Вопрос №11. Философское осмысление истории, возможностей социальных пре­образований и революционного насилия в романе а. Франса «Боги жаж­дут».

Анатоль Франс (псевдоним; настоящее имя - Анатоль Франсуа Тибо) (1844 - 1924), французский писатель. Литературную деятельность начал как журналист и поэт. Сблизившись с группой «Парнас» опубликовал книгу "А. де Виньи" (1868), сборник "Золотые поэмы" (1873). Известность пришла после опубликования романа "Преступление Сильвестра Боннара" (1881)

В романе «Боги жаждут» (1912). Франс обращается к событиям Вел. Фр. Революции, в частности к якобинскому террору. Писатель предлагает свою трактовку определенного этапа революции. Для этого он изучил сотни документов, свидетельств очевидцев, га­зет и книг. В романе нашел отражение самый напряженный период развития революции — с апреля 1793 по июль 1794 г., период якобинской диктатуры. Франс рисует толпу людей, стоя­щих в бесконечной очереди за хлебом, и ему веришь — именно такая разношерстная, многоликая, изменчивая толпа и выра­жает общественные настроения этого периода. Народ еще под­держивает якобинцев, но уже ропщет. Он посвящен не столько революционным событиям 1789— 1794 гг. как таковым, сколько осмыслению проблемы революции, революци­онного насилия.

Здесь Франс рассуждает о том, на сколько оправдан революционный террор и можно ли за счет этого привести людей к счастью. От фанатизма религиозного люди перешли к фанатизму революционному.

В центре романа — жизнь Эвариста Гамлена, художника. Ху­дожник Гамлен, может быть, фигура менее выдающаяся, но это человек, живущий в один из переломных момен­тов истории и играющий в ней определенную роль. Франс и здесь стремится выявить закономерности исторического процесса. Во времена монархии художник Гамлен писал модные в то время картины на любов­ные сюжеты, пастухов и пастушек. В годы революции он рисует революционные карты, чтобы хоть как-то себя прокормить. Когда он получает должность судьи в революционном трибунале, он становится частицей одной системы. Все свои поступки он считает милосердием по отношению к Франции. Под нож гильотины однажды попадает и сам Гамлен.

О замысле показать революцию как религию без Бога говорит комментарий Франса к идее своего центрального персонажа: «Я взял инквизитора, переодел его, переместил в другую эпоху — и получил Гамлена. Когда я совершил такую подмену, я был пора­жен почти полным совпадением характеров».

Через весь роман про­ходит тема незавершенной картины Гамлена, изображающей Ореста и Электру. Согласно античному мифу, Орест убил свою мать, мстя ей за смерть отца, и фурии, богини мщения, довели его до сумасшествия. Гамлен так и не может завершить талант­ливую картину. По-видимому, мешает ему не только отсутствие красок, но и собственное внутреннее противодействие сюжету. Орест и притягивает, и отталкивает Гамлена, потому что он слишком похож на него самого. Орест поставлен судьбою в ис­ключительные обстоятельства, когда он не может не наказать мать-убийцу и в то же время не имеет права ее убивать. Здесь прямая аналогия с судьбой Гамлена, который не должен быть жестоким, но и не может не быть таковым. Гамлен не согласен с теми, кто видит его сходство с Орестом. Говорит, что он не убьет свою мать (т.е. Францию). Гамлен из бескорыстного слуги революцион­ного долга становит­ся Орестом, преследуемым за грех против естества. Принося себя в жертву идее, бесчеловечным богам, Гамлен не только жертвует родственными привязан­ностями ради революции, но и сам гибнет, оставаясь непонятым толпой.

Противопоставлен Гамлену аристократ Бротто, франсовский фаталист и эпикуреец, получающий непосредственное, чувствен­ное удовольствие от жизни и при чтении Лукреция, и тогда, ког­да в телеге, везущей его на казнь, он любуется шейкой моло­денькой девушки. Именно Бротто, провозглашая отказ от каких-либо суеверий, дает понять, что Руссо извлекает свою мораль не из природы, а из Кальвина и его представления о Боге караю­щем.

В р-не гибнет как старое, так и новое, как неза­висимая критическая мысль, так и догматизм. Победителями ре­волюции оказывается толпа — жалкая в своей ограниченности, умеющая ко всему приспособиться. В этом ирония названия.

Франс понимает, что историей Третьей республики не исчерпывается история че­ловечества, но ему грустно сознавать, что борьба за создание разумного общества растянулась на века и далекие потомки яко­бинцев пока еще не пользуются благами свободы. Ему кажется, что бессмысленно человеку вмешиваться в ход истори­ческих событий: все равно его не изменишь. Боги жаждут чело­веческой крови, это роковые силы, и от них никуда не уйти.