Понятие слогоморфемы и моносиллабические языки

10. Следует признать, что настоящий раздел не вполне органичен в главе, посвященной фонологической типологии: проблема, освещаемая в нем, носит частично морфонологический, частично морфологический характер. Тем не менее мы пошли на включение этого раздела, исходя из того, что слогоморфема, по-видимому, присуща слоговым языкам как особому типологическому классу, наличие слогоморфемы тесно связано с фонологической спецификой слоговых языков, наконец, это понятие так или иначе понадобится нам при обсуждении некоторых вопросов просодики в следующей главе.

10.1. Изложим сначала некоторые факты, демонстрирующие само наличие особой проблемы. В бирманском языке существует служебная морфема [ə], посредством которой образуются именные формы глаголов; последние могут по конверсии переходить в существительные, например, [la²] ‘приходить’ → [əla²] (именная форма глагола) букв. ‘прихождение’ → [əla²] ‘приход’. В тех случаях, когда глагол сложный, морфема [ə] может присоединяться как к слову в целом, так и к каждому из его корней, например, [ne²‑t‘aiŋ²] ‘жить’, где [ne²] ‘жить’, ‘пребывать’ и [t‘aiŋ²] ‘сидеть’, [əne²t‘aiŋ²] или [əne² ət‘aiŋ²] ‘проживание’, ‘жизнь’.

Если глагол простой, но с двусложным экспонентом, то условия присоединения морфемы [ə] точно такие же, как и в описанном выше типе, т. е. она может присоединяться и ко всему слову, и к каждому из его слогов-компонентов, например: [ħo³sa³] ‘стараться’ → [əħo³sa³] или [əħo³əsa³] ‘старание’.

Как следует трактовать присоединение такого рода служебной морфемы в рассматриваемых случаях? Традиционно морфему [ə] называют префиксом. Но мы видели, что эта морфема может наряду и одновременно с префиксальным употреблением вставляться между двумя корнями сложного слова и двумя слогами простого корня. В случае употребления между корнями можно говорить, правда, с некоторой натяжкой об интерфиксе [ə] (хотя с функциональной точки зрения интерфиксация — сугубо технический прием соединения корней в сложном слове, а не средство формообразования). При вставлении [ə] внутрь простого корня как будто возникают основания квалифицировать эту морфему как инфикс. Но одновременно с такими «интерфиксом» и «инфиксом», как мы видели, употреб-_/157//158/ляется префикс [ə], причем он выполняет в точности ту же функцию. Трансфикс [ə‑...‑ə‑], состоящий из двух одинаковых компонентов, один из которых факультативен, также выглядел бы достаточно странно¹²⁸. Остается решение морфонологическое по своему характеру: считать, что одновременно с употреблением префикса [ə] происходит (факультативное) незначимое приращение аналогичного слога, вставляющегося перед вторым слогом слова. Такое решение вряд ли выглядит естественным.

Разумеется, самым простым было бы заключить, что префикс [ə] присоединяется к слогам. Но с таким вариантом решения нельзя согласиться по методологическим соображениям: префикс — единица морфологического уровня, и говорить о том, что префикс присоединяется к слогу, единице фонологической, некорректно¹²⁹.

10.2. Выход из этой противоречивой ситуации усматривается в использовании понятия слогоморфемы. Из приведенного выше бирманского материала очевидно, что в этом языке почти каждый слог ведет себя как экспонент морфемы — вне зависимости от того, является ли он таковым реально. Именно поэтому слог, взятый уже не как собственно фонологическая единица, а в некотором ином качестве, приобретает права особой единицы — слогоморфемы. Слогоморфема, таким образом, — это любой слог, который способен проявлять «грамматическую активность»: он присоединяет к себе грамматические показатели, морфологические, а иногда и синтаксические, удваивается, если удвоение используется для формо- и словообразования, обнаруживает морфонологические чередования, свойственные морфемам соответствующего фонологического облика, и т. п.

Наличие слогоморфемы — специфическая черта слоговых языков. Ее источником, несомненно, служит достаточно регулярное соответствие между слогом и морфемой: существуют морфемы больше слога, в несобственно слоговых языках находим морфемы, конституированные слоготмемами, но нормой все же является соотношение, при котором морфема в плане выражения есть слог, а слог есть экспонент морфемы. По существу, следует говорить об интерференции слога и морфемы в соответствующих языках (см. гл. I, 4.1), но эта интерференция зашла так далеко, что привела к появлению особой единицы — слогоморфемы. Подтверждением справедливости сказанного выше может служить ситуация в японском языке в сравнении с мон-кхмерскими: в обоих случаях мы имеем дело с несобственно слоговыми языками, но в мон-кхмерских существует регулярное соответствие между слогом и морфемой, поэтому возникает и единица типа слогоморфемы (см. ниже, 12), а в японском в отличие от этого такого регулярного соответствия нет, и японскому языку слогоморфемы как будто бы не свойственны. _/158//159/

11. Довольно сложным представляется вопрос о том, какова природа слогоморфемы: является она единицей морфонологического или морфологического плана, составляет ли особый уровень?

С одной стороны, слогоморфема чем-то близка субморфу в морфонологии, который выделяется как незначащий элемент, соотносимый с морфемой или ее частью по своим формальным проявлениям [Чурганова 1973]. Но, с другой стороны, субморф лишь косвенно причастен к морфологии, в то время как слогоморфема выделяется именно своим непосредственным участием в грамматических процессах. Поэтому морфонологическая интерпретация природы слогоморфемы вряд ли приемлема.

Морфологической единицей слогоморфема не может быть сочтена в силу полной иррелевантности для нее значения.

Авторы «Грамматики вьетнамского языка» оправдывают введение понятия слогоморфемы в описание вьетнамского языка тем, что «любой вьетнамский слог оказывается связанным со значением» [Быстров и др. 1975: 6]. Поскольку некоторые слогоморфемы только «связаны» со значением, то дальше авторы делят все слогоморфемы на две группы — значимые и незначимые.

Как представляется, существо слогоморфемы заключается не в том, что ей потенциально может быть приписано какое-либо значение. Такое описание эквивалентно утверждению, что любая слогоморфема может конституировать морфему, но ведь это — свойство слога (силлабемы) как особой фонологической единицы слоговых языков. Самостоятельное понятие слогоморфемы оказывается излишним. Если же тезис о связи любого слога со значением понимается таким образом, что в конце концов каждая морфема обладает «каким-то» (структурным, остаточным и пр.) значением — именно так как будто бы трактуют проблему авторы цитированной «Грамматики вьетнамского языка», — то особое понятие слогоморфемы также оказывается излишним, поскольку достаточно сказать, что существуют морфемы, ущербные с семантической точки зрения, — это известно и на материале других языков (вспомним, например, интерфиксы русского или немецкого языков).

Смысл понятия слогоморфемы состоит именно в том, что, несмотря на ее «безразличие» к значению, эта единица обнаруживает определенную — и достаточно высокую — грамматическую активность; многие — притом основные — процессы слоговых языков удается описать непротиворечивым образом только тогда, когда мы формулируем это описание в терминах слогоморфем, т. е. прямо указываем, что для получения того или иного грамматического, словообразовательного результата необходимо применить соответствующие операции к слогоморфемам. Слогоморфема не сводима ни к слогу — собственно фонологической единице, ни к морфеме — собственно морфологической единице, это единица самостоятельная. Предстоит _/159//160/ еще выяснить, в какие грамматические процессы вовлекаются именно слогоморфемы, в какие — морфемы и слова.

Слогоморфема, таким образом, не может получить корректной интерпретации в рамках существующих понятий, выработанных на материале языков существенно иного строя.

Пока трудно сказать, создает ли наличие слогоморфемы в тех языках, где она представлена, особый — слогоморфемный — уровень системы. С одной стороны, свойства слогоморфемы не сводимы к свойствам единиц более низких уровней (фонологических). С другой стороны, в ряде слоговых языков засвидетельствованы так называемые слабые слоги, которые не всегда составляют слогоморфемы, например, [t‘ə] в бирм. [t‘əmiŋ³] ‘рис’. Из этого следует, что высказывание со слабым слогом невозможно представить исчерпывающим образом в терминах слогоморфем. Не вполне ясен и вопрос о том, существуют ли особые правила тактики, присущие только слогоморфемам.

12. Приведем дополнительный материал разных языков, подтверждающий необходимость понятия слогоморфемы для характеристики их строя.

В хака-чинском языке употребляется индийское заимствование taŋká ‘монета’, безусловно являющееся одним словом. Однако, по наблюдениям Ф. Лемана, в сочетании taŋ ká b´i pá ‘казначей’ «открытый стык», фонетически указывающий обычно на словесную границу, разделяет taŋ и ká [Lehman 1973: 540]: незначимые компоненты (слоги) слова проявляют самостоятельность, здесь аналогичную словам.

В бирманском языке кроме излагавшегося случая присоединения префикса [ə] к слогоморфемам существует ряд других аналогичных ситуаций. Имеются примеры, когда показатель вопроса — служебное слово /lа³/ — присоединяется к обоим компонентам глагола, хотя второй из них незначим, т. е. /lа³/ опять-таки используется при слогоморфемах, например /jε²m³/ ‘хохотать’ → /jε²la³m³la³/ ‘хохочет?’. Точно так же ведут себя модальные суффиксы, например, /pi²pa³/ ‘радоваться’ → /pi²ħ‘iŋ²pa³ħ‘iŋ²tε²/ ‘хочет радоваться’. Незначимые компоненты многосложных корней, т. е. слогоморфемы, удваиваются при образовании соответствующих словоформ так же, как и морфемы, например, /jo²t_.e²/ ‘уважать’ → /jo²jo²t_.e²t_.e²/ ‘уважительно’.

Во вьетнамском языке даже незначимые слоги заимствованных слов проявляют те же свойства, что и слоги — экспоненты морфем, т. е. являются слогоморфемами, ср. например: anh em ‘братья’ (anh ‘старший брат’, em ‘младший брат’) → anh anh em em gì ‘какие там братья!’ и cà phê ‘кофе’ → cà cà phê phê gì ‘тоже мне кофе!’ [Быстров и др. 1975: 4].

Слогоморфемы могут приобретать собственные синтаксические связи в тех случаях, когда, например, с двумя слогомор-_/160//161/фемами одного глагола оказываются соотнесенными разные существительные, как во вьетнамском примере ...bu’ó’m la^ ong lo’i ‘...бабочки порхают, пчелы летают’; здесь bu’ó’m ‘бабочка’ синтаксически связано с la^, а ong ‘пчела’ — с lo’i, хотя существует только простой двусложный глагол la^ lo’i ‘летать’, ‘порхать’ [Быстров и др. 1975].

В сго-каренском языке проклитическое местоименное определение может присоединяться к обеим слогоморфемам слова, например, p‘ólì ‘дети’ → /jəp‘ójəlì/ ‘мои дети’.

В шанском языке, как пишет Ф. Леман, «практически каждое имя и глагол обладают [вариантом с] дублетом, многие из них — это просто слоги-полуповторы (partial echo-syllables), возникающие по довольно-таки неясным фонолого-ономатопоэтическим правилам и, безусловно, не являющиеся самостоятельными морфемами. Тем не менее по крайней мере в некоторых отношениях они ведут себя как независимые слова» [Lehman 1973: 539]. Объяснение этого феномена, очевидно, и здесь заключается в придании слогам, используемым «как слова», статуса особых единиц — слогоморфем.

Аналогичным образом в кхмерском языке «слог-редупликатор воспринимается как самостоятельный элемент языка, независимый (структурно) от слога-редупликанта» [Еловков 1977: 59].

Такого рода примеры можно было бы умножить. Все они, как можно видеть, говорят об одном: о необходимости особой единицы — слогоморфемы — для описания строя слоговых языков.

13. В заключение — несколько замечаний по вопросам терминологии. Термин «слогоморфема», вероятно, не следует понимать таким образом, что обозначаемая им единица по своим свойствам параллельна прежде всего морфеме. Из материала, привлекавшегося выше для иллюстрации свойств слогоморфем в разных языках, можно было видеть, что в ряде случаев слогоморфема обнаруживает и признаки, свойственные слову, например, вступает в самостоятельные синтаксические связи с другими языковыми элементами. Поэтому «слогоморфему» лучше понимать как условный термин, выделяющий особую единицу, природу которой в полном объеме предстоит еще изучить.

Кажется также целесообразным сформулировать следующее терминологическое предложение: ввиду малосодержательности традиционного понимания моносиллабизма как односложности слов [Касевич 1979c] можно условиться считать моносиллабическими такие языки, которые являются одновременно слоговыми и слогоморфемными [Касевич 1979a]. Все собственно слоговые языки, а из несобственно слоговых мон-кхмерские в этом случае будут моносиллабическими. Японский язык, хотя и несобственно слоговой, не будет, однако, считаться моносиллабическим, поскольку он скорее всего не является слогоморфемным. _/161//162/