2.1.2. Совершенствование коммуникаций в риске

Важной проблемой оптимизации риска является про­блема перехода его осознания на новый, более высокий уровень, поскольку цена ошибок постоянно растет, а пер­воначальный успех может быть сопряжен с труднопреодо­лимыми отдаленными последствиями. Осознание же это происходит медленно, и поэтому еще медленнее создаются механизмы разрешения проблем. Главная роль в формиро­вании адекватного сегодняшнему дню рискового сознания принадлежит циркулирующей в обществе информации.

Информация формирует не только общественное созна­ние и общественное мнение, но и конкретные социальные установки, и стереотипы поведения. Бывает, что всего лишь одно неквалифицированное сообщение порождает массу слу­хов и значительное увеличение общественной тревожности.

Между тем положение с информацией в России вооб­ще, а, следовательно, и с информацией о рисках в частно­сти, оставляет желать лучшего. Наши ученые, которые за­нимаются российскими проблемами, часто завидуют своим коллегам, изучающим развитые зарубежные страны, за то, что последним намного легче работать — у них всегда очень много материалов. И в самом деле, например, любой амери­канист имеет перед собой настольный справочник, где по каждому графству (а их в США 3112) содержатся сведения по двумстам показателям. Ученые, изучающие Россию, ни­чего подобного не имеют. Что же говорить об информиро­ванности простого обывателя.

Другой пример. У нас в стране нет надежной системы взаимной связи между людьми и государственными чинов­никами, отрешений которых зависит жизнь людей. Поэто­му не может быть и речи о серьезном оперативном учете социальных последствий крупных решений, что увеличива­ет риск принятия необоснованных решений в будущем. Кроме того, люди часто узнают об этих решениях только тогда, когда начинают испытывать на себе их последствия. Отсюда — психологическая неподготовленность к измене­ниям, неуверенность в завтрашнем дне. Между тем извест­но, что неинформированность, неизвестность являются чрезвычайно мощными психотравмирующими факторами, вероятно вносящими немалый вклад в то, что каждый сред­нестатистический россиянин постоянно испытывает 3,3 различных страха I.

Коммуникация, в том числе и коммуникация о рисках, в обществе осуществляется как «по вертикали», так и «по горизонтали» — между властными и другими элитами, соци­альными группами (организациями) и индивидами. Каждый элемент указанных сетей в условиях демократии является как производителем, так и потребителем информации. Важней­шими (но не единственными) каналами ее циркуляции в об­ществе являются средства массовой информации. Однако следует признать, что в СМИ рискологическая проблемати­ка освещается отрывочно и порой тенденциозно. Даже в стра­нах развитой демократии сообщения о рисках и несчастных случаях преподносятся без каких-либо относительных пока­зателей. При этом трудно бывает отделить факты от коммен­тариев, мнения экспертов от мнений журналистов.

Можно выделить три основные группы причин предна­меренного и непреднамеренного снижения объективности коммуникации о рисках в СМИ:

• причины, обусловленные специфическими интереса­ми поставщиков информации;

• причины, обусловленные компетенцией поставщиков информации;

• причины, обусловленные особенностями функциони­рования СМИ.

Анализ первой группы причин следует начать с зависи­мости целей коммуникации в СМИ от степени централиза­ции власти в обществе, социальной группе (другими слова­ми, с зависимости СМИ от власти). Например, с увеличением такой централизации СМИ все более начинают служитьподдержке и легитимации власти, усилению единства обще­ства. И, наоборот, чем больше децентрализация власти, тем большее внимание СМИ уделяют публичному обсуждению конфликтующих и конкурирующих между собой точек зрения. Учитывая различия в понимании и восприятии рис­ка различными социальными группами, решению связанных с ними проблем в наибольшей степени соответствует их публичное обсуждение.

Однако в силу особой значимости информации о рис­ках даже в условиях плюрализма мнений и демократическо­го управления информация может быть необъективной и отражать интересы владельцев СМИ, персональные амбиции политических и общественных лидеров, руководителей и ангажированных ученых. При этом очень часто все эти лица и группы тесно взаимодействуют между собой. Продуцируя информацию о рисках, они прибегают к следующим приемам.

Риски могут выдаваться за неизбежные, необходимые и оправданные. Так, существование экологически вредных производств может представляться как неизбежная плата за экономическое процветание общества и повышение благо­состояния людей.

Для снижения напряженности в обществе риск также можно переквалифицировать в естественную опасность, например, выдать техногенный радиационный фон за есте­ственный¹. При этом нивелируется проблема ответственно­сти, и риски перестают инициировать социальные конфлик­ты и начинают стимулировать только индивидуальные стратегии защиты.

В ряде случаев в центр внимания ставится индивидуаль­ная ответственность за риск. Так, если причиной гибели лесов называют не химические предприятия, а личные авто­мобили, то у их владельцев возникает комплекс вины (что, согласно К. Лау, является чертой традиционных, а не новых рисков) и формируется представление о том, что ущерб можно предотвратить индивидуальными действиями. То есть риск начинает казаться управляемым, а это дает ощущение большей безопасности.

Однако самые негативные последствия, особенно в эк­стремальных условиях, влечет за собой замалчивание ин формации якобы по причине ее секретности. Так, в целях предотвращения паники в первые дни после аварии правда о Чернобыле не сообщалась даже специалистам, находящиеся у них счетчики радиоактивности были опечатаны, а все ка­налы связи и транспортные коммуникации из зоны бедствия перекрыты. Авария произошла в ночь на 26 апреля, но лишь 29 апреля в информационной программе «Время» было сооб­щено «о небольших неполадках на станции». А до этого жители близлежащих населенных пунктов вели обычную жизнь и подвергались сильному облучению.

Если бы радиобиологи знали, что произошло, то смогли бы дать рекомендации населению, как правильно вести себя в условиях радиационного загрязнения. Страх же, порожден­ный неинформированностью, например, привел к тому, что люди совершенно напрасно стали пить йод, обжигая слизи­стую оболочку, но вовсе перестали пить молоко — главный источник кальция, без которого в организм активно вводит­ся радиоактивный стронций, по своим свойствам и «поведе­нию» в организме напоминающий кальций. Было много и других недоразумений.

Для сравнения: за первую неделю после аварии финны выпустили два бюллетеня, в которых было подробно написа­но, как должен вести себя человек на зараженной местности. Тут были рекомендации, что есть и что пить, где можно гулять детям, в каких районах пасти скот и т. д. У нас же не напе­чатали ничего подобного 1. Но самое удивительное состоит в том, что, несмотря на огромные человеческие и материаль­ные потери, понесенные в результате неинформированности людей, политика секретности по тем же причинам («люди облучились, и с этим уже ничего не поделаешь, но зато не будет паники») проводилась еще несколько лет|2

Вторая группа причин снижения достоверности инфор­мации в СМИ связана с компетентностью лиц, которые эту информацию предоставляют, а это в свою очередь часто обусловлено недостаточностью или отсутствием описатель­ных, объяснительных или сравнительных данных о рисках. Ведь для их удовлетворительного анализа необходим комп­лексный учет множества характеристик (например, тех, ко­торые предложены нами в табл. 5).

Сегодня же действующие в большинстве стран статис­тические, социологические и другие учреждения, которые собирают и обрабатывают информацию, планомерно рис­ками не занимаются. Кроме того, специализированные фирмы (наиболее многочисленные — по анализу экономи­ческих рисков), как правило, имеют два существенных не­достатка: зависимость от заказчиков и низкую оператив­ность. В России единой концепции изучения рисков не существует, созданные по этому поводу документы разроз­ненны и носят отраслевой, а не общенациональный (меж­дисциплинарный) характер. Среди практических мер, на­правленных на обеспечение национальной безопасности, следует отметить создание:

• Единой государственной автоматизированной системы экологического мониторинга (ЕГСЭМ);

• Единой государственной автоматизированной системы контроля радиационной обстановки (ЕГАСКРО);

• Единой системы выявления и оценки масштабов и последствий применения оружия массового поражения (ЕСВОП).

С 1997 г. по инициативе МЧС России (Института риска и катастроф МЧС) начаты работы по созданию стратегии управления рисками с привлечением новых подходов из области фундаментальных наук. В этих совместных работах участвуют ученые:

• Института прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН;

• Института машиноведения им. АА Благонравова РАН;

• Института проблем управления РАН;

• Международного института теории прогноза землетря­сений и математической геофизики;

• Московского физико-технического института и др. Как видим, для решения рискологических проблем МЧС

привлекает лишь «технических» специалистов, а обществен­ное мнение и психологию людей изучает, видимо, своими, более чем скромными средствами.

Существуют попытки создания Интегрированной инфор­мационной системы социальной безопасности (ИИССБ) как системы по управлению и предупреждению социальных рис­ков, включающей подсистемы: социальной защиты нетрудо­способных категорий населения — пожилых, инвалидов, бед-ных; социального страхования трудоспособных категорий населения; развития социальной сферы для всего населения по стадиям жизненного цикла; социальных программ, нейт­рализующих нерегулярные, спонтанно возникающие риски для отдельных уязвимых категорий населения. По замыслу разработчиков системы решение стоящих перед ней методо­логических, методических и практических задач может быть осуществлено в рамках государственной статистики при условии регулярного межведомственного информационного обмена¹ и наличии налаженных экономических механизмов налогов, пожертвований, страхования и выплатЗ.

Таким образом, в изучении и оптимизации риска преоб­ладают технический и экономико-статистический подходы, которые не могут дать полноценной картины (информации) о существующих рисках и опасностях, не говоря уже о со­здании адекватных общенациональных рискологических программ.

Третья группа причин снижения объективности сооб­щений о рисках связана с закономерностями или особенно­стями функционирования самих СМИ. Это особенности:

• освещения событий;

• построения «повестки дня»;

• представления информации.

Наиболее значимой особенностью освещения событий в контексте коммуникаций о риске является дискретность их освещения. СМИ, как правило, интересуют отдельные собы­тия, а не кумулятивные или итоговые последствия каких-либо совокупностей событий. По этой причине проблемы посте­пенного загрязнения сред, возрастания опасности техноло­гий, ухудшения условий труда и быта «ждут своего часа», а именно: событий, происшествий, катастроф. С эффектом дискретности освещения информации тесно связан и другой эффект — вытеснения одного факта другим. Оба эти эффек­та с точки зрения здравого смысла вполне объяснимы. Ведь СМИ не могут постоянно отслеживать каждый из многочис­ленных социально значимых рисков, поскольку их ежеднев­но вытесняют все новые и новые события³. Следует отметитьтакже и эффект акцентирования в сообщениях СМИ фак­тов, а не их причин, в результате чего аудитория видит лишь поверхностную картину происходящего. Этот эффект за­частую является следствием сложности рискологических проблем, многие из которых не имеют однозначного реше­ния и/или требуют слишком большого объема освещения.

Составление «повестки дня» также имеет большое зна­чение для восприятия рисков. Сообщения, которые предваря­ют всю другую информацию, и события, которые наиболее интенсивно (по объему и частоте) освещаются, в массовом сознании выглядят наиболее значимыми. Более того, если часто повторять даже несуществующие вещи, то в сознании людей они становятся реальными. Существует ряд критери­ев, которые СМИ используют для определения наиболее важных событий. Во-первых, это события, обладающие эле­ментами привлекательности, драматизма: скандалы, гибель и телесные повреждения людей, разрушения. При этом по­тери в результате одного события привлекают больше, чем суммарные потери в результате многих. Например, риск преждевременной смерти от курения на три порядка (!) выше, чем риск погибнуть в авиакатастрофе. Но про авиа­катастрофы говорят чаще, чем о вреде курения, поэтому многие на самолетах летать боятся, но курить не бросают. (Разумеется, что здесь также проявляются эффекты добро­вольности и отсроченности последствий риска курения.) Существуют и другие критерии отбора событий: «новые» события имеют преимущество перед «старыми», но, возмож­но, более важными (в частности, в новом больше неизвест­ного, поэтому оно одновременно и пугает и притягивает); новости о представителях высших классов предпочитаются новостям о низших, поэтому многих проблем низших клас­сов для общества как бы не существует и др. Все эти кри­терии опираются на закономерности психологии восприя­тия. Учитывать их нужно, чтобы поддерживать интерес аудитории. В свою очередь интерес аудитории необходим для поддержания рентабельности и конкурентоспособности того или иного СМИ.

Говоря об особенностях представления информации о рисках в СМИ, следует рассматривать содержательный и формальный аспекты проблемы.

Первый аспект связан, прежде всего, с необходимос­тью упрощения информации для того, чтобы она стала понятной массовой аудитории. Однако часто это приводит к искажению информации. Особые сложности возникают при интерпретации научных данных, необходимых для опи­сания рисков. Иногда цитаты ученых передаются другими словами, изменяющими первоначальный смысл информации. Бывает, что в сообщениях СМИ совокупно используются данные нескольких исследований, исходящих из различных методологических предпосылок. Согласно правилу «объек­тивной» журналистики передаются и многочисленные раз­розненные точки зрения (например, ученых и политиков), не создающие ясной картины происходящего и не позволяющие рационализировать процессы принятия решений. Случаются и чисто технические ошибки¹.

Второй аспект проблемы касается формы сообщений. Восприятие рисков во многом зависит от места и времени размещения информации, ее названия, качества видеоряда и т. п. Но вполне понятно, что конструирование этих парамет­ров во многом определяется пристрастиями производителей и поставщиков информации и мастерством ее производителей.

Кроме СМИ в обществе существуют и другие сети ком­муникации. Однако и в них, например, при осуществлении коммуникации между организациями или организации с вышестоящими и нижестоящими инстанциями информация о рисках искажается, а иногда и умалчивается.

Очень часто информация искажается или замалчивает­ся соответствующими органами и должностными лицами для того, чтобы избежать излишнего внимания со стороны средств массовой информации, дополнительных усилий со своей стороны, служебных неприятностей. К примеру, объективная информация может породить отток работни­ков с особенно вредных производств, вредных и мало опла­чиваемых работ, что потребует значительных вложений для компенсации потенциальных рисков, снижения их до при­емлемого уровня², формирования благоприятного обще­ственного мнения. Между тем, очевидно, что осведомленность общественности об опасности какой-либо деятельности спо­собствует повышению ответственности как отдельных дол-жностныхлиц, так и организаций в целом (например, ответ- ственности предприятия перед общественностью района, в котором оно расположено)³.

Для оптимизации рисков также очень важны открытые каналы коммуникации между руководством организации и персоналом. Например, персонал должен получать информа­цию о несчастных случаях, происшедших на данном произ­водстве. Однако эти сведения оказываются ограниченными. Во-первых, существующие методы сбора статистики не от­ражают реального состояния мелкого травматизма на пред­приятиях. Во-вторых, имеется целый ряд причин, по кото­рым работники не всегда рассказывают о мелких травмах и предпосылках к несчастным случаям. Среди таких причин Л. Шлезингер выделяет¹: незнание рабочим, как руководство или товарищи будут реагировать на его сообщение; опасение потерять доброе имя и повредить себе по службе; желание показать себя с лучшей стороны и т. п.

Сходная картина складывается и в сетях обмена ин­формацией «по горизонтали». Так, представители предпри­ятий нередко скрывают от своих партнеров фактический уровень опасности оборудования и технологических про­цессов на своих производствах, что обусловлено секрет­ностью технологий в условиях конкуренции, стремлением избежать огласки нарушений мер безопасности или про­сто нежеланием выносить сор из избы. Разумеется, что подобный «обмен информацией» затрудняет сотрудниче­ство предприятий в области экспертизы технических про­исшествий².

В целом все эти «издержки» коммуникации обусловле­ны теми же причинами, которые мы выделяли для СМИ: специфическими интересами и компетенцией поставщиков информации, а также институциональными и «технически­ми» особенностями коммуникативных сетей³. Следователь­но, оптимизация коммуникаций о рисках должна проводить­ся в направлениях реализации общественных (групповых) интересов, обеспечения социального поведения и принима­емых решений научными данными, совершенствования со­циально-коммуникативных систем.

Комплексная реализация этих направлений может быть осуществлена с использованием концепции, предложенной В. Ковелло, П. Словиком и Д. фон Винтерфельдтом¹. Эти авторы выделяют четыре целевых вида коммуникации.

Цель первого вида коммуникации — информирование людей и их обучение рациональному восприятию рисков (например, на основе представления статистических дан­ных, имеющихся на рис. 7 и в табл. 12). Цель второго — изменение неоправданно рискованного поведения людей (например, посредством рекламирования правильного об­ращения с огнем, безопасного вождения, секса и т. п.). Цель третьего — предупреждение людей о возможных опасно­стях (например, звуковыми сигналами и экстренными со­общениями в случае выбросов вредных веществ в атмос­феру, стихийных бедствий² и т. п.) и доведение до них порядка правильных действий и мер безопасности. И, на­конец, цель четвертого — разрешение социальных конф­ликтов по поводу рисков и совместное решение проблем (например, путем развертывания публичных дискуссий в СМИ, организации диспутов, встреч).

Таким образом, представленная модель показывает, что три первых вида коммуникации представляют собой одно­направленные процессы «сверху вниз». И лишь последний предполагает поиск общественного консенсуса по поводу вол­нующих людей рисков, в ходе которого, как мы полагаем, должны использоваться знания, полученные при организа­ции трех первых видов коммуникации. Однако по поводу вовлечения публики в процессы принятия решений следует сделать два замечания. Во-первых, сама возможность дискус­сий по поводу риска в организациях и малых группах во многом зависит от вида их деятельности. А во-вторых, учас­тие людей в процессах принятия решений не должно ограни­чиваться лишь артикуляцией различных мнений; оно должно быть более активным.

Мы уже отмечали важность соответствующей законода­тельной базы для оптимизации рисков и будем еще затраги­вать этот вопрос. Здесь же ограничимся лишь одним приме­ром, показывающим возможности учета субъективных оценок риска. Согласно российскому закону «Об экологической эк­спертизе» общественную экологическую экспертизу могут проводить лишь те общественные организации (объединения), в официально зарегистрированных уставах которых записан этот вид деятельности. При таком подходе влиять на решения в области экологических рисков может не вся заинтересован­ная общественность, если под ней понимать всех юридичес­ких и физических лиц кроме тех, кто в силу своих обязанно­стей должен принимать соответствующие решения. Однако существуют законодательства, которые общественность по­нимают именно так. Например, при общественном обсужде­нии заключения о воздействии на окружающую среду проек­та строительства гидроэнергетического комплекса на реке Уилинг-Крик (США) были учтены замечания: восьми федераль­ных органов, шести органов штата, трех администраций окру­га, пяти общественных организаций и десяти частных лиц¹.

Таким образом, оптимизация коммуникаций по поводу рисков предполагает неразрывность их объективных и субъективных оценок. Однако последние все же должны опираться на научные данные. (Разумеется, что при этом общественность должна понимать, что в вопросах риска наука руководствуется вероятностными данными, и поэто­му следует отличать научную логику и практическую опас­ность.) В свою очередь для того, чтобы использовать науч­ные данные, нужно их иметь. Сегодня же мышление человека иррационализируется по причине огромного количества несистематизированной информации, которая мешает со­здать достаточно ясную и непротиворечивую картину мира.

Для упорядочивания и повышения объективности ин­формации о рисках целесообразно создание единых сис­тем их измерения. Одной из попыток создания таких сис­тем является разработка шкалы измерения риска немецким ученым Клаусом Хайльманом².

Шкала К. Хайльмана (рис. 7) показывает риск одного смертельного случая от различных происшествий в отноше­нии к величине рискового сообщества. Кроме того, величи­на рисковых сообществ перенесена на сжатую логарифми­ческую шкалу. При .этом учитываются не только сами рисковые сообщества (когорты, в которых один человек в течение года становится жертвой конкретного несчастного случая) от 1 до 100.000.000 человек, но и величина безопас­ности от нуля баллов (наименьшая безопасность) до восьми баллов (наибольшая безопасность). Чем больше рисковое сообщество, тем в большей степени ослаблен риск для ее отдельного представителя. Чем группа меньше, тем «концен­трированнее» риск. С каждым шагом вверх по шкале риско-вое сообщество увеличивается в 10 раз. Для его отдельного представителя это означает десятикратное увеличение бе­зопасности.

Выжчжжд рюсоюго Шшд

100.000.000

Увеличение безопасности

10.000.000

Риск погибнуть под обломками упавшего самолета Риск умереть от укуса пчелы Риск погибнуть от удара молнии

1.000.000

Риск погибнуть в авиакатастрофе Риск погибнуть от стихийного бедствия

100.000

Риск погибнуть при езде на

велосипеде

Вероятность попасть под машину

Риск стать жертвой несчастного

10.000

случая в своей квартире

Риск погибнуть в автокатастрофе

1.000

100

Риск преждевременной смерти от курения

1 1

10

Уменьшение безопасности

Рис. 7. Шкала измерения риска К. Хайльмана

Шкала позволяет рационально сравнивать бытовые риски со смертельным исходом¹. Так, риск погибнуть в авиакатастрофе в текущем году для каждого пассажира равен 5,8 балла. Это значит, что в течение года из 900.000 человек, летающих самолетами, один погибнет. Риск погиб­нуть в автокатастрофе гораздо выше и составляет 3,6 балла.

¹ Согласно нашему пониманию риска, в шкалу включены не только риски, но и опасности.

Подобные шкалы хороши для оценки предсказуемых рисков, локализованных по месту и времени. Однако вряд ли с их помощью можно оценить риски новые. Трудность зак­лючается уже в том, что в основе этих шкал лежат статис­тические данные, а эпоха новых рисков началась всего пол­века назад и статистический материал о них отсутствует. Но как попытка рационализации отношения к современным рискам и опасностям шкала К. Хайльмана очень полезна.

Имеются и отечественные статистические данные отно­сительно наиболее распространенных рисков и опасностей, которые содержатся в табл. 12¹.

Таблица 12 Шкала рисков

Ранг риска	Риски (опасности)	Смертность; % от числа всех погибших за год
1.	Курение	41,4
2.	Потребление алкоголя	27,6
3.	ДТП (без железнодорожных про­исшествий, происшествий с мото­циклами и велосипедами)	13,8
4.	Огнестрельное оружие (без охоты)	4,6
5.	Стихийные бедствия	4,4
6.	Поражение электротоком	3,8
7.	Езда на мотоцикле	0,8
8.	Хирургические операции	0,7
9.	Рентгеновское облучение в меди­цинских целях	0,6
10.	Аварии на железной дороге	0,5
11.	Аварии частных самолетов	0,4
12.	Обрушение больших строительных конструкций	0,3
13.	Езда на велосипеде	0,3
14.	Несчастные случаи на охоте	0,2
15.	Прочие	0,6

Безусловно, конструированием единых систем измерения рисков, созданием информационных баз данных должны за­ниматься не отдельные ученые, но целые специализированные организации. В частности для обеспечения их деятельности в рамках международного проекта «Оценка риска и управления им для защиты здоровья людей и окружающей среды от энер­гетических и других сложных промышленных систем», осу­ществляемого с 1986 года совместно МАГАТЭ, ЮНЕП, ЮНИДО и ВОЗ, подготовлено «Руководство по оценке и ранжированию риска в крупных промышленных регионах и методам создания банков данных о различных видах рис­ка, присущих этим регионам».

Многими российскими авторами обосновывается целесо­образность создания государственного мониторинга рисков — мощной фабрики по производству информации, отвечающей требованиям научности, гласности, независимости и оператив­ности и работающей по принципу известного Института Гэлап-па в США и ему подобных фирм, уже более полувека дей­ствующих в развитых странах Запада и обеспечивающих информацией политическую и экономическую деятельность, управление общественными процессами. Любой гражданин или организация должны иметь доступ к информации, полученной с помощью мониторинга. Этого можно достичь путем издания массовыми тиражами специальных бюллетеней, передачей наи­более важных сведений через средства массовой информации.

Целесообразно создание и международных банков рис-кологических данных. Особенно в тех случаях, когда круп­ные происшествия происходят в результате стечения край­не маловероятных событий, что делает невозможным их статистический анализ в рамках одной страны. Такой банк данных создан в Западной Европе. В нем собранные сведе­ния подвергаются тщательному изучению, а результаты анализа открыты для стран — членов Европейского эконо­мического сообщества.

Кроме того, проблемами сбора, классификации и распро­странении знаний о рисках и опасностях для управления, обеспечения общественного порядка и других целей в боль­шей или меньшей степени должны заниматься практически все организации и учреждения.

Например, исследования показывают, что абсолютное большинство рабочего времени сотрудники милиции (полиции) тратят на обмен различной информацией с гражданами'. Зна­ния о рисках и опасностях нужны не только самой мили­ции, но и правительству для совершенствования законов, представителям промышленности для повышения безопас­ности их продукции, страховым компаниям для установле­ния величины страховых премий. Кроме того, при помощи информации, предоставляемой милицией, меры по множе­ству случаев, зачастую и тех, по которым возможно пре­следование по закону, могут приниматься внутри систем уп­равления риском других организаций (образовательных, страховых, охранных).

Примером продуктивного взаимодействия граждан и правоохранительных органов являются системы безопасно­сти, организованные в ряде стран, в частности в Канаде, на уровне местного самоуправления. Эти системы создаются на базе компьютерных сетей, сетей компьютеризированной телефонной связи и других средств связи и наблюдения (видео, радио, сигнальных) и, как правило, объединяют не­сколько тысяч пользователей между собой и полицейскими участками. Цель создания подобных систем безопасности — воспитание рефлексии, повышение ответственности, укреп­ление солидарности и мобилизация населения для управле­ния возможными рисками на местах. Системы позволяют не только фиксировать подозрительные факты и происше­ствия, предотвращать преступления, задерживать преступ­ников и нарушителей, но и обучать людей безопасному поведению, предупреждать их о рисках.

Так, мероприятия по облегчению возможного розыска детей и подростков¹ начинают осуществляться заблаговре­менно. В частности, родителями создаются банки данных, в которых могут содержаться фотографии, словесные порт­реты, антропометрия, группы крови, образцы ДНК, заболе­вания, привычки и другие сведения для потенциальной цели идентификации детей. Собираются также данные о родствен­никах, друзьях и знакомых ребенка: как минимум, их теле­фоны, домашние адреса, места работы или учебы. От детей требуют предупреждать взрослых о своих мероприятиях и визитах, особенно внеплановых².

Важную роль в воспитании законопослушного поведе­ния и обеспечения безопасности детей играет непосредствен­ная коммуникация между представителями правоохранитель- ных органов и школой (и другими образовательными заведе­ниями) . Первоначально в учебные планы было включено про­свещение детей относительно наркотиков, а полицейские про­водили занятия и выступали в роли экспертов. Затем тематика занятий была расширена и позволила освещать насилие, дру­гие виды противоправных действий и правила безопасного поведения. Кроме того, полицейские проводят профилактичес­кую работу с так называемыми группами риска, проводят конфиденциальные беседы по просьбе самих школьников, помогают им в решении различных проблем и получают от них информацию о возможных или уже совершенных нару­шениях. Так сами учащиеся становятся ответственными за безопасность своей школы. Коммуникация может осуществ­ляться также через телефон или почту доверия. При необхо­димости проводится работа и с родителями. Практика показы­вает, что эффективность деятельности полицейского офицера увеличивается, когда он включается в штат школы¹.

Таким образом, для формирования нового уровня рис­кового сознания следует идентифицировать реальные труд­ности и ложные проблемы коммуникации, выявлять вопро­сы, нуждающиеся в обсуждении, обсуждать и решать их. Это возможно на основе: наличия научных данных о кон­кретных рисках, проведения государственной, местной и корпоративной политики в области информации о рисках, требующей демократичности и гласности, а также незави­симости, объективности, высокой ответственности и опера­тивности органов управления, средств массовой информа­ции и информационно-аналитических и других организаций. Создание этих условий должно осуществляться совместно с совершенствованием социальных систем. Далее под соци­альными системами мы будем понимать государство, в свою очередь входящее в систему международных отношений, его национально-территориальные образования, министерства, ведомства, предприятия, организации. В ходе дальнейшего изложения все подсистемы государства, а также подсисте­мы подсистем мы будем называть организациями.