- •Аннотация
- •Содержание
- •Глава 1
- •Глава 2
- •5. Выводы
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Глава первая Понятие гендер. Философские основы гендерных исследований в гуманитарных науках
- •1.1. Возникновение понятия гендер
- •1.2. Социальный конструктивизм и интеракционизм
- •1.2.1. Институциализация пола
- •1.2.2. Ритуализация пола
- •1.3. Создание гендерной идентичности: “doing gender”
- •1.4. Альтернативные теоретические модели гендера
- •1.4.1. Три типа “теоретического фундаментализма”
- •1.4.2. Концепция м. Фуко
- •1.4.3. Психоаналитическая концепция гендера
- •2. Дискуссионные моменты в определении и употреблении понятия “гендер”
- •3. Философия и методология гендерных исследований на современном этапе
- •4. Выводы
- •Развитие гендерных исследований в лингвистике. Методологические вопросы лингвистической гендерологии.
- •1. Освещение связи языка и пола в истории лингвистики
- •1.1. Биологический детерминизм
- •1.2. Переходный период (первая половина хх века)
- •1.3. Собственно гендерные исследования (вторая половина хх века)
- •2. Феминистская лингвистика.
- •1.3.1.Вклад социолингвистики в изучение гендера
- •1.3.2. Феминистская лингвистика
- •1.3.3. Исследование маскулинности
- •1.3.4. Кросскультурные, этно- и лингвокультурологические исследования
- •2. Дискуссионные вопросы лингвистической гендерологии: био- и социодетерминизм
- •3. Гендерные исследования и отечественное языкознание
- •3.1. Особенности развития гендерных исследований в российской лингвистике
- •3.2. Наиболее разработанные вопросы отечественных исследований пола
- •3.2.1. Психолингвистические и социолингвистические исследования
- •3. 2. 2. Изучение наименований лиц женского и мужского пола, категории рода и связанных с ней проблем референции.
- •3.2.3. Новая гендерная проблематика
- •3. 2. 4. Гендерные исследования в зарубежной русистике
- •4. Методологические вопросы лингвистической гендерологии в применении к российской лингвистике
- •5. Выводы
- •1. Культурный концепт
- •2. Мужественность и женственность: гендерная метафора
- •3. Гендерные стереотипы
- •4. Характерологические особенности языка в аспекте гендерной метафоры: “мужественные” и “женственные” языки
- •5. Выводы
- •1. Предварительные замечания
- •2. Отражение гендерных стереотипов во фразеологии русского языка
- •2.1. Анализ Фразеологического словаря русского языка
- •2.2. Паремии
- •2.2.1. Андроцентричность (мужская кртина мира)
- •2.2.2. Женская картина мира
- •2.2.3. Материнство
- •3. Отражение гендерных стереотипов в немецком фразеологическом фонде
- •4. Материнство (40)
- •4. Сопоставление данных русской и немецкой фразеологии
- •4.1. Сходство гендерных стереотиопов
- •4.2. Особенности гендерной стереотипии
- •5. Динамика развития гендерных стереотипов
- •6. Сопоставление полученных результатов с данными психолингвистических исследований языкового сознания
- •6.1. Стимулы “муж” и “жена”
- •6.2. Стимулы “мужчина” и “женщина”
- •6.3. Стимулы “мать” и “отец”
- •6.4. Стимулы “русский мужчина” и “русская женщина”
- •Литература
2.2.3. Материнство
Перейдем теперь к анализу концепта “мать”. Мать - символ положительного, она защищает, оберегает. Отношение к ней принципиально иное. Пословицы, содержащие слово “мать”, “матушка” делятся на интроспективные и отражающие позицию коллективного языкового “Я”. Интроспективная подгруппа, где высказывания производятся с позиции самой женщины, говорит о тяжести, трудности материнства, заботе и ответственности, связанных с материнством и воспитанием:
Не устанешь детей рожаючи, а устанешь на место сажаючи.
Детушек воспитать - не курочек пересчитать.
Огонь горячо, а дитя болячо.
Примечательно, что в интроспективной подгруппе четко просматриваются и социальные ограничения на факт деторождения: значительное количество пословиц рассматривает рождение ребенка как раскрытие тайны, неотвратимый выход на свет “греха”:
Как ни таить, а само заговорит (как родится).
И году не протаишь: девятый месяц все скажет.
Чрево все грехи скажет.
Материнство таким образом связано не только с социальным престижем, но и с девиантным поведением и фатальными для женщины, нарушившей социальные нормы, последствиями.
Материнство с точки зрения коллективного (и андроцентричного) “Я” рассматривается по-иному. Мать выступает как источник комфорта, заботы. Она противопоставляется мачехе и иногда даже кормилице:
Мать кормилица, а кормилица не мать.
Концепт матери связан с понятиями эмоционального тепла, внимания, заботы. Коллективное “Я” находится внутри материнской заботы:
Нет лучшего дружка, чем родная матушка.
От солнышка тепло, от матушки добро.
Учень жену бьет, а баловень мать.
Базой сравнения являются семы тепла и света. На наш взгляд, концепту “мать” также присуща объектность, но мать как объект коннотирована главным образом положительно.
Нет, однако, противопоставления мать - мужчина, единичны противопоставления мать - отец. Значительно чаще сочетание мать-отец, “сохраняя синтаксическую самостоятельность, выражает одно сложное представление” ( Аникин, 1996, с. 299). А.А. Потебня видел в этом явлении прием обобщения: хотя такие слова-пары “не выходят за объем, определенный их сложением, но тем не менее они обобщают входящие в них частные.., рассматривая их как одно и располагая приписывать этим частным как совокупности лишь общие признаки” (Потебня, 1968, с. 415). Нет также ни одной пословицы, где у матери обнаруживаются стереотипные женские черты: сварливость, отсутствие интеллекта, болтливость, “неправильность” в целом (принадлежность к “левому”, то есть отклоняющемуся от нормы).
К.Г. Юнг обращает внимание на то, что образ матери неизбежно проявляется в фольклоре: “С этим архетипом ассоциируются такие качества, как материнская забота и сочувствие; магическая власть женщины; мудрость и духовное возвышение, превосходящее пределы разума: любой полезный инстинкт или порыв; все, что отличается добротой, заботливостью или поддержкой и способствует росту и плодородию” (Юнг, 1996, с. 218). По Юнгу, архетип матери не является единственным женским архетипом. Архетипы анима и анимус определяют два противоположных начала, отождествляемые с мужским и женским. Оба эти начала присутствуют в мифологическом мышлении и в психике отдельного человека. В зависимости от пола происходит попытка бессознательного вытеснения анимы или анимуса. В андроцентричной части корпуса пословиц и поговорок сверхположительно коннотировано понятие “Мать” и скорее отрицательно - понятие “женщина/жена/баба. Первое восходит к архетипу матери - “для мужчины мать с самого начала имеет явный символический смысл, чем, вероятно, и объясняется проявляющаяся у него сильная тенденция идеализировать ее. Идеализация - это скрытый антропаизм; человек идеализирует тогда, когда испытывает тайный страх быть изгнанным.”(Там же, с. 244). Второе (женщина/жена/баба) отражает архетип анимы.
Последняя из обнаруженных нами семантических групп пословиц относится к проявлению женщинами своей воли. Социально воспроизводимая зависимость и незащищенность женщины, исключение ее из всего многообразия социальных отношений предполагает в первую очередь лишение женщины воли и свободы.
Жене волю дать - добра не видать. - Пословицы этого типа весьма многочисленны. Из них явствует, что женское пространство ограничено в прямом и переносном смысле. Не давать женщине воли - это лишить ее возможности принимать решения, а также - ограничить ее в пространстве. Семантика русского слова “воля” включает как понятие личной свободы, так и понятие неограниченности пространства: привольная степь, вольный ветер, то есть ветер, свободно перемещающийся в пространстве.
Замкнутость женского пространства подчеркнута:
Держи деньги в темноте, а девку в тесноте
Тем не менее целый ряд пословиц фиксирует наличие воли, самостоятельности женщин и своего взгляда на мир:
Утро вечера мудренее, жена мужа удалее.
Княжна хороша, и барыня хороша, а живет красна и наша сестра.
Моя коса, хочу совью, хочу распущу.
Особенно интересны пословицы и поговорки, а также встречающиеся в них словосочетания типа
Утро вечера мудренее, жена мужа удалее
Буйну голову платком покрыть
Они включают в свой состав лексемы, которые в народных, фольклорных текстах чаще всего сочетаются с положительно коннотированными существительными, обозначающими мужчин ( ср.: удалой молодец; сложить буйну голову (на поле брани)) и имплицирующими волю, активность, а не пассивность.
Обобщая рассмотрение материала, можно заключить следующее:
1. Андроцентричность в русской паремиологии имеет место. Наиболее четко она выражена пословицах и поговорках, отражающих мужской взгляд на мир и в главенства мужчины. Однако образ женщины на аксиологической шкале коннотирован отрицательно далеко не всегда. Можно говорить скорее о тенденции, чем об однозначно негативном отношении. Отрицательные стереотипы-прескрипции в русской паремиологии предлагаются для концепта “жена/баба”, а не для концепта “мать”. Четкое неприятие имеет место лишь в отношении процесса женского говорения. Он коннотирован практически только отрицательно.
2. Наличие “женского голоса” и женского мировидения в картине мира, создаваемой русской паремиологией, неоспоримо. На наш взгляд, картина мира, отражаемая женским языковым “Я” передает не природные, имманентные женщине области действительности, а показывает, в каких сферах общественной жизни и социальных институтах участие женщины допускалось и в какой степени. “Женский голос”, в котором преобладают печаль, выбор из двух зол меньшего, страдание, но и эмоциональность, гуманность, лишь подчеркивает неудобство для женщин этой вынужденной замкнутости в узкой сфере социальных рестрикций. Вместе с тем имеет место решительность, проявление своей воли.
3. Установленные факты позволяют заключить, что тезис феминистской лингвистики об андроцентричности любого языка, функционирующего в патриархатном или постпатриархатном обществе, на материале русского языка в части его паремиологии подтверждается. Однако “Женский голос” в ней наряду с общечеловеческой перспективой также не является маргинальным и свидетельствует об определенной самостоятельности женщин даже в столь давний период. Этот факт находит подтверждение и на историческом материале (Пушкарева, 1989; Человек в кругу семьи, 1996; Михневича, 1990/1895). Так, Михневич показывает, что даже в период теремной культуры “крестьянка и вообще женщина низшего общественного слоя на Руси никогда не была теремной затворницей и жила в совершенно иных бытовых условиях, чем те, полумонастырские и полугаремные, в какие была поставлена московская боярыня или холеная купчиха богатой “гостинной сотни”(С.6). Рассматривая активность женщин в XVIII веке, Михневич отмечает их деятельность в качестве хозяйки и помещицы, писательницы и ученой, артистки, благотворительницы и религиозной отшельницы. Его выводы на лингвистическом материале подтверждает исследование Демичевой (1996).
Следуя нашей методике, сопоставим теперь ГС в русской фразеологии с тем, как они представлены во фразеологии немецкого языка, на примере анализа образа женщины.