем-то важном, и для этого

им не надо предварительно означать что-либо другое, внешнее по отношению к ним самим. Поэтому второй опе­ рациональный принцип артикуляции здесь всецело доми­ нирует над первым. В самом деле, математика раскрыва­ ет величайшие возможности, заключенные в этом прин­

ципе, и свидетельствует о том чувстве удовлетворения,

которое мы получаем от развертывания этих возможно­

стей. В следующей главе я подробнее остановлюсь на этой интеллектуальной страсти, которая в математике имеет

<существенное значение.

:Мы получили теперь следующий ряд научных дисцип­

лин, расположенных в порядке снижения роли первого и

возрастания роли второго операционального принципа язы­

ка: (1) описательные науки, (2) точные науки, (3) двдук­ тивные науки. Это последовательность, в которой возраста.

ет символизация и манипулирование с символами, а парал­

лвльно уменьшается контакт с опытом. Высшие ступени формализации делают суждения науки более строгими, ее выводы - более безличностными; но каждый шаг в направ­ лении к этому идеалу достигается путем все большей жертвы содержанием. Неизмеримое богатство живых форм, над которым царствуют описательные науки, сужается в сфере точных наук до простого считывания указаний стрелок на приборах; а когда мы переходим R чистой математике, опыт вообще исчезает из нашего нвпо­

средственного поля зрения.

Этот процесс сопровождается соответствующей вариа­ цией в выраженности нвявного компонента речи. Чтобы описывать опыт более полно, язык должен быть менее точ­ ным. При этом возрастание неточности усиливает роль спо­ собности к скрытой оценке, которая становится необходп­ мой для компенсации возникшей речевой неопределенпо­ сти. Таким образом, богатство конкретного опыта, на кото­ рый может указывать наша речь, регулируется именно нашим личностным участием в этом опыте. Лишь при по­ мощи этого неявного компонента знания мы вообще можем что-либо высказывать относительно опыта. Это тот же

вывод, к которому я уже пришел ранее, покааав, что про­ цесс предметного отнесения (denotation) сам по себе яв­ ляется неформализуемым.

127

5. Мысль и речь. 1. Текст и еиыея

Несколько рав повторяющееся выше рассуждение по поводу роли неявного, молчаливого фактора в формирова­

нии члвнораадельного, отчетливого выражения знания останется туманным до тех пор, пока мы не определим тот процесс, посредством которого неявный компонент знания взаимодействует с явным, личностный - с формальным. Однако к лобовой атаке на эту проблему мы еще не готовы. Предварительно нам нужно рассмотреть три основные области, характериаующвеся различным предельным соот­

ношением речи и мысли, а именно:

(1) Область, в которой компонент молчаливого неяв­ ного анания доминирует в такой степени, что его артику­

пировавное выражение здесь, по существу, невозможно.

Эту область можно назвать «областью невыразимого».

(2) Область, где названвый компонент существует в виде информации, которая может быть целиком передана хорошо попятной речью, так что вдесь область молчаливо­ го знания совпадает с генсгом, носигелем значения попо­

роео оно является.

(3) Область, в которой неявное внанив и формальное анвние независимы друг от друга. Здесь возможны два прииципиально равных случая, а именно: (а) случай де­ фектов речи, обусловленных деструктивным воздействием артикуляции на скрытую работу мысли; (б) случай, когда

символические операции опережают наше понимание и та­

ким обрааом антиципируют новые формы мышления. Как об (а), так и о (б) можно сказать, что они составляют час­ ти области ватрудненного понимания.

(1) Сказанное мною о невыразимом знании не следует понимать буквально или же интерпретировать как указа­ ние на мистический опыт, который на данной стадии я не буду рассматривать. Конечно, саму попытку сказать нечто о невыразимом можно счесть логически бессмыс­ левной 1 или же посягающей на картезианскую ДО1{­

трину о «ясных и отчетливых идеях», переведенную ранним Л. Витгенштейном на язык семантики в его афоризме: «О чем невозможно говорить, - то есть, точнее,

невозможно говорить предложениями естествознания, - о

I Ср.: т о р i t s с h Е.

The Sociology of Existentialism. - In:

"Partisan Review", 1954, р.

296.

128

том следует молчать» 1. Ответ на оба эти возражения содер­ жится уже в приведенных выше соображениях по поводу границ формализации. Эти соображения покааывают, что в строгом смысле ничто из известного нам не может быть высказано с абсолютной точностью 2. Поэтому то, что я

называю «невырааимым», может означать просто нечто та­

кое, что я знаю и могу описать лишь еще менее точно, чем

обычно, или вообще только очень смутно. Каждый моте'? легко вспомнить о подобных переживаниях невырааимого, что же касается философских возражений, то они происте­ кают из утопических требований и условиям осмысленно­ сти предложений, выполняя которые мы обрекли бы себя на добровольное слабоумие. Все это станет яснее впослвд­ ствии, когда мы будем заниматься именно тем, что с точки зрения подобных возражений должно быть осуждено как нечто бессмысленное или невозможное.

То, что я буду говорить о невыразимом, фантически во

многом переиликается с тем, что уже говорилось мною вы­

ше в связи с принципиальной неспецифицируемостью лич­ ностного знания. Основное отличие состоит в том, что те­ перь мы будем рассматривать неспецифицируемость лич­ ностного знания в соотнесенности с той его частью, которая остается невыраженной вследствие невоаможности его полной артикуляции. С такого рода неполной артинулиро­ ванностью знания мы сталкиваемся повсеместно. В самом

деле, я могу, ничего не выскааывая, ездить на велосипеде

или узнать свое пальто среди двадцати чужих. Однако ясно сказать, как именно я это делаю, я не в состоянии. Тем не

менее это не помешает мне с полным правом утверждать, что я знаю, как ездить на велосипеде и иаи найти свое пальто. Ибо я знаю, что я пренрасно умею делать это, не­

смотря на то что я ничего не знаю О тех отдельных эле-

1 В И Т Г е н ш т е й н Л. Логико-философский трактат. М., ил, 1958, 6.54.7. Ниже я остановлюсь на анализе некоторых попыток

приспособить требование точности к

обыденным

формам рассуж­

дений.

Некоторые из

воаввкающих

здесь

трудностей освещены

П. Л.

Хитом в его

статье «Апелляция к

обыденному яаыку

(Н е а t h Р. L. ТЬе Appeal to Ordinary Language. -

In: "Philosophi-

cal Quarterly", 1952,2, р. 1-12).

 

 

 

2 ер. выскааывапие А. Н. Уайтхеда: «Не бывает предложений, котсрыв в точности соответствовали бы своему смыслу. Всегда есть некогорый фон, содержащийся в предложениях, и из-за своей не­

определенности

этот. фон не

поддается анализу»

(W h i t е h е­

а du А. N. Essays

in Science and Philosophy. London,

1948, р. 73).

Уаитхед иллюстрирует этот

принцип на примере высказывания

«Один плюс один равняется двум» (Part Three, сЬ. 8).

 

9 3аиаз,7l;, 218

129

 

ментах, из которых складывается это мое умение. Поэтому

я имею право утверждать, что я знаю, как это делать, хотя

в принципе и не могу скаватъ точно (или даже вообще не могу скааатъ), что же именно я знаю.

То, что выше было мною названо периферическим или

инструментальным знанием, есть знание некоторых нон­

крвтных элементов, которые осознаются нами не сами по

себе, а лишь посредством их вклада в постижение (осмыс­ ление) того целого, на котором сосредоточено наше внима­ ние. И в той мере, в какой мы знаем вещи посредством чего-то другого, в той же мере мы не можем знать их в на­ честве самих по себе.

:Конечно, мы можем попытаться аафинсировать перифв­ рическое знание, сфокусировав на нем свое внимание, вы­ делив и явно сформулировав его в отчетливом виде. Однако подобная спецификапия, вообще говоря, не будет исчерпы­ вающей. Опытный врач-диагност, специалист в области систематики или проиавоцсгва хлопчатобумажных тканей могут сформулировать некоторые общие принципысвоей работы и укааать на те ключевыв (существенные) призна­ НИ, которыми они руководствуются В своих действиях и оценках, но знают они все же гораздо больше, чем могут

выразить в словах: они знают эти принципы и признаки

практвчески, не эксплвцитно, не кан объекты, а в начестве

инструментов, 'неразрывно связанных с их интеллектуаль­

ными усилиями, направленными на достижение понимания

той ситуации, с которой они сталкиваются, И в этом своем качестве периферическое знание невыразимо в словах. Скааавнов в равной мере относится и к квалификации уче­ ного-специалиста (кан н искусству познания), и к мастер­ ству професововального исполнения во всех других облас­ тях человеческой деятельности (кан к искусству действия). Отсюда же следует, что во всех случаях, для того чтобы овладеть искусством познания и действия, недостаточно одних лишь предписаний и укаааний, недостаточно также научиться исполнению наних-либо их отдельных фрагмен­ тов - необходимо еще приобрести специальный навьш аф­ фентивной их коордвнацви. Последнее связано с тем, что словесно невыразимым может быть и знание отношений между отдельными конкретными деталями, образующими

всовокупности целое, даже если все они порсень могут

быть вксплицвтво определены. Примером может служить

правтика изучения анатомии человека в медицввских

учебных заведениях.

130