1.1.1. Политический дискурс как форма экзистенции агитационного текста

Рассмотрение специфики политического дискурса в исследовании имеет методологическое значение, поскольку предвыборный агитационный текст рассматривается нами не как замкнутое образование, но как текст, погруженный в речевую ситуацию и далее – в социально-политический контекст. Вне дискурса выявить особенности агиттекста как типа текста массовой коммуникации не представляется возможным.

Вопрос о соотношении понятий «текст» и «дискурс» сегодня стоит достаточно остро. Существуют различные трактовки, за многими из которых стоят серьезные научные концепции (см. Ч. Моррис, Ч. Пирс, Дж.Остин, Ф. Соссюр, Э. Бенвенист, М. Фуко, французская школа анализа дискурса – М. Пешё, П. Серио и др.). Т. ван Дейк в работе «К определению дискурса» (1998) дает ряд дефиниций, трактующих дискурс в различных аспектах: как комплексное коммуникативное событие, как текст (или продукт коммуникативного действия), как когерентный смысловой блок, как жанр («политический дискурс», «научный дискурс»), как социальная формация («коммунистический дискурс»). Здесь же автор делает вывод: «понятие дискурса так же расплывчато, как понятия языка, общества, идеологии. …Зачастую наиболее расплывчатые и с трудом поддающиеся определению понятия становятся наиболее популярными. «Дискурс» – одно из них» (2000, с. 113).

Определение дискурса автором, данное в книге «Язык. Познание. Коммуникация», носит обобщающий характер: «Дискурс – не изолированная текстовая структура. Скорее это сложное коммуникативное явление, включающее социальный контекст, дающий представление как об участниках коммуникации (и их характеристиках), так и о процессах производства и восприятия сообщения» (там же).

В современных исследованиях российских ученых дискурс также не имеет однозначной трактовки. Поэтому сознательно упомянем лишь те наблюдения исследователей, которые представляются наиболее значимыми для понимания специфики объекта и предмета нашего исследования.

В данной работе мы ориентируемся на дефиниции Н.С. Болотновой (2001), которая определяет дискурс как текст в коммуникативном контексте (включающий условия и обстоятельства текстообразования и текстовосприятия, сферу общения, характер ситуации, личности автора и адресата) и Н. Арутюновой, обозначающей дискурс как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст в событийном аспекте; речь… как целенаправленное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах), как «речь, погруженную в жизнь» (Арутюнова, 1998, с 137).

Суммируя различные понимания дискурса, М.Л. Макаров (1998) выделяет основные координаты, с помощью которых определяется дискурс: это формальная, функциональная и ситуативная интерпретация. Формальная интерпретация заключается в понимании дискурса как образования выше уровня предложения. Речь идет о сверхфразовом единстве, сложном синтаксическом целом, где на первый план выдвигается система коннекторов, обеспечивающая целостность этого образования.

Функциональная интерпретация в самом широком понимании – это понимание дискурса как использования (употребления) языка, т.е. речи во всех ее разновидностях. Такая трактовка встраивается в противопоставление дискурса как процесса и текста как продукта речи.

Контекст как признак дискурса акцентирует внимание исследователей на ситуации общения. «Ситуативная интерпретация дискурса – это учет социально, психологически и культурно значимых условий и обстоятельств общения, т.е. поле прагмалингвистического исследования» (Макаров, 1998, с.73).

Последний подход актуален для настоящего исследования, поскольку понимание дискурса как «речи, погружённой в жизнь» (Н.Д. Арутюнова) теснейшим образом связано с понятием коммуникативной ситуации. Необходимо отметить, что определение Н.Д. Арутюновой выделяет два аспекта анализа дискурса: коммуникативный (дискурс как социальное действие) и когнитивный (дискурс как механизм сознания). На подобную двойственность процедур анализа указывает и И.В. Саморукова: «понятие дискурса обращено к ментальной составляющей языка, характеризует язык как форму социальной и культурной деятельности человека» (2000, с.5). Таким образом, дискурс позволяет реконструировать «ментальные миры» субъектов коммуникации. В этом случае анализ дискурса становится не только лингво-социальным, но и лингво-когнитивным.

Дискурс как когнитивное явление изучается в виде различных ментальных стереотипов - фреймов, сценариев. Такой подход к исследованию дискурса предполагает «анализ участников общения как представителей той или иной социальной группы и анализ обстоятельств общения в широком социокультурном контексте» (Карасик, 2000, с. 5).

С позиций социолингвистики дискурс – это общение людей, рассматриваемое с точки зрения их принадлежности к той или иной социальной группе или применительно к той или иной типичной речеповеденческой ситуации – как, например, институциональная коммуникация. Институциональный дискурс рассматривается в различных исследованиях, посвященных политическому, научному, деловому, рекламному, религиозному и т. п. общению.

Политический дискурс определяется лингвистами как «вторичная языковая подсистема, обладающая определенными функциями, своеобразным тезаурусом и коммуникативным воздействием» (Воробьева, 2000, с. 7), как видовая разновидность идеологического дискурса, различие между которыми состоит в том, что политический дискурс эксплицитно прагматичен, а идеологический – имплицитно (В.Н. Базылев, 1998).

Некоторые исследователи рассматривают политический дискурс как язык публичной сферы. В коллективном исследовании «Politically speaking: a worldwide examination of language used in the public sphere» (1998) ученые выдвигают положение о том, что политическая функция характерна практически для всех публичных высказываний.

Узкого определения политического дискурса придерживается, в частности, Т. ван Дейк. Он считает, что политический дискурс – это класс жанров, ограниченный социальной сферой, а именно политикой. По его мнению, дискурс является политическим, когда он сопровождает политический акт в политической обстановке.

По Н.Н. Мироновой, политический дискурс – «совокупность текстов, в которых отображается политическая и идеологическая практика государства, отдельных партий и течений в определенную эпоху (1997, с. 57).

Е.И. Шейгал в монографии «Семиотика политического дискурса» дает более подробное объяснение и указывает два подхода к пониманию данного понятия. Согласно первому из них, политический дискурс рассматривается как «совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освященных традицией и проверенных опытом» (2000, с. 22). Согласно второму подходу, институциональность рассматривается как один из системообразующих признаков политического дискурса, «что позволяет включить в его орбиту более широкий круг явлений языковой действительности – например, из бытового или художественного дискурсов, – если в них к сфере политики относится хотя бы одна из трех составляющих: субъект, адресат или содержание общения» (Шейгал, 2000, с. 33). Указывается, что лингвисты при анализе политического дискурса должны учитывать как экстралингвистические факторы (обстоятельства, сопровождающие описываемые события, фон, поясняющий эти события, оценка участников события), так и собственно лингвистические факторы (грамматические, лексические и другие особенности).

Политический дискурс объективно выделяется на основании конститутивных прагматических признаков (Е.И. Шейгал, 2000), среди которых акцентируем наиболее значимые для понимания специфики агитационного текста:

1. Центральным тематическим определителем политического дискурса является «борьба за власть: овладение властью, ее сохранение, осуществление, стабилизация или перераспределение» (Шейгал, 2000, с. 3). Даже если эта цель четко не просматривается или скрыта, она оказывает свое влияние на процесс информирования.

2. Персуазивность (манипулятивность). Политический дискурс характеризуется особыми условиями ситуации общения, предполагающими неравноправие участников коммуникации, осознанное осуществление коммуникативного давления политическим субъектом на объект коммуникации. С целью внедрения необходимой информации (оценки) в сознание реципиента происходит трансформация его модели мира. В. Демьянков по этому поводу приводит достаточно необычный и ёмкий метафорический образ: «Политический дискурс – нечто вроде закусочной МакДоналдса: такой дискурс должен легко перевариваться и быстро производить свой эффект (т.е., «усваиваться», как и любая fast food), позволяя по возможности незаметно манипулировать сознанием аудитории» (Демьянков, 1998, с. 11).

3. Мифологичность. Политический дискурс мифологичен по сути: коммуниканты в нем предстают как собирательные образы: «власть», «народ». Мифы как стереотипы национального мышления выступают необходимыми элементами когнитивного содержания.

4. Агрессивность. Противостояние и борьба – основные формы взаимодействия с оппонентами в политическом дискурсе. В этой связи распространены различные формы вербальной агрессии (инвективы, «ярлыки» и пр.). Налицо тенденция к огрублению языка массовой (в т.ч. политической, предвыборной) коммуникации, сознательному нарушению морально-этических норм.

Таким образом, по нашему мнению, политический дискурс следует детерминировать как форму бытования (экзистенции) агитационного текста, поскольку его специфика определяется влиянием экстралингвистических факторов.

Тексты политического дискурса объединены и своей функциональной спецификой, коррелирующей с его основными параметрами и детерминирующей коммуникативно-стилистическую организацию на языковом и внеязыковом уровнях.