Martin_Haydegger_Osnovnyie_problemyi_fenomenologii

Мы отвечаем, имея в виду оба только что рассмотренных по от дельности, но в себе взаимно принадлежащих друг другу струк турных момента,— «бытие в...» и «мир». «Бытие в» как «к себе», как «ради себя» возможно только на основании наступающего, т. е. поскольку этот структурный момент времени в себе экстати чен. Экстатический характер времени делает возможным специ фический характер преступания, присущий Dasein,— трансцен дентность и тем самым — мир. Но тогда — и тут мы приходим к центральному определению мира и временности — экстазисы временности (наступающее, бывшее и настоящее) суть не про сто отстранение к..., не отстранение как бы в ничто, но как от странения к... на основании их всегдашнего экстатического ха рактера они имеют некий предначертанный модусом отстране ния, т. е. модусом наступающего, бывшего или настоящего, при надлежащий самому экстазису горизонт. Каждый экстазис как отстранение к... заодно имеет в себе (как ему принадлежащее) предначертание формальной структуры «к чему» отстранения.

Мы называем это «куда» экстазиса горизонтом или, точнее, гори 429 зонтальной схемой экстазиса. Каждый экстазис имеет в себе оп ределенную схему, которая в зависимости от способа, которым временность себя временит, т. е. от того, как модифицируются экстазисы, сама модифицируется. И подобно тому, как экстази сы образуют в себе единство временности, так же и экстатиче скому единству временности отвечает всякий раз некое единство горизонтальных схем. Трансценденция бытия в мире в ее специ фической целостности имеет основание в исходном экстатиче ски горизонтальном единстве временности. Если трансценден ция делает возможным понимание бытия, а сама при этом осно вывается в экстатически горизонтальном устроении временно сти, то эта временность есть условие возможности понимания бытия.

§ 21. Темпоральность и бытие

Теперь дело идет о том, чтобы понять, как на основании времен ности, основывающей трансценденцию Dasein, темпоральность

Dasein делает возможным понимание бытия. Темпоральность есть изначальное временение временности как таковой. При

этом наши рассмотрения всегда были ориентированы на вопрос о возможности некоторого определенного понимания бытия — понимания бытия в смысле бытия в наличии в самом широком значении. Далее, мы показали, каким образом обиход, обхожде ние с сущим имеет основание во временности. Однако отсюда мы только отчасти смогли заключить, что и обиход как пони мающий бытие и именно как таковой тоже возможен на основа нии временности. Теперь нужно явно показать, как понимание подручности подручной утвари как таковой есть уже некое пони мание мира, и каким образом это понимание мира как трансценден ция Dasein укоренено в экстатически горизонтальном устроении

430его (Dasein) временности. Понимание подручности подручного уже набросало это бытие в направлении времени. Грубо говоря, в понимании бытия оно уже воспользовалось временем, хотя до философское и не философское вот бытие (Dasein) об этом явно не знает. Эта взаимосвязь бытия и времени, тем не менее, от Dasein не вполне скрыта; она известна, правда, в некотором пло хо понятом и чреватом дальнейшим непониманием истолкова нии. Некоторым образом, у Dasein есть понимание того, что ин терпретация бытия в какой то форме связана с временем. Дофи лософское, а равно и философское знание стремятся различить сущее в соответствии с его видом бытия, принимая во внимание время. Уже античная философия определяет , присносу щее, как такое сущее, которое есть в первую очередь и в подлин ном смысле, и отличает его от изменчивого — [такого сущего,] которое есть только иногда, а иногда его нет. В обычной речи это сущее называют временным. Временное подразумевает здесь «протекающее во времени». От такого выделения и обозначения присносущего и временно сущего, характеристика [модусов временности] переходит к определению безвременного и вне временного сущего. Безвременным называют способ бытия чи сел, чистых пространственных определений; вневременным — вечное в смысле [вечности как] aeternitas, в отличие от [вечности как] sempiternitas. В этих различениях разных видов бытия по от ношению ко времени само время берется в расхожем смысле — как внутривременность. Не может быть случайностью, что уже до философское, но также и философское, понимание, характе ризуя бытие, ориентируется на время. С другой стороны, мы ви

дели, что Кант, когда он пытается ухватить в понятии бытие как таковое и определяет его как полагание (Position), никак, по всей видимости, не использует время в расхожем смысле. Но отсюда не следует, что он никак не использовал временность в изначаль ном смысле — как темпоральность, пусть без понимания бытия,

т. е. не отдавая себе отчета в условиях возможности своих собст 431 венных онтологических положений.

Мы попробуем предложить темпоральную интерпретацию

бытия, того сущего, которое ближайшим образом — налицо, т. е. [интерпретацию] подручности71, и в качестве важнейшего приме ра покажем, имея при этом в виду трансценденцию, как понима ние бытия возможно темпорально. Таким образом выявится функция времени как предоставляющего возможность понима ния бытия. Вслед за этим мы вернемся к первому тезису Канта и попробуем, отталкиваясь от достигнутого, основательно понять, в какой мере наша критика Канта была оправданной и каким об разом она должна быть дополнена в своей позитивной части.

а) Темпоральная интерпретация бытия как бытия под ру кой и презенция как горизонтальная схема экстазиса настояния

Вспомним, какова описанная нами временность обхождения с утварью. Обиход как таковой делает взаимосвязь утвари доступ ной первично и соразмерно ее устройству. Вот тривиальный при мер: когда мы разглядываем мастерскую сапожника, мы повсю ду можем заметить именно так или иначе имеющиеся в наличии вещи. Но что есть вот здесь и каким образом оно, это сущее, в со ответствии с его вещностью подручно, впервые выявляется в обиходе, должным образом использующем принадлежности ре месла — кожу как принадлежность утвари, башмаки как принад

71 Мидели, что Vorhandenheit и Zuhandenheit Хайдеггер характеризует как раз личные способы бытия. Но иногда он говорит о «наличном» (das Vorhаndene) в широком смысле слова, включая сюда и все, что ближайщим образом — «под ру кой». Поэтому в этом отрывке сказано о подручности (Zuhandenheit) как бытии ближайшим образом «наличного» (des zunächst Vorhandenen). В связи с дальней шим обсуждением следует напомнить о принятом нами способе передавать не мецкие термины: das Vorhandene — наличное, das Zuhandene — подручное, Vor handenheit — наличие, Zuhandenheit — подручность, Vorhandensein — бытие в на личии, Zuhandensein — бытие под рукой. — Примеч. переводчика.

сущее с такими то вещными чертами — утварь — есть, мы назы ваем подручностью, или бытием под рукой, которое мы отлича ем от бытия в наличии. Если некая определенная утварь не на ходится под рукой в ближайшем окружающем мире, в досягае мой близости, то это «не под рукой» ни в коем случае не означа ет то же самое, что и «небытие». Названная принадлежность ут вари, наверное, куда то задевалась, она, как мы еще говорим, не попадается под руку (ab handen gekommen). Не находящееся под рукой (das Abhandene) — это всего лишь модус подручного. Когда мы говорим о чем то, что оно больше не под рукой, мы,

разумеется, также можем иметь в виду, без дальнейших разгово 433 ров, что оно просто уничтожено. Конечно же, нечто может быть не под рукой так, что его вообще больше нет, что оно уничтоже но. Но возникает вопрос, что означает эта уничтоженность и можно ли ее отождествить с небытием и ничто. В любом случае мы видим, что уже при беглом анализе открывается некое много образие фундированных в себе оттенков бытия — уже в одном только бытии вещи и бытии утвари. В какой мере понимание ут вари восходит к пониманию обстоятельств дела, значимости и мира и тем самым — к временности Dasein, в общих чертах пока зано. Теперь нас интересует только способ бытия утвари, ее под ручность, с точки зрения ее темпоральной возможности, т. е. с уче том того, как мы понимаем подручность как таковую из времени.

Уже из указания на возможную модификацию подручного в не [находящееся] под рукой мы можем заключить, что подруч ность и не под рукой суть определенные видоизменения одного фундаментального феномена, который мы характеризуем как при сутствие и отсутствие, а в общем — как презенцию (Präsenz). Если подручность или бытие соответствующего сущего имеет презенциальный смысл, это означает, что этот способ бытия по нят темпорально, т. е. — из временения времени в смысле опи санного экстатически горизонтального единства. Мы умыш ленно употребляем теперь, в новом измерении интерпретации бытия из времени, латинские выражения для всех временных определений, дабы отличить их уже терминологически от вре менных определений временности в охарактеризованном ранее смысле. Что вообще означает презенция в отношении времени и временности? Если бы мы ответили: это — момент настоящего,

то этим было бы не много сказано. Ведь остается вопрос, почему бы нам не говорить «настоящее» вместо «презенция». Если мы, тем не менее, употребляем этот термин, то это употребление но вого термина должно отвечать некоему новому значению. Эти два феномена, настоящее и презенция, коль скоро различные

434наименования должны быть оправданы, означают не одно и то же. Но может быть, презенция идентична феномену настоящего, который мы узнали как «теперь», , на который ориентирована расхожая интерпретация времени, когда говорится: время — не обратимая последовательность «теперь»? Но нет — презенция и «теперь» тоже не идентичны. Ведь «теперь» — это некоторая чер та внутривременности, наличного и подручного, презенция же должна составлять условие, делающее возможным понимание подручности как таковой. Все подручное есть именно «во време ни», внутривременно; мы можем сказать о нем: подручное «есть теперь» в нашем распоряжении, «было [в нашем распоряжении] тогда» или «будет потом». Когда мы определяем подручное как внутривременное, мы уже предполагаем, что понимаем подруч ное как подручное, т. е. понимаем это сущее в его способе бы тия подручным. Такое предварительное понимание подручно сти подручного должно стать возможным именно благодаря пре зенции. Поэтому «теперь» как определение времени в качестве внутривременности не может взять на себя темпоральную ин терпретацию бытия сущего (здесь — подручного). В каждом «те перь» определении, в каждом расхожем временном определе нии подручного, коль скоро оно уже понято, заранее использо вано время в более изначальном смысле. Это значит, что расхо жие характеристики бытия сущего, руководствующиеся време нем как путеводной нитью,— временное, безвременное, вневре менное — оказываются для нас несостоятельными. Это — не он тологическая, но онтическая интерпретация, в которой само время берется как сущее.

Презенция — более изначальный феномен, чем «теперь». Но и мгновение ока есть нечто более изначальное, чем «теперь», и именно потому, что мгновение ока есть модус на стоящего, во влечения в настоящее чего то такого, что может себя выговорить в сказывании «теперь». Так мы снова возвращаемся к настояще му и вновь возникает вопрос: тождественна ли презенция на

стоящему? Никоим образом. Настоящее, настояние мы охарак теризовали как один из экстазисов временности. Уже имя «пре 435 зенция» извещает о том, что здесь мы имеем в виду не экстатиче ский феномен, как было в случае настоящего и будущего, по крайней мере, не экстатический феномен временности в отно шении его экстатической структуры. Тем не менее, между на стоящим и презенцией существует взаимосвязь, и она не случай на. Мы указывали уже на то обстоятельство, что экстазисы вре мени — не просто отстранение к..., так что направление отстра нения как бы теряется в ничто или остается поначалу неопреде ленным. Скорее, каждому экстазису как таковому принадлежит некий им определенный и его собственную структуру завершаю щий горизонт. Настояние, будь оно собственным в смысле мгно вения ока или несобственным, набрасывает то [сущее], которое оно вовлекает в настоящее, то самое, что может выйти навстречу в некотором настоящем и для настоящего предстояния, в на правлении чего то такого, что мы называем презенцией. Экстазис настоящего есть как таковой условие возможности некоего определенного «по ту сторону (за пределы) себя», трансценден ции, наброска в направлении презенции. Как условие возмож ности этого «по ту сторону себя» он в самом себе имеет некую схематическую наметку того, куда метит это «по ту сторону». То, что лежит за пределами экстазиса как такового в силу присущего экстазису характера сдвига и определяется им самим, точнее,— то, что определяет «куда» этого «по ту сторону», и есть презенция как горизонт. Настоящее набрасывает себя в себе самом экстати чески в направлении презенции. Презенция не тождественна настоящему, но как фундаментальное определение горизонталь ной схемы этого экстазиса она вместе с другими моментами об разует полную структуру настоящего. Подобным же образом об стоят дела и с двумя другими экстазисами — наступающего и бывшего (воспроизведение, забывание, удержание).

Чтобы не слишком загромождать картину феномена времен ности, который и без того трудно ухватить, мы ограничимся экс пликацией настоящего и его экстатического горизонта — пре зенции. Настояние — это экстазис во временении временности, который понимает себя как экстазис [, т. е. — набрасывает себя,] в направлении презенции. Как отстранение к... настоящее есть 436

открытость выходящему навстречу, которое тем самым заранее понято в направлении презенции. Все, что выходит навстречу, во влекается в настоящее в настоянии, понято на основании уже от страненного в экстазисе горизонта — презенции — как присут ствующее, т. е. понято в направлении присутствия. Поскольку подручность и не под рукой означают нечто такое, как присут ствующее и отсутствующее, т. е. так то и так то модифицирован ную и модифицируемую презенцию, бытие выходящего на встречу внутримирно сущего набрасывается презенциально, а это значит — в основе своей темпорально. В соответствии с этим мы понимаем бытие из исходной схемы экстазисов темпо ральности. Схемы экстазисов нельзя структурно от них отделять, но понимающая ориентация вполне может быть первично обра щена к схемам как таковым. Временность, которая таким обра зом возведена первично к горизонтальным схемам временности как условиям возможности понимания бытия, составляет содер жание общего понятия темпоральности. Темпоральность есть временность с точки зрения единства принадлежащих ей горизон тальных схем, в нашем случае — настоящее с точки зрения пре зенции. Всякий раз в соответствии со способами, какими вре менность себя временит (а она временит себя всегда в единстве своих экстазисов, так что преобладание одного экстазиса моди фицирует другие), варьируются внутренние темпоральные взаи мосвязи горизонтальных схем времени.

Временность в своем экстатически горизонтальном единст ве есть фундаментальное условие возможности того, что Платон назвал , т. е. трансценденции, конституирующей само Dasein. Временность сама есть основное условие возможности всякого понимания, основывающегося в трансценденции, по нимания, чья сущностная структура заключается в набрасыва нии. Возвращаясь к предыдущему, мы можем сказать: времен ность есть в себе изначальный набросок себя как таковой, так что, где бы и как бы ни возникало понимание (мы отвлекаемся сейчас от других моментов вот бытия (Dasein)), это понимание

437возможно лишь в самонабрасывании временности. Времен ность есть вот (ist da) в своей выявленности, поскольку она сама делает возможным «вот» и его выявленность.

Если временность есть в чистом виде набросок себя, это означает, что в каждом фактическом набрасывании наряду с остальным как то обнажается и время, что время где то и как то прорывается, будь то даже в расхожем понимании или недопо нимании. Где вообще обнажено в себе самом некое «вот», там от крывает себя временность. Как бы временность ни таилась, пре жде всего в отношении своей темпоральности, как бы мало Dasein ни знало о ней эксплицитно, как бы далеко она до сих пор ни лежала от всякого тематического постижения, она подспудно управляет Dasein еще элементарнее, чем это делает дневной свет, ведь он — основное условие повседневного осмотрительного ви дения при помощи глаз, хотя мы и не оглядываемся на это усло вие в повседневном обиходе. Поскольку экстатически горизон тальное единство временности в себе есть в чистом виде набро сок себя, поскольку такой набросок как экстатический вообще делает возможным набрасывание в направлении... и представля ет собой вместе с принадлежащим экстазису горизонтом условие возможности всякого вообще «по направлению к», «вовне к», здесь больше нельзя спрашивать, в направлении чего набрасы ваются со своей стороны сами схемы, и так до бесконечности. Упомянутая выше последовательность как бы накладываемых друг на друга набросков — понимание сущего, набросок в на правлении бытия, понимание бытия, набросок в направлении времени — имеет конец в горизонте экстатического единства времени. Мы не можем обосновать это здесь более изначально, иначе нам пришлось бы входить в проблему конечности време ни. В этом горизонте каждый экстазис времени, а значит и вре менность, сами имеют конец. Но этот конец есть не что иное, как начало и отправная точка для возможности всякого набра сывания. Если нам возразят, что характеристика того, куда от

странен экстазис как таковой, характеристика этого как гори 438 зонта, в свою очередь, есть уже некая интерпретация «того куда» вообще, того, куда указывает некоторый экстазис, мы могли бы ответить так: понятие «горизонта» в расхожем смысле уже пред полагает как раз то, что мы назвали экстатическим горизонтом. Для нас не существовало бы ничего подобного горизонту, если бы не существовало экстатического бытия открытым для... и

его схематического определения, скажем, в смысле презенции. Это же верно для понятия схемы.

Мы должны самым серьезным образом обратить внимание на следующее: если мы определяем временность как изначаль ное устроение Dasein и, тем самым, как исток возможности по нимания бытия, тогда темпоральность как исток по необходи мости богаче и обильнее, чем все, что из него истекает, чем бы оно ни было. Здесь заявляет о себе одно своеобразное отноше ние, релевантное для всего измерения (Dimension) философии: в пределах онтологического выше всякого действительного — воз можное. Всякое происхождение и всякий генезис в поле онтоло гического не есть рост и развитие, но дегенерация, потому что происходящее происходит, т. е. определенным образом ис ходит, у ходит прочь, удаляется от сверхвластия истока. Сущее как су щее бытийным способом подручного может быть раскрыто, оно может выйти навстречу в обиходе как то, что оно есть, и так, как оно есть, если это раскрытие и обхождение с подручным су щим уже просветлены так или иначе понятой презенцией. Пре зенция есть горизонтальная схема того экстазиса, который пер вично определяет то, как временность временит себя в обраще нии с подручным. Мы показали, во всяком случае, что времен ность обхождения с утварью есть удерживающе ожидающее на стояние. Экстазис настоящего — ведущий во временности обхо ждения с подручным. Поэтому бытие подручным, его подруч ность, понимаются первично из презенции.

Результат предшествующих рассмотрений, которые должны были служить выявлению темпоральности бытия, может быть коротко сформулирован в одном предложении. Подручность

439подручного, бытие этого сущего, понимается как презенция, како вая презенция как не понятийно понятная уже обнажена в самона брасывании временности; благодаря тому, что эта временность себя временит, становится возможным нечто такое, как экзи стирующее обхождение с подручным и наличным.

Подручность формально означает презенцию, присутствие, но презенцию особого рода. Принадлежащая подручности как определенному модусу бытия первично презенциальная схема требует более подробного определения в отношении своего пре зенциального содержания. Поскольку без полного овладения