Глава 14

Прозорливый руководитель

_JVL

,j оряк, попавший в штиль, не теряет веру в ветер. Он знает: ветер существует. Ветер — это основа основ. Моряк знает, что может найти его, но поиски будут лежать в определенных границах, и он признает эти границы, хоть и проклинает их.

Моряк, попавший в штиль, не перестает искать ветер. Он действует. Он достает весла. Он всматривается в горизонт. Он слушает радио. Он не убирает паруса. Он надеется. Он ищет ветер и размышляет о том, где найти его.

Он не допускает мысли, что можно отказаться от этих поисков. Он не допускает мысли, что не будет больше интересоваться ветром. Он не плачется самому себе, что, вот, мол, несчастная душа, вся моя судьба зависит от ветра. Все это не приходит ему в голову. Со стороны можно подумать, что моряк валяет дурака, но сам моряк никогда не скажет себе: „Мои поиски ветра и надежда на него — просто глупости" (Vaill, 1985).

Некоторые предварительные рассуждения

о духе

Эти несколько строк о ветре я написал, когда пытался объяснить, почему я так стремлюсь к совершенству в работе организации и почему так хочу понять, что же для этого нужно сделать. В тот момент я был несколько расстроен, я чувствовал себя моряком, попавшим в штиль, и все время возвращался к мысли, что ветер (т.е. совершенство) все же существует и скоро надует мои паруса. В этой главе я хочу поговорить о задаче, которую так или иначе выполняем мы все: добиваться

209

большей эффективности в работе каждого и лучше по­нимать, в чем же эта эффективность. Эти поиски эффек­тивности — как в теории, так и на практике — достигли критической точки в „мире постоянно бурлящей воды". Как ветер в море, компоненты этой эффективности не исчезли навеки; просто их трудно разглядеть во всеоб­щей неразберихе. Основная тема этой главы — как научиться работать на более высоком духовном уров­не — уже не раз поднималась в моей книге, но еще не раскрыта должным образом. Именно работа, основанная на духовном совершенстве, обещает наибольший успех в мире „постоянно бурлящей воды".

В 5-й главе'я упоминал о том, насколько важно кредо как постоянная система, направляющая действия лич­ности среди парадоксов и абсурдов. Мое собственное кредо в последние три года звучит так: „Помогать людям жить и работать целеустремленно и достойно среди парадоксов и противоречий". Я исследовал смысл этого кредо вместе с моими студентами, коллегами, менедже­рами, и мне становилось все более ясно, что мое кредо требует, чтобы я работал „на более высоком духовном уровне". Более того, я обнаружил, что, оказывая весьма необходимую помощь другим, мы сами себе помогаем научиться „работать на более высоком духовном уров­не".

В 13-й главе я описываю, как Фредерик Тейлор не желает обсуждать вопросы религии, и я собираюсь ук­лониться от этого вопроса в настоящей главе. Я не хочу оскорблять чьи бы то ни было религиозные чувства, но я не желаю также способствовать зарождению таких чувств. Я буду считать, что глава не удалась, если читателю покажется, что здесь обсуждаются вопросы религии или потребности в религии. Наоборот, я считаю, что главная наша беда как раз и состоит в том, что мы ставим знак равенства между духом и религией. Рели­гия позволяет обсуждать духовность только в рамках доктрины и только теми словами, которые кажутся напыщенными и неестественными в рабочей обстановке. Многие из нас считают, что о духовности можно гово­рить только очень робко и со смирением, и в этом наша величайшая трагедия.

Как я понимаю „дух" и „духовность"

Духовность" для меня — это поиск глубинных про­явлений духа, которые каждый человек ощущает вну-

210

три себя. Эти проявления духа, какими бы слабыми или завуалированными они ни были, есть в каждом из нас, ибо дух — это часть человека, иногда мне кажется, что основная часть. И главное, что я ассоциирую со словом духовность, это поиск и внутреннее проявление духа. Надеюсь, эта концепция духовности не покажется чи­тателям эксцентричной или натянутой. Вместе с тем ' такую концепцию нельзя назвать ни естественной, ни сверхъестественной, что некоторые наверняка замети­ли. Я сделал это нарочно. Мои собственные поиски почти привели меня к выводу, что дух, проявляющийся во мне, не есть нечто совершенно естественное. Но я не знаю точно, что же это такое и откуда взялось. Поэтому я оставлю на некоторое время открытым вопрос о есте­ственном и сверхъестественном.

Помимо этого, я пока оставлю открытым и вопрос о ценности этих проявлений духа в нас. Но в отличие от противопоставления естественного и сверхъестественно­ го, этот вопрос не может просто повиснуть в воздухе. Некоторые проявления духа приводят нас к „дешевым радостям", другие — нет. Главная мысль этой главы состоит в том, что по-настоящему эффективное руко­ водство не должно потворствовать дешевым радостям заинтересованных лиц. Конечно, то, что для одного „дешевая сенсация", для другого просто „вечное прояв­ ление благородства человека". Вот почему так трудно обсуждать ценности — они весьма относительны. Кто осмелится отрицать, что послевоенная Америка живет в условиях величайшего „глицкрига" в истории челове­ чества? Не пора ли поговорить о том, сколько энергии мы растратили в погоне за преходящими ценностями, сколько создали такого, что оказалось вредным для нашего тела или души. Я не призываю производить такую продукцию, вкладывая в нее побольше духовной силы. >

В моей концепции духовности понятия „поиск" и „вну­тренние проявления духа" связаны между собой. Чем "1 дольше я веду поиск, тем шире и богаче во мне прояв- I ления духа, и тем больше духовности я обнаруживаю —' в других. И чем полнее я ощущаю свой дух и вижу проявления духовности в других, тем сильнее во мне потребность в дальнейшем поиске. Посмотрите, какое разнообразие духовных проявлений отражает наш пов­седневный язык! Мы используем эти выражения именно потому, что они что-то значат для нас:

211

.

Одухотворенная (энергичная) защита Дух демократии Не хватает духу Праздничный дух В духе честности Человеческий дух Упавший духом Ум, тело и душа

Сильный духом Бодрый дух Компанейский дух

Исследовательский дух Глубоко духовный Дух компании Злой дух Школярский дух Мелочная душа Душа просит Святой Дух

Блаженны нищие духом По духу, а не по букве Дух коллективизма

Нам необходима концепция духа, и из-за этого не стоит так волноваться. Приведенные фразы — это не просто обрывки болтовни, хотя, возможно, значение сло­ва „дух" в некоторых случаях несколько принижено, как это происходит со многими словами. Однако это слово несет в себе нечто очень важное для нас, не позволяющее его окончательно принизить. Оно является частью некоторых наших слов: воодушевлять, вдыхать, вдохновение.

Чего же мы ищем?

Когда мы употребляем слово „дух" в самом серьезном смысле, мы вкладываем в него интуитивное ощущение некоей^илы, проникающей, просачивающейся, наполня­ющей личность, или действия, или понятия, с которыми мы сталкиваемся в жизни. Это интуитивное ощущение невозможно описать конкретно, и многие испытывают из-за этого раздражение, особенно те, кто не пытался вдуматься в суть этих интуитивных ощущений. Больше всего выходят из себя те люди, которые обладают ана­литическим складом ума: они привыкли оперировать точными данными. У таких людей, я уверен, само это раздражение является одним из проявлений духа. На­пример, в 6-й главе я цитировал Майкла Коллинза, который рассказывал о духе в топливных отсеках (Mailer, 1971, стр. 239—240). Не знаю, может быть, Кол­линз слишком романтичный астронавт, но не в этом дело. Мой опыт говорит, что каждый человек сталкива­ется с вещами, которые можно объяснить только таким понятием, как дух. Самый практичный брокер говорит

212

о духе, царящем среди инвесторов. Прозаично настро­енному старшему сержанту спокойно спится, когда ему известно состояние духа его солдат. Деловой хирург охотно признает, что состояние духа пациента играет решающую роль в излечении. Как-то раз довольно из­вестный математик, доказав фундаментальную теорему на занятиях со своими студентами (среда которых был и я), заметил: „Вот! Когда Ньютон это увидел, бьюсь об заклад, он зарыдал!" Это восклицание выражает уверен­ность профессора-математика в существовании и духа Ньютона, и своего собственного.

Мы находим проявления духа в конкретных, ощути­мых вещах: будь то другие люди, деятельность, идея или учреждение. Наша восприимчивость духовного не­ходит иа того, что мы на собственном опыте сталкива­емся с этим конкретным явлением. До тех пор, пока мы держимся от него в отдалении, абстрагируемся, считаем некоей категорией, не относящейся к нам лично, нам удается игнорировать духовный компонент бытия. Лег­ко увидеть, почему это возможно: если дух действитель^\ но проникает и пронизывает, то, только объяв все целое, { мы можем обнаружить присутствие духа, будь то лич-L ность или предмет. Чтобы ощутить это целое, мы должз ны слиться с ним, а не оставаться вне. По иронии судьбы, западная аналитическая мысль, наоборот, за­ставляет нас смотреть на объект со стороны, чтобы на наблюдение не влияли субъективные оценки!

Но в этом заключается двойственная ирония. Благо­даря тому, что человек открывает дух в том, что он ощущает конкретно и во всей полноте, тот самый ученый или философ, который требует „объективности", „абстра­гирования", „ясности", в самой страстности своих аргу­ментов обнаруживает полную приверженность духу ис­следования. Чем глубже ученый проникает в саму при­роду исследования, тем больше духовности он в ней обнаруживает.

Вместо того чтобы спорить, существует или нет такое абстрактное явление как, „дух", давайте подумаем о следующем: люди регулярно, легко, не задумываясь и совершенно естественно обнаруживают проявления ду­ховности в людях и предметах вокруг них, а также в самих себе. Это же происходит во всех „высокоэффек­тивных системах", которые я изучал. В этих организа­циях никто -*Н51С?©сняё|гсяЗ говорить о духовных или мистических аспектах команды, профессии, продукции,

213

или услуг личности руководителя, истории развития организации. До 80-х годов подобные утверждения мог­ли бы озадачить, но все исследования высокоэффектив­ной работы подтвердили, что и сотрудники высокоэф­фективных организаций, и наблюдатели со стороны по­стоянно ощущают особый дух самой организации и ее деятельности, и это ощущение особого духа организации имеет большое значение и ценность для сотрудников.

Любые единичные утверждения относительно важной роли духа можно легко отмести как „субъективное". Но я, как исследователь „высокоэффективных систем", дол­жен сказать, и это утверждение не такое уж субъектив­ное, что везде есть люди, ощущающие особый дух в своей работе.

Потеря и новые поиски духовности

К сожалению, обнаружить духовные стороны нашей повседневной деятельности — это еще не все. И внутри нас, и вокруг происходят самые различные процессы, влияющие на нашу способность воспринимать духовные стороны людей и явлений, с которыми мы сталкиваемся. Может быть, другие народы и обладают ясным ощуще­нием духовности, или в другие времена было легче и выявить и сохранить ее, но в мире „постоянно бурлящей воды* это нелегко дается большинству из нас. Измен­чивость, описанная в 1-й главе, необходимость посто­янно играть в игру, в которой ты новичок, все услож­няющиеся требования к человеку и его деятельности — в этих услових непросто обнаружить проявление духа.

Дух легко проникает во все сферы жизни людей, идеи, институты, но с той же легкостью он покидает их. Зачастую не много требуется для того, чтобы нарушить духовную настроенность. Классический пример тому — механическая газонокосилка, грохочущая под церков­ными окнами в самый торжественный момент службы. Всем нам известно чувство острого раздражения, когда какое-то неожиданное вторжение нарушает атмосферу духовности. Это может случиться с произведением ис­кусства или когда мы напрасно надеялись насладиться обществом друзей и близких, когда праздник проходит совсем не так, как планировалось. Это случается с производственным оборудованием, которое разваливает­ся на части, это может случиться с любым жизненным явлением, чья суть приобрела для нас духовную значи­мость. Любая духовная связь может быть нарушена.

214

Исходя из этого, можно совсем иначе посмотреть на жизнь организации. Мы видим, что люди по самой своей, природе стремятся вступить в духовную связь с другими людьми и явлениями, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни, и очень часто это им удается. В то же время в мире „постоянно бурлящей воды* эти связи то и дело нарушаются или полностью уничтожа­ются. Поскольку поиск духовной связи изначально при­сущ личности, мы постоянно^ пребы^ем BlJSPPJiecce духовных исканий, открытий__н_ потерь. Это как шутка о „хороших новостях и плохих новостях" на макроуров­не: хорошая новость заключается в том, что духовные открытия можно сделать повсюду; плохая новость в том, что нигде мы не застрахованы от неудач.

Это еще одна игра, играть в которую нас никто не научил. Наша культура очень плохо готовит нас к постоянным духовным поискам, открытиям и потерям. Здесь мы подходим к реальному значению того, что мы зовем верой. Jtepa — это ощущение, что в человеке, деятельности или идее присутствует духовность, даже если по каким-то причинам это проявляется только косвенно.

Религия: небольшое отступление

Конечно, наша эпоха — далеко не первая эпоха резких перемен и бурлящих событий, другим эпохам приходи­лось решать и более опасные проблемы, чем нам. Вкла­дывая свои духовные томления и энергию в религию, миллионы людей пытались преодолеть муки, порожда­емые этими „плохими/хорошими новостями". Но мир проверяет религиозную веру с той же строгостью, что и все другие ценности. Духовные чувства и связи, основанные на религиозной вере, так же не защищены от ударов, противоречий и соблазнов, как и духовные связи, не проникнутые религиозной верой. Для челове­ка, верующего в Бога, все эти удары, противоречия и соблазны имеют, конечно, другой смысл, но пережива­ния остаются. И когда такие люди сталкиваются с тем, что подрубает основы самой веры, как, например, пре­грешения телевизионных евангелистов, то духовная по­теря производит опустошающее воздействие.

Я коснулся религии только потому, что хочу пока­зать: религиозная вера не устраняет всех проблем и дилемм. Религиозная вера может изменить значение

215

явлений и противоречий в мире „постоянно бурлящей воды", но не может устранить их. Я считаю, что церковь существует не для того, чтобы сделать мир лучше, а скорее потому, что мир лучше не становится.

Духовность на рабочем месте

Мы естественным образом открываем духовную суть людей и явлений, с которыми встречаемся в повседнев­ной жизни. Мир „постоянно бурлящей роды" обычно нарушает и уничтожает духовные связи. Со временем развивается чувство, которое Тиллих (1952) назвал ощу­щением пустоты и бессмыслицы. Наша духовная энер­гия не уничтожается, а снижается, по крайней мере в таких ситуациях, когда духовное наказание особенно жестоко. Если мы позволим себе впасть в духовное одиночество, то в нас начнет расти чувство тревоги и беспокойства. В таких случаях мы не сможем привнести^ в свою р^^т^вд^хновениё^л7ника]«ё~'Щ)й~»|1вы руко­водителей не заставят нас это сделать.

Но совсем не потому, что мы не хотим привнести в работу вдохновение: ведь большинство из нас хорошо знают, насколько легче работается с вдохновением. Если мы чувствуем вдохновение, то можем всю ночь проси­деть за работой. Если мы испытываем вдохновение, у нас всегда найдется время для работы. Если мы испы­тываем вдохновение, нам легко взяться за работу, и она живо продвигается вперед. Работая по вдохновению, нам не так важно, что о нас думают другие (хотя такая работа тоже нуждается иногда в одобрении, как и всякая другая). Вдохновение — огромная движущая сила.

В обстановке постоянных перемен трудно открыть духовные возможности работы и людей, с которыми мы работаем. Вот почему нам так необходимо научиться работать „на более высоком духовном уровне" — уж очень трудно найти вдохновение в мире „постоянно бурлящей воды". Как говорилось.в 5-й главе, в постин­дустриальном обществе содержание работы часто ка­жется заманчивым, но процесс ее выполнения причиня­ет муки, изводит человека, которому приходится сталки­ваться с неожиданными для него проблемами: труд­ностями финансирования проекта, сутяжниками-пос­редниками, на человека давят сроки, механистические критерии качества и масса других факторов, от которых можно сойти с ума.

216

Пойманные в сети всего этого вздора, мы начинаем искать легких побед, удовольствий, которые быстро потеряют для нас значение и ценность, но хоть нена­долго освободят наше сознание от одиночества. Я назвал это „дешевыми радостями". Это^попытки получить эф­фект духовности без того волнения и у си лий, которые, требуются для истинного духовного_роста.. Дешевыми радостями могут быть мелкие удовольствия „общества глицкрига". Они могут прямо противоречить иудейско-христианским нормам морали, их легко подвергнуть осуждению. Мы знаем, что дешевые сенсации не содер­жат духовной пищи. В своей книге я описал несколько видов дешевых радостей, которые могут иметь свою специфику в организациях мира „постоянно бурлящей воды" и не рассматриваться как бездуховные.

В 1-й главе в качестве дешевых радостей описана работомания, техномания и мания власти. Каждая из них так или иначе связана с работой и несет в себе конструктивный элемент, но в такой деятельности не может быть вдохновения. Человек бросается в одну из этих „маний" не по своему выбору, а под давлением обстоятельств. Еще раз подчеркиваю: в такой деятель­ности не может быть вдохновения. Я видел усталость на лицах тех, кто посещал семинары для руководителей, я ощущал нежелание этих людей усложнять свою жизнь еще одной моделью ситуации или еще одним списком факторов, которые требуют их внимания. Я много раз спрашивал менеджеров о том, что происходит в их организациях, и каждый раз поражался, что руководи­телей заботит только динамика власти. Привычка ра­ботать лучше, проявляя больше политической смекалки,_ отравила климат в тысячах организаций. Сторонники доверия и открытости редко говорят о разрушитель­ном воздействии политизированного климата на души людей. Я считаю, что подавление духовности — это основной вред политических игр.

Игнорирование Парадокса Сатчмо (глава 7) дает нам дешевую радость. Специалист, игнорирующий хруп­кость процесса общения и только повторяющий на все лады свои выводы, проявляет безответственность. Со­храняется видимость общения, но теряется его функция. Специалисты, не утруждающие себя ответами на эле­ментарные вопросы, которые им задают, просто потака­ют своим слабостям. Забавно, что это сближает их с

217

дилетантами. Мир полон людей, которые посещают за­нятия, конференции, концерты, не понимая того, что они там слышат, и не зная, что делать с полученной инфор­мацией и впечатлениями. Они придерживаются осмоти­ческой теории обучения — еще одна форма, но не функ­ция. Но мы знаем, что, когда между учителем и уче­ником, специалистом и неспециалистом возникают по-настоящему доверительные отношения, происходит передача духовных ценностей. Одна из самых серьезных трагедий современность заключается в том, что многие молодые люди четыре, шесть, а то и восемь лет проводят в университете и .не постигают истинный дух тех пред­метов, которые они изучают. Основная причина этого — Парадокс Сатчмо. Я убежден, что вина ложится главным образом на специалистов, которые обязаны научиться передавать свои знания более эффективно.

Одной из дешевых радостей является диалексия. В 11-й главе об этом говорится достаточно ясно. В рамках данного разговора диалексия не дает нам вникнуть в конкретное, то есть в суть проявления духовности. Ди­алексия любит абстрагироваться, предпочитает концеп­ции и модели, любит „исследования", которые выхола­щивают конкретные явления. „Выхолащивает"... Это слово очень подходит сюда. Мой словарь, приводя бук­вальное значение этого слова, далее говорит, что „вы­холащивать" — значит „лишать основного содержания или жизненной силы". Именно так. Это-то и производит диалексия, которая настолько обеспокоена сама собой, что не может видеть, как она бездуховна. На диалекси-ческих совещаниях не бывает объятий, не бывает слез!,

В 12-й главе я упоминал замкнутость — еще одну дешевую радость, весьма свойственную современной ор­ганизации. Это — болезнь высокоэффективных коллек­тивов: попытка заключить энергию, ресурсы и даже дух в строго ограниченные рамки коллектива, а затем ре­шительная борьба с любыми явлениями, которые могут нарушить „целостность" этого коллектива. Внутри этого замкнутого пространства процветают гордость, дружба, творческая работа и духовность. Беда в том, что такой коллектив настолько замкнут в себе, что готов пожерт­вовать своими обязательствами по отношению к вне­шним структурам ради собственной целостности. Я хо­рошо знаю обо всех положительных качествах таких коллективов. Но, когда я вижу самодовольство некото-

218

рых из них, я ощущаю едва прикрытую ментальность дешевых радостей.

В заключение хочу сказать, что так называемые семь смертных грехов как бы очерчивают границы, в кото­рых легко распознать дешевые радости. Эгос и Гэбэрроу (1978) первыми предложили использовать понятие „«емь смертных грехов" в качестве показателя развития Oifc. ганнзацки.

' Когда я стал размышлять о семи смертных грехах — гордыни, алчности, похоти, зависти, обжорстве, гневли­вости и праздности, — то мне пришло в голову, что каждый из них является искажением естественной по­требности человека. Подлинные естественные потребно­сти являются неотъемлемой частью самого человека и поэтому связаны с его духовной природой. Но если удовлетворение этих потребностей становится самоце­лью, то духовность уходит из них, и начинается поиск дешевых радостей. Например, уверенность в собствен­ной правоте и любовь к самому себе, если они не осно­ваны на духовности, обернутся гордыней. Дружелюбие и чувство товарищества могут выродиться в зависть. Наше стремление к безопасности и улучшению условий своего существования могут превратиться в алчность. Любовь и желание физической близости превращаются в похоть. Обжорство извращает нашу естественную потребность в пище, физической и духовной. Гневли­вость — это реализация нашего права на защиту и справедливость, проявляемая с чрезмерной силой. А праздность — это излишнее стремление к удовлетворе­нию нашей естественной потребности в отдыхе и возоб­новлении сил.

Взгляд на жиань современных организаций, включая и вашу, и мою жизнь, созерцание всех этих семи смерт­ных грехов на деле действуют отрезвляюще. Подобно дешевым радостям, о которых я говорил, семь грехов являются уступками, реакцией на почти непереносимую боль. На короткое время эти дешевые радости заглуша­ют беспокойство, вызванное недостатком духовности в наших сердцах. А что будет потом? Мы не знаем. Мы наблюдаем, как духовность исчезает из целых учреж­дений, являющихся неотъемлемой частью нашего обще­ства, включая фирмы, правительственные учреждения, РУпнейшие университеты. Но мы видим также, как Духовность оживляется и обновляется. И в конце этой лавы позвольте немного поговорить об этом.

219

Духовность и прозорливость руководителя

Во-первых, следует заметить, что проблема духовно­го обновления стоит перед каждым, а не только перед командой руководителей. Лидерство может проявиться неожиданно. Ряд наиболее выдающихся руководителей в истории человечества вышли из таких слоев общества, что ни один аналитик-рационалист не мог бы заранее предсказать им успех. Дело в том, что аналитики-рационалисты часто не понимают роли духа. „Прозор­ливость", не основанная на глубокой духовности, — ие более чем „красивая вероятность" в будущем организа­ции. Жизненную силу этой вероятности придает дух.

Во-вторых, прозорливость начинает проявляться сама собой, кем бы я ни был и какое бы положение в организации я няг занимал. Я не могу „начать действо­вать*, используя чужую прозорливость, чужие методы, чужую энергию. Мое собственное духовное развитие должно стать частью любого предсказания, которое я довожу до сведения остальных. Мой собственный дух должен находиться в постоянном развитни*. преодолевая периоды страха, печали_а.^сзало£хи,_поскольку эти со­стояния являются атрибутами моего духа.

В-третьих, размышляя о самом себе, я использую и духовные понятия, и терминологию психологии, которая так хорошо разработана в XX веке. Я нахожу мало духовности в таких терминах, как ролевая модель, ли­дер-участник или руководитель верхнего звена. Мой дух протестует против моментальных решений относительно людей, окружающих маня. Я не могу следовать пяти простым рецептам кулинарной книги или чьему-то „без­ошибочному" методу, если на карту поставлена моя духовность или духовность других людей, то есть „ду­ховная чистота". Какие образы, какие сравнения подхо­дят для меня, вступающего в духовное лидерство? Пу­тешественник, рыцарь, игрок ~в обороне, пастор, отец или мать, а может быть, слуга?

В-четвертых, я уверен, что истинное руководство всегда духовно, даже если об этом не говорят прямо. Кроме всего прочего, руководитель стремится выявить у людей лучшие черты. А эти лучшие черты всегда теснейшим образом связаны с глубоким самоосознанием человека, с его духом. Мои попытки руководить должны затрагивать это и во мне самом, и в окружающих.

220

В-пятых, руководство — это поиск духовных прояв­лений в самом себе. Никто не ждет, что, начиная дело, я предвижу все наперед. В процессе моих поисков я открываю духовность в себе и окружающих. Жизнь — это поиск.

В-шестых, по мере того как я веду этот поиск и в руководимой организации, и в своей жизни, коренным образом изменятся мой отношения с людьми. Может быть, мне придется пожертвовать некоторыми друзьями или доходами, когда я начну отходить от мира дешевых радостей. Меня поначалу смутит, когда я увижу, что и другие люди в организации пытаются делать то же, что и я. Меня смутит, что некоторые из них ведут эти поиски гораздо дольше меня. И встретятся люди, чей дух не вызовет у меня ответных чувств, несмотря на все мои попытки.

И наконец, в моих поисках я не помышляю о том, чтобы найти духовные ответы за других, ибо каждый сам ведет духовный поиск. Другим я могу дать лишь работу и дружбу, оживленльшТШМЖЖхом^Ж^ачинаю прямо с того места, где нахожусь в данный момент, улаживая по дороге все возникающие конфликты или ошибки в приоритетах. Чем шире станет круг моих поисков, тем скорее я обнаружу, что, перефразируя Джорджа Вашингтона, все действительно „охвачены единым духом". И, но мере того как это происходит в действительности, в моем конкретном опыте, я все яснее вижу, что дух не знает границ.