теме аксиом добавляется новая, которая выполняется уже не на всех моделях. Так может возникнуть целая сеть теорий с общими аксиомами и законами (базисной теорией). Вводится понятие «холона» теорий: такой совокупности, в которой каждая теория имеет какое-то интертеоретическое отношение хотя бы с одной другой теорией (пересечения). Если привлечь еще и развитие структур во времени, получится «кинематика теорий».
Структурализм не рассматривает научную теорию как совокупность предложений-высказываний (в отличие от неопозитивистов). Теория характеризуется некоторой математической структурой. Эта структура выявляется через ее фундаментальный закон и специальные законы. Структурализм не использует формализованный язык, и довольствуется, следуя программе Н. Бурбаки в математике, изложением в понятиях неформальной теории множеств. Структуралистский подход позволяет провести тонкие различия как в структуре, так и в развитии научных теорий. В синхронном аспекте понятие теории становится более тонким благодаря тому, что отдельные теории рассматриваются как элементы в разнообразно разветвленной сети теорий. В диахронном аспекте были проведены детальные исследования эволюции и революций в теориях. Объединяющую функцию в структурном и динамическом описании выполняют интертеоретические отношения, преимущественно отношения специализации и редукции. Эти отношения позволяют объяснить, каким образом в смене теорий проявляются и утверждают себя рациональность и прогресс. Фактически, структурализм – это ответ на вызов, брошенный Куном классической теории науки. Он предлагает естественную экспликацию куновских понятий «иммунитета» теории от противоречащего опыта, «парадигмы» научного сообщества, несоизмеримости соперничающих теорий. В этой функции разъяснения кажущихся пробелов в рациональности в науке структурализм получил одобрение самого Куна, который был вынужден корректировать и уточнять свои взгляды.
Структурализм получил распространение в первую очередь в Европе, особенно – в Германии, и служит общей рамкой для рациональной реконструкции различных теорий в отдельных науках. Он не противостоит классической теории науки, но служит ей некоей альтернативой, иным способом про- ведениятеоретико-научногоанализа, имеющим своипреимущества.
8.12. Неклассическая и постнеклассическая научная рациональность
Наука, как познавательная деятельность, направляется идеалами и нормами. Среди этих последних есть такие, которые присущи науке в целом, т. е. отличают ее от других видов человеческой деятельности. Они присущи науке на всем протяжении ее существования. Но есть и такие, ко-
315
торые характерны лишь для определенных исторических типов науки или лишь для определенных дисциплин. Например, для научной рациональности в целом характерно стремление к истине, к объективному, обоснованному, доказательному знанию. Однако способ получения, обоснования или организации научных знаний исторически изменяется. Способ исследования, эмпирического описания и теоретического объяснения явлений природы в эпоху античности, Средневековья или Нового времени вообще говоря, различен. Идеалы и нормы научного исследования зависят как от предмета исследования, так и от характера общества и места в нем науки. Социально-культурные факторы, общественные потребности определяют в существенной мере тот образ науки, который определяет и образцы деятельности «ученого». Мы рассмотрели общие черты науки в различные исторические эпохи ее существования, в том числе и классическую научную рациональность. Пришло время рассмотреть те изменения, которые произошли в основаниях, идеалах и нормах науки в XIX–XX вв.
Неклассическая научная рациональность, по мнению В. С. Стёпи-
на, возникла в естествознании конца XIX – начала XX вв., и была порождена преимущественно теми проблемами и трудностями, с которыми столкнулась классическая физика в объяснении ряда явлений (прежде всего – электромагнитных) и которые привели к созданию теории относительности и квантовой физики. Именно они послужили моделью для «неклассической рациональности» (хотя теорию относительности Эйнштейна относят иногда к классическим теориям).
Характерные черты неклассической рациональности, отличающие ее от классической:
1)субъект не может познавать объект «со стороны» или «извне», поскольку сам находится «внутри» познаваемого им объекта;
2)объект познается исключительно посредством активной деятельности субъекта «внутри» объекта, которая, следовательно, изменяет сам объект в акте его познания;
3)следовательно, познавательные операции субъекта должны быть учтены в описании объекта: мы не можем более говорить о том, каков объект «сам по себе»; мы можем говорить лишь о том, каков он для нас в той или иной ситуации нашей активности по отношению к нему; объект не только раскрывается лишь в процессе деятельности субъекта и благодаря ей, но «ответ» природы на наши вопросы зависит от того способа, которым ставится вопрос; иначе говоря, от способа нашей познавательной деятельности зависит и то, с каким объектом мы имеем дело;
4)следовательно, средства наблюдения и операции субъекта принципиально не могут быть элиминированы из знания об объекте;
316
5)теория не может быть просто «выведена» индуктивно из фактов; она лишь «навеивается» опытом, но в значительной мере является результатом «свободного вымысла»;
6)одни и те же факты опыта могут быть объяснены разными теориями, и эта множественность теоретического объяснения одного и того же положения дел является естественной, законной, неустранимой; неклассическая рациональность отказывается от «чистого онтологизма» теории, от требования единственности истинной теории (признает правомерность теоретического плюрализма), допускает «дополнительные» (и альтернативные) описания одного и того же объекта.
Эти изменения были обусловлены не только обнаружением новых явлений, фактов, новых объектов научного исследования, но и изменением места науки в обществе, функций научного знания в нем. Точно так же и классическая рациональность была сформирована в результате тех качественных изменений в европейском обществе, которые произошли в эпоху Возрождения. Она была неразрывно связана с новой социальной структурой, с новым пониманием сущности человека и его отношения к миру и Богу и т. д. Равным образом и переход от классической рациональности к неклассической был связан с общим глубоким изменением устройства духовной жизни европейского общества в XIX в. Общий культурный, духовный знаменатель этих изменений – разочарование в возможности существования «чистого» знания, ощущение зависимости сознания, мышления, науки от внерациональных факторов, понимание «погруженности» ученого, его деятельности и ее результатов (теории) в конкретную социальнокультурную «среду», а тем самым – ситуационности всякого знания.
Философское измерение проблемы неклассической рациональности показал М. К. Мамардашвили93. Сама идея неклассической рациональности возникает в результате введения сознательных явлений в саму научную картину мира. Иначе говоря, она представляет собой одновременно и расширенную онтологию (онтологию ума), которая включает в себя психику и сознание. Проблема в том, как можно ввести сознание в физическую картину мира, в учение о природе. Содавая физическую теорию, мы получаем научное и объективное представление о мире, однако «покупаем» это научное знание за счет непонимания (игнорирования) самого научного сознания. Возьмем для пояснения важнейшее в науке понятие наблюдения, которое стало проблемой в релятивистской и квантовой физике, в этнологии, психологии и социологии. Для того, чтобы узнать, как устроена природа, мы должны проводить наблюдения. Спрашивается, само это наблюдение, его акт и процесс принадлежит той природе, о которой мы получаем знание посредством этого наблюдения? Теория природы (физика) должна
93 [53]
317
ли описывать природу так, чтобы в этой природе было возможно действие
наблюдения? Ведь сам феномен наблюдения должен быть укоренен в устройстве мира и в том положении, которое чувствующие и сознающие су-
щества занимают в системе природы. Ведь «событие извлечения» опыта тоже – событие мира. Факт являемости мира в сознании человека – тоже факт этого мира. То наше состояние, в котором нам нечто является и в котором мы имеем знание о явлениях – тоже является частью Вселенной, продуктом ее эволюции и человеческой истории. Само это состояние, в котором мы различаем сущность и явление, наблюдаем явление – оно тоже существует. Необходимо не только выявить неявное вхождение сознательных процессов в формулировку законов физических явлений, но сделать это так, чтобы одновременно понять сознательные явления как состояния жизни телесных существ, находящихся «внутри» природы, рождающихся, умирающих, находящихся в общении, чувствующих и мыслящих. Неклассическая наука должна описывать природу так, чтобы было возможно объединение в единое целое наук физических, наук о жизни, об обществе и о сознании. «Решение подобной задачи могло бы быть ответом на назревшую в философской и научной культуре XX в. проблему, состоящую как раз в том, что тот стиль научного исследования, который ныне господствует, неспособен в одном, логически гомогенном исследовании объединить эти две разные вещи – то, как мы исследуем физические явления и достигаем их объективного понимания, и то, как мы при этом способны понимать – научно, объективно – те сознательные и жизненные явления, которые наблюдаются в исследовании и понимании первых (т. е. физических) явлений…»94. Необходимо найти способ совместить рассмотрение физических процессов с рассмотрением сознательных процессов, в которых они и находят свое выражение, и таким образом, чтобы сама природа допускала по ее собственным законам рождение живых существ и появление сознания, которое к тому же является элементом истории человечества. Сложившаяся в самой науке и культуре ситуация требует изменить привычки научного мышления, коренящиеся как раз в классическом понятии наблюдения. Следуя этим привычкам, мы не можем построить научную и объективную теорию тех самых процессов сознания,
которые и создают научную картину мира: мы делаем человека чуждым природе, «выбрасываем» из универсума, каким его описывает физика, жизнь и сознание. Все, что мы знаем о мире благодаря научному наблюдению, мы знаем благодаря сознанию и «в сознании», но сами сознательные явления ускользают от того наблюдения, которое предполагается классическими правилами. Здесь и возникает кардинальная проблема философии науки: для того, чтобы выявить эти правила и привычки и изменить их, необ-
94 [53; С. 4]
318
ходимо вернуться к истоку самой «научности» и тщательно проанализировать понятия, лежащие (и молчаливо предполагаемые) в основе понимания «опыта», «знания», «субъекта», «объекта», «тела», «пространства», «внешнего», «внутреннего», «явления», «сущности», «материального» ит. д.
Для неклассической рациональности нет единой и всеобъемлющей «системы координат» – ни интеллектуальной, ни онтологической, ни физической. Нет одного и «уже готового» мира, есть лишь «мир в работе». Иначе невозможно ввести такую специфическую реальность, как сознание, «в самое начало, внутрь объективного определения строения мира»95. Возникновение феноменологии и феноменологической философии науки было связано именно с попытками такого рода. Например, элементарный постулат классического мышления – различение явления (того, что дано в наблюдении) и сущности (объективного хода вещей независимо от наблюдения). Для неклассического подхода «сущность» не есть нечто само по себе сущее, независимо от своих явлений (опыта): «мы не можем предполагать заранее данного (или пред-данного) мира законов и сущностей, по отношению к которому сознание было бы лишь отражением и который лишь ожидал бы быть нами познанным»96. Квантовая физика указывает на это: физический смысл «волны вероятности» зависит от факта эксперимента. Иначе говоря, уникальное событие (измерение) имеет последствия для структуры мира.
Классическое объективное видение мира как совокупности физических объектов в пространстве и времени – продукт истории организации познания, «экран» сознания, который за «спектаклем» физических процессов не может видеть самого видящего картину субъекта. Здесь коренится
классическое различение души и тела, сознания и материи. «Первичные качества» вещей мыслятся «ясно и отчетливо» потому, что мы расцепили первоначальную слитность вещей «внешнего» мира с нашими «внутренними» состояниями (субъективными восприятиями). Вещи сами по себе – не явления. Возникновение «явления» требует участия субъекта, предполагает некоторую «историю» это участия. Здесь и возникает вопрос о явлении знания. Не о знании явлений, а о явлении самого знания. Это – феноменологический вопрос, или – «феноменологический сдвиг» в теории сознания и науки97. Когда классическим образом строят теорию познания, то отвлекаются от того, что это знание, о котором строят теорию, само должно «случиться», быть «событием», реализоваться в качестве знания и в этом смысле само есть «явление». Это знание как бы уже заранее предположено. Но сознание невозможно заранее предположить. В этом смысл пробле-
95[53; С. 15]
96[53; С. 16]
97[53; С. 22]
319
мы «феномена» у Гуссерля, проблемы подхода к образованиям сознания как существованиям. Когда говорится, что ученый открыл некоторый закон природы, предполагая, что он уже был в природе и «причинил» в сознании это знание о себе, то при таком объяснении явлений сознания (знания о законе природы) это сознание (знание) уже предположено. Можно рассматривать это открытие как часть истории познания человеком того, что уже заранее и все целиком есть. Но сама эта «история познания» – тоже структура сознания, своего рода «внутрикультурная иллюзия» – вторичная структура сознания по отношению к тому, что действительно происходит. Вот суть проблематики «феноменологической редукции», философского «подвешивания» предпосылаемости «объективного мира» и т. д.
Равным образом, и новая научная революция, переход уже к постнеклассической рациональности был связан с радикальным преобразованием идеалов и норм научного мышления и обусловлен новыми качественными изменениями в общественной жизни и в мировоззренческих установках общества второй половины XX в., которые снова изменили сам характер научной деятельности. Средоточие всех этих изменений – компьютерная революция, то есть качественное, радикальное изменение в средствах хранения, обработки, передачи знаний (информации).
Предельно кратко суть постнеклассической научной рациональности можно сформулировать следующим образом: если классика хотела понять, каков объект сам по себе, а неклассика поняла, что не может элиминировать из описания объекта познавательные средства и операции субъекта, то постнеклассика:
1)уже не может элиминировать из описания объекта цели и ценности познающего субъекта: идеал совершенно объективного и ценностно ней-
трального познания заменяется «включением аксиологических факторов в состав объясняющих положений»98; иначе говоря, связь старых добрых внутринаучных ценностей (объективности, обоснованности, системности, истинности и т. д.) с социальными ценностями не просто рефлектируется, но
ивыражается в явной форме в самом содержании научного знания; усиливается гуманистическая направленность научных исследований, значение этического фактора в самой познавательной деятельности;
2)отдает приоритет междисциплинарным ипроблемно-ориентированным,
комплексным программам и исследованиям;
3)ориентирует науку практически: цели и задачи научных исследований все более настойчиво и явно определяются экономическими и соци- ально-политическими факторами (поскольку все более зависят от финансирования);
98 [64; С. 13]
320
4) сращивает теоретические и прикладные исследования (стирает границы между ними);
5)занимается исследованием сложных, открытых, автономных, саморазвивающихся, самоорганизующихся, самоперестраивающихся систем (которые и могут быть выявлены в качестве таковых лишь в результате соединения усилий представителей различных наук), – систем, в которых по мере исторического развития появляются новые уровни, изменяющие всю систему, прежние уровни; эти системы проходят через точки бифуркации (неустойчивого равновесия), в которых «малый толчок» («укол») имеет большие и необратимые последствия, структурную перестройку системы, дает синергетические эффекты; эти системы описываются при помощи понятий «управления», «информации», «обратной связи», оптимальности и эффективности;
6)мыслит нелинейно: учитывает, что свойства системы зависят от ее состояния, отказывается от принципа суперпозиции, признает возможность самоусиления процессов;
7)характеризует системы через совокупность их возможностей (возможных линий эволюции, сценариев), вероятность, «непросчитываемость», возможность катастроф, многовариантность возможных путей развития; для описания этих сложных систем используются не только традиционные методы индукции-дедукции-аксиоматизации, но и связанные с принципами случайности и вероятности методы аппроксимации, компьютерного моделирования, вычислительного эксперимента, исторической реконструкции;
8)вводит в естествознание историко-эволюционные методы, описание уникальных, необратимо развивающихся объектов;
9)описывает большие динамические системы, используя понятие цели, которое было исключено из науки в классическую эпоху («телеономические» системы); иначе говоря, сложные системы с управлением характеризуются внутренней активностью и избирательностью (целенаправленностью) своего «поведения»;
10)делает предметом исследования «человекоразмерные системы»: экологические, человеко-машинные (искусственный интеллект), биотехнологии, в которых поиск истины прямо затрагивает интересы человека и требует включения аксиологических факторов.
Автор этой концепции подчеркивает, что появление нового типа рациональности не отменяет предыдущий, но лишь ограничивает сферу его применения.
321