14. Тема коллективизации в романе а.П. Платонова «Котлован».

«Котлован» - антиутопическая повесть Андрея Платонова, написанная в 1930 году. Она не была опубликована при жизни Платонова и вплоть до 1987 года распространялась самиздатом. Повесть можно назвать философским гротеском, жёсткой сатирой на СССР периода индустриализации-коллективизации. Группе строителей дано задание (видимо, «сверху») построить «общепролетарский дом», который станет первым зданием в коммунистическом городе приближающегося коммунистического будущего. Правда, у инженера, Прушневского, есть только план котлована для фундамента этого дома, и более ничего осмысленного. Символично то, как начинают копать котлован: сначала скашивается живая зелёная трава, затем снимается верхний плодородный слой почвы, потом начинают долбить мёртвую глину и камень. Строители светлого будущего строят его ни на чём – отбрасывая прошлое, все его ценности, всё живое. В общем, строительство дома сводится к ожесточённому рытью проклятой ямы. Очевидно, причина этого – в отсутствии конкретной цели, самостоятельной воли и чёткого руководства. Люди знают только одно: «Главный – Ленин, второй – Будённый», они накрепко этим зазомбированны. Только Вощев, этот задумчивый символ интеллигенции, под конец догадывается о правде и в лицо мёртвому активисту шипит: «Ах ты, гад!.. Так вот отчего я смысла не знал! Ты, должно быть, не меня, а весь класс испил, сухая душа, а мы бродим, как тихая гуща, и не знаем ничего!»

Вторая тема – жизнь маленькой девочки Насти, сироты, которая становится для строителей дома неким символом светлого будущего. Этот символ напичкан коммунистической лексикой и штампами, так что она обращается к Чиклину со словами: «Ликвидируй кулака как класс. Привет бедному колхозу, а кулакам нет», «Со сволочью нам скучно будет», «Умирать должны одни кулаки»; выше указанная фраза также принадлежит ей. Автор показывает, что подобное развитие ребёнка является бесцельным, тупиковым, поэтому Настя в конце повести умирает – возможно, даже не от того, что простудилась, а от того, что почувствовала в себе ум. Что символично, могилой для неё становится котлован – ещё один намёк автора на разлагающее влияние подобной тоталитарной всеподчиняющей идеи.

Наконец, третья тема – тема коллективизации. Коллективизация здесь – не просто объединение крестьян в колхоз. Это нечто гораздо более страшное – это абсолютное объединение людей в единый класс для дальнейшего движения по заветам коммунизма. Абсолютизм заключается в навязывании единого мышления, единой цели, единого лексикона. Причём навязывание это происходит с помощью слепой стихийной силы, ничего не разбирающей в своей слепоте, зато хорошо чующей «классового врага». Символом этой силы становится медведь-молотобоец. Следствие такого навязывания – обезличивание людей. «Мимо барака проходили многие люди, но никто не пришел проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и непрерывно думал о сплошной коллективизации». И недаром Чиклин говорит: «Какое я тебе лицо?.. Я никто; у нас партия – вот лицо!» Платонов здесь делает страшное пророчество устами одного из раскулаченных: «Ликвидировали?.. Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек».

Образы романа – это люди-функции:

- Сафронов – социалист («Откуда взялся русский народ! И ответим: из буржуазной мелочи! Он бы и еще откуда-нибудь родился, да больше места не было. А потому мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!..»; «Эх ты, масса, масса. Трудно организовать из тебя скелет коммунизма! И что тебе надо?»; «- Пролетариат живет для энтузиазма труда, товарищ Вощев! Пора бы тебе получить эту тенденцию»)

- Чиклин – пролетарий («Пускай весь класс умрет — да я и один за него останусь и сделаю всю его задачу на свете!»)

- Козлов – партийный функционер

- Вощев – философ-интеллигент («Вощев лежал в сухом напряжении сознательности и не знал - полезен ли он в мире или все без него благополучно обойдется?»; «Без думы люди действуют бессмысленно!»; «он не мог дальше трудиться и ступать по дороге, не зная точного устройства всего мира и того, куда надо стремиться»)

- Прушневский – кадр культурной революции, на подсознании ещё не растерявший человеческого («Что же делать, если нет тех самозабвенных впечатлений, откуда волнуется жизнь и, вставая, протягивает руки к своей надежде?»)

- Жачев – физическая/военная сила.

Люди-функции – они не живые, и жизнь у них нездоровая, поэтому не могут говорить нормальным человеческим языком. Их фразы косны, корявы, штампованны.