25.В.Г.Белинский и с.П.Шевырев о Герое нашего времени Лермонтова.

И Белинскому и Шевыреву Лермонтов нравился. Они его считали гением, но каждый по-своему и со своими оговорками.

Ш:все клево, русская природа, мери мечательная дура, так ей и надо; Бэла и МаскМакс – крутые, полные, живые; не надо гнать на Москву; Печорин не герой времени а лишь призрак того, что может быть; надо было от третьего лица писать

Б: Лермонтов крутой, Бэла и МаксМакс тоже; много букв и копипасты; Печорин не изверг – он просто не скрывает своих недостатков; его ждет великое; Печорин=Лермнтов, поэтому невозможно посмотреть со стороны; художественные косяки; нет единства действия, но есть единство ощущения; Мери не дура, а вполне себе поэтичная; очень искрений, живой, близкий всем роман.

Самовыражения Шевырева:

Критическая статья небольшая в отличии от Белинского, чтоб его. В ней без обширных цитат разбирается само произведение и мысли, которые туда вложил Лермонтов. Сначала дифирамбы: все произведения – отголосок пережитой минуты, меткость, наблюдательность, чуткость и вообще.

Русская и английская литература отличаются от всех остальных, тем, что чтобы описать что-то необычайное им не обязательно переноситься в фантастический мир – у них все это в родной империи под рукой. Вот Лермонтов и переносит своих героев не в тридевятое царство, а на Кавказ. До этого Пушкин тоже так делал и делал это мастерски. Марлинский тоже пытался, наляпал пестрых красок и думает, что красиво, а на самом деле просто аляписто. У Лермонтова почти как у Пушкина, но описаний пейзажа меньше. Природа как бы мимоходом идет, на первый взгляд, ей не перегружает читателя, ему интересней люди. Но без этой природы они никуда не денутся. Горцы в Бэле – ее часть, тифлисское общество – настолько мелко со своими страстями перед величественной природой. Они привезли сюда свои недуги физические и моральные, но перед природой все это меркнет.

Шевыреву обидно, что москвичка княгиня Лиговская такая нехорошая у Лермонтова. Он громогласно завялят, что это все враки и в Москве его родной такие если водятся, то в виде исключения. И вообще всем бы только над Москвой потешаться. С чего его на это понесло, я не поняла)

Далее он с восхищением перечислят самые яркие характеры романа.

Максим Максимович: цельный характер русского добряка, военного, в которого не проникла зараза западного образования, сохранивший всю жизнь души, всю доброту сердца.

Грушницкий: пустой малый, гордящийся своей юнкерской шинелью, не умеет ни любить ни дружить по-настоящему, тщеславен, играет роль разочарованного. Автор примиряет нас с этим чудом, когда перед смертью Грушницкий сам признает, что презирает себя.

Вернер: материалист и скептик как все врачи нового поколения.

Бэла: очаровательное дитя гор, искренняя, дикая, робкая, любит так любит, принципиальная (не сразу на шею вешается). Мила и грациозна в своей простоте. Поет и пляшет чтобы петь и плясать.

Княжна Мери: природные чувства задавлены мечтательностью, придуманными чувствами к выдуманному книжному герою, под одного из которых подходил «несчастный», «гонимый судьбой» Грушницкий, которому она как добрая героиня подала стакан, и к другому, более привлекательному и таинственному, походил Печорин. Ее судьба – резкий урок всем княжнам, у которых чувство истинное подавлено фантазиями.

Вера: лицо ничем не привлекательное и создана только чтобы запутать интригу, по его мнению.

Контрабандистка: причудливый мискс из Эсмеральды и Гетевой Миньоны Гюго и чего-то еще русского.

Вот все удалось Лермонтову, по мнению Шевырева, но не главный герой. Да, яркий, да, похож на европейских Майнфреда, Дон Жуана, Фауста, пусть и не титаническая личность, но не герой нашего времени. В Европе – стал бы, но у нас нет этой тоски – есть только ее призрак, маска, которую на себя напяливают все кому не лень. Постаревший душой, хоть и сильный парень, которому все обрыдло. Разочарование. Убитая и промотанная юность.

Еще не удалось Лермонтову показать, что записки написал именно Печорин, не передал это через стиль, он такой же как слог автора. Лучше б от третьего лица писал, не так стремно было бы смотреть на внутренний мир Печорина. В отличие от Онегина одарен душевно и наверное был рожден для чего-то великого, но не сложилось, неспособен ни к дружбе ни к любви, ибо там надо чем-то жертвовать эгоист до мозга костей, несет лишь несчастье. Ему в жертву принесены все предыдущие герои и еще там всякий Казбич и проч. Но у нас он не герой времени, а лишь герой фантазии. Он принадлежит к миру мечтательному, имеет силу лишь в нашем воображении. Но мы то его как настоящего воспринимаем и нам становится страшно (ууууу) и это нравственная важность героя.

В таких поэтах как Лермонтов без его ведома отражается жизнь им современная. Итого, Печорин – призрак того, что может быть, если мы окончательно поведемся на западную апатию, предостерегающий от подобных ошибок в будущем.

Умозрении Белинского

Белинский писал много и чуть ли не каждый момент анализировал. Вначале долго распинается, что у нас нет беллетристики. Есть либо гении, либо совсем говно. Качественно беллетристики – днем с огнем. Лермонтов гений и прозу пишет лучше Пушкина, хотя если б Пушкин родился сейчас и имел такого предшественника как он сам, то писал бы наверное также, а то и круче. Напоминает о Кольцове, что тот тоже молодец, но Лермонтов круче него поэт, потому что пишет про Россию не только народным стихом, разнообразие форм. Ратует за безусловную красоту, а не пару красивых сцен. Всякое создание искусства есть обособление общей мировой идеи в частный образ, в самом себе замкнутый (целостный, полный, оконченный, ничего лишнего). Каждый образ запоминающийся, полный, прекрасный. Сравнивает с цветком или с животным: если убрать даже мельчайшую деталь получится либо уродство, либо смерть. Это все и про героя нашего времени.

Потом он копипастит полромана и после каждой сцены пишет что-то вроде «о! какая Бэла прекрасная!» Или пересказывает, что было между этими сценами, иногда давая свои характеристики Печорина и героев, которые почти не отличаются от тех, к которым мы привыкли и которые очевидны. Ну и иногда сетует на то, какое это неблагодарное занятие копипастить роман, как это ужасно, но приходится (ничего не напоминает?). И извиняется за то, что спойлерит по полной программе, но, мол, без этого не получилось бы объяснить что за книга, так как сюжет истертый и обыкновенный до пошлости. А основное – это концепты и персонажи. Действие – лишь способ их раскрыть

«И с каким бесконечным искусством обрисован грациозный образ пленительной черкешенки! Она говорит и действует так мало, а вы живо видите ее перед глазами во всей определенности живого существа, читаете в ее сердце, проникаете все изгибы его... А Максим Максимыч, этот добрый простак, который и не подозревает, как

глубока и богата его натура, как высок и благороден он? Он, грубый солдат, любуется Бэлою, как прекрасным дитятею, любит ее, как милую дочь, - и за что? - спросите его, так он ответит вам: "Не то чтобы любил, а так - глупость!" Ему досадно, что его ни одна женщина не любила так, как Бэла Печорина; ему грустно, что она не вспомнила о нем перед смертью, хоть он и сам сознается, что это с его стороны не совсем справедливое требование... Останавливаться ли на этих чертах, столь полных бесконечностию? Нет, они говорят сами за себя; а те, для кого они немы, те не стоят, чтоб тратить с ними слова и время. Простая красота, которая есть одна истинная красота, не для всех доступна: у большей части людей глаза так грубы, что на них действует только пестрота, узорочность и красная краска, густо и ярко

намазанная... Характеры Азамата и Казбича - это такие типы, которые будут равно понятны и англичанину, и немцу, и французу, как понятны они русскому. Вот что называется рисовать фигуры во весь рост, с национальною физиономиею и в национальном костюме!..»

Естественность рассказа, не притянуто за уши действие. Разговор между рассказчиком завязывается свободно и сам собой выплывает на ту историю. Точно также естественна и следующая глава «Максим Максимыч», которую он тем же Макаром скопипастил. «Первая часть- повесть; вторая - эскиз характера, и каждая равно полна и удовлетворительна, ибо в каждой поэт умел исчерпать все ее содержание и в типических чертах вывести вовне все внутреннее, крывшееся в ней как возможность».

А вообще он похож на Горлума – все время говорит «Мы».

Тамань «они», слава богам, копипастить не решились. «Повесть эта отличается каким-то особенным колоритом: несмотря на прозаическую действительность ее содержания, все в ней таинственно, лица - какие-то фантастические тени, мелькающие в вечернем

сумраке, при свете зари или месяца. Особенно очаровательна девушка, это какая-то дикая, сверкающая красота, обольстительная, как сирена, неуловимая, как ундина, страшная, как русалка, быстрая, как прелестная тень или волна, гибкая, как тростник. Ее нельзя любить, нельзя и ненавидеть, но ее можно только и любить и ненавидеть вместе. Там Печорин отважный и вообще.

Белинский думают, что все это было предисловием, а роман это только «Княжна Мери».

Грушницкий: "Производить эффект" - его страсть. Он говорит вычурными фразами. Словом, это один из тех людей, которые особенно пленяют чувствительных, романических и романтических провинциальных барышень. В душе может и много хорошего, но ни на грош поэзии. «Они страх как любят сочинения Марлинского, и

чуть зайдет речь о предметах сколько-нибудь не житейских, стараются говорить

фразами из его повестей»

Вернер: В беллетрическом смысле это лицо превосходно, но в художественном довольно бледно. Мы больше видим, что хотел сделать из него поэт, нежели что он сделал из него в самом деле.

Да, Печорин – чудовище вроде бы. Но если моралисты на него начнутнападать, он на них взглянет и улыбнется, потому что в них пороков не меньше и нападают они на него за ту смелую свободу, за ту желчную откровенность, с которою он говорит о них.

В нем есть тайное сознание, что он не то, чем самому себе кажется и что он есть

только в настоящую минуту. в самых пороках его проблескивает что-то великое, как молния в черных тучах, и он прекрасен, полон поэзии даже и в те минуты, когда человеческое чувство восстает на него... Ему другое назначение, другой путь, чем вам.

Мы должны требовать от искусства, чтобы оно показывало нам действительность, как она есть, ибо, какова бы она ни была, эта действительность, она больше скажет нам, больше научит нас, чем все выдумки

и поучения моралистов...

Наш век громко говорит о своих грехах, но не гордится ими; обнажает свои кровавые раны, а не прячет их под нищенскими лохмотьями притворства. Он понял, что сознание своей греховности есть первый шаг к спасению. Его во многих отношениях дурное настоящее - обещает прекрасное будущее. Он – действительно герой нашего времени, Онегин того времени, а не призрак и фантазия как у Шевырева. Но вот в том, что Печорин круче Онегина они согласны. Печорин был так близок Лермонтову, что разделить автора и Печорина почти не получается. Чтобы изобразить верно данный характер, надо совершенно отделиться от него, стать выше его, смотреть на него как на нечто оконченное. Оттого и самый роман, поражая удивительным единством ощущения, нисколько не поражает единством мысли.

Вера: скорее сатира на женщину, чем женщина. То она кажется вам

женщиной глубокою, способною к безграничной любви и преданности, к

геройскому самоотвержению; то видите в ней одну слабость, и больше ничего.

Недостаток женственной гордости и чувства своего женственного достоинства, которые не мешают женщине любить горячо и беззаветно, но которые едва ли когда допустят истинно глубокую женщину сносить тиранство любви. Она любит Печорина, а в другой раз выходит замуж, и еще за старика, следовательно, по расчету; изменив для Печорина одному мужу, изменяет и другому, и скорее по слабости, чем по увлечению чувства. Она обожает в Печорине его высшую природу, и в ее обожании есть что-то рабское. Она не возбуждает к себе сильного участия, а скорее презрение.

Княжна Мери: Это девушка неглупая и не пустая. Цепляется на внешнее – шинель Грушницкого. Печорину стоило только казаться непонятным и таинственным и быть дерзким. Она допустила обмануть себя; но, когда увидела себя обманутою, она, как женщина, глубоко почувствовала свое оскорбление и пала его жертвою, безответною, безмолвно страдающею, но без унижения. - и сцена ее последнего свидания с Печориным возбуждает к ней сильное участие и обливает ее образ блеском поэзии. Но, несмотря на это, и в ней есть что-то как будто бы недосказанное, чему опять причиною то, что ее тяжбу с Печориным судило не третье лицо, каким бы должен был явиться автор.

Про построение: Части этого романа расположены сообразно с

внутреннею необходимостью; но как они суть только отдельные случаи из жизни

хотя и одного и того же человека, то и могли б быть заменены другими. Но

тем не менее, основная мысль автора дает им единство, и общность их

впечатления поразительна, не говоря уже о том, что "Бэла", "Максим Максимыч"

и "Тамань", отдельно взятые, суть в высшей степени художественные

произведения.

Итого: Однако, при всем этом недостатке художественности, вся повесть насквозь проникнута поэзиею, исполнена высочайшего интереса. Каждое слово в ней так глубоко знаменательно, самые парадоксы так поучительны, каждое положение так интересно, так живо обрисовано! Слог повести - то блеск молнии, то удар меча, то рассыпающийся по бархату жемчуг! Основная идея так близка сердцу всякого, кто мыслит и чувствует, что всякий из таких, как бы ни противоположно было его положение положениям, в ней представленным, увидит в ней исповедь собственного сердца.