Martin_Haydegger_Osnovnyie_problemyi_fenomenologii

чии, точнее — с присутствующим в моем настоящем. Этот спо соб соотноситься с присутствующим [как настоящим], когда я имею присутствующее вот здесь, способ, который выговаривает себя в «теперь», мы называем настоянием чего то [в смысле дела ние настоящим, вовлечение в настоящее]53.

Эти три определения, известные Аристотелю,— «теперь», и его модификация — «тогда», понятое как «теперь уже не», а также «потом» как «теперь еще не» суть самоистолкования тех самых отношений, которые мы охарактеризовали как ожидание, удержание и настояние. В той мере, в какой каждое «тогда» есть

53 Слово «настояние» выбрано для передачи субстантивированной формы (das Gegenwärtigen) «искусственного» глагола gegenwärtigen. Этот глагол произведен от прилагательного gegenwärtig — «настоящий», «теперешний» и уже в феномено логии Гуссерля отсылает к актам сознания, в которых и благодаря которым интен циональный предмет дан «теперь», дан как «теперешний». Гуссерль говорит об «обращении духовного взгляда на...», благодаря чему интенциональный предмет или его сторона, некоторым образом уже (латентно) имеющиеся в горизонте со знания, становятся «патентными», «переходят из модуса инактуальности в модус актуальности». В связи с этим предложенный В. В. Бибихиным (в «Бытии и вре мени») вариант перевода — «актуализировать» (соотв., das Gegenwärtigen = «ак туализация») представляется по смыслу достаточно точным, если иметь в виду контекст гуссерлевой феноменологии. Тем не менее, я должен отказаться от тако го решения по нескольким причинам. Во первых, чтобы избежать латинизма в троице Gewärtigen (ожидать) — Behalten (удерживать) — Gegenwärtigen (?). К тому же латинский эквивалент глагола gegenwärtigen должен был бы производиться не от actualis (wirklich), а от praesens (gegenwärtig), и тогда das Gegenwärtigen = «пре зентация». Это подтверждает и сам Хайдеггер, когда в § 21 выстраивает для вре менных определений параллельный ряд латинских терминов. В заглавии раздела а) стоит: «Präsenz als horizontales Schema der Ekstase des Gegenwärtigens». Мы виде ли в §§ 10 11, что слово «актуализация» должно служить (обратным) переводом на латинский язык хайдеггерова термина Verwirklichung, который я передаю как «дей ствительное осуществление». Переводчики Хайдеггера на английский и француз ский язык именно так и передают Verwirklichung: actualization, actualisation. Ис

368пользование латинских терминов, параллельных немецким выполняет во второй части курса лекций вполне определенную смыслообразующую функцию: латин скими терминами обозначаются «условия возможности предонтологического, а

равно и онтологического понимания бытия». Например, временность (Zeitlichkeit), понятая как такое условие, именуется темпоральностью (Temporalität). И по этому употребления латинизмов до времени следует всячески избегать. Лучший (из не вполне удовлетворительных) вариантов перевода, который я сумел отыскать (и который, безусловно, предпочтительней, чем глагол «онастоящивать» или «презен тировать») — это «вовлекать в настоящее» или «настаивать на настоящем», соотв.

Gegenwärtigung = «настояние».— Примеч. переводчика.

«теперь уже не», а всякое «потом» — «теперь еще не», во вся ком ожидании и удержании заключено настояние. То, чего я ожидаю, я втягиваю взглядом в настоящее. Точно так же то, что я удерживаю, я удерживаю для некоторого настоящего, так что всякое ожидание и удержание обращают в настоящее. Тем са мым выявляется внутренняя взаимосвязь не только выговаривае мого времени, но и времени как деятельного отношения (Ver haltung), в качестве какового время и выговаривает себя. Если время выговаривает себя в своей определенности как «теперь», «тогда» и «потом», а эти определения, в свою очередь, выговари вают некое ожидание, удержание и настояние, тогда ясно, что при этом выходит на передний план: это — время в некотором бо лее исходном смысле. Мы должны будем спросить: каким образом то, что предстало перед нами в единстве ожидания, удержания и настояния, может по праву притязать на роль исходного време ни. Это притязание будет оправдано прежде всего в том случае, если все существенные черты, присущие «теперь» — характер одержания, момент, делающий возможным внутривременность, характер перехода и характер исчисленности или выявленности времени,— можно объяснить в их возможности и необходимо

сти на основании этого более исходного феномена; единство 368 этого феномена мы будем учиться узнавать как временность. Временность в свою очередь предоставляет горизонт для пони мания бытия вообще.

Время в том виде, в каком его выводит на сцену Аристотель и как оно знакомо обыденному сознанию, представляет собой следование «теперь» из «теперь еще не» в «теперь уже не», по следовательность «теперь», которая отнюдь не произвольна, но заключает в себе направленность из будущего в прошлое. Мы го ворим еще: время проходит. Последовательность «теперь» сооб разно этому следованию единообразно направлена из будущего в прошлое, и она необратима. Эту последовательность «теперь» называют бесконечной. Что время бесконечно, считается всеоб щим законом.

Расхожее понимание времени заявляет о себе, в первую оче редь, в употреблении часов, в измерении времени. Но мы изме ряем время потому, что мы пользуемся временем, т. е. поскольку мы отводим себе время или позволяем себе его тратить; и при

этом тот способ, которым мы пользуемся временем, регулирует ся и обеспечивается с помощью определенного измерения вре мени. Когда мы смотрим на часы, мы заранее снабжаем часы временем, поскольку само время не заключено в часах. Когда мы смотрим на часы, мы говорим: «теперь». Тем самым мы выгово рили время, которое с помощью часов мы определяем только численно. Это сказывание «теперь» и выговаривание некоторого «тогда» или «потом» должно иметь определенный исток. Откуда мы черпаем «теперь», когда говорим: «теперь»? Разумеется, мы не подразумеваем при этом какой то предмет, нечто имеющееся в наличии. В «теперь» настаивает на себе то, что мы называем на стоянием, настоящим. В «тогда» выговаривает себя некое удер жание, в «потом» — некое ожидание. Поскольку каждое «тогда» есть некое «больше не теперь» и всякое «потом» — «еще не те перь», в выговаривании «потом», соответствующего тому или иному ожиданию, заключено также и настояние [как обращен ность к настоящему], т. е. сопутствующее понимание «теперь». Каждое из этих определений времени — «теперь», «потом», «то

369гда» — выговорено из единства настояния — ожидания — удер жания (соответственно, забвения). К ожидаемому мной в каче стве ближайшего я обращаюсь, говоря «тотчас». То, что я в каче стве ближайшего все еще удерживаю или вот только сейчас поза был, выговаривается в «только что». «Только что» вместе со своими модификациями располагается в горизонте более ранне го, относящегося к удержанию и забвению. «Тотчас» и «потом» расположены в горизонте более позднего, относящегося к ожида нию. Все «теперь» располагаются в горизонте нынешнего, в го ризонте настояния. Время, которое подразумевается, когда го ворят «теперь», «потом» и «тогда», это — время, с помощью кото рого считает отводящее себе время Dasein. Но откуда отводит оно себе время, с помощью которого оно считает и которое вы говаривает в «теперь», «потом» и «тогда»? Мы все еще отклады ваем ответ на этот вопрос. Но скоро станет понятно, что этот от вет есть не что иное, как разъяснение истока «теперь», «потом» («теперь еще не») и «тогда» («теперь уже не»), т. е. [происхож дения] времени как последовательности «теперь» (следующих друг за другом) из исходного времени.

) Структурные моменты выговариваемого времени: значи мость, приуроченность, протяженность, публичность

Вопрос состоит вот в чем: Как мы должны определить точнее сами эти [отношения] — настояние, ожидание и удержание, вы говаривающие себя в «теперь», «потом» и «тогда»? Мы можем сделать это, только если убеждены, что уже увидели целостную структуру того, что аристотелева интерпретация времени знает в качестве последовательности «теперь». Однако, если принять во внимание тот способ, каким Аристотель и вся последующая тра диция характеризуют время, [приходится признать, что] это не так. Следует прежде всего точнее уловить особенности структу ры выговариваемого времени — «теперь», «потом» и «тогда».

Один существенный момент отсчитываемого на часах време ни и, тем самым, вообще – любого времени, которое мы себе от водим или оставляем, мы уже затронули, хотя и не отнесли его явно к «теперь» в качестве структуры последнего. Каждое «те перь», которое мы отсчитываем на часах, представляет собой время для..., «время для того, чтобы сделать то то и то то», т. е. —

подходящее или, соответственно, неподходящее время. Время, ко 370 торое мы отсчитываем на часах, есть всегда такое время, которо му противостоит «не время», «не вовремя», в том смысле, в ка ком мы говорим, что сейчас не время для того то и того то, что кто то пришел не вовремя или, наоборот, вовремя. Этот своеоб разный характер времени мы различили уже в другой связи, ко гда разбирали понятие мира и видели, что в нем подразумевается некая целостность отношений, имеющих характер «для то го чтобы». Мы назвали эту целокупность отношений — «для то го чтобы», «ради того чтобы», «для этого», «к тому» — значимо стью. Время как правильное время и не время имеет характер значимости, т. е. такой характер, который вообще характеризует мир как мир. Поэтому мы и обозначаем время, с помощью кото рого мы считаем, как мировое время. Тем самым вовсе не говорит ся, что время, отсчитываемое на часах, представляет собой нечто имеющееся в наличии как внутримировые вещи. Мы ведь знаем, что мир не есть нечто имеющееся в наличии, не есть природа. Мир есть то, что только и делает возможным раскрытость при родного. Поэтому неуместно называть такое время, как это часто

случается, природным временем или временем природы. Нет никакого природного времени, поскольку любое время по сути относится к Dasein. Но вполне можно сказать, что имеется миро вое время. Мы называем время мировым, поскольку оно имеет характер значимости, который упущен из виду в аристотелевой дефиниции и вообще в традиционных определениях времени.

Следующий момент наряду со значимостью времени — его приуроченность (Datierbarkeit). Каждое «теперь» выговаривается в некотором настоянии в его единстве с ожиданием и удержани ем. Если я говорю «теперь», я всегда приговариваю при этом, не выговаривая членораздельно, «теперь вот то то и то то». Если я говорю «потом», я подразумеваю всегда «потом, когда...». Если я говорю «тогда», я имею в виду «тогда, когда...». Каждому «те перь» принадлежит некое «вот»: «теперь вот то то и то то». Мы называем эту структуру отношения, присущую «теперь», поня тому как «теперь вот», «тогда», понятому как «тогда, когда», и «потом», понятому как «потом, когда», приуроченностью. Каж дое «теперь» приурочено к чему то, поскольку «теперь вот то то

371и то то происходит, совершается или имеет место». Даже если я более не могу точно и однозначно определить «когда» некоего «тогда, когда», все равно «тогда» заключает в себе это отношение приуроченности. Только потому, что это отношение сущност ным образом принадлежит [каждому] «тогда», «теперь» и «по том», времена и сроки могут оказаться неопределенными, рас плывчатыми и ненадежными. Срок сам по себе не обязан быть календарной датой в узком смысле этого слова. Календарная дата представляет собой только особый модус повседневной приуроченности. Неопределенность срока не означает отсутст вие приуроченности как сущностной структуры «теперь», «то гда» и «потом». Такая структура должна быть им присуща, чтобы они могли стать неопределенными сроками или размытыми да тами. Мы говорим к примеру: тогда, когда французы были в Гер мании, и при этом речь идет о «времени французов». Приуро ченность как датирование в календарном смысле может быть не определенной, но, несмотря на это, она определяется благодаря определенному историческому событию или какому то другому происшествию. Неважно, как далеко, как надежно и определен но датируется всякий раз «теперь вот», «тогда, когда...» и «по

том, когда...», сущностному устроению «теперь», «тогда» и «по том» принадлежит структурный момент приуроченности. «Те перь вот», «тогда, когда...» и «потом, когда...» в соответствии со своей сутью соотнесены c сущим, которое и задает срок приуро ченному. Время, которое понимают расхожим образом как по следовательность «теперь», нужно толковать как такое отноше ние приуроченности или датируемости. Это отношение нельзя упускать из виду или утаивать. Тем не менее, расхожее понима ние времени как последовательности «теперь» так же мало знает о черте докалендарной приуроченности, как и о черте значимо сти. В меру такого понимания, «теперь» мыслятся как свободно парящие, безотносительные, в самих себе друг с другом сцеплен ные и в самих себе друг за другом следующие. Вопреки этому нужно уметь видеть, что каждое «теперь», каждое «тогда» и каж дое «потом» в соответствии со своей структурой приурочено, т. е. всегда к чему то привязано и в своем выговаривании чего то [с ним соотнесенного] более или менее определенно датирова но. То обстоятельство, что в традиционных теориях времени упускают из виду существенный момент приуроченности «те перь», «теперь уже не» и «теперь еще не», служит еще одним свидетельством того, как далеко от [традиционного] понятия ле

жит именно само собой разумеющееся. Ведь что может быть оче 372 виднее того факта, что во всяком «теперь» мы подразумеваем: «теперь вот то то и то то имеет место или происходит»? Почему в традиционном понятии времени такие элементарные времен ные структуры, как значимость и приуроченность, могли остать ся скрытыми, почему традиционное понятие их проглядело и должно было проглядеть? Все это мы будем учиться понимать, исходя из самой [исходной] структуры временности.

Ожидая, Dasein говорит «потом», настаивая на настоящем [, в настоянии], оно говорит «теперь», удерживая, оно говорит «то гда». Всякое «потом» сказано как «еще не» в понимании «те перь», т. е. в некотором настоянии. В ожидающем выговарива нии «потом» некое «вплоть до...» всегда уже понято из «теперь». В каждом «потом» неявно подразумевается уже понятое «те перь вплоть до». Посредством самого «потом» артикулирована простертость «теперь» вплоть до некоторого «потом». Отноше ние «отныне вплоть до» не устанавливается между «теперь» и

«потом» лишь задним числом, но оно заключено уже в ожидаю щем настоянии, которое выговаривает себя в «потом». Если я го ворю «потом», исходя из некоторого «теперь», я всегда имею в виду некий промежуток вплоть до тех пор. В этом промежутке лежит то, что мы называем длением, некое «в продолжение», «в продолжение такого то времени». Как некоторой характерной черте времени этому его определению вновь присуща выделен ная ранее структура приуроченности: в промежутке, т. е. «в про должение происходящего». Этот промежуток может быть, в свою очередь, определен точнее и разделен на части посредством под ходящих «от и до», которые артикулируют промежуток. В арти кулированном промежутке, в артикулированном «в продолже ние» открывается доступ собственно к продолжительности. Ста новится внятным то обстоятельство, что подразумеваемое в «от ныне вплоть до» время простирает ся. То, что артикулируется в этих характеристиках [времени] как промежутка, как «в продол жение» и «вплоть до», мы называем протяженностью (Gespannt heit) времени. Говоря «в промежутке», «в продолжение», мы име

373ем в виду некоторое временное протяжение (eine Spanne Zeit). Это тот самый момент, который уже Аристотель по праву приписыва ет «теперь», когда говорит, что «теперь» имеет определенный ха рактер перехода. Время в самом себе протяженно и простерто. Ка ждое «теперь», «потом» и «тогда» не только имеет некоторую дату, но в себе протяженно и простерто: «теперь, в течение лекции», «теперь, в течение перерыва». Никакое «теперь», никакой момент времени не может быть сведен к точке. Каждый момент времени в себе протяжен, причем сама мера протяженности — переменная величина. Она изменяется, в числе прочего, в соответствии с тем, к чему приурочено [соответствующее] «теперь».

Но значимость, приуроченность и протяженность (простер тость) не охватывают полной структуры «теперь», «тогда» и «по том». В качестве последней характеристики времени в смысле ис числяемого и выговариваемого времени мы назовем публичность времени. «Теперь» всегда выговорено, независимо от того, озвуче но это выговаривание или нет. Когда мы говорим «теперь», то имеем в виду: «теперь вот то то и то то происходит». Приурочен ное «теперь» обладает определенной простертостью. Выговаривая приуроченное и простертое «теперь» в бытии друг с другом, один

понимает другого. Когда один из нас говорит: «теперь», мы все это «теперь» понимаем, хотя, возможно, каждый из нас приурочил это теперь к некоторой иной вещи или иному событию: «те перь вот профессор говорит», «теперь вот студенты записывают» или «теперь, утром», «теперь, в конце семестра». Нам вовсе не тре буется согласованности в том, к чему приурочено выговоренное «теперь», чтобы понять его как «теперь». Выговоренное «теперь» в бытии друг с другом понятно каждому. Хотя каждый сказывает всякий раз свое «теперь», тем не менее, оно — «теперь» для любо го. Доступность «теперь» для любого, без ущерба для различия в приуроченности, характеризует время как публичное. «Теперь» доступно всем и, вместе с тем, не принадлежит никому. На осно вании этой черты времени ему приписывают некоторую своеоб разную объективность. «Теперь» не принадлежит ни мне, ни ко му либо иному, но оно некоторым образом — вот. Время дано, оно имеется в наличии, хотя мы и не можем сказать, как и где оно есть.

Точно так же непосредственно, как мы постоянно [специаль 374 но] отводим себе время, мы его и теряем. Мы не спеша проводим время за каким то занятием, причем именно так, что время при этом не присутствует (nicht da ist). Теряя время, мы его отдаем. Но потеря времени есть некое особенно беспечное и неспешное вре мяпрепровождение, т. е. некоторый способ, которым мы распола гаем временем в беспамятном и бездумном проживании жизни.

Мы обнаружили ряд характеристик того времени, которое имеет в виду Аристотель, когда определяет время как исчисляе мое. Время, которое мы себе отводим и которое мы выговарива ем в «теперь», «потом» и «тогда», имеет структурные моменты приуроченности, простертости и публичности. Время, с помо щью которого мы считаем, если понимать счет в широком смыс ле, приурочено, протяженно, публично и имеет характер значи мости, т. е. принадлежит самому миру. Но в какой мере эти мо менты сущностным образом присущи времени? В какой мере возможны сами эти структуры?

) Выговариваемое время и его исток в экзистенциальной временности. Экстатический и горизонтальный характер временности

Только если не упускать из виду полную структуру последова тельности «теперь» в соответствии с указанными ее чертами,

можно спросить конкретно: откуда проистекает время, которое мы знаем ближайшим образом, которое мы единственно и знаем? Можно ли понять эти структурные моменты времени, а вместе с тем и само время, как оно себя выговаривает, исходя из того, что выговаривается при помощи «теперь», «потом» и «тогда», т. е. ис ходя из настояния, ожидания и удержания? Когда мы находимся в ожидании некоторого события, мы в нашем вот бытии (Da sein) всегда так или иначе вступаем в отношение с нашей собст венной способностью быть (Seinkönnen). Пусть то, чего мы ждем,— некоторое событие или происшествие, в любом случае, ожидая само это событие, мы всегда наряду с ним и при нем на ходимся в ожидании нашего собственного вот бытия. Dasein по нимает само себя из собственной способности быть, в ожидании которой оно находится. В той мере, в какой оно ставит себя в по

375добное отношение к своей собственной способности быть, оно всегда — впереди самого себя. В ожидании некоторой возможно сти, я подступаю, исходя из этой [проступающей] возможности, к тому, что есмь я сам. В ожидании своей способности быть, Dasein подступает к самому себе. В таком ожидающем некоторой возможности к себе подступании Dasein в исходном смысле

есть будущее наступающее (zukünftig). Это заключенное в экзи стенции Dasein подступание к самому себе из самой собствен ной возможности, подступание, для которого всякое ожидание представляет собой некоторый определенный модус, и есть пер вичное понятие будущего (наступающего). Это экзистенциальное понятие будущего наступающего служит предпосылкой для рас хожего понятия будущего в смысле «еще не теперь».

Удерживая или забывая нечто, Dasein всегда некоторым об разом вступает в отношение с тем, чем оно само уже было. Оно есть — как оно всякий раз фактически есть — только таким спо собом, что оно всякий раз уже было тем сущим, которое оно есть54. Поскольку мы соотносимся с некоторым сущим как с про шлым, мы его определенным образом удерживаем или забываем. В удержании или забвении наряду [с сущим] удерживается само Dasein. Оно удерживает само себя наряду [с сущим], удержива

54 «Es ist nur, wie es je faktisch ist, in der Weise, daß es das Seiende, das es ist, je schon gewesen ist».