Глава 5
Великий парадокс управления
п.
[.ошшанне происходящего в организации и контроль над тем, что происходит, — это особые требования, которым должен отвечать управляющий. Хотя об этом редко заявляют столь категорично, эти два основных момента фигурируют во всех учебных программах и программах повышения квалификации по вопросу менеджмента. Задача состоит в том, чтобы лучше понять систему и заставить ее функционировать так, как вам это нужно, то есть управлять ею более эффективно (Barnard, 1938, стр. 56). Вся наша теория и паша практика сводятся к этим двум моментам — пониманию и контролированию.
За последние шестьдесят лет в Соединенных Штатах занимались рационалистическим анализом, конструированием и регулированием человеческих систем, наверное, больше, чем где-либо за всю историю человечества. В то же время исследователям есть над чем поломать голову: почему при таком обилии исследований и информации люди, занятые в подобных системах, включая** менеджеров, продолжают считать их загадочными, неуправляемыми, негибкими, непредсказуемыми, парадоксальными, абсурдными и даже (если это не своя рубаха, которая ближе к телу) смешными? Пожалуй, это age^ ликий парадокс управления*.
Возможно, кому-то покажется, что я задаю этот вопрос на слишком высоком уровне абстракции, ведь существует бесконечное число примеров функционирующих систем, где в большинстве случаев люди работают спокойно. Возможно, мне возразят, что где-то рационалистическая модель не срабатывает, и тогда возможны крупные просчеты и даже катастрофы. Но это никак не девальвирует основное положение системы: больше
85
понимания — больше контроля — больше пользы обществу.
Я бы ответил, что именно те, кто мне возражает, говорят на слишком высоком уровне абстракции. Именно в конкретной организационной практике больше всего парадоксальности и абсурдности. Организационные достижения - это лишь приблизительно то, что предполагалось. В изобилии скидки на неточность и всевозможная „стряпня". Надежность достигается при помощи страхующих систем и других излишеств. Финансовая практика изобилует примерами „творческого бухгалтерского учета", обеспечивающего те результаты, которые хотело бы иметь руководство (см. главу 3). Приведенное Симоном (Simon, 1981) научное обоснование давно известных здравому смыслу подходов „сделать — уладить — попробовать" было затем объявлено Питерсом (Peters and Waterman, 1982) отличительной чертой совершенства. Линдблум (Lindbloom, 1980) назвал подобный подход „методом проб и ошибок", ничего общего не имеющим с теоретически правильным подходом. Он абсолютно прав в своей оценке. Тем не менее эту главу следует рассматривать как вклад в „метод проб и ошибок" в мире „постоянно бурлящей воды".
„Системное мышление", пожалуй, наиболее подходящий в области менеджмента инструмент для противостояния парадоксам. Системное мышление не прячется от сложностей и охотно воспринимает „непредвиденности" многих организационных явлений и процессов. Как и большинство теорий, имеющих дело с человеческим фактором, системное мышление было намного легче сформулировать в качестве теории, чем применить в повседневной жизни. Я с удовлетворением могу отметить, что системные модели организационных явлений описательно намного превосходят „игровые" модели или линейные причинно-следственные (по „теории домино") модели. Но они меня совершенно не удовлетворяют как руководство к действиям для реальных случаев в реальном времени. Системные модели, так же как и другие модели, не защищены от двух постоянных парадоксов. Один из них — работа в условиях „постоянно бурлящей воды". Собственно, эта тема проходит через все главы. „Постоянно бурлящая вода" не признает ни-_. каких моделей, более того, чем сложнее модели, тем большее число явлений вне модели влияет на организацию. Горизонт наших познаний все быстрее отодвигается от нас.
т
Другой постоянно действующий парадокс, не вписывающийся в рамки системной модели", — это присутствие, в модели самого действующего лица. Руководитель или менеджер "всегда является элементом системы и отнюдь не неподвижным; он даже более подвижен, чем любой другой элемент, поскольку на нем лежит ответственность за действия. „Зигзаги" его сознания в зависимости от развития событий непредсказуемы. Посторонний наблюдатель не способен их понять, так же как их не может предсказать и сам руководитель. А это, в свою очередь, означает, что „понимание системы" (или просто понимание) в любой данный момент и „действия в системе" (или конт£оль) в любой данный момент непредсказуемы.
Но, как и во многих других слуз^ях^здравый смыслу
Миллионы сотрудников современных организаций ежедневно смеются над законом Мэрфи, ругают неразбериху и обещают все организовать на следующей неделе, жалуются, что заработали на всем этом нервное истощение. Вообще организационная жизнь полна грустного юмора. „И где мы теперь на шкале ФУБАР/ЕГБАР?" — спрашивают сотрудники „Уилсон Ленинг корпорейшн", расшифровывая ФУБАР как „загаженный до неузнаваемости" и ЕГБАР* — „все будет в порядке". Они даже наклеили эти аббревиатуры на форменные рубашки. У менеджеров и рядовых сотрудников в развитых странах нет ни малейших иллюзий относительно того, как нелепо и абсурдно могут развиваться события.
Выражения „загадочный", „неподдающийся", „неподатливый", „абсурдный" — это не только попытки описать, но и определенные оценки. Определение же парадоксальный несколько более нейтрально, лишено оттенка замешательства, крушения надежд, разочарования. В__понятий..„парадокс"...обычно, вкладывается конфликт между ,очев_идными. истинами,. Для разрешеЛ нйя парадоксов не подходят такие обычные методы, \ М как сбор дополнительных фактов или более тщательное^) использование логики. Парадоксы всегда присутствуют в нашей жизни. Я имею в виду действительно парадоксы, а не какое-то недоразумение или игру слов. Как я уже отмечал, парадоксы в жизни организации часто
'Аббревиатуры английских фраз „fouled up beyond all recognition" (FUBAR) и „everything gonna be all right!" (EG BAR).
87
находят отражение в присказках, надписях на стенах, поздравительных открытках, наклейках на машинах. Более основательно, хотя не уверен, что более серьезно, парадоксы в жизни организаций рассматриваются в книгах Стефена Поттера, в „Академии микрокосмографи-кн" Корнфорда, в „Принципе Питера" (Peter and Hull) и в „Законе Паркинсона" (Parkinson, 1959). Есть более старые книги, такие как „Человек из организации" (Whyte, 1956) и более поздние книги: „Организационная Америка" (Scott and Hart, 1979) и „В тени организации" (Denhardt, 1981). Во всех этих книгах остро критикуется природа организаций, во всяком случае, то, что мы видим в Америке. Такие авторы, как Кафка, Камю и Джозеф Хеллер усиливают нападки до такойстепени, что уподобляют организационный парадокс состоянию человеческого общества XX века. Не будет" преувеличением сказать, что существует гигантское количество литературы о парадоксах организационной жизни. Над организациями можно смеяться, их можно ругать, но движущий мотив здесь один я тот же: широко бытующее мнение, что человек и организация, вместе взятые, — это тошнотворная микстура.
Небезынтересно заметить, что фразой „человек в организации" Фриц Ретлисбергер упорно обозначал основной феномен в области организационного поведения (Roethlisberger, 1968, стр. х). Он по праву считается одним из основателей этой области знаний. Ретлисбергер понимал, что его концепция представляет собой трудно уловимый и весьма спорный синтез. Он даже озаглавил свою биографию „Неуловимый феномеи" (Roethlisberger, 1977). Однако в его концепции не нашлось места для основного парадокса.
В книге Аргириса „Личность и организация" (Argyris, 1957) идет речь о несовместимости здоровой личности и бездумной бюрократии. Замечу, что это фундаментальный труд в области организационного поведения и развития. Но, что существенно, Аргирис не рассматривает несочетаемость личности и организации как парадокс. Он считал, что это можно устранить, перестроив организации и принципы руководства. В этом же направлении работали в 50-« годы Макгрегор, Ликерт, Герцберг и последователи Левина из национальных учебных лабораторий. В результате наш профессиональный, основанный на исследованиях взгляд на работу менеджера и руководителя, так и не настроился на
88
парадокс. Мы склонны рассматривать парадоксы как проблемы, которые необходимо решать с помощью более глубокого „понимания" и „контроля".
Если бы в целом теория менеджмента и руководства уделяла больше внимания психике, настроенной на парадоксы, то, как я полагаю, теория и практика менеджмента в университетах и институтах выглядели бы совершенно иначе. В этой книге я неоднократно возвращаюсь к вопросу: чем отличается более серьезный подход к парадоксам, с которыми сталкиваются руководители в мире „постоянно бурлящей воды"? Один из ключевых моментов — это понимание важности роли ценностей, о чем я писал в 3-й главе. Но, если быть более точными, разница лежит в понимании того, что ценность менеджера, понимание менеджера, действия менеджера н природа самой системы — это четыре взаимосвязанных феномена, влияющих друг на друга и вместе развивающихся. Любой подход, рассчитанный на неизменность одного или двух-трех из составляющих четырех факторов или пренебрегающий одним из них, почти гарантирует, что руководитель-менеджер попадет в ловушку острых парадоксов и нелепостей с вытекающими отсюда болезненными переживаниями.
Что собой представляет психика, „настроенная на парадоксы"? Пожалуй, это такой тип, который "легко справляется с тем, что Линдблум (Lindbloom, 1980) назвал „методом проб и ошибок". Это психика, сконцентрированная в себе и в то же время чувствующая себя -прекрасно в беспросветной стихии парадоксальных организаций. Это психика, не стремящаяся сбросить с себя ответственность, а напротив, воспринимающая от—я ветственнрсть_^как неотъемлемую часть окружающего мира" (Vaill, 1984), в корне отличающаяся от психики^--' сконцентрированной на решении проблем.
Это психика, которая функционирует в процессе совершенства, описаном в 4-й главе. Она не действует как какая-то обособленная всеведающая сила, а скорее развивается в недрах самой организации, и ее воздействие на организацию есть не что иное, как выражение процесса развития личности. Что за удивительное превращение главного принципа управления и руководства: воздействие и контроль как эманация пробуждающегося и растущего понимания того, что происходит, и того, что необходимо!
Этот способ мышления сконцентрирован на системе
89
ценностей или точке зрения, не ограничивающейся овладением технических навыков управления. Можно было бы назвать это „профессиональной психикой", если бы значение этого термина не было так испорчено теми, кто в понятие „профессионализм" вкладывает обладание чисто техническими навыками. В мире „постоянно бурлящей воды" подобный профессионализм сильно обесценен. И для тех, кто освоил его и не имеет больше ничего за душой, он оказывается негодным как руководство к действию или, что еще хуже, как основание для пребывания в организации. Обладатели такого „профессионализма" — никчемные люди.
Психика, при которой действия направляются ростом собственной ответственности, имеет более глубокие и более индивидуальные истоки. В буквальном смысле слова рабочим кредо в этих условиях становится комплекс личных представлений о себе самом, о мире, о собственной роли и ответственности. Я называю это рабочим кредо, поскольку и его содержание, и значение развиваются в процессе приобретения опыта, так же, как и развитие личности. Перемены происходят относительно медленно и даже болезненно, ибо речь идет о приобретении мудрости и уверенности. Перемены могут быть особенно болезненными, если кредо не содержит условия развития собственных взглядов, без которых перемены могут не произойти.
Что нам говорит мир „постоянно бурлящей воды" о наших кредо? Это несколько иная постановка вопроса, который я уже задавал в 1-й главе о том, как меняется работа менеджера. Разговор о ценностях в 3-й главе и о парадоксах в настоящей главе выявляет, что изменение сущности работы менеджера и руководителя пред- • полагает изменения подходов и ценностей на еугубл, личностном уровне. Мы просто не в состоянии выполнить подобную работу, руководствуясь устаревшими идеями о понимании и контроле, или же мы постоянно будем жертвами парадоксов.
„Ничто лучше парадокса не поможет вам сбросить пелену с ваших глаз", — сказано в письме Холмса к Ласки (Curtis, 1957, стр.83). Ибо парадокс светится в глазах смотрящего. Об этом не часто услышишь. Однако минута размышления — и вы поймете, что это так. Парадоксы — это не набор противоречивых факторов, абсолютно чуждых нашему восприятию. Мы попадаем в ситуации и живем в них со своими представлениями,
90
теориями о самих ситуациях и о своей роли и ответственности в них. В любой ситуации мы воспринимаем то, что мы готовы воспринять.
Парадоксы, связанные с пониманием и контролем, относятся к числу принципиальных для руководителей и менеджеров. Мы не в состоянии их все разрешить, но, может быть, можно так „перестроить" наше представление о понимании и контроле, что некоторые из наиболее простых парадоксов ослабнут. Думаю, нам никогда не справиться с парадоксами, поскольку, играя в незнакомую игру, нам непрерывно придется сталкиваться с неожиданностями и аномалиями.
6 14-й главе проводится дальнейшее исследование кредо в отношении понятия „видение", а в 12-й содержатся соображения относительно того, как совместить „настроенность на парадокс" с восточной философией. В заключение настоящей главы я хотел бы привести некоторые соображения относительно кредо менеджера, которое может помочь нам сохранить „настроенность на парадокс".
\/ Во-первыхх лучшая защита от неожиданностей, которые могут сбить с курса, — это знать, что находишься в ситуации, полной парадоксов. А это означает, что нельзя поддаваться соблазну упорядочить реальный мир посредством наших разумных идей. Реальному миру попросту нет до них никакого дела.
У Второе соображение касается нашей способности к целостному. В психике любого западного менеджера заложено стремление расчленить целое на составные части. Но затем эти части не всегда выстраиваются снова в целое, особенно, если они принадлежали органическому целому. И вот тогда-то и появляются „парадоксы".
у/ Метафизический взгляд на мир часто также рождает ощущение парадокса. Это третье весьма важное соображение. Если мы, наоборот, зададимся вопросом, как ситуация развивается и движется, то, без сомнения, мы найдем естественные силы, способные снять напряжение и противоречия, которые могли бы показаться парадоксальными в статической ситуации. Другой положительный аспект этого соображения в том, что оно дает нам возможность избежать вмешательства, которое подчас Усугубляет абсурдность ситуации, а не облегчает ее.
Можем ли мы отказаться от некоторых дорогих нашему сердцу устоев, чтобы более свободно плыть по
91
X
постоянно „бурлящей воде"? Можем ли мы, отбросив догматизм фактов и знаний, взглянуть на них как на нечто относительное? Можем ли мы отказаться от не-изменпостк своей роли и посмотреть на себя как на творца своей работы, а не исполнителя заранее написанной роли? Возможно ли разрушить неизменность структуры, отказаться от иерархических привилегий и взглянуть на себя как на одного из участников большой разветвленной организации? Ведь подчас наше стремление подняться по иерархической лестнице не что иное, как желание уйти от сложностей, случайностей и глу- постей (парадоксов) своего „рабочего уровня". Но ирония в том, что парадоксы не исчезают, наоборот, они ста- новятся сложнее и трагичнее. И уже кажется, что лучше ^Н-- пР°ст0 членом команды, независимо от того,, каким. по счету значится ваше имя в списке..,,.
Кроме того, отказавшись от неизменности наших знаний, функций, положений, я полагаю, необходимо отказаться от прежних представлений о карьере. Уейн (Weick, 1976) однажды заметил, что лучше думать о карьере как прилагательном к вашим усилиям, чем наоборот. Он пытается внушить, что карьера — это следствие максимального использования ежедневных и ежечасных возможностей. Уейк прямо не говорит о необходимости избегать парадоксов, но это подразумевается. Чем больше вы стремитесь к чему-либо определенному (сделать карьеру), тем труднее вам этого достичь, тем больше шанс достичь чего-либо другого, тем парадоксальнее будет складываться ваша карьера. Г Я уже говорил, что психика „настроенная на пара-/ доке", совершенно по-другому представляет себе цели, | чем психика, для которой мир — это сгусток проблем, v которые необходимо решить. Пожалуй, наиболее точное Определение этого различия прозвучало сорок лет назад в лекции Фрица Ретлисбергера в Гарвардской школе бизнеса (Atnos and Gabarro, 1978, стр. 560—566). Ретлис-бергер хотел научить послевоенных „молодых тигрят" по-новому воспринимать понятие „успех". Среди его высказываний было одно замечание, которое, по его собственному признанию, звучало парадоксально. Но как только я прочитал это, я понял, что это истина, которая наконец-то покончит с традидионным гипнозом, под влиянием которого мы видим цели^лысоГв^будущём~ и стремимся к ним.
А РетлисбергерТГросто предложил: вместо того чтобы
92
считать настоящее средством, а будущее целью, думать о будущем как о средстве, а о настоящем как о цели, он заметил (я уверен, что при этом он невинно усмехнулся), что настоящее — это все, чем мы располагаем, независимо от того, когда оно имеет место. Так что, возможно, это и есть конечная цель? И если мы не будем загадывать и планировать вперед, то это только обогатит наше настоящее.
Истина, видимо, где-то между положениями Уейка и Ретлисбергера. В мире „постоянно бурлящей воды" вряд ли следует слишком усердно планировать время, место и средства достижения целей. Совершенно очевидно, что запланированное не удастся, более того, нам вряд ли удастся особенно повлиять на развитие событий.
Вот те положения, которые должны нам помочь „настроиться на парадоксы". Я не думаю, что в современном мобильном мире от них можно избавиться. Более того, я уверен, что их интенсивность и частота будут только возрастать. И единственное, что мы можем сделать, это размышлять. Причем размышление — это совсем необязательно сложный аналитический процесс. Это в значительной мере парадоксальное явление, о котором пойдет речь в следующей главе.