5. Западные и южные славяне

Задание 1.

При чтении текстов, включенных в 3 задание, необходимо обратить особое внимание на материалы, которые помогут подробно и доказательно раскрыть следующие вопросы:

1. Какие общие для славянских народов идеалы проповедают авторы данных стихов?

2. Какие характерные черты славянского менталитета можно выделить на примере творчества представленных в подборке авторов?

3. Назовите самую характерную, на ваш взгляд, черту славянских народов

Л. СТЕФАНОВА (Болгария)

* * *

Когда отдаляемся мы

От каких бы то ни было крупных предметов

Они становятся меньше.

Вершина горы,

Старинная башня,

Квадрат кукурузного желтого поля

Становятся меньше,

Укромней.

Только ты, родная земля,

Чем дальше я от тебя уезжаю,

Становишься больше,

Обширней,

Огромней.

Когда отдаляемся мы

От звуков каких бы то ни было громких,

От песни крестьянской,

От гудка паровоза,

От грохота горной реки,

Звуки все затихают,

Голоса замирают,

Словно все онемело: дороги, леса и поля.

Только твой

Единственный голос,

Чем дальше от тебя уезжаю,

Становится громче, звучнее и чище.

Он ко мне прилетает и находит меня

Тем вернее, скорее и проще,

Чем дальше я от тебя уезжаю,

Родная земля.

А. СЛОНИМСКИЙ ( Польша)

* * *

Кто о народе собственном забудет,

Узнав, что чешский оскорблен народ,

Кто югославу в горе братом будет,

Норвежцу -- коль норвежский край падет,

Кто с матерью еврейской на руине

Оплачет перебитых сыновей,

Кто с москалем в беде - одних кровей,

А с украинцами скорбит об Украине,

Кто сродник всем поверженным вовеки -

Француз, коль Франция в недоле. Грек,

Когда без хлеба умирают греки, -

Тот соотечественник мне. Он - человек.

Я. ИВАШКЕВИЧ (Польша)

МИР

Он не слетит, как голубица,

небесную покинув ширь,

Он молнией не загорится --

Над миром мир.

Из общей воли он родится

Простых людей святой кумир.

Борьбою нашей утвердится --

Над миром мир.

Придет, когда сомкнув колонны,

Сзывая всех на братский пир,

Провозгласят свой зов мильоны:

“Да будет мир!”

М. ПУЙМАНОВА (Чехия)

ВОССТАНИЕ

Я, пораженная, на ангела смотрела:

вздымал он бронированный кулак.

И херувимы пушку для обстрела

готовили, спеша. Да, было так!

Да, небожители под рев орудий

на раны с треском рвали полотно!..

Невзрачные совсем простые люди

вдруг возвеличились, объединясь в одно.

Те люди в монумент слились! Когда же

восстанье протрубило им отбой, --

вернулись в будничность. И не поверишь даже,

что вот они, герои, пред тобой.

С. КОСТКА- НЕЙМАН (Чехия)

* * *

И гордым будь:

ты все перенес,

не осквернила губы и грудь

постыдная ложь.

Таким всегда был народ

с молотом и косой,

он верил в солнца приход,

и верил и ждал.

Свой урожай

уберет он сам

семьей большой.

Прочь с пути его! Строит он храм

братства людей.

Задание 2.

При чтении текстов, включенных в 2 задание, необходимо обратить особое внимание на материалы, которые помогут подробно и доказательно раскрыть следующие вопросы:

1. Каковы характерные национальные черты болгарского народа?

2. Чем похожи болгары на русских? Какие исторические события связывают наши народы?

3. Чем знамениты места и города, описанные в тексте? Расскажите о них подробнее.

4. Какие изменения произошли в болгарской культуре, в отношении болгар к истории своей страны со времени написания этого рассказа?(к.50-х г.)

ПАУСТОВСКИЙ К.

ЖИВОПИСНАЯ БОЛГАРИЯ

Мне придется начать этот небольшой очерк о Болгарии с короткого замечания по поводу слова «шума». «Шумой» по-болгарски называется листва. На примере этого слова становится заметным совпадение смысла слова с его звучанием. Явление это в жизни любого языка встречается не так уж часто. Листва, действительно, почти все время шумит. Весной и летом она шумно трепещет от ветра, а осенью собирается в кучи и трещит под ногами.

Я упоминаю об этом потому, что приехал в Болгарию в разгар осеннего «шума», в пышную «цыганскую осень» - соперницу нашего русского «бабьего лета». Поэтому я увидел страну - поразительно живописную и разнообразную по своим ландшафтам - в такой ясности осеннего воздуха, что издалека был заметен каждый высохший лист винограда, окрашенный в побледневшее золото или темную киноварь и пронизанный спокойным солнцем.

В Болгарии сохранились старые монастыри - бывшие оплоты в борьбе народа с турецким владычеством. Стены монастырей расписаны фресками. Особенно хороши фрески великолепного художника-примитивиста Зографа. Я видел в одном из монастырей вблизи города Тырнова, как в низкое окно церкви проникла виноградная лоза. Листья ее пожелтели к осени. Они кое-где прикасались к фрескам Зографа, и их нельзя было отличить от светло-золотого сияния фресок. Внутри церкви висели, зацепившись за резной дубовый алтарь, большие кисти черного винограда.

В разговорах со мной болгарские товарищи сокрушались, что я приехал поздно - вот-вот начнутся дожди. Я же был счастлив, что увидел страну в византийской парче, в «шуме» всех оттенков. К счастью, сухая осень тянулась долго. Мне повезло еще и потому, что я увидел Болгарию после уборки урожая. На полях кое-где еще снимали хлопок, но уже гудели по селам людные базары, круторогие волы с синими, как море, глазами свозили последнюю ботву, женщины пряли па порогах, сельские «читалища» — читальни — были переполнены посетителями - детьми и молодежью, жарилась на черепицах рыба, бубкы с колокольчиками буйно звенели за стенами крестьянских домов — начиналось время осенних свадеб. По сельским площадям бродили цыганки в ярких шальварах и навязывались со своим счастливым гаданием, мальчишки бросали петарды, а ослики, негодуя на мальчишек, начинали лягаться и кричать свое оглушительное «и-и-а! и-и-а!»..

Этих терпеливых работников - перевозчиков всяческих грузов — в Болгарии, пожалуй, не меньше, чем грузовых машин - камионов. Это обстоятельство, несмотря на размах строительства, сообщает стране внешне обманчивый, несколько патриархальный облик.

Ослики трудолюбивы и трогательны. Они старательно идут по обочинам дорог, моргают длинными детскими ресницами и задумчиво хлопают пыльными ушами.

В горах на Старой Планине мы встречали шеренги осликов, нагруженных дровами. Они шли совершенно одни, без погонщиков, повинуясь переднему ослу, не останавливаясь без нужды и даже не пытаясь пощипать траву. Они были «при деле» и относились к своему делу вполне добросовестно.

В музее в городе Пловдиве хранится так называемое «Золотое сокровище из Панатюрищ» - восемнадцать выкованных из чистого золота кубков и амфор с барельефами, изображающими эллинских богов и сцены из «Илиады» Гомера (в Болгарии его называют Омаром). Это - ювелирная работа неведомых и гениальных мастеров эллинской эпохи. Сокровище это было найдено недавно, в 1949 году, тремя братьями - землекопами Дейковыми, когда они копали глину для кирпичного завода около деревни Панатюрище. Золотой клад светится в полутемном зале музея, как маленькое солнце, и бросает свой отблеск на все вокруг. Глядя на него, я был далек от всяких определений и сравнений, но на следующий же день где-то в предгорьях Родопов солнечный луч осветил склоны гор, уходившие во мглу, и вся даль вдруг поднялась и засверкала из этой мглы нагромождением золотых вершин, как сокровище из Пловдивского музея. И это сокровище вдруг показалось мне олицетворением осенней Болгарии.

В Болгарии много истории погребено под землей. Несомненно, что до сих пор в земле лежат еще никем не открытые, несмотря на повышенный интерес болгар к прошлому своей страны, руины городов, храмов и многочисленные остатки некогда богатых и разнообразных культур. Болгария была дорогой народов, местом их длительных стоянок.

В первые дни жизни в Болгарии я многих болгар принимал за историков или археологов, независимо от того, кем они были на самом деле - писателями или виноградарями, студентами или агрономами. Все они знали свою историю и разбирались в ней, и это, конечно, свидетельствовало о любви к своей стране и своему народу. Национальное сознание рождается не только в борьбе за независимость, но и в ощущении подлинной жизни своей страны, в ощущении кровной связи с народом во все эпохи его существования, в знании и охране своего языка, быта, народного искусства.

Болгары - большие патриоты. Но вместе с тем это люди, легко овладевающие всем ценным в культуре других стран и обращающие это ценное на потребу своему народу.

К Болгарии с полным правом можно отнести слова поэта Волошина:

Каких последов в этой почве нет

Для археолога и нумизмата!

От римских гемм и эллинских монет

До пуговицы русского солдата.

Раскопки, планомерно начавшиеся после утверждения в Болгарии народной власти, уже дали несколько находок мирового значения. В конце войны вблизи города Казанлыка была открыта фракийская гробница. Фреска в этой гробнице была написана художником, равным по силе величайшим мастерам Возрождения. На фреске изображена тонкая женщина с прекрасным и бледным лицом. Она сидит в кресле, а рядом с ней, в другом кресле, - прислоненный к спинке, почерневший труп ее мужа. Она держит его за руку, и эти две сплетенные до локтей руки производят потрясающее впечатление. Ее рука полна нежнейшей жизни, она просвечивает легкой розоватостью крови, а его рука черна, как обугленная на костре виноградная лоза. В глазах у женщины - любовь и ужас. Позади кресел стоят высокие и тонкие лошади с тревожными глазами. Лошади написаны серой и зеленоватой краской. Это изображена, как объяснили мне, особая, сейчас уже не существующая порода «фракийских лошадей». В этой фреске можно найти начала нескольких живописных течений (вплоть до импрессионизма), которые появились на много веков позднее.

Над гробницей построено полусферическое бетонное здание, чтобы предохранить фрески от сотрясений и доступа наружного воздуха. В гробнице стоят сейсмографы, сложные термометры и другие приборы, следящие за состоянием воздуха и температуры. В Болгарии памятники истории и культуры охраняются с необыкновенной тщательностью.

Есть города, которые почти невозможно описать последовательно и связно - такая сложная и живописная у них топография. Во всяком случае, на такое описание потребуются месяцы и годы. Читая о таких городах, трудно представить их себе, если нет под рукой карты.

Таков город Тырново. Я прожил в нем три дня, но до сих пор не могу воспринять его как полную реальность. Как будто давным-давно здесь играли старинную пьесу, потом автор, актеры и зрители умерли, декорации сказочного города остались. Они повисли над отвесным извилистым ущельем реки Янтры и висят так уже века, выцветая на солнце.

Тырново - это дома, легко взнесенные один над другим среди обрывов и пропастей, это мосты, неожиданно перелетающие через реку из тоннеля в тоннель, это рыцарские башни, караван-сараи, великолепный музей, остатки древних колонн с надписями, монастыри с богатой росписью, предместье Арбанаси, где старые дома грознее крепостей. Двери этих домов так густо, ряд к ряду, обиты гвоздями с большими шляпками, что при нападении никаким топором нельзя было расщепить такую дверь. Можно было только сломать топор.

Тырново — это причудливые очаги в домах, выступающие этажи, деревянные решетки на окнах, зал мэрии, где была провозглашена конституция Болгарии, столовые горы со всех сторон горизонта. Это пригородные корчмы, где пьют «червоне» вино, которое не уступает рейнвейну, закусывают его сыром и поют монотонные песни. Это, наконец, ночи, шумные от ровного и непрерывного голоса реки, и великое множество огней, неясно освещающих сказочный фасад этого города.

Каждый, кто читал Грина, представляет себе описанные им, но несуществующие города Зурбаган, Гель-Гью или даже целую небольшую страну Лилиану. Биография Грина не дает оснований думать, что он был в Несебре. Но сходствео этого порта с гриновскими городами поразительно. Признаться, я не очень верил, что в мире есть такие гриновские города. Я только хотел, чтобы они были и своей живописностью украшали и облегчали существование людей.

Несебр — это каменный небольшой остров. Он, правда, соединен с материком дамбой. В тихую погоду в заливе около дамбы плавают сотни медуз, и видно, как по дну озабоченно ползают крабы, прячась за жестянки от консервов и ржавые сплющенные бидоны.

Весь Несебр можно обойти за час. Он начинается крутым въездом с полуразрушенными крепостными воротами и крепостными стенами. Пожалуй, лучше всего можно составить представление о Несебре, если выбрать небольшую часть пейзажа, хотя бы кусок той же крепостной стены, и тщательно рассмотреть его. Тогда, как под увеличительным стеклом, откроется много не замечаемых с первого взгляда вещей. Что можно увидеть?

Прежде всего, вы заметите в крепостной стене замурованные арки со сложным орнаментом. Он выложен из тонкого византийского кирпича. Ясно, что раньше здесь была византийская базилика, но потом ее использовали как часть крепостной стены.

Рядом с одной из замурованных арок пробиты дверь и окно в темноватое помещение внутри стены. Там стирает белье в цинковом корыте красивая пожилая женщина с седыми волосами. Белые волосы у нее заплетены в две косы и свернуты па затылке тяжелым узлом. Вместо порога у входа в это помещение положена расколотая мраморная плита. На плиту поставлен очаг (мангал), и на нем жарится самая вкусная на земном шаре рыба сафрид сегодняшнего, утреннего улова. Налево от двери проросла сквозь землю корявая маслина. Вернее, не сквозь землю, а сквозь утоптанную щебенку, мраморную крошку и давным-давно высохшую траву с твердыми, как железо, желтыми колючками.

Кажется, что этой маслине не меньше тысячи лет, а сероватый налет на ее листьях — просто библейская пыль, занесенная сюда ветром из земли Ханаанской.

Потом, подняв голову, вы замечаете в крепостной стене остатки колонн из розоватого мрамора с глубокими желобками - каннелюрами. По каннелюрам проворно бегут рыжие муравьи: по одной каннелюре только вверх, а по другой - только вниз, как на автострадах с односторонним движением. Вверх муравьи бегут порожняком, а вниз каждый муравей тащит один кристаллик сахарного песку. Ясно, что здесь происходит бесшумный грабеж среди белого дня. Но хозяйка дома этого не замечает. Но где же хозяйка?

Надо поднять голову еще выше, и вы увидите, что к крепостной стене прилеплена пристройка, похожая на маленький глухой балкон. Он сколочен из такого побелевшего от старости дуба, что на нем остались только скрученные твердые жилы, а древесина давно превратилась в труху и высыпалась. Вообще все дома в Несебре построены из такого выветренного и просоленного дерева, что оно приобрело цвет старой меди.

В этой деревянной пристройке (или, вернее, в гнезде) пробито окошко. Из него выглядывает хозяйка — девочка в красном платье. Ее косы свисают наружу так низко, что если поднять руку, то можно дотронуться до них. Вы говорите ей о грабителях-муравьях. Она высовывается, видит вереницы муравьев, начинает дуть на них, вызывает среди муравьев страшное смятение и заразительно хохочет. На крошечном подоконнике рядом с этой легкомысленной хозяйкой горит в треснувшей вазе пылающая и никогда не догорающая герань. От этого окошка к крюку в стене протянута веревка. На ней, прежде всего, висит жестяной фонарь. В нем свили гнездо ласточки. А затем на этой же веревке вялится рыба — чирус и паламида (как здесь говорят, «паламуд»). Все дома Несебра увешаны, как увешивают разноцветными бумажными цепями елки, гирляндами вяленой рыбы — скумбрии, заргана (иглы-рыбы) и сафрида.

В Несебре вторые этажи домов выступают над первыми и поддерживаются дубовыми подпорками - эркерами. Улицы в Несебре узкие. Все это сделано потому, что остров маленький и городу некуда расти.

В Несебре было 48 византийских базилик. Некоторые из них хорошо сохранились. В одной из базилик с обвалившимся куполом Бургасский драматический театр ставил под открытым небом пьесу писателя Фигурейда об Эзопе под названием «Лиса и виноград». Режиссер этого театра пять лет учился в Ленинградской театральной школе и был страстным поклонником Мейерхольда. Все рыбацкое население Несебра (другого населения там нет) собралось на этот спектакль. Выход в море в этот день был отменен. Все пришли со своими скамейками, сколоченными главным образом из остатков давно отслуживших «гемий», - так в Несебре и в соседнем Созополе называют рыбачьи баркасы.

Все зрители были одеты по-праздничному, и, говорят, это было одно из красивейших зрелищ на всем побережье. Детей оттерли и умыли так безжалостно, что у них даже побледнел загар. Женщины в шумном шелку всё же пряли, не спуская глаз со сцены, а мужчины в особенно сильных местах пьесы отчаянно курили крепчайшие сигареты.

Некоторые старики оделись по-старому - туго повязали головы пестрыми платками, а концы платков спустили вниз на ухо. Это воскресило времена пиратов.

Пьеса «Лиса и виноград» довольно сложная. Поэтому я спросил режиссера, поняли ли ее зрители.

— Поняли великолепно,— ответил режиссер.— Больше месяца после спектакля эта пьеса обсуждалась всем населением Несебра с такой страстью, что, говорят, были даже драки.

Море обнимает Несебр со всех сторон — очень синее, очень прозрачное, кажущееся одновременно и древним и молодым. Над морем непрерывно носятся, как будто в каком-то танце, большие буревестники. Порт в Несебре маленький. В нем теснятся, постукивают бортами и поскрипывают рыбачьи лодки с узорными носами. Мол — в цветах невзрачного бессмертника. Недалеко от порта ресторан «Одеса» (через одно «с»). Там подают жареную «на скара» (на сковороде) скумбрию, пьют болгарскую водку — ракию и турецкий кофе, жуют сыр и заедают его желтоватым крупным виноградом. Но можно заказать и кебабчи — соединение сжигающего все внутренности перца, терпкого аромата каких-то трав, прозрачных долек поджаренного лука и кипящего в жиру бараньего мяса. Такое кушанье можно есть, очевидно, только вернувшись на милую землю после десяти­балльного шторма.

Под потолком в «Одесе» висит высушенная рыба — «морска лястовичка» (морская ласточка) с большими, как овальные крылья, распахнутыми плавниками. Это - редкая рыба. Она иногда приплывает к берегам Несебра из «Моря богов» — Архипелага и, по авторитетному мнению стариков, всегда приносит удачу.

К югу от Несебра есть еще один необыкновенный порт — Созополь (бывшая эллинская Аполлония). Он больше Несебра и в некоторых отношениях даже колоритнее его.

С Созополем произошел случай, пожалуй, единственный в истории городов Европы. Какая-то мультимиллиардерская американская кинофирма предложила болгарскому правительству продать ей Созополь за баснословные деньги, с тем что сначала в Созополе будет снят грандиозный исторический фильм, который окончится пожаром города, а затем пепелище будет расчищено, спланировано и на нем американцы построят фешенебельный курорт по типу самых дорогих курортов Флориды. Конечно, болгарское правительство отклонило это наглое предложение. По-настоящему, в людей, появляющихся с такими предложениями, надо тут же стрелять в упор, не задумываясь, как это делают простодушные жители Техаса, стреляя в актеров на экране, если они бездарно играют.

Расположение Созополя среди бухт и островов так же причудливо, как и Несебра.

С балкона нашей комнаты на втором этаже были видны три бухты, несколько мысов и скалистые острова. Около островов ветер часто проносил вереницы белокрылых гемий.

В противоположность жителям Несебра, созопольцы называют свои гемий «кораблями». Это звучит даже величественно: «Сейчас корабли уходят в море», или: «Корабли застигнуты ветром около мыса Эмине».

Несколько дней я прожил в болгарском рыбачьем порту Созополе, бывшей Аполлонии.

Там поэт Славно Чернышев подарил мне греческую амфору. По его словам, амфоре было две с половиной тысячи лет. Созопольские рыбаки вытащили ее сетью с морского дна во время зимнего лова. Чернышев ходил тогда с рыбаками в море, и они отдали ему амфору в знак своего расположения к поэзии.

Когда амфору подняли из воды, она походила на большой шар, слепленный из раковин мидий. Но как только амфора начала высыхать, мидии стали отваливаться пластами и вскоре отвалились все. Тогда амфора предстала во всей своей стройности и чистоте. Но все же на слегка шершавой ее поверхности остался беловатый узор - следы отвалившихся мидий.

Славчо Чернышев говорил, что древние эллинские мореплаватели выбросили эту амфору за борт корабля во время свирепого греуса — черноморского норд-оста. Он бушевал и в те давние времена над Черным морем с такой же силой, как и сейчас. Чернышев называл греус «трагическим ветром». Амфору выбросили в качестве жертвы, чтобы умилостивить бога морей Посейдона и остановить бурю. Она захватила корабль вдали от берегов. В таких случаях всегда бросали в море жертвенные амфоры с оливковым маслом.

О том, что амфора была жертвенная, свидетельствовала черная пленка окаменелого масла на ее дне.

Таким образом, древность амфоры была установлена. Чтобы окончательно убедиться в ее возрасте, Чернышев повел меня в заброшенную базилику. Там он вместе с созопольским художником Яни Хрисопулосом устраивал местный музей. Пока что в музее были одни амфоры. Рыбаки время от времени вылавливали их и сдавали в музей. Но однообразие экспонатов ничуть не смущало ни Чернышева, ни Яни. Тем лучше! Не часто встречается на свете такое обширное собрание амфор разных веков и форм. Изучение и сравнение амфор вызывало у художника и у поэта мысли о баснословных временах. Мифы, легенды, архаические предания легко рождались в присутствии этих амфор и переносили любителей-археологов в мглистую, плохо различимую даль истории.

К железному кольцу в дверях базилики кто-то привязал пожилого пыльного осла. Он не давал нам пройти. Чернышев хотел отвязать осла, но тот начал бессмысленно сопротивляться. При этом от него густо полетела рыжая шерсть. Мы долго возились с ослом, пока нам удалось оттащить его от дверей базилики и привязать к соседней акации.

Тогда прибежала запыхавшаяся хозяйка осла, старая Живка. И хотя осел уже нам не мешал, она все же подскочила к нему и громко ударила его сухой палкой по крупу. Осел зарыдал.

Мы вошли в гулкую базилику. В ней сохранилась прохлада,— должно быть, еще от прошлой зимы. Со сводов осыпалась крошечными лавинами известковая пыль.

Вдоль стен базилики и на алтаре стояли и лежали десятки амфор. Они располагались по возрасту. Века были помечены черной краской на стенах. Чернышев подвел меня к группе амфор, таких же, как та, которую он мне подарил. То были амфоры-сестры. Он показал мне на цифру на стене: «2500 лет до нашей эры».

— Це-це! — сказала бабка Живка и на всякий случай перекрестилась.— Ты, Яни-сынок, постарайся поскорее их освятить.

— Это зачем? — недовольно спросил Яни.

— Тогда их можно будет отнести в нашу церковь к отцу Мавренскому вместо ваз для цветов. Живка произнесла речь о скудости современного богослужения и удалилась. Мы остались одни.

Кусок осеннего неба за окном был таким струящимся и синим, будто снаружи еще сияло лето. Солнце, сливаясь с этой синевой, падало на амфоры и оживляло их.

Славчо Чернышев сказал, что амфоры похожи на молодых женщин. Очевидно, самую форму амфор древние гончары заимствовали у женского тела - узкого в талии и широкого в бедрах, уходящих книзу стройными смыкающимися линиями.

Мы вышли из базилики и сели на ступенях паперти. Мы сидели под солнцем и говорили о прошлом и будущем. Нам не хотелось двигаться. Невдалеке шумело прохладное море, окатывая с головой старые скалы. Кончался октябрь. И мы говорили о том, что чистое, почти священное ощущение земли, воздуха, неба, рощ и тихо шумящих морей, свойственное древней Элладе, нужно целиком взять себе для обогащения нашей культуры.

Созопольские капитаны говорили мало, но хранили в памяти многие куски жизни, известные только им,-будь то пожар закатного солнца над безбрежностью Эгейского моря или драка матросов из-за патефонной пластинки с записью увертюры «Кармен».

Они хранили в своей памяти многое, но все это рассказывал за них окружающим Славчо Чернышев — человек с душой мореплавателя, рыцаря и менестреля.

Сивриев был совершенно непохож на Чернышева. Их роднило только одно общее свойство — расположение к людям и страсть к скитальчеству.

Сивриев, бывший партизан, израненный на войне с немцами, человек реальных представлений, был непоколебим в своем бескорыстном восхищении подлинной литературой, в своей простой любви к ней. То была любовь бесповоротная, действительно пламенная. Ради литературы он, как солдат, в любую минуту мог броситься в штыковой бой против превосходящих сил противника. Он часто вспоминал песни родопских горцев, песни своей прелестной родины, был строг в делах и нежен с любимыми, как ребенок.

Мы, конечно, не говорили о литературе в узком, почти профессиональном смысле, как у нас в последнее время повелось. Такой разговор был бы просто невозможен перед лицом моря, занявшего половину горизонта своей взволнованной синевой.

Мы просто начали вспоминать отдельные, оборванные строки из разных поэтов. Чернышев неожиданно сказал: «Красивое имя - высокая честь!» Чернышев любил Михаила Светлова, настойчиво расспрашивал меня о нем, мечтал выпить когда-нибудь со Светловым «ясного» созопольского вина и поговорить о поэзии.

— Когда человек думает о поэзии,— сказал Чернышев, - то почти всегда вспоминает запавшие в сердце стихи. Они наполняют его тревогой и благоговением. В такие минуты человек чувствует собственный рост, - именно то, что не дано еще чувствовать растениям и животным. Он помолчал и спросил меня:

— Какие стихи вы чаще всего вспоминаете?

Мне было трудно ответить на этот вопрос. Дело в том, что я часто вспоминал многие стихи не только разных, но порой и враждебных друг другу поэтов. Это свойство смущало меня самого. К тому же я заметил, что в разное время память извлекает из своих тайников совершенно разные стихи.

Вот сейчас среди этого лиловеющего темного моря под куполом спокойного солнечного света мне вспомнилось сразу много стихов. Я не знал, что выбрать. В таких случаях надо отпустить поводья у своей памяти, как мы отпускаем: поводья у коня на незнакомой опасной дороге. Я целиком положился на память, и она принесла мне совсем недавно прочитанные стихи. Они очень подходили к созопольской жизни.

Скопление синиц здесь свищет на рассвете,

Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.

Здесь время не спешит, здесь собирают дети

Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.

Это были стихи Заболоцкого, прекрасного и горестного поэта, умершего два года назад. Я рассказал Чернышеву и Сивриеву о Заболоцком. Я вспомнил о нем и вдруг понял, что воспоминания не считаются ни с временем, ни с пространством. Кто знает, где в это время кто-то другой вспоминал о Заболоцком? Может быть, в дождливый вечер где-нибудь в Каргополе, а может быть, у окна поезда, рассекающего дымные дали херсонских степей.

Остальную часть пути мы молчали. Каждый думал о чем-то своем. На следующий день я уезжал из Созополя. Я прожил в нем всего пять дней, но этого оказалось достаточно, чтобы полюбить этот город. С дальнего холма я увидел, как в последний раз синим крылом махнуло Черное море. Скромная и прекрасная болгарская земля вскоре ушла в туманы, в дожди. Погода переломилась. Дождь шел до самой границы.

Амфора стоит сейчас у меня в Москве среди книг. У всех, кто ее рассматривает, она вызывает прежде всего мысли об Одиссее и Эгейском море. У некоторых веселые, как в стихах Заболоцкого:

Шумело Эгейское море,

Коварный туманился вал.

Скиталец в пернатом уборе

Лежал на корме и дремал...

У других - торжественные, проступающие из гомеровской мглы, как у Луговского:

Гребите, греки! Есть еще в Элладе

Огонь, и меч, и песня, и любовь...

Что касается меня, то при взгляде на амфору я представляю себе гончарную мастерскую на скалистом берегу Аттики, синий воздух, старого гончара, шлифующего сырую глиняную вазу. Я вижу, как в простом этом мире, на щебенчатой земле, под нестерпимый блеск моря рождается скромная амфора. Ио создатель ее не знает, что совершенство ее формы переживет века и наполнит нас, потомков, гордостью и удивлением перед талантливостью человека.

Задание 3.

При чтении текстов, включенных в 3 задание, необходимо обратить особое внимание на материалы, которые помогут подробно и доказательно раскрыть следующие вопросы:

1. Согласны ли вы с характеристиками, данными Свт. Николаем Западу и Востоку? Чем от них отличаются славянские народы?

2. Верно ли оценивается роль славянских народов в современном мире? Почему именно такую роль отводит им Свт. Николай?

3. В чем причина трагической судьбы сербского народа? О каких основных периодах враждебных народу завоеваний говорит святитель Николай?

СВЯТИТЕЛЬ НИКОЛАЙ СЕРБСКИЙ. НАД ВОСТОКОМ И ЗАПАДОМ

(Святитель Николай (1881-1956) - один из известнейших сербских богословов и писателей. В годы второй мировой войны находился в фашистском лагере в Дахау. С 1945 жил в Америке. Доктор богословия и доктор философии ( Оксфордский университет). В 1992 году мощи Свт. Николая Сербского были перевезены из Америки в его родную деревню Лелич, где в местной церкви стали объектом всенародного паломничества).

Гора больше муравейника, Божия сила больше человеческой. Это каждый признает в безоблачный день. Но когда ступни человеческие и копыта конские поднимут пыль на дороге, многие слепнут и в страхе своем признают силу человеческую над Божей силой. Гору теряют из виду и спотыкаются о муравейник. Да еще и кланяются муравейнику.

Так случилось с сербами, принявшими веру мусульманскую после Косовской битвы. До них предали крест православный многие болгары, греки и вступили в войско Мурата на Косовом поле. Споткнулись многие господа сербские..., польстились на богатства, наслаждения и все обманы этого мира... На малую толику продлили они свою земную жизнь. навсегда поправ честь свою.

Когда огниво ударит о кремень, появляется искра. Пламя поднимается вверх над огнивом и кремнем. Восток столкнулся с Западом на Балканах. Если бы Балканы отождествились с огнивом или кремнем, были бы не Балканами, а Востоком или Западом. Если бы пожелали стать пламенем, над сталью и камнем, были бы и остались Христовыми Балканами, над Востоком и над Западом и были бы полезны Востоку и Западу.

Православные народы, находящиеся между Востоком и Западом, и Балканы, прежде всего, должны возвысится над ложным спокойствием Востока и жутким беспокойством Запада; над восточной философией, считающей, что решила все вопросы мира, и над западной наукой, которая сама признает, что все подвергла сомнению.

Пять сотен лет прозябали православные Балканы в рабстве, но не отчаялись. Когда, освободившись, оглядели Восток и Запад, увидели отчаяние по обе стороны: на Востоке отчаянное спокойствие, а на Западе отчаянное беспокойство. Здоровый человек очутился между двумя больными. Заразятся ли Балканы от того или другого, впавших в отчаяние, или встанут, чтобы дать лекарство и ухаживать за обоими больными? Это загадка... Отступничество Запада от Христа знаменует его возврат к язычеству, причем язычеству собственному, западному, кровожадному и развратному, лишенному духа и совести. И все это на деле проявляется на наших глазах.

Православные народы не могут стоять между Востоком и Западом, только над ними. Особенно православные Балканы, лившие слезы под тяжким гнетом пятьсот лет, дольше, чем какой-либо другой христианский народ на свете. Балканы должны быть прозорливы, должны уметь отличать день от ночи и пшеницу от сорной травы.

Восточный человек не заботится об этой жизни, ибо этот наш видимый мир для него лишь одна остановка движущейся во Вселенной колесницы жизни. Запад больше не производит святых и мудрецов, так как папы его перестали быть святыми и мудрецами, превратившись в политиков и ловкачей.

Православные народы должны встать над обоими проклятьями, как над восточным, так и над западным... Существует духовный мир куда более богатый, чем это дано знать Востоку, но этот духовный мир не самоволен, не хаотичен...

ТРАГЕДИЯСЕРБИИ

Посвящается памяти всех врачей и санитаров, положивших жизни свои за Сербию.

Сербия всегда кому-то поперек пути

Каково наше географическое положение? Мы стоим на пути, весьма важном пути из Европы в Азию. А вы вспомните, Что герой трагедии всегда кому-то "поперек горла", всегда кому-то мешает. Рождение сербской трагедии обусловлено в первую очередь географией. Воин, прячущийся в углу, никогда не окажется в таком тяжком положении, как витязь, принимающий бой посреди улицы. Турки и болгары напоминают человека, забившегося в угол. Они защищены своим географическим положением. Наступая из Азии, турки, до Царьграда, до захвата Болгарии и Греции, должны были покорить Сербию. Косовская битва между сербами и турками определила судьбу не только Сербии, но и Греции, и Болгарии, и Румынии, словом, всего Балканского полуострова.

Мы стояли на пути турок, а другие народы - в стороне, в углу. Поэтому турки постарались одержать решающую победу над сербами, прежде чем двинуться на Царьград, на Болгарию, на Румынию. Сначала они одолели короля Вукашина на реке Марице, но потерпели поражение на Плочнике от воеводы Милоша. Наконец они окончательно победили князя Лазаря на Косовом поле в 1389 году. Когда пала Сербия - пали целиком Балканы, но когда Сербия стала свободной, освободились и Балканы. Сербия последней попала в турецкое рабство, но первой освободилась, первой воскресла.

Сербия была, да и сейчас является ключом к Ближнему Востоку. Этим ключом можно открыть и закрыть врата Балкан и даже врата Европы и Азии. Сербия как сфинкс лежала на пути турок и их прорыву на Запад. Сегодня Сербия как сфинкс преграждает путь немцам на Восток. Сегодня Сербию топчут сапоги европейских завоевателе христиан, как пять веков назад топтали османские завоеватели из Азии. Больно видеть, как народ Шиллера, вели Апостола свободы и духовной красоты, следует тем отвратным путем, что и турки до них. Однако человеческий эгоизм остается тем же, независимо от того, кроется ли он под полумесяцем или под крестом. Не могу сказать, какое страдание для Сербии было тяжелее: то ли дикий прорыв багдадского ислама на Запад, то ли берлинско-венское ложно-христианское стремление на Восток.

И все же, если вы сегодня спросите любого в Боснии об условиях жизни, получите недвусмысленный ответ: "Под турками жить было гораздо легче, чем под властью Австро-Венгрии". Тот же ответ можно услышать и в остальных областях, населенных южнославянскими народами: в Хорватии, Славонии, Далмации. Почему? Может быть, потому, что наша искренняя славянская душа, выбирая из двух зол, всегда предпочитала иметь дело с волком, чем с лисицей. А еще, возможно, потому, что правление религиозного богобоязненного турка должно было быть праведнее и мягче, чем власть научного вероломства и атеистической непреклонности немцев и их преданных слуг венгров и болгар.

Могу от своего имени и от имени своего народа сказать так: «Если Господь пожелал бы запрячь нас в чей-либо хомут, мы выбрали бы скорее турецкий, чем австрийский. Но лучше бы превратил Сербию в озеро, чтобы спасти ее от любого завоевателя.»

Говоря о внешнем положении Сербии, я имею в виду не столько наше географическое положение, распявшее нас, сербов, сельский пастушеский народ, спустившийся некогда с Карпат на Равнины Дуная и Савы со своей деревенской простотой, радостью и наивностью. Внешнее положение Сербии зависит

точно так же и от того, что остальной мир думает о нас. Да, очень важно (а иногда и определяюще) , что люди думают о нас. Разве и Сам Иисус Христос не спрашивал, что думают о Нем?

Турецкое ницшеанство

Турки всегда считали, что сербы - самые ярые бунтовщики вулкан, постоянно угрожавший Османской империи, ибо янычары, неустрашимые защитники падишаха и его державы были в прошлом сербскими детьми, насильно уведенными в Царьград и воспитанными там. Один из султанов говорил: "Вся моя империя от Мекки и Медины до Шумадии благоухает, как розовое масло в раю, только из Шумадии вечно потягивает порохом, как из мастерской шайтана". Турки удивлялись, почему мы, сербы, не можем быть мирными под их властью, как другие покоренные народы, а мы им отвечали: "Как можно быть спокойным в оковах, когда вокруг несправедливость и насилие?"

Мы часто восставали. Были бунты большие и малые. Во время мелких бунтов турки нами пренебрегали, они нас недооценивали. Но когда началось Первое освободительное восстание около ста лет назад (1804), они стали нас бояться. И пока они нас презирали, они о нас молчали, но когда стали нас бояться, то начали распространять о сербах ложные обвинения, очерняющие нас перед Европой, перед непосвященными в суть дела людьми. Выражение "турецкая ложь" стало нарицательным в сербском языке. "Сербы - лишь банда воров и разбойников, - говорили турки изумленной Европе. - Не вмешивайтесь, Сербия - наш внутренний вопрос".

Наши восстания были оплачены слишком дорогой ценой. Выдающиеся вожди народа были убиты, повешены, сожжены. Белградская крепость напоминала лес из кольев, на которые были посажены виднейшие сыны сербского народа. Днем по тому жуткому лесу прогуливались турецкие дахии и аги, а ночью там бегали псы, слизывавшие кровь, и тайно пробирались матери мучеников, чтобы увидеть своих дорогих сынов и оплакать их, отогнать собак и попытаться выкрасть тела, чтобы похоронить. О, как благословенна была та кража, как оправдана любой религией!

Турецкий девиз гласил: "Нужно перебить всех сербов, .мужчин и женщин, а детей моложе семи лет оставить. Когда подрастут, станут нашей покорной райей". Египетский фараон был гораздо последовательнее, когда решил уничтожить всех новорожденных Израиля в надежде дождаться и увидеть, как постепенно вымрет весь тот народ. Истребление сербского народа турками в начале девятнадцатого века было не устрашающим словом, но официальной политической программой. Не забывайте, очень вас прошу, что эту кровожадную программу турецкие дахии методично и неуклонно приводили в исполнение как раз в то время, когда великий Пит красноречиво, с воодушевлением выступал в парламенте против рабства чернокожих. Однако турки и Господь Бог предполагали разное. Господь вмешался и спас Сербию, как некогда спас народ израильский.

Хорошие и плохие результаты фатализма

Кроме всего прочего наши несчастья происходят отчасти и из-за нашего фатализма. Мы - большие фаталисты, чем любой другой христианский народ. Наш фатализм можно объяснить только нашими страданиями. Страдания неминуемо делают человека фаталистом. Счастливый человек редко бывает фаталистом. Мы слишком много страдали на протяжении все своей истории и от одержимых друзей и от полудрузей.

Полгода назад я был свидетелем одной скорбной сцены небольшом городке в Сербии. Я видел, на больничной койке лежала сестра милосердия, англичанка, заболевшая тифом. В изголовье ее кровати стояла старица-сербка и горько плакала. "Почему плачете?" - спросил я. "Как же не плакать" господин хороший, - ответила старуха. - Она, бедная, пришла из далекого далека, чтобы пострадать, а может,

умереть здесь. Зачем она пришла к нам, в страну страданий? Страдания предназначены нам, но не англичанам". Общее мнение в Сербии, что Господь нам, сербам, предназначил страдать больше, чем кому-либо другому. Поэтому и вся наша философия основана на объяснении страдания.

"На муках становятся героями" гласит сербская пословица. Фатализм - как наркотик. Он помогает рабам выдержать муки, но мешает свободным людям созидать и добиваться успеха. Наш фатализм был нам другом во времена турецкого рабства, но стал нашим врагом за время нашей новейшей истории. Фатализм вместе с нашей скорбью и поэтическим чувством, присущим сербам, поистине был необходим для свершения великих дел в тяжкие времена, однако весьма нежелателен и служит помехой для искусного ведения политики и дипломатии крошечной державы. Мы, сербы, с большим искусством поймаем льва, чем муху. В этом наша сила, но в то же время и наша слабость. Это комичная сторона нашей трагедии.

Горький смех, но все-таки надежда

Смех - самое возвышенное .'.вижение души после мук трагедии. Даже Иисус Христос усмехнулся во время гонений и страданий в Гефсимании, увидев множество воинов с мечами и палками, собиравшихся схватить Его. "Пришли, как против вора или разбойника", - сказал Он. Горький смех в трагедии делает ее еще ужаснее. Мы, сербы, сегодня усмехаемся нашей старой знакомой - Смерти, пожинающей сейчас богатую жатву серпом кайзера точно так как сто лет назад пожинала мечом султана. И мы с

усмешкой спрашиваем: "В самом деле, где же прогресс? Император-христианин вершит сегодня то, что султан мусульманин творил за полтысячи лет до него. Где прогресс?»

С усмешкой видим, как ширится албанская Голгофа, захватывая всю Сербию целиком. Мы смеемся сквозь слезы и недоуменно вопрошаем: неужели это возможно, что мы, пропадаем и исчезаем именно сегодня, именно в тот великий миг истории, когда нашими союзниками являются великая Россия, Англия и Франция? Смеясь, мы спрашиваем: "Чем же наше время лучше эпохи Навуходоносора, великого бога-вола из Вавилона?"

И все же мы не теряем надежды. Мы боремся за свободу и правду. Наша борьба за такие идеалы могла бы быть абсолютно безуспешной только в том случае, если бы не было Бога. Но Бог есть, и вся Сербия верует в Бога. Наша борьба не может пропасть без следа, как и наш Бог - не привидение,

И пока я выступаю здесь, смерть безостановочно вершит свое дело в Сербии, устилая Сербию горами трупов, превращая ее в единое бескрайнее кладбище. Сегодня Сербия напоминает огромное кладбище, в тиши которого воют гиены. Но все-таки последний акт великой трагедии - не смерть, но воскресение. Я не верю, что Сербия окончательно погибнет. Однако если бы это все же произошло, хотя бы на короткое время, я на святой могиле моей Родины-мученицы написал бы такую эпитафию: "Здесь лежит верный друг Англии".(Лондон, 1916 год)

Задание 4.

При чтении текстов, включенных в 4 задание, необходимо обратить особое внимание на материалы, которые помогут подробно и доказательно раскрыть следующие вопросы:

1. В чем причина конфликта между бывшими республиками Югославии?

2. Кто виноват в разжигании национальной розни и кому она выгодна?

3. Чем вызвана столь необоснованная жестокость неправославного населения к православным сербам и славянским памятникам истории и культуры?

НЕКОТОРЫЕ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА О СЕГОДНЯШНИХ СОБЫТИЯХ В ЮГОСЛАВИИ

СУХИЕ СЛЕЗЫ УЗНИЦЫ Г.

Диагноз с тремя анамнезиями: поздняя нежелательная беременность, непредсказуемые последствия изнасилования и навязчивые «воспоминания» о ненавистном партнере. Так вкратце звучит медицинская карта Г. Т., 28-летней домашней хозяйки из сербского села Благая близ Купреса (Босния). Она свыше пяти месяцев была заключенной в публичном доме в Ливне, а затем в «Цигланах» - районе Сараева, где принуждена была служить «сладкой жизни» мусульманских и хорватских солдат...

В одном из медицинских учреждений Белграда эта женщина, перепуганная, потрясенная и посрамленная ждала своей очереди на прием к гинекологу. Она на пятом месяце беременности и хочет любой ценой избавиться от насильственного и нежелательного плода. Она мать двоих дочерей: одной одиннадцать, другой семь лет. Обеих дочерей, к счастью, вовремя скрыла у брата в Белграде. Сама она не хотела бежать без супруга, который одним из первых в их селе присоединился к частям Югославской народной армии.

В начале апреля, рано утром в их дом ворвался с вооруженным отрядом мусульман-усташей ее школьный товарищ из Купреса Менсур Зуйкич. Г. сразу поняла, что ее одноклассник пришел сводить счеты за молодость, когда он положил на нее глаз, а она его отвергла. Сделала она это отчасти и по просьбе матери, у которой усташи вырезали всю семью.

В то апрельское утро Менсур Зуйкич словно зверь набросился на Г. После изнасилования он потащил несчастную женщину из дома и без единого слова повел в Ливно. С того утра для нее начался ад. В Ливне, в одном небольшом, но роскошно обставленном доме, Г. была принуждена каждое утро служить «утехам» товарища по классу, платя таким образом дань за свою, как теперь выяснилось, счастливую молодость.

— В доме были еще женщины,—рассказывает Г.,—молодые и постарше, от 18 до 40 лет. Все сербки, только одна русинка. Когда меня привели, они уже как будто смирились со своей участью и гнетом. Ни крика, ни визгов ни от одной из них я не услышала. Они принимали этих солдат как-то отупело, словно то были вовсе не они. Я редко их видела, а однажды, когда получила разрешение выйти постоять немного на солнце, одна из женщин серьезно меня упрекнула:

— Что ты стонешь, когда дьявол за своим приходит? Твои стоны нас выбивают из колеи, да и эти скоты начинают распаляться и дольше нас мучают. Им тогда больше времени нужно для удовлетворения. Стисни зубы, молчи. Даст Бог, отпустят нас...

— А мне хотелось умереть от горя, когда щелкал ключ в дверях. Лежу на этой кровати и призываю чуму на свою голову, чтоб унесла меня. И мне кажется, что потолок проваливается на нас, трескается, а сквозь трещину глядят на меня мои дети и муж—на весь мой срам и бесстыдство.

Г. должна была принадлежать одному только Менсуру Зуйкичу. Когда он в конце июня перебрался из Ливна в Сараево, то потащил с собой и ее. Фронт отодвигался все дальше, и Зуйкич волок ее за собой, «словно падаль», по Сараеву, чтобы в конце концов заточить в публичном доме в «Цигланах», где она продолжала быть только его добычей:

— В «Цигланах» ужас,—вспоминает Г.—Там были девочки, что роса молодые. Можно было умереть на месте от того, что я увидела. Девочки, распятые, зажатые в тисках—и на них сменяют друг друга по семь-восемь мусульман. Я вспоминала мою дочь. Ведь и этим было не больше 10—12 лет... «Цигланы» хорошо охранялись, никто и пикнуть не смел.

Дни, проведенные Г. в районе «Цигланы», где находится главный штаб армии президента мусульманской Боснии Алии Изетбеговича, тянулись долго, словно голодные годы-Пьяные солдаты, хорваты и мусульмане, да еще какие-то наемники. Приходят и уходят, паля из оружия в воздух орут: «Мы делаем сербам внебрачных детей!» Кроют матом сербских сестер, матерей. Ржут, как взбесившиеся кони. К женщинам приходят также раненые и калеки. Эти калеки,—рассказывали Г. женщины,—хуже всего. Царапают, кусают, чего только не творят. Когда такой наконец уходит, женщине кажется, что ничего хуже этого с ней в жизни уже не случится.

— Однажды вечером ко мне вошли четверо вооруженных и пьяных мусульман,—рассказывает Г.—У одного из них, с винтовкой за плечами, в руках была тамбура. «Нет больше Менсура, теперь ты принадлежишь нам и Аллаху»,— сказал другой. Первый начал играть на тамбуре. Он был из Тузлы, и запел во всю глотку: «Верхнюю Тузлу обвила гадюка...» Остальные трое, будто звери, набросились на меня. И один за другим меня изнасиловали. Потные; один, помню, все скрипел зубами. От него жутко пахло. Другой орал: «Смотри, раздавишь Менсуру наследника!...» Это вот этого, от которого я сейчас хочу избавиться. Должна избавиться!—говорит Г., ломая пальцы. Она трет одну о другую вспотевшие руки, потом опускает их, вытирает их о юбку, о бедра, о рукава. Руки ее, от плеч до локтей, не могут успокоиться, она стискивает сама себе локти, так что, кажется, пальцы впечатываются в них. У нее дрожит подбородок, она не может даже заплакать. Водит руками вокруг живота. К животу и прикоснуться не смеет.

— Грех у меня на душе. Этому уже наверняка около пяти месяцев,—говорит она, словно речь идет о раке матки.—Лишь бы нашелся кто-нибудь, кто бы смог мне это все вычистить... Если не захотят, я сама от этого избавлюсь. Не уверена, что там, во мне, вообще что-то нормальное после всего, что я пережила. Я и сама теперь ненормальный человек. Только бы мои дети от мужа были живы и здоровы, а со мной - будь что будет. (Газета «Новости» от 14.09.92.)

ЗВЕРСКИЕ ИСТЯЗАНИЯ ЗАКЛЮЧЕННЫХ

Агентство ТАНЮГ начало транслировать серию текстов, основанных на обширной документации, которую Союзная Республика Югославия передала генеральному секретарю ООН Бутросу Гали вместе с Меморандумом об участии Республики Хорватия в конфликте в Боснии и Герцеговине. Документальный материал содержит списки лиц, рекрутированных на территории Боснии и Герцеговины в Хорватскую армию, а также лиц, направленных ею на территорию Боснии и Герцеговины, где они принимали непосредственное участие в боевых действиях.

Кроме того, генеральному секретарю ООН представлены личные свидетельства и рассказы пленных хорватских солдат об акциях, в которых они участвовали, расследования Военно-медицинской Академии Белграда о способах физических и психических пыток в тюрьмах Республики Хорватия, а также признания взятых в плен хорватских солдат о преступлениях, совершенных ими в селах 'близ Босанского Брода.

Анализ медико-психологических осмотров одной из групп лиц, освобожденных при обмене заключенными, 27 марта 1992 года показал, что в тюрьмах Хорватии систематически проводится политика античеловечных преступлений. Речь идет о преступном отношении к заключенным как с точки зрения международного права, так и с точки зрения международных конвенций, регулирующих отношение к пленным и жертвам войны в целом.

ТРИДЦАТЬ ОДИН СПОСОБ

Эксперты Белградской Военно-медицинской Академии (в дальнейшем — ВМА) установили, что имел место целый комплекс форм физических мучений. В сообщении, направленном вместе с меморандумом, эксперты выделили 31 способ физических пыток, применявшихся по отношению к заключенным.

Отказ в удовлетворении основных физических потребностей: оставление заключенных на срок до пяти дней без воды и пищи с запрещением отправлять естественные надобности и одновременной фиксацией их путем привязывания к нагретой батарее—это лишь одна из пыток, применявшихся в тюрьмах Хорватии.

В списке пыток упоминается битье заключенных головой о стену, избиение дубинками, проволочными кабелями, прикладами ружей, древками от метлы и т. п. до потери сознания с последующей электризацией посредством электрошока; размещение электрических контактов на обоих суставах рук, в области шеи, ляжек и непосредственное расположение их на половых органах.

Арестантов «оживляли» физическими надругательствами. Над потерявшими сознание измывались, вливая им в рот уксус, ракию или мочу.

Арестантов топтали и били сапогами, а чтобы показать «как у сербов вырывают глаза», им грубо залезали пальцами в глазные впадины.

В качестве еще одного вида пыток специалисты ВМА приводят систематические прыганья изо дня в день на животе жертвы. Упоминается и привязывание мужчин с разведенными ногами с последующим битьем их по мужским яичкам, а в случае женщин - многодневное изнасилование в так называемой «черной комнате», при котором у жертв фиксировались руки и ноги. Доктора приводят в качестве примера М. Р. 35 лет, которая, будучи подвержена такому мучению, потеряла за три месяца 25 килограммов веса.

ОТ ГЛОТАНИЯ ОКУРКОВ ДО ОТРЕЗАНИЯ УШЕЙ

Среди многочисленных физических изуверств врачи ВМА упоминают и погашение окурков во рту жертвы, глотание окурков, смешанных с мочой, связывание цепями по системе «левая рука к левой ноге», фиксация одной ногой шеи, а другой - битье по грудной клетке в области сердца, вырывание волос и принуждение жертвы есть их.

Установлено также, что зубы у заключенных чаще всего вырывали револьверным дулом. По их хирургическим шрамам ходили сапогами, их до потери сознания били половниками или своеобразными «кувалдами», сделанными из простыни, в которую завертывалось 1—2 кг намоченной соли. Жертв привязывали к дереву зимой, при температуре —15 °С и обливали водой. Их заставляли носить мешки с песком с одного конца лагеря на другой, окрикивая: «Кто тебе сказал это делать? Иди назад!» - и так до бесконечности. Применялся контрастный душ (холод—кипяток), с целью достичь появления ожогов.

В сообщении ВМА есть примеры надрезания уха ножом, при котором следовал приказ, чтобы жертва, под угрозой закапывания, лизала свою кровь; затем надрезание кожи на спине и засыпание в надрез соли, избиение стальными прутами по голым ступням и многие другие пытки.

В обзоре психических пыток специалисты из ВМА констатируют, что они варьировались от устрашений, угроз, шантажа, вербования, унижения - до грубых измывательств и гомосексуальных и гетеросексуальных истязаний.

«НОЧНЫЕ ТАНЦЫ»

Жертве чаще всего вставляли в рот ствол револьвера и совали нож под горло, а затем сообщали ей, что ее дети зарезаны, а теперь пришел и ее черед, требовали креститься и кланяться перед фотографией президента Сербии Слободана Милошевича, а также онанировать перед портретом И. Тито.

Врачи ВМА особо описывают «ночные танцы», в действительности представляющие собой принудительный танец пар в такт громогласной музыке перед пьяными усташами. В первой части «танцев» мужчины были обнажены до пояса, а женщины—от пояса, а во второй части наоборот, вероятно в целях «стимуляции», после чего следовало препровождение в «черную комнату», где мучители насиловали арестанток помоложе, привязав им руки и ноги.

Помимо этого мучители заставляли мужчин мастурбировать в присутствии самых старых женщин, обнаженных до пояса, под музыку и грубые словесные унижения, а молодых женщин-заключенных заставляли глотать сперму 10-20 усташей. Молодых мужчин принуждали ирумировать (сосать половой член) старых людей, женщин принуждали к анальному гетеросексуальному акту с мучителями, после чего от них требовали ирумации и глотания спермы.

В групповых мастурбациях супруга одного из заключенных должна была ирумировать другого заключенного в присутствии своего мужа, также арестанта. «Специальный танец» заключался в том, что совершенно голые мужчина и женщина без перерыва должны были танцевать в течение 4-5 часов, после чего применялся прием «оживления» их.

Особый вид психических пыток в хорватских тюрьмах представляют собой «игры без границ». От арестованного требуется носить на голове тарелку, полную вскипевшей воды, с реальным риском пролить воду и получить ожоги лица. Нередко жертву заставляли написать заявление об условиях его жизни на нескольких страницах, а затем заставляли его съесть заявление.

Среди множества пыток специалисты описывают ползание заключенного целую ночь на коленях и локтях, в то время как другой ездит на нем верхом, непрерывно повторяя: «Живьела вьечна Хрватска» («Да здравствует вечная Хорватия»). Если жертва выговаривала «живела» или «живила» (сербский вариант того же слова), следовали дополнительные мучения. Арестованных «допрашивали»: «Кто такой хорват?» Ответ: «Господин». «Кто такой серб?» Ответ: «Цыган».

В тюрьмах прокручивались видеокассеты с изуродованными ранеными и трупами, дабы арестованные «видели, что делают четники с хорватами». От арестованных требовали по вечерам произносить: «Господин, сербская п.... желает вам спокойной ночи». Мучители наслаждались загадками, вроде: «Как можно одной рукой достать свои два уха?» Ответ: «Это можно сделать, только если усташ отрежет тебе одно ухо и даст в руку».

Заключенных намеренно подвергали смертельной опасности. Группа врачей ВМА приводит примеры посылки заключенных на улицы города Осиека во время самых тяжелых боев - собирать в помойные баки мусор и бумажки. В продолжение этого хорватские снайперы держат арестантов под. прицелом и контролируют, чтобы они не смогли укрыться от бомбежки.

В сообщении ВМА упоминаются и случаи вождения арестованных, связанных цепями, по кофейням, чтобы показать «как выглядят четники Милошевича». Практикуется также заострение пули на глазах у будущей жертвы (острота пули якобы «облегчит ей смерть»).

В той части, где эксперты ВМА говорят о последствиях физических изуверств, упоминаются свежие кровоподтеки в области нижней челюсти, кровоподтеки в суставах рук со шрамами вследствие подвешивания жертвы на наручниках, шрамы от электризации в области суставов рук, шеи, ног и др.

У известного числа заключенных зарегистрированы трудности при открывании рта вследствие перелома челюсти, сильные боли в области грудной клетки, выкашливание сукровицы, наличие крови в моче и стуле. У некоторых арестованных видны шрамы от порезов, оставленных острыми предметами на лбу и волосяном покрове головы. Многочисленны также жалобы на боли в области поясницы, грудной клетки,. грудей, в суставах рук.

Среди психических недугов преобладают бессонница, усиленное потоотделение, эмоциональное беспокойство, тревога,. страх, кошмарные сны, апатия, потеря аппетита, усиленная тахикардия, ощущение недостатка воздуха, вплоть до ярко» выраженного клинического синдрома тревожно-депрессивного реагирования у всех обследованных особ женского пола.( Газета «Политика» от 18.06.92)

Н.Г. ФЕОФАНОВА ПЛАМЕНЬ ПОД ПЕПЛОМ

Репортаж из концлагеря "Косово и Метохия", июнь 2004 г.

Наступило лето - пора отпусков. Друзья и знакомые отправились в паломничества по святым местам Руси и зарубежья, далеко и близко, по зову души и сердца. А нас, как всегда, потянуло в Сербию, на многострадальную, политую кровью мучеников землю Косова и Метохии. Хотелось хоть чем-то, что в наших силах - молитвой, посильными пожертвованиями или лишь добрым словом, - помочь, поддержать, подбодрить православных братьев-сербов, оказавшихся волею судьбы в окружении обезумевших от злобы албанцев. Но тут вспомнилось, как албанцы забросали камнями автобус с нашими соотечественниками, посетившими Косово на прошлое Рождество Христово, несмотря на конвой КФОРа. В памяти всплыло, что албанцы убили в Приштине болгарина, сотрудника миссии ООН, решив по его славянскому языку, что он серб. Припомнилось, что делегация от правительства Москвы два года назад потребовала для себя обеспечения максимальных мер безопасности и передвигалась от монастыря к монастырю в бронированном автобусе под защитой танка, бронетранспортера и четырех джипов с автоматчиками. Мы не были официальными лицами и поэтому опять отправились в путь на свой страх и риск, полагаясь лишь на волю Божию.

Проделав путь сначала по воздуху из Москвы, затем через всю Черногорию на машине, мы прибыли в день памяти (на славу+) сербского святого Петра Коришского в его обитель. Мужской пещерный монастырь располагается на Чёрной Реке неподалёку от административной границы Косова и Метохии. Там мы узнали, что нас готовы принять в женском монастыре Гориоче. Он расположен в Метохии, где почти не осталось сербских сел.

Мать Анфуса как раз возвращалась к себе под охраной испанского КФОРа и согласилась захватить нас. Нужно лишь было прибыть вовремя в условленное место. Как мы ни спешили, сделать этого не удалось. Сначала на границе долго проверяли наши документы. Таможенник какой-то финансовой полиции (?), к слову сказать, русский по национальности, спросил, с какой целью мы направляемся на Косово. Услышав, что едем на хиротонию викарного косовского епископа, он озадаченно хмыкнул. Такой ответ, абсолютно мирный, по-видимому, не вязался в его сознании с обстановкой в крае, где все силы направлены на уничтожение Сербской Православной Церкви. Все же вернув паспорта, он пожелал нам счастливого пути.

Дальнейшая гонка по серпантину горных дорог оказалась напрасной. Мы опоздали, а игуменья не могла ждать нас, ведь это не входило в задачи испанского конвоя. К счастью, там оказались сербы из села Осоян, расположенного неподалеку. Они решили сами отвезти нас в монастырь Гориоч. Опять прозвучало: "На наш и ваш страх и риск, полагаясь на волю Божию". Как часто во время нашего путешествия мы будем повторять эти слова! Наш водитель Сретен и две молодые женщины Гага и Светлана были первыми сербами, отважившимися пуститься в этот опасный путь после мартовских погромов, когда все Косово и Метохия были охвачены огнем пожаров, когда албанцами были убиты десятки, изгнаны тысячи сербов, разрушены десятки православных храмов и деревень.

Ехали долго по пустынной дороге. Брошенные невозделанные поля пестрели радующими глаз цветами, словно сербская земля старалась скрыть нанесенные ей раны. За деревьями прятались разрушенные дома, пугающие пустыми глазницами окон и проломленными крышами. Здесь было сербское село, - говорили наши попутчики. Потом показались правильные прямоугольники солдатских казарм, обнесенные колючей проволокой. Это была военная база испанского КФОРа. Дорога, петляя, поднималась в гору и кончалась у закрытого шлагбаума перед входом в монастырь. Солдат с карабином наперевес преградил нам путь. Светлана по-испански попыталась объяснить, что нас ждут в монастыре, Но "миротворец", угрожающе подняв оружие, что-то закричал, по-видимому, "назад, туда нельзя". Однако девущка поднырнув под шлагбаум, смело направилась к воротам. Из караулки выскочили другие солдаты и спустили двух сторожевых псов. Собаки с громким лаем бросились на Светлану. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы, обеспокоенная шумом, в воротах не показалась игуменья. Инцидент был предотвращён. Испанцы проверили документы, записали, кто и с какой целью прибыл, и пропустили нас в монастырь.

Облегченно вздохнув, все отправились в храм. Сербы были рады, что впервые за долгое время могут помолиться и поставить свечи в древнем монастыре Николая Чудотворца, основанном еще в XIV веке. После, за традиционной чашкой кофе, они делились новостями, справлялись о здоровье, передавали поклоны. Радушный прием, оказанный в монастыре, вознаградил их за стрессовые нагрузки опасного путешествия. Впрочем, им еще предстояло вернуться в родное село. К счастью, все закончилось благополучно. Они настойчиво приглашали нас в гости в Осояны…..

Чтобы добраться из Дечан в Грачаницу, надо пересечь половину автономного края от юго-западной границы до центра. Монастырь Дечаны находится в Метохии, у подножия высоких гор, за которыми - Албания. Теперь, после неслыханных злодеяний албанцев, Метохия стала самым "этнически чистым" местом в крае, ибо там не осталось ни одного сербского села. Монастырь расположен неподалеку от городка с тем же названием. Дорога здесь одна. Колонна автобусов с сербами, возвращавшимися из Дечан, под оглушительный вой сирен полиции въехала в город. Футбольное поле какого-то стадиона чернело толпами молодых албанцев, лениво перебрасывающих мячи и злобно посматривающих на колонну. Сразу вспомнилось, что именно здесь, на этом месте албанцы зимой забросали камнями автобус с русскими паломниками. На этот раз КФОР оказался на высоте. Вооруженные "миротворцы" стояли вдоль дороги на расстоянии вытянутой руки друг от друга. На перекрестке и близлежащих улицах расположились танки и бронемашины, джипы и мотоциклы пехотинцев. Дикие племена всегда уважают только силу, поэтому колонна прошла безприпятственно. За окном мелькали развалины сербских домов и особняки албанских переселенцев, весьма напоминающие коттеджи новых "русских", проплывали карандаши минаретов. Вот взорванный храм Пресвятой Троицы, вот развороченные могилы сербского кладбища, вот сгоревшая деревня. Проезжаем последнее албанское поселение, вплотную прижавшееся к Грачанице, пересекаем заграждения из колючей проволоки и въезжаем в сербское "гетто". Бывшая когда-то небольшим монастырским посадом, теперь Грачаница разрослась за счет беженцев, переселившихся сюда со всех уголков Косова, и называется городом. Теперь здесь располагаются и временная кафедра епископа

Артемия Рашско-Призренского и Косовско-Метохийского, и факультеты Приштинского университета, и госпиталь, и медицинская школа... Грачаница вновь нас радушно встретила, как и всех приходящих. Врата не затворяются никогда и ни для кого, хотя теперь под охраной КФОРа. Во время праздника здесь, например, собрались толпы цыган - неизвестно какой веры. Они, кстати, единственные из местных жителей, кто получил выгоду в данном положении: получают гуманитарную помощь, не утруждаясь слишком. При этом, угроза над ними почти такая же, как и над сербами - православными и мусульманами - и турками. Ведь шиптары признают только себе подобных, ну и заискивают перед силой.

На монастырском дворе всегда люди - заходят в храм, молятся, ставят свечи. Здесь же стайки детей, беззаботно резвящихся под защитой крепких стен. Они могут вста­вить в разговоре и русские словечки, ведь здешние края и, пожалуй, ещё лишь Республика Сербская в Боснии и Герцеговине - единственные места, где в школе изучается Русский язык. Матушки, в большинстве своём молодые, очень любвеобильны, особенно по отношению к русским, но почти всегда заняты хлопотами на послушаниях, за исключением, может быть, лишь вечерних часов. Особенно озабочена игуменья мать Евфросиния, старается сама следить за всем, не обременяя других. При этом она - сама любовь, очень жалеет всех: берёт даже замеченных в нечестности работников, зная, что и им надо кормить семьи.

На этот раз мы прибыли в Грачаницу за несколько дней до Видовдана. Это день Косовской битвы и монастырская слава: память святого Царя Лазаря и всех мучеников Сербских. Обитель готовилась к наплыву гостей. Дел было невпроворот, и мы сразу вызвались помогать. За это время побывали мы понемногу на разных работах - мыли посуду, очищали подсвечники и пол в храме от огарков и воска, сгребали сено, чистили рыбу, заготовляемую на праздник в огромных количествах, гладили бельё, предназначенное для многочисленных гостей. Основное наше послушание было "в поле". Для этого не нужно было ни ехать, ни идти далеко. Огород находится тут же, в пределах внешней монастырской стены, построенной недавно греками, о чём горделиво сообщают на трёх языках огромные щиты по её периметру. От дальних полей пришлось отказаться из-за постоянных нападений албанцев. Некогда обширный монастырский сад, ещё в прошлый наш приезд радовавший сливами и черешней, пришлось вырубить и посадить овощи, чтобы обеспечить пропитание и монахиням и оставшимся без крова над головой десяткам беженцев, нашедшим здесь приют. Монастырь выглядит крепостью, способной выдержать длительную осаду. Однако на деле всё не совсем так. Вода из древнего монастырского колодца не годится ни для питья, ни для полива огорода. Она отравлена выбросами токсичных от­ходов предприятий, находящихся в руках албанцев. Питьевая вода в бутылках, как и консервы, - это гуманитарная помощь тех же греков. Вода для хозяйственных нужд поступает из магистрального водопровода с албанской стороны и подается со значительными перебоями. Так же обстоят дела и с электричеством.

На этой сравнительно небольшой территории находится ТЫСЯЧА ТРИСТА православных монастырей и храмов, воздвигнутых в течение десяти столетий, начиная с десятого века, во времена свободы и рабства, славы и бедствий. Среди них - десятки церквей, поражающих своими размерами, красотой архитектуры, шедеврами фресковой живописи, богатством ризниц, которым нет равных ни в Европе ни во всем мире.

История сербов на просторах Косова и Метохии уходит вглубь веков. Сербы появились здесь во времена великого переселения индоевропейских народов. Славяне, заселив Балканы в VI веке, вскоре затем познали науку Христову и вошли в христианскую цивилизацию православной Византии. От Византии сербы унаследовали и богоугодную традицию строить на помин души Богу и народу храмы и монастыри, больницы и богадельни, школы и мосты.

На протяжении средних веков сербы составляли абсолютное большинство населения, о чем недвусмысленно говорят чисто славянские названия городов и сёл. О том, что Косово и Метохия входили в состав независимой сербской державы, свидетельствует житие родоначальника династии, правившей Сербией на протяжении трехсот лет, Стефана Немани, написанное его сыном святителем Саввой в начале XIII века. Когда им была образована автокефальная Сербская Архиепископия, на Косове и в Метохии располагались три епископии из десяти. После Преобразования Архиепископии в Патриархию, престол Сербской Церкви находился именно на этих землях, в монастыре Печская Патриархия.

О том, что Косово является сердцем сербского народа его державы и Церкви, свидетельствует и то, что турки напали на Сербию именно здесь. Знаменитая Косовская битва 1389 года разыгралась на исконной сербской земле. В битве на Косовом Поле сербы пытались преградить путь турецким захватчикам, хлынувшим в христианскую Европу, но не сдержали натиска полчищ султана. Обороняя свою державу, на Косовом поле пало сербское войско, весь цвет сербской нации, погибли лучшие сыны народа во главе с князем Лазарем. Эта битва решила судьбу не только сербов, но и других христианских народов, причем не только на Балканах. Сербская идея, выросшая из косовской драмы, есть идея свободы и выбора непреходящих ценностей Царства Небесного, а Косовский бой, борьба за Крест Честной и Свободу Золотую, есть символ христианской борьбы за духовную свободу и человеческое достоинство. "Косово - не только география, не только демография. Это вопрос самоопределения: народного, духовного, культурно­го, христианского и человеческого, то есть для нас, православных христиан, - Богочеловеческого", - говорится в Меморандуме о Косове и Метохии Священного Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви.

Проблема сербского края Косово и Метохия возникла не сегодня и не вчера, ей уже несколько столетий. Кроме турецкой многовековой тирании и албанской экспансии, эту проблему особенно осложнила нацистская оккупация (1941 —1945) и грубое евроамериканское вмешательство в драму Косова и Метохии в 1999 году, которое все еще длится. На следующий день после начала варварских бомбардировок странами НАТО Сербии, в том числе и Косова, Святейший Патриарх Сербский Павел сказал: "Сербский князь Лазарь и наши предки вышли в бой на Косово Поле, чтобы защитить свою землю, а не отнимать чужую; чтобы защитить свою свободу, а не угнетать других; защитить свою веру, не навязывая ее другим, ибо Авель имеет

право и должен защищаться от Каина". Интервенция стран НАТО не только не дала никакого улучшения, но лишь усугубила и без того тяжелое положение, так что проблема эта грозит завершиться небывалой трагедией для сербского народа и его Церкви на Косове и в Метохии.

Вседозволенность, безнаказанность бандитов и попустительство руководства "миротворцев" и международной полиции в течение пяти лет привело к взрыву насилия над сербами со стороны албанских экстремистов, или шиптаров, как они сами себя и все остальные их называют. Три дня в марте - 17, 18, 19-е - явили трагическую картину нечеловеческой ненависти и безумия. Поводом, или, скорее, сигналом, к началу погромов послужила весть о гибели трех подростков-албанцев. Впоследствии оказалось, что это был несчастный случай, они утонули в реке, но шиптары поспешили воспользоваться измышленным предлогом, обвинили в их смерти сербов и начали погром. Одновременно по всему Косову и Метохии заполыхали сербские дома, начались убийства и грабежи. Это лишний раз доказывает, что акция насилия была спланирована заранее.

В эти мартовские дни на Косове происходили не какие-то "межэтнические столкновения", но началась организованная сепаратистами настоящая резня невооруженного, беззащитного сербского населения. Пока горели дома, больницы, церкви, пока сербов отстреливали снайперы, а "миротворцы" из КФОРа демонстрировали полную неспособность защитить ни сербов, ни самих себя, албанские лидеры спокойно ждали завершения последней очереди этнической чистки ради окончательного решения статуса Косова и Метохии с тем, чтобы потом лицемерно выразить свое сожаление и "озабоченность".

Монастырь Дечаны албанцы обстреляли из миномета. Итальянский КФОР попросил подкрепления, и на помощь им пришли американцы. Женскую обитель Девич XV века окружили более тысячи вооруженных албанцев. Шести монахиням грозила верная смерть. Игумения Макария из монастыря Соколицы на севере Косова сумела убедить французских "миротворцев" прийти на помощь. Монахини были вырваны из рук разъяренной толпы и эвакуированы вертолетом. Тотчас после этого албанцы разграбили и подожгли монастырь. Гробница, где под спудом почивают мощи преподобного Иоанникия Девичского, одна из величайших святынь Сербской Церкви, была осквернена. Когда монахини из Девича прибыли в монастырь Соколицу, оказалось, что греческие "миротворцы" покинули его. Владыке Артемию пришлось оказать все свое влияние на представителей КФОРа, чтобы греческие солдаты остались охранять монахинь.

В городе Джяковице, где в церковном доме под охраной итальянского КФОРа в течение пяти лет жили четыре сербские бабушки, не пожелавшие покидать родной земли, церковь Введения Богородицы отстоять не удалось. Несколько итальянских солдат героически сражались, защищая церковь после эвакуации стариц. Однако когда храм окружили огромные толпы албанцев, вооруженных автоматами, ручными гранатами и бутылками с зажигательной смесью, и двинулись в наступление, на помощь итальянцам прибыло подкрепление, которое смогло лишь прикрыть отход своих товарищей. Церковь было трудно защищать еще и потому, что она находилась в самом центре города, среди домов, из которых непрерывно стреляли. После отступления итальянцев храм был разрушен до основания. Кроме этой церкви, уничтожены храмы Святого Царя Лазаря, Успения Богородицы и кафедральный собор Пресвятой Троицы. Руины собора затем были расчищены бульдозером, и на этом месте посажены деревья. В работах по такому "благоустройству" принимали участие свыше пяти тысяч албанцев.

В городе Обиличе сербы, оставшиеся без защиты КФОРа и международной полиции, забаррикадировались в одном многоэтажном доме, чтобы было удобнее держать оборону. Несколько многоквартирных домов, где жили сербы, сожжено. Городская церковь была обложена автомобильными покрышками и тоже подожжена.

Несколько греческих солдат, самоотверженно защищавших церковь Святого Царя Уроша в городе Урошевде, были ранены, но ни этой церкви ни двух других спасти не удалось.

Особенно трагична судьба храмов в Призрене. Осквернены, сожжены, разрушены церкви Богородицы Левишской XIII в., Святого Спаса XIV в., кафедральный собор Георгия Победоносца и Георгиевская церковь XIV в., храмы Святых мучеников Космы и Дамиана XIV в., мученицы Недели XIV в., великомученика Пантелеймона XIV в., здание Семинарии, Владычни палаты. Пострадали безценные фрески. Монастырь Святых Архангелов в предместьях Призрена был ограблен и сожжен в присутствии военных немецкого КФОРа, которые его не защищали. В городе и округе не осталось ни одного серба.

В общине Печь пострадали церковь Иоанна Крестителя, Митрополия, церковь Введения Богородицы XVI в. Сожжено более двадцати домов ранее вернувшихся на Косово сербов.

В Приштине сожжена церковь Николая Чудотворца и русский госпиталь, открытый российскими десантниками, совершившими знаменитый марш-бросок из Боснии на Косово. Дома сербов разрушены взрывами гранат, несколько человек убиты.

Картина повсеместного разорения по всему Косовскому краю. За три дня уничтожено тридцать пять православных храмов, осквернены десятки сербских кладбищ, разрушены больницы, школы. Десятки тысяч сербов, эвакуированные и временно размещенные на военных базах КФОР, остались без крова над головой.

Через несколько дней после погрома владыка Артемий, епископ Рашско-Призренский и Косовско-Метохий-ский, под охраной международной полиции посетил Призрен и обошел руины уничтоженных православных хра-"Невозможно понять, как всего за одну ночь все то, было построено за века и сохранено в тяжелейшие времена, погибло в пламени безумия и насилия. Сербская Часть города выгладит как после жесточайшей бомбардировки. Церковь святого Спаса почернела от огня. Владычни палаты уничтожены со всем, что было внутри. Фрески в церкви Богородицы Левишки, некоторые XII века варварски изуродованы, а сама церковь постыдно осквернена. Призрен, город, хранивший веками культурное наследие и бывший гордостью всех честных и порядочных людей Косова и Метохии, Сербии и всего мира, сегодня выглядит как афганистанская деревня", - заявил Владыка, назвав то, что произошло в Призрене в ночь 17 марта, урбицидом (уничтожением города), Подобным варварским разрушением христианских святынь по всей земле Косова и Метохии: сожжением монастырей, осквернением мощей, выкапыванием мертвых из могил и другими беспримерными делами насилия и вандализма - косовские албанцы показали, что их представление об обществе не соответствует европейскому и что разговоры о демократии и Европе были только фасадом, за которым крылась слепая ненависть и стремление уничтожить все то, что несет в себе следы цивилизации. Как могут люди разрушать город, в котором сами живут? Как они могут мирно сидеть на лавочках и беззаботно прогуливаться мимо подожженных церквей, где от руин несет мочой и нечистотами? Откуда такое варварство в XXI веке, причем не у какой-то группы экстремистов, но у тысяч людей, которые в своем разрушительном походе уничтожили века культуры и цивилизации. Понимают ли вообще лидеры косовских албанцев, что уничтожением культурно-исторического наследия сербов, принадлежащего всему человечеству, они уничтожают и свое собственное будущее, свое место в истории европейской цивилизации, культуры и духовности". Обличительные речи архипастыря - это крик боли и скорби о несчастной судьбе своего народа. А как же тяжело было самим людям, попавшим в этот кровавый водоворот!.....

Рассказывают простые жители, сербы. Бандитские нападения случались неоднократно, это стало уже почти привычным. В тот раз дело было так. Вооруженные албанцы напали ночью. Камнями разбили окна и, угрожая оружием, грязно бранились, требовали выдать девушек. С улицы вбросили в комнату бутылку с зажигательной смесью, "коктейль Молотова". Сноха, не растерявшись, схватила ее и вышвырнула наружу. За окном полыхнуло. Мужчины заняли позиции у разбитых окон, а бабушка с внучками ползком перебрались на кухню и спрятались в погребе. До утра они просидели в полной темноте, слыша выстрелы и мучаясь от страха и неизвестности. Первую атаку шиптаров удалось отразить. Наутро хозяин, человек мастеровой, затянул окна металлической сеткой. В тревоге прошел весь день. Вечером Женщины спрятались в погребе. Ночью шиптары пришли опять. Снова послышались брань, угрозы и требование Убираться отсюда прочь. Брошенная в уличное окно бутылка с "коктейлем" отскочила от сетки и упала внизу. Начался пожар. Но хозяева не сдавались. Рассвирепев от неудачи, бандиты забросали дом гранатами, разворотив крышу. Нужно было уходить, чтобы не погибнуть под обломками и не допустить женщинам попасть в руки озверевших бандитов. Пока мужчины отвлекали огонь на себя, Женщины одна за другой, в чём были, без обуви, попрыгали из окна кухни в грузовик финского КФОРа, оказавшийся рядом случайно: его вызвал сосед-албанец, чтобы вывезти своих детей подальше от "безпорядков". Вскоре горевший дом оставили и мужчины. Поняв, что дом пуст бандиты ворвались внутрь и с дикой злобой били и крошили то, что еще уцелело, разграбив всё ценное. Нагадив напоследок на пороге, они ушли. Наутро стало известно что в городе в ту ночь сгорело дотла более тридцати сербских домов.

Закончив скорбный рассказ, старая сербка замолчала. Потрясенные услышанным, мы и не заметили, что рядом с ней стоит ее супруг, сухощавый старик лет семидесяти с лишком.

Наступило 15/28 июня, Видовдан - день Косовской битвы. Эта битва была и навсегда осталась в народной памяти центральным событием всей сербской истории. Вокруг Косовского боя возникли самые прекрасные традиции, были сложены самые лучшие песни героического народного эпоса, воспевающие страдания сербов в борьбе за Крест Честной и Свободу Золотую. Этот факт доказывает прежде всего несомненную жизнеспособность сербского народа. Не поет о своем поражении тот, кто считает, что поражение окончательно, ибо с окончательным поражением замирает не только воля, но и способность к творчеству. О своем поражении поет тот, кто верит, что Правда восторжествует, и в этом утешение и надежда.

Монастырь Грачаница гостеприимно встречал гостей. Главным был, конечно, Святейший Патриарх Сербский Павел, сам бывший здесь в течение 37 лет епископом. В сослужении местных владык Артемия и Феодосия, митрополита Черногорско-Приморского Амфилохия и епископа Афанасия при большом стечении народа Святейший Павел служил Божественную Литургию. Затем на Газиместане, там, где происходил Косовский бой, Патриарх с духовенством отслужил и панихиду по всем мученикам Сербским, пострадавшим от Косовской битвы и доднесь. Газиместан находится в 15 км от Грачаницы. Там, собственно на Косовом Поле воздвигнут монументальный памятник. На фасаде башни выбиты слова Царя Лазаря, призвавшего всех сербов до единого выйти на бой. Когда мы в прошлый раз были здесь на Видовдан, вход внутрь башни был взорван, а надпись повреждена. Теперь мемориал восстановлен, окружен двумя рядами колючей проволоки и охраняется целой деревней "миротворцев".

Мы привезли на святое Косово поле, политое и поливаемое кровью мучеников, землю с Куликова поля и взяли немного священной косовской земли, которую будем хранить как святыню. Недолгий путь до Газиместана был проделан, как водится, под завывание сирен международной полиции и с охраной солдат КФОРа. Дорога проходит Через Приштину, которая в недалеком прошлом была многонациональным городом, центром культуры, науки и образования. В последние пять лет там был всего один многоэтажный дом, где жили сорок семей сербов под охраной "миротворцев". В дни мартовского погрома жителей этого дома с трудом удалось эвакуировать.

Проезжали мы и через Сухую Реку, где находятся богадельня и психиатрическая больница, куда албанцы не пускают представителей властей и гуманитарных организаций. Недавно просочились в сербскую печать сведения о том, что там творят "врачи" с сербами - абсолютно безпомощными стариками и душевнобольными. Наш собеседник не решился, а мы не посмели настаивать, чтоб он рассказал нам об этих леденящих душу ужасах.

По дороге видели в чистом поле устроенные бассейны и вокруг них кишмя кишевших полуголых шиптаров и квадраты забитых автомобилями парковок. И вспоминалась романтическая пустынность гористых Брезовицы и Штрпца, всё ещё населённых сербами. Поневоле задумаешься об "этнической" и "экологической" чистоте. Вот последней в албанских районах нет: грязь и безпорядок чудовищные, всё превращено в свалку. Хотя бывавшие у них в домах русские сотрудники разных миссий говорили, внутри порядок и чистота. Это лишнее свидетельство тому, что эта земля для них чужая.

Встречая время от времени вдоль дороги массивные сооружения с надписью «ОТЕЛЬ», удивлялись мы, куда же столько гостиниц и для кого? Оказалось, что это притоны, куда для переселенцев и "миротворцев" поступает "живой товар" со всего мира.

Сербов держат в Косове за колючей проволокой "в целях их защиты", как цинично заявляют власти КФОРа и международной полиции. Однако для вооруженных бандитов дороги через сербские анклавы открыты. И они этим пользуются. Мы сами видели и слышали, как они с развёрнутыми албанскими флагами под вой клаксонов медленно проезжали по Грачанице - это ни что иное, как наглый вызов и провокация. В начале июня Косово, да и всю Сербию потрясла весть об очередном злодеянии. В Грачанице, неподалеку от здания полиции был застрелен семнадцатилетний юноша Димитрий Попович, ученик медицинской школы. Группа подростков после выпускного вечера стояла около палатки, торгующей бутербродами, когда из проезжавшего автомобиля раздалась автоматная очередь. Горе родителей, лишившихся единственного сына, безутешно. Семья Поповичей - беженцы из Призрена. Им, бросившим все нажитое, удалось добраться до Грачаницы и поселиться в доме родственников. Похороны вылились в демонстрацию протеста сербов, требующих от мировой общественности дать им основное человеческое право -право на жизнь. На плакате, протянутом через улицу перед зданием международной полиции, висит плакат с портретом Димитрия: "Солдаты всего мира, как вы расскажете своим детям о том, что натворили на Косове?"

Но во все времена самой главной чертой сербской истории была ее непрерывность на Косове и Метохии. Веками сербский народ страдал, переселялся и вновь возвращался на заветные земли своей матери-Родины, восстанавливая после разорения свои христианские святыни, церкви и монастыри. "Нет силы ни земной, ни небесной, которая могла бы отлучить нас от Грачаницы, Дечан и Печи". Под этими словами Митрополита Амфилохия может подписаться любой серб.

ЛИТЕРАТУРА К 1, 2, 3, 4 ЗАДАНИЯМ

Бромлей Ю. и др. Человечество – это народы. М. 1990

Зеленин Д. Восточнославянская этнография. М. 1991

Православие и западное христианство. М.,1995

Прийма И. Голоса Сербии. С-Пб., 1993

Этнография. Учебник для исторических факультетов вузов

Чиркович С. Сербия. Средние века. М., 1996