Martin_Haydegger_Osnovnyie_problemyi_fenomenologii

ясь в том, чем оно уже было. То самое, чем Dasein некогда уже было, его бывшее, также принадлежит его будущему. Это бывшее не означает первично, что Dasein фактически больше не есть; на оборот, оно есть именно то, чем оно было. То, чем мы были, не прошло, в том смысле, что мы, как это еще принято говорить, можем отбросить наше прошлое, подобно тому, как мы сбрасы ваем платье. Dasein точно так же не может избавиться от своего прошлого, как не может оно ускользнуть от своей смерти. В лю бом смысле и в любом случае все то, чем мы были, есть сущност ное определение нашей экзистенции. Пусть даже каким то пу тем, с помощью тех или иных ухищрений мне удалось заставить свое прошлое держаться от меня подальше, все равно забвение, вытеснение, сокрытие суть для меня способы быть моим быв шим. Dasein есть, поскольку оно с необходимостью есть всегда бывшее. Оно может быть бывшим, лишь покуда оно есть. Имен но тогда, когда Dasein больше нет, оно также уже не есть быв

шее55. Оно есть бывшее, оно было, только покуда оно есть. В этом 376 заключено вот что: бывшее принадлежит экзистенции Dasein. Исходя из данной ранее характеристики момента будущего, можно сказать так: поскольку Dasein всякий раз более или менее явно соотносится с определенной способностью быть, принад лежащей ему самому, т. е. под ступает к самому себе, выступая из некоторой своей возможности, постольку оно заодно от сту пает, возвращаясь к тому, чем оно уже было. Будущему в исход ном (экзистенциальном) смысле принадлежит равноисходно бывшее в экзистенциальном смысле. Бывшее заодно с будущим и настоящим только и делает возможной экзистенцию.

Настоящее (Gegenwart) в экзистенциальном смысле не тожде ственно присутствию (Anwesenheit) или наличию (Vorhanden heit). Поскольку Dasein экзистирует, оно всякий раз удерживает

55 «Gerade dann, wenn das Dasein nicht mehr ist, ist es auch nicht mehr gewesen». Пере вод имитирует синтаксис немецкой фразы и структуру перфекта, поскольку, как я полагаю, таким образом удается передать смысл сказанного. Буквально сказано примерно следующее: «Когда Dasein больше нет, его и не было». О любой несо размерной Dasein вещи можно сказать, что когда ее уже нет, она, по крайней мере, была. Это «была» может быть выражено перфектом: «gewesen ist» (приблизитель но — «есть бывшая»). Но Dasein «есть бывшее» не так, как бывшие вещи, которых уже нет, оно есть бывшее только как удерживающее (забывающее) свою бывшесть, т. е. покуда оно есть. — Примеч. переводчика.

ся при некотором наличном сущем. Оно владеет этим сущим в своем настоящем. Только как настаивающее на настоящем Da sein в особом смысле есть наступающее и бывшее. Находясь в ожидании некоторой возможности, Dasein есть всегда так, что оно, настаивая на настоящем, соотносится с чем то имеющимся в наличии и держит это [сущее] как присутствующее в своем на стоящем. К этому добавляется еще и то обстоятельство, что мы чаще всего теряем себя в этом настоящем, и все выглядит так, будто будущее и прошлое, точнее говоря — бывшее, затемняют ся, будто Dasein в каждый момент вбрасывает себя в настоящее. Но это лишь кажимость, которая опять же имеет определенные основания и должна быть разъяснена, что мы, однако, в этом контексте опускаем. Здесь следует только в общих чертах угля деть, что мы говорим о будущем (наступающем), бывшем и на стоящем в некотором исходном (экзистенциальном) смысле и употребляем эти три определения в значении, которое предше ствует расхожему времени. Исходное единство так описанных будущего, бывшего и настоящего представляет собой феномен исходного времени, которое мы называем временностью. Вре менность временит себя во всегдашнем единстве будущего, быв шего и настоящего. И это, так именуемое, отлично от «потом», «тогда» и «теперь». Последние определения времени суть только то, что они суть, в той мере, в какой они отвечают временности,

377когда она себя выговаривает. С помощью «теперь», «потом» и «тогда» выговаривают себя ожидание (будущее), удержание (бывшее) и настояние (настоящее). В самовыговаривании вре менность временит то время, которое только и известно расхо жему пониманию.

Существенная черта будущего наступающего заключена в подступании к себе, существенная черта бывшего — в возвраще нии к, наконец, существенная черта настоящего — в удержива нии себя при, пребывании при, т. е. в бытии при. Эти характери стики — «по направлению к», «назад к» и «при» — открывают глубинное устроение временности. Поскольку временность определена с помощью этих «по направлению к», «назад к» и «при», она есть вне себя. Время как будущее, бывшее и настоящее смещено в самом себе. Как наступающее Dasein смещено по на

правлению к своей сбывшейся способности быть, как бывшее — к своему бывшему, как вовлекающее в настоящее — к другому су щему. Временность как единство будущего, бывшего и настоя щего смещает Dasein [, и это происходит] не время от времени или от случая к случаю, но она сама как временность есть исход ное «вне себя», . Мы обозначаем этот характер отстра нения терминологически, говоря об экстатическом характере времени. Время смещено не задним числом и не случайно, но бу дущее как «по направлению к» смещено в самом себе, т. е. экс татично. И то же самое верно для бывшего и настоящего. Поэто му мы называем будущее, бывшее и настоящее тремя экстазиса ми временности, которые равноисходно взаимно принадлежат друг другу.

Дело заключается в том, чтобы точнее усмотреть этот экста тический характер времени. В конкретном представлении про извольных феноменов эту взаимосвязь можно углядеть, только если для этого имеется определенное руководство. Обозначение «экстатический» не имеет никакого отношения к экстатическим состояниям и тому подобному. Расхожее греческое выражение

означает выступание из себя. Между ним и терми ном «экзистенция» есть определенная зависимость56. Говоря об экстатическом характере, мы интерпретируем экзистенцию, ко торая, если рассматривать ее онтологически, есть исходное единство подступающего к себе, возвращающегося к себе, во 378 влекающего в настоящее и настаивающего на настоящем бытия вне себя. Экстатически определенная временность есть условие бытийного устроения Dasein.

56 Латинское existentia или ex sistentia происходит от глагола ex sisto — «вы сту паю», sisto означает «ставлю» и связано с глаголом sto «стою». Приблизительно так же устроено греческое e·k-stasij — «смещение», «отход в сторону» (Хайдег гер говорит: «Entrückung»), «ис ступление» и т. д. Staqsiw — «стояние, покой», от глагольное существительное, восходящее к ‡sthmi — «ставлю». Греческое e½j-iqsthmi означает «смещаю», «вывожу», «отклоняюсь» и т. д. В контексте обсуж дения исходной временности я передаю термин Хайдеггера «Exstase», как «экста зис» (сохраняя окончание греческого именительного падежа), а не, как это при нято, «экстаз», и склоняю «экстазис» как существительное мужского рода, подоб но тому как склоняют «гомеостазис», «тезис», «базис» и так далее. Хайдеггеров не мецкий эквивалент греческого e·k-stasij — «Entrückung» — переведено «отстра нение».— Примеч. переводчика.

Исходное время есть в самом себе — и это суть его времене ния57 — вне себя. Время и есть само это «вне себя», т. е. оно не не что такое, что поначалу имелось в наличии как некая вещь, а по том стало вне себя, оставив себя позади себя. Напротив, исход ное время есть в себе самом не что иное, как «вне себя» просто и непосредственно. Поскольку эта экстатическая черта характе ризует временность как таковую, в сущности каждого экстазиса, который временит себя лишь в единстве с другими, заключено

отстранение к..., по направлению к чему то в некоторое формаль ном смысле. Каждое отстранение в себе распахнуто. Экстазису принадлежит своеобразная распахнутость, которая дана наряду с «вне себя». То, в направлении чего каждый экстазис опреде ленным образом распахнут, мы обозначаем как горизонт этого экстазиса. Горизонт — это распахнутая ширь, в направлении ко торой отстранение как таковое есть вне себя. Отстранение рас пахивает этот горизонт и держит его распахнутым. Как экста тическое единство будущего, бывшего и настоящего времен ность имеет горизонт, определенный посредством экстазисов. Временность как исходное единство будущего, бывшего и на стоящего в самой себе экстатически горизонтальна. «Горизон тальна» означает: «характеризуется с помощью данного наряду с самим экстазисом горизонта». Экстатически горизонтальная временность не только делает возможным бытийное устроение Dasein, но и служит возможностью временения того времени, которое только и знает расхожее понимание и которое мы обще принятым образом описываем как необратимую последователь ность «теперь».

Мы не будем сейчас входить в подробности взаимосвязи ин тенциональности и экстатически горизонтальной временности.

57 Так я передаю термин Zeitigung, что в обычном словоупотреблении означает «созревание», «проявление», «обнаружение» и т. п. Глагол «zeitigen» как термин хайдеггеровой онтологии означает «временить» в смысле порождать время или временность. Поскольку у временности уже нет предшествующей ей инстанции порождения, то временность сама себя временит, временит ся. В переводе я упот ребляю «временить» как переходный глагол: «временить время». В привычном словоупотреблении «zeitigen» (переходный глагол) означает «дать созреть, вы зреть чему либо» (и в этом смысле «временить», «повременить»), «выдержать»,

379«дать вы явиться, проявиться» = «проявить». Как непереходный глагол «zeitigen» означает «созревать». — Примеч. переводчика.

зом понятое время, то временность Dasein должна позволить разъяснить, почему фактичное Dasein ближайшим образом знает время только как последовательность «теперь», и далее, почему в расхожей понятности времени такие его существенные струк турные моменты, как значимость, приуроченность, протяжен ность и публичность упускают из виду и понимают неадекватно. Если в самом деле возможно, если более того — необходимо, по казать, что время, так как его знают все и каждый, возникает из чего то иного, характеризуемого нами как временность, то тогда обозначение истока происхождения расхожего времени, как ис ходного времени, становится оправданным. Ведь можно было бы спросить: почему, собственно, мы все еще называем време нем единство будущего, бывшего и настоящего в этом исходном смысле? Не есть ли это нечто иное? На этот вопрос следует отве тить отрицательно, коль скоро мы видим, что «теперь», «потом» и «тогда» суть не что иное, как временность, которая себя выго варивает. Только поэтому «теперь» есть черта времени, только по этому «потом» и «тогда» причастны времени (sind zeithaft).

Теперь вопрос звучит так: в какой мере время, понятое расхо жим образом, имеет основание в самой временности — в какой мере время в расхожем смысле проистекает из временности или, спросим точнее,— в какой мере сама временность временит вре мя, которое только и ведомо обыденному рассудку? Каждое «те перь» есть в соответствии со своей сутью «теперь вот». На осно вании этого отношения приуроченности оно относится к неко торому сущему, исходя из которого и датируется. Эта черта «те перь», быть неким «теперь вот то то и то то», т. е. отношение приуроченности, возможно лишь потому, что «теперь» как опре деление времени экстатически распахнуто, т. е. проистекает из временности. «Теперь» принадлежит определенному экстази су — настоянию как вовлечению чего то в настоящее. Вовлекая то или иное сущее в настоящее, настояние в себе самом экстати чески соотносится с чем то. Поскольку оно выговаривает себя как экстатически соотносящееся, поскольку в этом самовыгова

381ривании оно сказывает «теперь» и подразумевает под этим «те перь» настоящее, само это экстатически горизонтальное, т. е. в самом себе экстатическое «теперь», соотнесено с... Это значит: каждое «теперь» есть (в качестве «теперь») «теперь вот то то и

то то». Вовлечение сущего в настоящее позволяет встретиться с ним так, что когда настояние, выговаривая себя, говорит: «те перь», то это «теперь» в силу экстатического характера настоя ния должно иметь черты настоящего: «теперь вот то то и то то». Соответственно, каждое «тогда» есть «тогда, когда», и каждое «потом» есть «потом, когда». Поскольку я сказываю «теперь» и выговариваю его в некотором настоянии и в качестве такового настояния, сущее, вовлекаемое в настоящее, выходит навстречу как то самое, к чему приурочено выговариваемое «теперь». По скольку мы всякий раз высказываем «теперь» в некотором во влечении сущего в настоящее, т. е. исходя из настояния, так ска занное «теперь» само в соответствии со своей структурой вовле кает в настоящее. «Теперь» несет в себе отношение приурочен ности, хотя при этом то, к чему оно фактически приурочено, вся кий раз разное. «Теперь» и любое другое определение времени обладает соответствующим отношением приуроченности в силу экстатического характера самой временности. То обстоятельст во, что «теперь» означает всякий раз «теперь вот то то и то то», что всякое «тогда» представляет собой «тогда, когда», а всякое «потом» — «потом, когда», выявляет только одно: время как вре менность, как настояние, удержание и ожидание, позволяет встретиться с сущим как уже открытым. Иными словами, расхо жим образом понятое время, «теперь», как оно видится в своей приуроченности, есть лишь знак исходной временности.

Каждое «теперь» и каждое определение времени — протя женно, имеет некое протяжение. Это протяжение переменно и отнюдь не образуется только в результате суммирования единич ных и не имеющих [внутреннего] измерения (dimensionslos) «те перь» точек. «Теперь» получает некоторое внутреннее простран ство и объем не в силу того, что я складываю многие «теперь», но наоборот, каждое «теперь» изначально уже имеет в себе такую протяженность. Даже если я сведу «теперь» к миллионной доле секунды, оно все еще имеет протяжение: ведь «теперь» уже обла дает протяжением по своей сути; оно не приобретает протяже ние в результате суммирования и не теряет в результате дробле ния. «Теперь» и всякое определение времени имеет в себе самом 382 некоторую протяженность. И основание этого снова в том, что «теперь» есть не что иное, как «изречение» самой исходной вре

менности сообразно ее экстатическому характеру. В каждом ска занном «теперь» заодно сказана протяженность, так как в «те перь» и остальных определениях времени выговаривает себя на стояние, которое временит себя в экстатическом единстве — вместе с ожиданием и удержанием. В экстатическом характере временности уже заключена исходно некая простертость, кото рая привходит в выговариваемое время. Поскольку каждое ожи дание имеет характер «по направлению к себе», а каждое удер жание — характер «назад к», пусть даже в модусе забвения, и при этом каждое «по направлению к себе» есть в себе самом «на зад к», временность, будучи экстатической, в самой себе про стерта. Временность как первичное «вне себя» есть сама про стертость. Протяженность возникает не в результате того, что я сдвигаю вместе отдельные моменты времени, но наоборот, чер ты непрерывности и протяженности, которыми обладает расхо жим образом понятое время, имеют своим истоком исходную простертость самой временности как экстатической.

«Теперь» и всякое выговоренное определение времени обще доступно в бытии друг с другом для понимания каждого. Также

иэтот момент публичности имеет основание в экстатически го ризонтальном характере временности. Поскольку временность в себе есть «вне себя», она как таковая уже разомкнута в самой себе

идля самой себя распахнута в направлении своих трех экстази сов. Поэтому всякое сказанное, всякое выговоренное «теперь» непосредственно как таковое ведомо каждому. «Теперь» не есть некая вещь, которую может отыскать только кто то один, а дру гой — нет, не что то такое, о чем один, возможно, знает, а другой не знает. Напротив, в бытии самого Dasein с другими, т. е. в со вместном бытии в мире, заключено уже единство самой вре менности как некоторой для самой себя публично распахнутой.

383 Время в его повседневной понятности мы назвали, в силу его значимости, мировым временем. Мы уже разъясняли раньше, что основное бытийное устроение Dasein есть бытие в мире, и именно так, что для экзистирующего Dasein в его экзистенции речь идет об этом бытии, а это означает заодно — о бытии в ми ре. Для Dasein речь идет о его самой собственной способности быть. Или, как мы еще говорим, Dasein радеет всякий раз о са мом себе. Если оно как настояние выговаривает себя в «теперь»,

как ожидание — в «потом», и как удержание — в «тогда», если в этих определениях времени выговаривает себя временность, то выговариваемое время есть здесь еще и то, о чем Dasein радеет, то, ради чего оно само есть. В самовыговаривании временности выговоренное время понято как имеющее характер «ради» и «для того чтобы». Выговоренное время в самом себе имеет миро вой характер, что можно обосновать также, приняв в расчет дру гие сложные взаимосвязи, в которые мы сейчас не вдаемся. По скольку Dasein радеет о самом себе, и при этом в «теперь» выго варивается временность Dasein, выговоренное время есть всегда нечто такое, о чем для самого Dasein идет дело, т. е. время есть всегда подходящее время или [,наоборот,] не время.

Из разъяснений структурных моментов [времени —] значи мости, приуроченности, протяженности и публичности — мы увидели, что основные определения расхожим образом понятого времени проистекают из экстатически горизонтального единст ва ожидания, удержания и настояния и как это происходит. То, что мы обыкновенно знаем как время, в отношении своих вре менных черт происходит из экстатически горизонтальной вре менности, следовательно, то, откуда происходит производное время, следует называть временем в первичном смысле: это вре мя, которое временит себя и как таковое временит мировое вре мя. Поскольку исходное время как временность делает возмож

ным бытийное устроение Dasein, и это сущее (Dasein) есть таким 384 образом, что оно себя временит, именно это сущее, относящееся

к бытийному роду экзистирующего Dasein, должно быть исход но и соразмерно [с его сутью] названо временным сущим как та ковым. Теперь становится ясно, почему мы не называем некое сущее вроде камня, которое движется во времени или во време ни покоится, временным. Бытие такого сущего не определено через временность. Dasein же не только и не столько внутривре менно, оно не случается и не наличествует в некотором мире, но оно с самого начала в себе самом временно. Впрочем, в опреде ленном смысле оно также есть во времени, поскольку в опреде ленном отношении его можно рассматривать как имеющееся в наличии.

После того как мы вывели черты расхожего времени из ис ходной временности и, тем самым, явно указали, почему мы с

большим правом должны называть временем сам исток, а не то, что из него проистекает, пришло время спросить: как случилось так, что время в своей расхожей понятности ведомо только как необратимая последовательность «теперь», как случилось, что такие существенные черты последовательности «теперь», как значимость и приуроченность, здесь остаются скрытыми и что структурные моменты протяженности и значимости оказывают ся, в конечном итоге, непонятыми, так что время воспринимает ся как некое многообразие голых «теперь», которые не имеют никакой дальнейшей структуры, но всегда суть только «теперь», причем одно следует за другим из будущего в прошлое в беско нечном последовании. Сокрытие специфических структурных моментов мирового времени, сокрытие их происхождения из временности, сокрытие ее самой имеет основание в присущем Dasein способе быть, который мы именуем падением (Verfallen). Не входя в подробности этого феномена, мы укажем на некото рые его черты, исходя из того, что мы уже многократно так или иначе затрагивали. Мы видели, что Dasein ближайшим образом всегда ориентировано на сущее в смысле имеющегося в нали чии, так что оно и свое собственное бытие определяет из способа быть, присущего сущему в наличии. Оно также именует Я,

385субъект, вещью — res, а также — substantia, subjectum. То, что об наруживается здесь в теоретической области развитой онтоло гии, представляет собой некоторое общее определение самого Dasein — тенденцию первично понимать себя, исходя из вещей, и черпать понятие бытия из наличного [сущего]. Для расхожего опыта обнаруживается следующее: сущее встречается во време ни. Аристотель говорит: время есть , нечто, относя щееся к движению. И это означает, что время некоторым образом есть. Если расхожему пониманию времени известно бытие толь ко как бытие в наличии, время, в той мере, в какой оно наряду с движением есть вот здесь как общедоступное в своей публично сти, необходимо предстает как нечто наличное. Поскольку вре мя встречается Dasein, оно (время) само истолковывается как нечто каким то образом имеющееся в наличии, тем более, что выявляется оно в определенной взаимосвязи именно с наличной природой. Время некоторым образом со наличествует, будь то в объектах, или в субъекте, или повсеместно. Время, которое ведо