О.Н. Кукрак

ИССЛЕДОВАНИЕ СЛУЧАЯ - форма квазиэксперимента (см.). Каждый исследуемый объект до проведения исследований и наблюдений имеет свою историю. В общем виде схема такого исследования может быть представлена следующим образом: А - В, где А - это история объекта исследования, В - это текущее (настоящее) поведение.

Нам доступно для наблюдения только В. Подобную схему имеют и качественные исследования, предлагаемые в рамках обоснованной теории. Очевиден потенциальный источник внутренней невалидности таких исследований: не существует контрольного условия, т.е. не с чем сравнить результаты поведения (5), которые мы объясняем, исходя из истории объекта, группы или индивида (А). Один из способов получить контрольную группу в исследовании частных случаев называется анализом отклонения. Анализ отклонения - это форма неэквивалентного контроля (см. Анализ естественных событий). Следует найти индивида (группу или случай), который как можно ближе походит на предмет нашего исследования, за исключением тех событий в своей истории, с помощью которых мы пытаемся объяснить интересующее нас поведение. Если такой объект найден, производится сравнение,

Исследование частных случаев - достаточно распространенная форма исследований. Однако они не могут служить достаточным основанием для предсказания или обобщения. Такие исследования позволяют отбросить некоторые факторы как не входящие в цепочки причинных связей, поэтому анализ частных случаев можно использовать для фальсификации теорий. Однако следует помнить, что частные случаи часто включают ретроспективные сообщения, а это значит, что некоторые события могут быть забыты или искажены. Чтобы увеличить валидность внутреннюю (см.) при исследовании частных случаев, следует: а) использовать анализ отклонения; б) проводить больше наблюдений и брать больше контрольных случаев.

А. П. Ренет

ИСТОРИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ (материалистическое понимание истории) - социально-философская и социологическая парадигма (см.), созданная и разработанная Марксом (см.) и Энгельсом (см.). В основе И.М. лежит методологическая процедура апплицирования диалектической схемы развития по Гегелю на тенденции развития социально-экономической структуры человеческого общества. И.М. объясняет внутренние взаимозависимости общественных структур по универсальной системообразующей формуле: "Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не

400

ИСТОРИЯ

и

сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание". По Энгельсу, общественное развитие и его закономерности задаются (с некоторыми оговорками) материальными условиями жизни людей.

Амбиции теоретиков и апологетов И.М. на придание ему статуса универсальной парадигмы социальной философии и социологии, основанной на позитивистских методологиях, натурализме в трактовке общества и причинно-механической модели мирообъяснения, были опровергнуты достижениями общенаучных и гуманитарных дисциплин 20 ст. - новейшими макроэкономическими моделями, общей теорией систем, представлениями о нелинейных процессах, данными наук о массовых коммуникациях. Одновременно крушение социализма в Европе, наиболее общей санкцией которого на теоретическом уровне являлся И.М., наглядно продемонстрировало реальные преимущества современных неортодоксальных социологических, политологических, психоисторических и прочих методик адекватного отображения и перспективной реконструкции хода исторического процесса. Серьезные сомнения европейских интеллектуалов в правомерности концепции неограниченного социального прогресса (сердцевины и "души" И.М.) также содействовали закату этой некогда модной идеологической доктрины социально-философского толка. См. также: Маркс.

А.Л. Грицанов

ИСТОРИЯ - движение общества во времени, предмет изучения историографии и философии И. Непосредственно И. предстает как прошлое человеческого общества, ретроспективное освоение которого (признание его как своей собственной И.) открывает человеку исторический характер современности. Современность непрерывно вырастает из прошлого и, выполняя свою историческую миссию, сама уходит в прошлое.

Динамическое единство прошлого и настоящего раскрывает И. как свершение или осуществление некоторой цели ("прогресса цивилизации", "социальной справедливости", "освобождения человека" и т.п.). И. образует наполняющий время смысл; от абстрактного календарного времени, служащего средством датирования или измерения длительности процессов, историческое время отличается содержательной определенностью. Оно может быть то более, то менее насыщенным историческими событиями, может течь то медленнее, то быстрее - в зависимости от темпа исторических трансформаций оно может быть временем героев, временем несбывшихся надежд или вовсе историческим безвременьем. Индивид погружен в И. и реализует себя как человека, соотнося свое социальное поведение с глубинным течением И. Сравнительный анализ различных культур обнаруживает разнообразие представлений об И. В частности, если в обществах, заряженных на прогресс, историческое время понимается как текущее из прошлого через настоящее в будущее, то в историческом сознании традиционных обществ прошлое находится впереди настоящего - как образец, к которому надлежит максимально приблизиться. Более того, обнаруживает-

ся, что сама идея И. свойственна лишь цивилизованным обществам, появившимся впервые в 4 тысячелетии до н.э.; в архаических (первобытных) обществах господствует мифологическое, а не историческое сознание. Поэтому архаические общества могут быть в известном смысле определены как доисторические - не имеющие реального опыта И.

Идея линейной И. впервые оформляется в античной культуре. Важнейшей предпосылкой привычных для нас представлений об И. явилось христианство, в центре внимания которого находятся не природные процессы, а определенным образом понятая человеческая И. - И. спасения. Структурируя историческое время последовательностью уникальных событий (сотворение мира и человека, грехопадение первых людей, первое пришествие Христа и его искупительная жертва, открывшая человеку возможность спасения, грядущие конец света и Страшный суд), христианство сформировало представление о линейной направленности и необратимости И., преодолев тем самым циклизм в восприятии времени, свойственный язычеству. Христианство, являясь мировой религией, обращенной к "человеку вообще", заложило основы трактовки И. как единого в своей сущности всемирно-исторического процесса. В новоевропейской культуре историческое сознание получило интенсивное развитие в конце 18-19 в. 19 в. - "столетие историков" - характеризуется настоящим культом И. В условиях падения влияния традиционных форм религии было осуществлено своеобразное обожествление И. Предполагалось, что ход И. обладает высшей целесообразностью, "в конечном счете" окупает все жертвы и каждому воздает по заслугам. Единственное, о чем должен заботится человек, коль скоро он претендует на участие в И., это - "не отстать от прогресса". Катастрофизм реального исторического опыта сильно подорвал наивно прогрессистскую веру в гарантированность и провиденциальную разумность И. Разбожествление И. совершалось по-разному. Наиболее раннюю версию, восходящую еще к середине 19 в., представляет собой марксизм: И. не есть некое богосоразмерное разумное начало, преследующее "высшие" цели, И. создает сам человек, занятый удовлетворением своих материальных потребностей. Историческое событие образуется пересечением множества индивидуальных действий, столкновением частных интересов, и это случайность, которая служит проявлением исторической необходимости, - объективной эволюции общественного производства. Акцент на анализе материально-экономических процессов демистифицировал идею И., однако вера в непреложную историческую необходимость обернулась мессианством и небывалой жестокостью людей, якобы познавших "объективные законы общественного развития" и выступивших вершителями "суда И.". Другой вариант реакции на разбожествление И. представляет собой весьма популярный в 20 в. неомифологизм. Историческое время, утратившее высшую целесообразность, становится бессмысленно-мучительным для человека. Неомифологизм пытается преодолеть "кошмар И." посредством актуализации опыта мировосприятия, свойственного архаическим культурам, снимающим линейность исторического времени мифом о вечном

401

и

'ID"

возвращении. Однако бегство от идеи И. не приводит к прекращению реальных ее кошмаров и означает фактически уклонение от ответственности за происходящее. Сохранение тезиса об исторической ответственности человека стало возможным, как оказалось, посредством антропологизации И. Исторический процесс лишается какого бы то ни было надчеловеческого смысла, единственный смысл И. - это самореализация человека как свободного существа. Ткань И. образуется творческими ответами человека на безвыходные, с точки зрения прежнего опыта, ситуации. И. не гарантирована человеку, и ход ее не предопределен, И. держится постоянным усилием человека реализовать себя как свободное существо, независимое от внешней обусловленности. Саморазвитие и самоценность человека становятся мерой прогресса как сквозного смысла И. Однако в 20 в. в историческое мышление проникают идеи прерывности и множественности, вообще подрывающие основополагающий тезис о смысловом единстве И.

Освоение обширного неевропейского материала выявило скрытый европоцентризм привычного представления об И. как едином всемирно-историческом процессе: смысл И. (неограниченный прогресс) и ее периодизация (Древний мир -Средние века - Новое время) были определены на основе западного исторического сознания и представляют собой его неправомерную универсализацию. Концептуальная модель всемирной И. унифицирует изучаемые общества, тогда как реальный исторический материал свидетельствует в пользу их уникальности и открывает И. как многообразие типов исторического развития. Однако оборотной стороной тезиса об уникальности каждой цивилизации является признание их эквивалентности - они равноценны в силу отсутствия общей шкалы, позволяющей произвести их сравнительную оценку; единый поток И. распадается на множество разнородных ло-

кальных историй. Тем самым историческое мышление оказывается перед дилеммой: остаться в плену культурного империализма или вообще лишить И. общей смысловой направленности. Выходом из тупика является, по-видимому, переосмысление сущности исторической реальности. Привычная идеология прогресса как смысла И. основана на противопоставлении природы и И., природная среда здесь трактуется как пьедестал социально-исторического развития, средство удовлетворения человеческих потребностей. Глобальный экологический кризис, демонстрируя невозможность безграничного прогресса, выявляет глубокую укорененность человеческой И. в динамике биосферы Земли и по-новому открывает нам единство судьбы всего человечества (перед лицом возможного самоуничтожения).

По-видимому, на смену теории "всемирной И." может прийти концепция "глобальной И.", основанная на расширенном понимании исторической реальности и сочетании идеи планетарного единства человечества с признанием самобытности локальных социо-природных систем. Причем глобальная И. - это не столько теоретическая, сколько практическая проблема: человечество должно обрести новый тип историчности, решив две взаимосвязанные задачи: выработать стратегию коэволюции общества и природы и обрести прочное глобальное единство посредством диалогического взаимодействия различных культурных традиций. Пока это не произошло, идея И. остается одним из самых загадочных и противоречивых продуктов человеческого разума. В трактовке современной философии концепт "И." неуклонно уступает место теории "постистории". См.: Социальная философия, Всемирная история.

В.Н. Фуре

"ID" - см. "ОНО".

к

КАНЧЕВСКИЙ Игнат Владимирович (литературные псевдонимы: Игнат Абдзиралович - по имени и фамилии главного героя романа М. Горецкого "Две души", Ганная Голубянка) (1896-1923) - белорусский философ и публицист. В 1913 окончил Виленское реальное училище, учился в Петербургском технологическом институте, на филологическом факультете Московского университета, был слушателем Высших кооперативных курсов при народном университете имени А.Л. Шанявского. После образования БССР переехал в Минск, где принимал активное участие в белорусском культурно-просветительском движении, а после создания в 1919 Литовско-Белорусской Советской республики - в Вильню. Скончался от туберкулеза легких.

Философские, социологические и общественно-политические взгляды К. изложены в эссе "Извечный путь. Опыты белорусского мировоззрения" (Вильня, 1921), характеризующемся оригинальностью философско-культурологического анализа, яркой образностью стиля повествования и глубоко личностным отношением к предмету рассмотрения - исторической судьбе белорусского народа. Работа К. тематически близка концепциям культурно-исторических типов Данилевского, К.Н. Леонтьева, морфологии культуры Шпенглера, историософии Бердяева, но прежде всего характеризуется сильными экзистенциалистскими мотивами. Согласно концепции К., Беларусь на протяжении всей своей истории, начиная с 10 в. - времени крещения, - была ареной борьбы двух направлений (типов) европейской культуры - западного и восточного. В результате этой перманентной борьбы возникло и оформилось специфическое белорусское национальное мировоззрение - "колебание между Востоком и Западом и искренняя неприязнь к тому и к другому являются основной чертой истории белорусского народа". В таком историческом наследии коренится "великая трагедия народного духа", которому отказывают в праве на самобытность, не понимая, что "вместе с белорусскостью мы теряем и лучшую часть человечности". Отмечая привлекательные для белорусов качества человека Востока - простоту, искренность, доброту, соответ-

ствие внешности внутренней сущности, и Запада - большую объективность, способность к компромиссам, терпимость к чужому мнению, К. раскрывает причину, почему в итоге белорусский народ не делает окончательного выбора между европейскими культурами Запада и Востока. Это сопровождающее всю его историю "насилие над нашими душами", которое осуществлялось в разных формах: "Восток сразу захватывает много, Запад - по своей деликатности - меньше ... Зато Запад - великий человек на малые дела, и его способности сильно отдаются на белорусской шее". Не соглашаясь со сложившимся мнением о неспособности белорусов выразить свой культурный идеал - поскольку они остаются в ситуации социокультурного выбора между мессианскими культурами Востока и Запада, - К. говорит о необходимости внутреннего культурного самоопределения и создания своих, национальных форм культурной жизни.

Сознавая сложность этого процесса духовного возрождения, К. предостерегает от возможности появления собственного, белорусского мессианизма - "как бы найденные формы новой белорусской жизни не стали для нас самих великой тюрьмой и издевательством". В этом плане наибольшую опасность представляет характерная и для Востока, и для Запада застывшая "форма жизни" - уклад, нормативная нерушимая модель социального и духовного бытия, сложившаяся в результате человеческой деятельности. Первооснова ее силы - в любви человека к плодам своего творения, в желании им вечного существования и, с другой стороны, в "корысти", т.е. выгодности формы. К. артикулирует факт приобретения формой тем большей нормативности, чем слабее развита духовность народа, хотя признает принципиальную необходимость формы - в ней заключена сущность материальной жизни. Однако, по К., следует стремиться искать формы, приспособленные к изменчивости жизни, эластичные, текучие. Истинная основа жизни, по К., - свободное творчество, пример которому можно найти в искусстве, которое "не имеет своего канона, не имеет утвержденных путей, образцов". К. дифференцирует понятия субъекта индивидуальной (человек)

403

к

КАПИТАЛИЗМ

и социальной (народ, нация) деятельности: если отдельный человек может найти личное спасение в художественном творчестве, то в общественной жизни массы идут к социальному творчеству всегда только через политический переворот и революцию. Согласно К., это не лучший путь для народа, но единственно возможный в условиях, когда народ лишен свободы творчества и возможности развивать национальную культуру. Вместе с тем К. подчеркивает, что творчество масс основано на творчестве единиц, и революция без индивидуального творчества - лишь великая беспросветная смута, пример чему - Россия. Гарантировать возможность общественного творчества можно только в случае отсутствия чужого принуждения, для чего, соответственно, необходима политическая независимость.

В качестве оптимального варианта человеческого общежития и условия для возможности реального творчества К. предлагает кооперацию - "единственное общественное явление, которое без принуждения объединяет своих членов и не декларирует принуждения для других". В кооперации К. импонирует отсутствие "готовых рецептов улучшения жизни", какого-либо идеала, т.е. застывшей формы. Лозунг кооперации, по К., - "Твори. Создавая - разрушаем". Тем самым, согласно К., свободное творчество человека становится единственным идеалом для всего будущего общества.