PakharL_I_Kurs_lektsiy_po_sotsialnoy_filosofii_Ch_2

понимания социальных процессов. Но это не умаляет ценности высказанных им мыслей, их глубокой методологической значимости. В этой связи представляет интерес работа В.И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» (1917), в которой раскрыта экономическая и политическая сущность капитализма. Ленин, в частности, пишет: «Самая глубокая экономическая основа империализма есть монополия. Это – монополия капиталистическая, т. е. выросшая из капитализма и находящаяся в общей обстановке капитализма, товарного производства, конкуренции, в постоянном и безысходном противоречии с этой общей обстановкой. Но тем не менее, как и всякая монополия, она порождает неизбежно стремление к застою и загниванию (подчер. нами – Л.П.).

Поскольку устанавливаются, хотя бы на время, монопольные цены, поскольку исчезают до известной степени побудительные причины к техническому, а следовательно, и ко всякому другому прогрессу, движению вперед; постольку является далее экономическая возможность искусственно задерживать технический прогресс».

В советский период этот диагноз мыслителя мы относили только к капитализму, не замечая его всеобщего значения: любая монополия рано или поздно ведет к загниванию и застою. Это собственно и произошло с нашим реальным социализмом – мы вдруг обнаружили, что топчемся на месте, что не в состоянии оседлать научно-технический прогресс, что все больше отстаем от запада в области новых технологий и т. п. Но методологическое значение ленинского социально-философского наследия продолжает оставаться невостребованным. Однако именно в нем сосредоточено то самое ценное, что оставил нам в наследство большой политик и крупный мыслитель.

Социальная философия русского зарубежья: евразийство.

(Лекции 36, 37).

1.Евразийство как исторический феномен.

2.Россия как Евразия.

3.Концепция идеократии.

4.Оценка русской революции и исторических перспектив России.

1.Евразийство как исторический феномен.

Вистории мысли, как и в истории народов, можно увидеть действие фактора, который Гегель определил как «хитрость мирового духа». Благодаря этой «хитрости» оказывается непредсказуема не только судьба идей, которые то обогащаются и крепнут, то деградируют и вырождаются,

Лекция подготовлена доцентом Желтиковой И.В.

181

но и судьба отдельных понятий. Русская философия не избалована тем, что её терминология употреблялась вне узкого круга специалистов. Тем примечательнее метаморфозы такого специфического понятия, как «евразийство», которое активно употребляется сейчас и как геополитическое понятие, и как название для различного рода союзов, печатных органов и т.д. Собственно определенная «хитрость» здесь видна, если иметь в виду, что оригинальное Евразийство (обратившее внимание на чисто географическое понятие и начавшее активно его развивать) просуществовало чуть более десятилетия как интеллектуальный проект небольшой группы русских эмигрантов, реализованный в нескольких научных сборниках и периодических изданиях с ничтожным тиражом. Гораздо более фундаментальные во временном и теоретическом плане движения остаются прерогативой историков философии.

Евразийство возникло в начале 20-х годов как идейный и мировоззренческий поиск интеллектуалов разных областей, стремящихся найти позитивную оценку и выход из событий русской революции. Основателями евразийского движения выступили: князь Н.С. Трубецкой

– филолог и лингвист, сын философа С.Н. Трубецкого; Н.А. Алексеев – правовед, политолог, историк; П.Н. Савицкий – географ, экономист, основатель геополитики. Активными его участниками были: историк и философ Л.П. Карсавин, музыковед, литературный и музыкальный критик П.П. Сувчинский, культуролог, историк и богослов Г.В. Флоровский, В.Н. Ильин – историк культуры, богослов. В период наивысшего подъема евразийского движения, в середине 20-х годов, его участники оценивали себя как «духовный орден», объединенный идеологией, мировоззрением, философией.1 Евразийцы позиционировали себя как идейное и политическое движение, одновременно противостоящее и советской власти, от которой бежали будущие евразийцы, и эмигрантским «пораженческим» партиям, уповающим на гибель большевистской России.2

В программной работе «Евразийство: Опыт систематического изложения», его сторонники так определяли две главные задачи, стоящие перед их движением – создать новую жизненную идеологию и партию, проводящую её в жизнь. Рассматривая себя в этом ракурсе, основатели говорили о себе как о продолжателях дела русской революции, о группе, открывающей её следующий этап.3 Сторонники евразийства, не страдая излишней скромностью, видели себя уникальным для России движением, новыми славянофилами, призванными изменить не только политический

1Алексеев Н.Н. Евразийцы и государство.// Мир России – Евразия: Антология. – М.: Высшая школа, 1995. С.181.

2Трубецкой Н.С. Мы и другие.//Указ.соч. С.98.

3Алексеев Н.Н. Евразийцы и государство.//Указ.соч. С. 182-184.

182

строй России, но саму её культуру, которая в последнее столетие утратила самоидентичность, ориентируясь на Запад.4

Однако, несмотря на заявки участников и определенную заинтересованность Советской власти в использовании их; евразийство, по большей части, осталось коллективным интеллектуальным проектом, существующим в ряде изданий и как факт общественного сознания русской эмиграции 20-30-х годов. Евразийство не было неизменным не по составу, не по ведущим установкам. Оно эволюционировало, и эволюционировало именно как коллективный проект, т.е. в разных направлениях, что, в конце концов, привело к расколу движения, а затем и к его исчезновению.

Впервые концепция евразийства была сформулирована в 1920 году, в книге Трубецкого «Европа и Человечество». Затем, идеи движения разрабатывались в коллективных сборниках: «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения»(1921); «На путях. Утверждения евразийцев»(1922); «Россия и латинство»(1923); «Евразийский Временник»(1923-27); «Евразийство: Опыт систематического изложения»(1926); «Евразийство: Формулировка 1927 г.».

Ключевой установкой начального периода евразийства было стремление к национальному самопознанию для развития национальной культуры, и утверждение необходимости национальной культуры для поступательного движения в истории. Определение географической и исторической особенности России как Евразии дало название движению и нацелило его на выработку новой национальной идеи – евразийской идеи. Работы 1926 – 1927 годов открывают второй этап движения, когда основной интерес евразийцев смещается с истории и культуры на политические вопросы. Горячо обсуждаются вопросы оценки русской революции и исторических перспектив, открытых ею, возможности использования текущей исторической ситуации для утверждения идей евразийства.

С этого времени начинается эволюция евразийства в двух направлениях. Первое – преимущественно теоретическое, возглавляемое Трубецким и Савицким, было критически настроено к Советской власти, его центр находился в Праге. Второе, во главе с Карсавиным и Сергеем Эфроном – тяготело к практике сближения с Советской властью, и занималось идеологическими разработками, с осени 1926 оно обосновалось в Париже.

В 1928 году в Париже начинает выходить ежедневная газета «Евразия», в которой Карсавин берется сформулировать новую парадигму евразийства, которая открывает заключительный этап движения. В ней, философ заявлял от лица всего движения, что евразийство признаёт и русскую революцию, «которая не есть ни зло, ни добро, но реальность,

4 Трубецкой Н.С. Мы и другие.// Указ.соч. С. 100-101.

183

которую нужно совершенствовать», и учение Федорова, и учение Маркса.5 Это заявление послужило поводом к формальному расколу движения. В 7- ом номере «Евразии» 31 декабря 1928 года Трубецкой выступает с критикой новой установки и публично дистанцируется от неё.6 В 1929 году Савицкий, Алексеев, Ильин называют позицию «Евразии» антиевразийской и противопоставляют ей свое credo.7 В это же время, и несколько ранее отходят от евразийства вообще и выступают с критикой бывшие его сторонники П.М. Бицилли («Два лика евразийства»1928)8 и П. Флоровский («Евразийский соблазн»1927).9 В октябре 1929 года прекращает выходить «Евразия» и отходит от евразийства Карсавин. В 1931 году выходит последний евразийский сборник «Тридцатые годы. Утверждения евразийцев». До конца 30-х годов выходят «Евразийские хроники», «Евразийские тетради», в которых Трубецкой и Алексеев разрабатывают теорию идеократии, как нового типа государства.

2. Россия как Евразия.

Одной из исходных тем евразийства выступает тема интерпретации русской культуры и русской истории с позиции её геополитической уникальности. Этим размышлениям предшествуют общефилософские замечания, касающиеся метода исследования истории. Отчасти они опираются на уже сложившуюся в отечественной публицистике со времен славянофилов, традицию критики европейской науки и европейского влияния в культуре. Такой критический анализ исходных посылок западной науки мы находим в работах Трубецкого «Европа и Человечество»(1920), «Вавилонская башня и смешение языков»(1923), «Об истинном и ложном национализме»(1921), и небольшой, но достаточно интересной статье Флоровского «О народах неисторических».

В то же время, евразийские мыслители для обоснования своей главной установки – Россия не Европа и не Азия, а Евразия, выдвинули и довольно оригинальные идеи. Основатель геополитики – Савицкий, в таких работах как «Континент-океан»(1921), «Миграция культуры»(1921), «Степь и оседлость»(1922), «Географический обзор РоссииЕвразии»(1926), предложил свой категориальный аппарат и принципы комплексного анализа истории, культуры и экономики, нашедшие широкое применение у других исследователей. Это позволило известному историку Л.Н. Гумилеву, спустя более чем полвека, заметить, что

5Карсавин Л.П. Путь евразийства. (Передовая статья)// Указ. соч. С. 300.

6Трубецкой Н.С. Письмо в редакцию.//Указ. соч. С.301.

7Савицкий П.Н. Газета «Евразия» не есть евразийский орган.//Указ. соч. С. 321.

8Бицилли П.М. Два лика евразийства.// Бицилли П.М. Избранные труды по филологии.- М.:

Наследие,1996. С.35-49.

9Флоровский П. Евразийский соблазн.//. Мир России – Евразия: Антология. – М.: Высшая школа, 1995.

С.354-386.

184

методология, используемая им в исследованиях русской истории, во многом была сформирована евразийцами.10

Приступая к анализу Русской культуры с позиции её евразийской укорененности, Трубецкой замечает, что для подобного анализа необходима иная, нежели принято до сих пор, методологическая база. В исследованиях истории и культуры продолжает господствовать европоцентризм и позитивизм, что не только не способствует действительному пониманию неевропейских культурных реалий, но дает принципиально искаженную картину прошлого и настоящего даже самой Европы. По мнению Трубецкого дело здесь в том, что европейская цивилизация, эгоистичная по существу, и потому ею всегда двигало, явно или неявно, только одно стремление – к подавлению любого альтернативного мировидения. Поэтому межкультурные контакты европейцев всегда были чреваты разрушением всякой национальной и антропологической самобытности другой стороны. В этом же философ видит корень методологических заблуждений европейцев. Трубецкой убежден, что и шовинизм, и космополитизм, получившие широкое распространение с конца девятнадцатого века, есть по существу лишь разновидность европоцентризма.11 Всему этому несомненному злу, Трубецкой предлагает противопоставить подлинный национализм (для него это означает глубокое национальное самосознание), который избавит исследователя от европейского эгоизма в оценках культур.

Продолжая начатую Трубецким тему, Флоровский находит в европейской науке еще одну методологическую ошибку – предположение что, будущее истории можно «рассчитать» с позиции прошлого.12 Эта позитивистская установка нивелирует саму специфику гуманитарного знания, отстаивая упрощенную схему причинно-следственных отношений в области истории. В противовес этим заблуждениям Флоровский делает интересное замечание – исторический процесс осуществляется по законам импровизации. Для своего времени, напомним, речь идет о середине 20-х годов прошлого века, идея исходной неопределенности исторического процесса была достаточно революционна. Для Флоровского, очевидно, что история совершается не по законам и логике прошлого, а из предчувствия будущего.

Новое методологическое основание гуманитарных исследований, которое имеет в виду Флоровский, уже знакомо нам по историософии Карсавина – понимание культуры как неповторимого индивидуума, изучение её как человеческой личности, принципиально непохожей ни на какие другие. В области культуры «каждый сам рождает своего ребенка» –

10Гумилев Л.Н. Историко-философские труды князя Н.С. Трубецкого (заметки последнего евразийца).//Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. - М.:Прогресс,1995. С.31-55.

11Трубецкой Н.С. Об истинном и ложном национализме.// Мир России – Евразия: Антология. – М.: Высшая школа, 1995. С.52.

12Флоровский П. О народах неисторических.// Указ.соч. С. 27-28.

185

пишет Флоровский – культура всегда индивидуальна, иначе ее нет вообще.13 На этом же настаивает и Трубецкой – национальная культура должна быть понята как коллективная личность, с тех позиций, что и личность. Высшее счастье и цель для личности заключается в самопознании и самореализации. Поэтому и для культуры целью выступает саморазвитие, которому должно предшествовать истинно национальное самопознание.14

Начиная свои разработки в области гуманитарных исследований, Савицкий исходит из убеждения, что наука имеет дело с изменяющейся реальностью, поэтому должна все время совершенствоваться. В своих трудах он закладывает основы геополитики как дисциплины, комплексно исследующей географические, исторические и экономические факторы развития стран. И в частности предлагает ввести в научный оборот термин «месторазвитие». Этим емким понятием он обозначает взаимное приспособление живых существ друг к другу, и географической среде, которое порождает свой порядок, гармонию, устойчивость. Месторазвитие

– это социально-историческая среда и ее территория, слитые в единое целое, в географический индивидуум или ландшафт. Месторазвитие создает культуру с ее неповторимыми чертами.15 Использование этого понятия по Савицкому позволяет учитывать весь комплекс обстоятельств, влияющих на жизнь конкретного народа. Преодолевая обычную для предшествующей науки разобщенность этих моментов, исследователь способен гораздо лучше понять условия формирования интересующей его культуры.

Оценивая с этой новой методологической позиции русскую культуру, Савицкий и Трубецкой определяют её не только как славянскую, но евразийскую по преимуществу. Ключом к пониманию её уникальности философы признают специфику евразийского месторазвития. Савицкий определяет это месторазвитие как «серединное». Одной из главных её черт выступает промежуточное положение между диаметрально противоположными мирами Востока и Запада. Евразия месторазвитие связывающее различные культуры, и в то же время разделяющее их. Это одновременно и нейтральная территория для их диалога, и особое место для развития третьей, отличной и от Европы и от Азии, культуры.

Географическое единство евразийского месторазвития обеспечено окаймляющими горами. Савицкий обращает внимание на строгую зональность этой территории – пустыня сменяется степью, степь лесом, лес тундрой. Ландшафт, отличающийся богатым разнообразием, раскинулся на огромной территории, что дает возможность проявляться

13Там же. С.42.

14Трубецкой Н.С. Европа и человечество.// Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. -

М.:Прогресс,1995. С.55-105.

15Савицкий П.Н. Географический обзор России-Евразии. // Мир России – Евразия: Антология. – М.: Высшая школа, 1995. С.223.

186

его вариациям. Все это, по мнению ученого, способствует сближению народов населяющих эти территории. Постоянные межэтнические контакты обогащают культуру Евразии, делают её более пластичной и толерантной.16

В статье «Континент океан» Савицкий останавливается на такой своеобразной черте Евразии как исключительная континентальность. Подобной удаленностью от побережий, как в России, ученый не находит не только в Западной Европе, но и Китае, Индии, Африке. Этот фактор представляет интерес, главным образом, с точки зрения экономики, ибо континентальная торговля всегда дороже океанической. Савицкий доказывает, что, торгуя с другими странами, Россия обречена на место «задворков» в мировой экономике. Цена любого, исходно даже самого дешевого товара при перевозке его по суше к побережью, а затем по морю

кместу продажи астрономически возрастает. При этом следует учитывать, что даже указанный вариант не всегда пригоден в условиях России, которая имеет только два, и оба неудобные в политическом плане, выхода

кморю. Единственной альтернативой такого исходно проигрышного

положения для России автор видит в том, чтобы самой себя обеспечить, заняв позицию торговой изоляции.17

Тему влияния географических факторов на экономические условия страны Савицкий продолжает в статье «Степь и оседлость». Здесь он выделяет два типа месторазвития и анализирует вытекающие из этого последствия. Первый тип территорий Савицкий называет «окраинноприморскими районами», второй – «степными». Для окраинно-приморских территорий характерно оседлое население, отличающееся четкими чертами в культуре, религиозной ортодоксальностью. Экономика в этих местах основывается на интенсивном земледелии, поскольку маневренность здесь ограничена, а территория отличается плодородием и мягким климатом. Степные районы, обширные территориально, но бедные растительностью, населены кочевыми племенами. Они пластичны в культуре, индифферентны в религии, но обладают внутренней энергией. В культуре России Савицкий обнаруживает присутствие двух этих начала в равной степени. Именно поэтому, заключает автор, наше хозяйство не

может быть только европейски «интенсивным», но должно быть и по азиатски «экстенсивным».18

Проблему Россия-Евразия Трубецкой рассматривает сквозь призму её культурного своеобразия. Проводя параллели России с Древней Грецией и Византией, он находит значительные сходства в их геополитическом

положении. Достаточно распространенный тезис о преемственности

16Там же. С.42.

17Савицкий П.Н. Континент океан. //Савицкий П.Н. Континент Евразия. – М.: Аграф, 1997. С.396-397.

18Савицкий П.Н. Степь и оседлость. // Мир России – Евразия: Антология. – М.: Высшая школа, 1995.

С.63-66.

187

русской культурой византийских традиций, Трубецкой обыгрывает поновому, замечая, что Россия наследница Византии не только в культурном, но и политическом, и религиозном плане. Обращаясь к Византии как евразийской державе, философ останавливается на таких её чертах, перешедших затем к России, как политическая централизация этнически разнородного населения, религиозное главенство во всех решающих областях жизни, способность переносить внешнеполитическое давление. Наша культура сложилась в степях, при значительном влиянии Азии и православного христианства, и это то же характеризует её как евразийскую, ибо евразийская культура религиозна по существу.

Разбирая проблему геополитического единства Евразии, Трубецкой, а за ним и другие евразийцы, достаточно смело связывали начало формирования этого единства с деятельностью Чингисхана. Более того, наследницей его трудов они видели Россию. Централизация евразийских областей, достигнутая трудами и энергией полководца, поддерживалась затем Москвой и Российской империей. Нарушение этого, самой природой созданного евразийского пути развития России, произошло, по мнению Трубецкого, в конце XVII века, когда правители России «погнались» за Европой, попытались перенять у неё культурные и идеологические установки. Такое неуместное подражание чуждому образцу привело к утрате жизненно важного единства с Азией.

Евразийцы предложили еще одну интерпретацию культурного дуализма России XVII – XIX веков, выразившегося в расколе правительства и интеллигенции с народом. По Трубецкому, европеизированные высшие слои общества, по существу представляли собой утратившую евразийскую укорененность, внешнюю по отношению к исконной культуре, группу. В этой ситуации единство Евразии сохранялось на низших, народных уровнях культуры.19

3. Концепция идеократии.

В работах евразийцев особое место занимает тема нового политического устройства. Они создавали свою социальную утопию, ориентируясь отчасти на весьма своеобразную интерпретацию опыта советской власти, отчасти пытаясь применить разработки философии всеединства к области внутренней политики. В этом аспекте наибольший интерес представляют статья Карсавина «Основы политики» и такие статьи Трубецкого как «О государственном строе и форме правления», «Идеократия и армия», «Мысли об автаркии». Центральными понятиями этих работ выступают понятия «симфонической личности» (и как синонимы «соборная личность», «коллективная личность»), введенное Карсавиным, и «идеократии» предложенное Трубецким.

19 Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока.// Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. - М.:Прогресс,1995. С.105-211.

188

Разработка концепции идеократии, как нового типа государственного устройства, начинается с достаточно распространенного тезиса о культуре как живом организме. Ориентируясь на традицию русской религиозной философии, евразийцы определяли цель культуры в служении Богу, и реализации Его воли. Осуществление такой абстрактной цели, мыслители считали возможным через саморазвитие культуры. Каждая культура мыслилась наделенной уникальными качествами, скрытыми возможностями, которые сообщил ей Создатель. Реализация Его воли состоит в том, что бы носители культуры совместными усилиями осуществили эти потенциальные возможности, воплотили их в жизнь. С данной позиции культуру можно уподобить семечку, из которого должно вырасти полноценное растение, и задачей культуры является вырастить максимально совершенное растение, для чего необходимо постоянное совершенствование в самопознании. Именно самопознание дает культуре понимание того, что замыслил о ней Творец, как бы предоставляет план дальнейшего развития. Позволяет, если это необходимо, корректировать отклонение курса в развитии, отсекать непродуктивные направления деятельности.

Продолжая развитие идей, заложенных еще в «Философии истории»20 и работе «О личности»21, Карсавин определяет носителя культуры как «симфонический субъект», или как максимально полную коллективную историческую личность. Это означает, что философ считает культуру в единстве её живших, живущих и будущих жить, носителей, целостностью, которая в историческом масштабе может быть рассмотрена как единая личность, со всеми свойственными личности характеристиками. Здесь следует напомнить, что понятие «симфоническая личность» означает совокупность конкретных индивидуумов, образующую такое единство, которое с одной стороны больше, чем простая сумма входящих в неё людей, поскольку объединено сверх личными целями и интересами, а с другой – единство, которое для образующих её индивидуумов важнее, чем их собственная индивидуальность. В идеале культура представляется собой иерархию менее полных коллективных личностей. Каждая из таких коллективных личностей, например семья, класс, сословие, профессиональное объединение, партия – по-своему выражает и осуществляет целое.22

В евразийский период Карсавин вносит в свое учение о личности определенные коррективы. Так, он находит, что члены симфонической личности объединены не столько общим сознанием, сколько сверхиндивидуальной волей. Далее, философ замечает, что в реальной

20Карсавин Л.П. Философия истории. – СПб.: АО Комплект, 1993. – 350.

21Карсавин Л.П. О личности// Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения/ Сост. и вступ. ст. С.С.

Хоружего. – М.: Ренессанс, 1992. — Т.1. – С. 3–234

22Карсавин Л.П. Основы политики. // Мир России – Евразия: Антология. – М.: Высшая школа, 1995.

С.111-115.

189

жизни полное свободное всеединство недостижимо. Для него необходимо что бы индивидуумы, составляющие каждую соборную личность, безусловно отказывались от собственных интересов в пользу коллективных, а менее полные симфонические личности отказывались бы от узко коллективного эгоизма в пользу высшей личности, и, в конце концов, все действовали бы в интересах национальной культуры. Однако в земном несовершенном бытии это невозможно по причине эгоизма, стремления к соблюдению собственных интересов, которым руководствуются как отдельные люди, так и симфонические личности. Поэтому Карсавин утверждает, что эмпирически существует такое состояние, которое называется «согласованность». В отличие от «всеединства», «согласованность», представляет собой, такое единство, в котором, личные и коллективные интересы уравновешены, не приходят друг с другом в столкновение.

И еще одно нововведение мы встречаем у Карсавина как евразийца –

философ утверждает, что формой личного бытия культуры, её реальным представителем выступает государство. Именно в государстве реализуется многонациональное единство большой соборной личности. «Государственно ВСЕ постольку, поскольку оно относится к единству и органически входит в целое» - пишет философ.23 Таким образом, по Карсавину получается, что именно государство как форма культуры состоит из иерархии симфонических личностей, которые в идеале должны быть всеедины, но реально лишь более или менее согласованы друг с другом.

Выход из такого несоответствия между должным и наличным бытием Карсавин предлагает в духе своего времени. Для его иллюстрации напрашивается сравнение с оркестром, (неслучайно ведь личность у Карсавина симфоническая) в котором каждый инструмент должен стремиться к созданию целостного музыкального произведения, и для того чтобы оркестранты не увлекались собственной партией, существует дирижер. Точно так же во всякой соборной личности (от семьи до культуры), по Карсавину, должен функционировать преимущественный носитель и выразитель её целостности, своеобразный дирижер, который будет отстаивать симфоничность коллективной личности, в противовес индивидуализму её элементов.

Таким дирижером в идеале должно быть одно лицо, конкретная личность. Но как показывает практика, считает Карсавин, носителями единства чаще выступают коллективные личности. К примеру, Совет старейшин, президиум, исполнительный комитет. Такого группового носителя соборности, философ предлагает называть «правящим слоем» – он тот дирижер, который противостоит эгоизму отдельных личностей и

23 Там же. С. 129.

190