Тема 22. Польза

327

ются как ограниченные, антигосударственные или антинародные, критерии полезности как оценки средств для достижения постав­ленных целей вообще утрачиваются. Не случайно, что категория пользы исчезает из идеологии и общественной теории в обществах, экономика которых покоится на централизованно-плановых нача­лах. Здесь, по существу, властвует «логика» бесполезности, непрак­тичности, нецелесообразности.

Из сказанного не следует, что общий интерес — только пред­рассудок, иллюзия и уловка морализирующего частногруппового мышления, надменно полагающего, что чистота нравов, нравствен­ное благополучие общества может быть достигнуто ценою ограни­чения и даже подавления частных, индивидуальных интересов. Однако общий интерес как действительная, универсальная цен­ность актуален лишь в тех условиях, когда сообщество — носитель общего интереса — оказывается перед лицом угрозы со стороны внешнего врага или перед разрушительной силой природы, т.е. в моменты, когда без самоотверженной заботы о сообществе невоз­можно сохранение частей и элементов, это сообщество составля­ющих. Не случайно любая власть, придерживающаяся идеологии общего интереса, всегда держит в «рабочем состоянии» устрашаю­щие образы врага, подогревая напряженность в общественном мнении, возбуждая чувства опасности и тревоги. Терроризируя •население страны, она упрочивает свои позиции.

В истории общественной мысли можно встретить и другую, более распространенную и более старую точку зрения, согласно которой общий интерес не существует отдельно от частных инте­ресов, более того, слагается из разнообразия частных интересов, так что человек, разумно и успешно реализующий собственный интерес способствует и благу других людей, благу целого. Это — позиция разумного эгоизма (ср. темы 11 и 27). Известная уже в античности, она концептуально оформляется в эпоху Просвещения в учениях о разумно понятом, просвещенном интересе. У этой доктрины есть вполне определенное экономическое основание: с развитием товарно-денежных отношений и присущих им форм разделения труда любая частная деятельность, сориентированная на создание конкурентоспособных товаров и услуг и, следователь­но, на общественное признание этих результатов, оказывается общественно полезной. В возникающих здесь общественных связях и зависимостях И. Бентам, как и другие теоретики классического

328

Раздел III. Нравственный опыт

утилитаризма увидели истинное выражение общественной нрав­ственности. При этом они не принимали во внимание, что люди, будучи действительно всесторонне зависимы друг от друга как экономические агенты и производители товаров и услуг, взаимои­золированы как субъекты частных интересов.

Отсюда можно понять недоразумения, которые возникают в связи с разумно-эгоистическим, да и вообще покоящимся на принципе полезности обоснованием нравственности. Если послед­нее не является апологетикой каких-то сложившихся и выявивших свою несправедливость социальных отношений, если оно не опре­деляется неким лукавством или идеологическими позициями, оно спотыкается именно на непонимании того, что индивиды, опре­деленные в качестве носителей частного интереса, отчуждены друг от друга. Но экономическая зависимость и человеческая отчужден­ность являются двумя сторонами одной медали, они взаимно опосредствованы. Основой этого опосредствования является тот тип общественных отношений, при котором каждый человек, стремясь к удовлетворению своего частного интереса, вступает во взаимоотношения с другим человеком, через которого он и реали­зует свой частный интерес.

В целом, сколь возвышенными бы ни были объяснения адептов разумного эгоизма, в конечном счете это учение представляет собой оправдание абсолютности частного интереса, а как прак­тическое мироотношение — апологию эгоизма как такового. Ведь общий интерес, на который в конечном счете должен ориенти­роваться разумный эгоист, абстрактен, личный интерес, даже «просвещенный» и «правильно понятый», дан индивиду непо­средственно и потому может служить действительным мотивом деятельности. Разумному эгоисту остается лишь уповать на то, что его интерес и есть тот самый замечательный «правильный» интерес.

Теории общего блага и разумного эгоизма, каждая по своему, предлагают этические основания и оправдание индивидуальному поведению и общественной практике. И в той, и в другой теории понятие интереса — общего или частного — оказывается важ­ным, если не ключевым. Однако определение общего или частного интереса как доброго и злого, как мы видели, зависит от мировоз­зренческих установок мыслителя (идеолога) и, по существу, явля­ется следствием морализирования, в то время как действительно