§3. Изафет и другие типы

«вершинного маркирования»

Падежу как морфологическому средству для выражения зависимого синтаксического статуса имени (вместе с его семантической ролью) про­тивопоставляется другая группа категорий, также маркирующая синтак­сическую зависимость, но не в составе подчиненного имени, а, напротив, в составе главного.

Речь в данном случае идет не о глагол ьно-именной («предикатно-аргументной») синтагме, которая является основной сферой падежного маркирования, а об именной синтагме вида N\ • —» • N₂, где имя N₂ (существительное или прилагательное) синтаксически зависит от суще­ствительного N] (ср. простейшие примеры типа дом отца, большой дом и т. п.). В русском и многих других подобных ему в этом отношении языках факт синтаксической зависимости морфологически всегда выра­жается в составе N₂: либо с помощью показателя особого «приименного» падежа — генитива, либо (в случае прилагательного) с помощью согла­сования прилагательного с вершинным существительным по каким-либо из его грамматических категорий. Само вершинное имя, однако, не содер­жит никаких внешних признаков того, что у него имеются синтаксически зависимые элементы.

Стратегии морфологического маркирования зависимого элемента противостоит другая стратегия, при которой область применения мор-

фологической техники перемещается на вершинное имя: у имени N\ появляется морфологический показатель, свидетельствующий о наличии при нем некоторого зависимого элемента, тогда как в составе nj ни­каких морфологических показателей, напротив, не появляется. Такой показатель называется изафетным (или изафетом).

Термин изафет (восходящий к арабскому 'idafatun 'добавление, при­соединение') заимствован из персидского языка и первоначально ис­пользовался преимущественно в иранистике и тюркологии для описания соответствующих явлений именного синтаксиса этих языков (см., на­пример, одно из немногих специальных исследований [Майзель 1957]); традиционный термин семитологии — статус, или состояние (см. ниже).

Противопоставление двух указанных типов кодирования синтаксических от­ношений («head-marking» vs. «dependent-marking») было впервые введено в статье [Nichols 1986J; это противопоставление имеет значение далеко не только в рам­ках описания именной морфологии и используется для решения многих задач современной синтаксической типологии.

Изафетные показатели (разного типа) характерны для иранских, тюркских, финно-угорских и семитских языков (в каждой группе языков их употребление имеет свои особенности, которые мы кратко рассмотрим ниже). Заметим, что если в иранских языках изафетный показатель обыч­но употребляется вместо падежного маркирования зависимого имени, то в тюркских, финно-угорских и семитских языках вершинное и зависимое (т. е. падежное) маркирование не исключают друг друга; в семитских язы­ках, более того, существует и согласование прилагательного с вершинным именем.

Наиболее широкую сферу применения имеет изафетный показатель в иранских языках, где он оформляет вершинное имя в составе именной синтагмы любого типа, ср. примеры из персидского языка:

(1) a) xane-yepeddr 'дом отца' дом-иЗАФ отец

b) xane-ye man 'мой дом' дом-ИЗАФ я

c) xane-ye piS 'старый дом* дом-ИЗАФ старый

d) xane-ye piS~e pedar 'старый дом отца'

e) xane-ye pedar-e pis 'дом старого отца'

Как можно видеть, персидский изафет оформляет вершинное имя при наличии зависимого элемента почти любого типа — существительного, прилагательного и даже личного местоимения (как в (1 Ь); единствен­ным исключением являются указательные местоимения, ср. in xane 'этот дом'). Примеры (ld-е) свидетельствуют о том, что персидский иза­фет проявляет свойства групповой флексии (ср. Часть первая. Га. I, 2.4),

оформляя вершинную именную группу в целом и присоединяясь к са­мому правому из ее элементов. Этимологически иранский изафет связан с относительным местоимением 'который'.

В других языках область применения изафетного показателя более узкая: он возможен только при существительном, синтаксически под­чиняющем другое существительное. Подчиненное существительное при этом само должно (как в семитских языках) или может (как в тюрк­ских языках) иметь форму генитива: отсутствие генитивного показателя в тюркских языках свидетельствует, как и в других случаях (см. Гл. 1, 4.3), о нереферентной интерпретации имени, ср. (2).

(2) турецкий язык [Мельчук 1998: 311J:

a) deniz su-yu 'морская вода' море вода-ИЗАФ

b) deniz-in su-yu 'вода <этого> моря' море-ГЕН вода-ИЗАФ

Сочетание (2 а) означает 'вода моря «вообще», любого моря/морей'; в сочетании (2 Ь) имеется в виду некоторое конкретное (= «референтное») море.

Дополнительной особенностью изафета в тюркских языках является то, что показатель изафета одновременно является и показателем при­надлежности 3 лицу; иначе говоря, форма suyu имеет также значение 'его вода¹ (это значение реализуется в таких контекстах, где suyu са­мо уже не является вершинным именем и, таким образом, «изафетная» интерпретация исключена). Та же особенность имеется и у венгерских притяжательных форм, ср. венг. притяжательную форму слова hdz 'дом': hdz-a 'его дом', но bardt-am hdz-a 'дом моего друга* (букв, 'друг-мой дом-его'); в последнем случае суффикс -а выполняет уже изафетную функцию.

В семитских языках граммема, указывающая на то, что существи­тельное синтаксически подчиняет другое существительное, называется сопряженным состоянием (= лат. status constructus)^K\ В иврите сопряжен­ное состояние противопоставляется «свободному», или «абсолютному», состоянию (= status absolutus); морфологически это различие выражается разными огласовками корня (см. Часть первая, Га. 3, 2.2), а также ку­мулятивно с показателями числа вершинного имени, ср. др.-евр. fatat-im 'щиты' [мн.АБС] ~ Silt-e haggibbonm 'щиты [мн.сопр] воинов'. В клас­сическом арабском языке система несколько иная: вершинное существи-

^ Как можно видеть, термин состояние используется по-разному в разных лингвисти­ческих традициях: если применительно к семитским языкам он обозначает один из типов вершинного маркирования, то в берберских языках он употребляется для описания зависи­мого маркирования (см. выше, 2.1).

'я видел <тот> дом*

я видел < некий> дом

*я видел дом царя'

тельное морфологически различает три формы — определенную (показа­телем которой является препозитивный определенный артикль [а]/-), не­определенную (показателем которой у большинства словоформ является конечный -л) и «сопряженную» (показателем которой является отсутствие как показателя определенности, так и неопределенности); ср. пример (3): (3) классический арабский язык:

a) ra’aytu t-bayt-a видеть:ПФ:1Вд опр-дом-акк

b) ra’aytu bayt-a-n

ДОМ-АКК-НЕОПР

c) ra’aytu bayt-a l~matik-i

дом-акк опр-царь-ГЕН

Таким образом, в арабском детерминация имени и статус оказывают­ся взаимоисключающими граммемами одной категории (или же можно считать, что граммема сопряженного состояния блокирует выражение де­терминации, так что мы имеем здесь случай импликативной реализации, ср. Гл. 1, 4.3).

По сравнению с падежом изафет является категорией гораздо более бедной в отношении семантической нагрузки: употребление изафетно­го показателя чувствительно только к синтаксической позиции имени. В этом смысле изафет можно сблизить только с показателями падежей в редуцированных падежных системах. Подобно показателям падежа, изафетные показателя также иногда выражаются кумулятивно с другими категориями имени: в иврите и в курдском имеется кумулятивное выраже­ние изафета и числа, в курдском также изафета и рода вершинного имени.

Ключевые понятия

Согласование (по грамматической категории &), контролер согласо­вания, сопряженные граммемы, согласователь; конгруэнтность.

Внутреннее и внешнее согласование, согласовательные классы* со­гласовательная модель; морфологически несамостоятельные согласова­тельные классы; «открытые», «скрытые» и «морфологически детермини­рованные» классные системы.

Семантическая доминанта согласовательной системы; родовые, класс­ные и смешанные системы; признаки личности, одушевленности, физи­ческого типа объекта; «молодые», «старые» и «обновленные» классные системы.

Конверсия согласовательного класса; субстантивация по ключевому слову.

Согласовательные классы и классификаторы.

Управление; падеж как маркирование синтаксически зависимого имени. Семантические и синтаксические роли; предикат и аргументы. Инвентарь основных синтаксических (подлежащее, прямое, непрямое и косвенное дополнение) и семантических ролей (агенс, пациенс, экс-периенцер, стимул, адресат, инструмент, источник и т. п.); падеж как маркирование роли именного аргумента при предикате.

Инвентарь падежей. «Главные синтаксические падежи» (номинатив, абсолютив, эргатив, аккузатив, аффектив, генитив); «периферийные синтаксические падежи» (датив, инструменталь, комитатив, предика­тив, экватив...); пространственные падежи (локатив, директив, аблатив). «Синкретические» падежи (ректус, обликвус); номинатив и абсолютив как синкретические падежи.

Морфологически несамостоятельные падежи, процедура Колмого­рова—Успенского и расчлененные правила управления. Слабо диффе­ренцированные и неполные падежи. Иерархические отношения между падежом и локализацией, падежом, числом и согласовательным классом. Партитив. «Дифференциальное маркирование» объекта.

Падежные системы. Кумулятивные и агглютинативные системы; «ре­дуцированные» и «гипертрофированные» системы; «синтаксические» и «семантические» системы. Диахронические тенденции развития па­дежных систем: кумуляция, редукция и синтаксизация; «локалистская гипотеза».

СогласуемыЙ падеж при прилагательных и существительных («двой­ное падежное оформление»).

Изафет как маркирование роли синтаксической вершины у существи­тельного. Различные типы изафетных конструкций: «иранская», «ура-ло-алтайская» (с использованием показателей посессивности), «семит­ская» (с использованием показателей детерминации в составе категории статуса).

Основная библиография

К теории согласования, помимо общих работ по теории синтаксиса, см. [Зализняк 1967; Кибрик 1977 а; Мельчук 1993; Corbett 1990].

Основными источниками по типологии согласовательных систем, помимо классической работы [Ельмслев 1956], являются [Seller et al (eds.) 1982 и Corbett 1990] (см. также краткую публикацию на русском языке [Корбетт 1992]); можно указать также исследования [Dixon 1968; Ревзина 1973 и Serzisko 1982], где дается обзор широкого круга феноменов. В тех же работах (особенно в [Serzisko I982]; см. также [Allan 1977])

затрагивается и проблема классификаторов. Специально о семантической доминанте классных систем и проблемах естественной категоризации см. сборник [Craig (ed.) 1986].

Обзорные работы по отдельным группам языков включают иссле­дования [Охотина 1985 и Охотина (ред.) 1987; Виноградов (ред.) 1997] (языки Африки); [Хайдаков 1980] (нахско-дагестанские языки). Согласо­вательные классы в диахроническом аспекте рассматриваются в известной статье [Greenberg 1978]; см. также [Claudi 1985].

Для краткого знакомства с проблемой могут быть полезны статьи «Таксономия», «Именные классы», «Классификаторы», «Род», «Одуше­вленность» в [Ярцева (ред.) 1990] (написанные В. А. Виноградовым).

О понятии падежа в целом с точки зрения современных морфологи­ческих теорий см. прежде всего [Зализняк 1973; Mel’Cuk 1986 и Мель­чук 1998; Blake 1994]. История падежных концепций от античности до теории «глубинных падежей» Филлмора изложена в исследовании [Serbat I981]; более детальный обзор современных концепций падежа (преимущественно на славянском материале) и анализ категории падежа в рамках когнитивной семантики содержится в работе [Janda 1993].

Мы намеренно не касаемся многочисленных исследований, посвя­щенных чисто синтаксическим аспектам падежа; тем не менее, полезный для морфолога материал, относящийся к способам выражения падежных значений в языках мира, можно найти в монографии [Lazard 1994], даю­щей очень ясное и сжатое изложение всего комплекса проблем, связанных с предикатно-аргументными отношениями.

Типология падежных значений рассматривается в классических ис­следованиях [Hjelmslev 1937 и Курилович 1949] (где вводится противо­поставление «семантических» и «синтаксических» падежей); из работ, посвященных пространственным падежным значениям, следует отметить прежде всего [Кибрик 1970].

Явление «двойного падежного оформления» существительных недав­но стало предметом пристального анализа в монографии [Plank 1994], где собран практически весь имеющийся материал такого рода.

Лингвисты уделяли много внимания проблеме описания падежных значений (в особенности, у полифункциональных падежных показате­лей); эта проблематика не является центральной для данного раздела, так как в большей степени связана с общими проблемами теории граммати­ческих категорий и грамматической семантики, метаязыка для описания смысла и т. п. Эти проблемы частично рассматривались нами в Гл. J (и еше будут рассматриваться в Гл. 4)', тем не менее, поскольку часто именно падеж служил отправной точкой для теоретических рассуждений на эти темы, укажем основные работы по падежной семантике. Это, в первую очередь, знаменитая статья [Якобсон 1936] — «манифест лингвистичес­кого структурализма» (которую сам Р. О. Якобсон считал своей лучшей

работой); к ней примыкает и статья [Якобсон 1958]. Среди последующих работ, в той или иной степени явившихся реакцией (главном обра­зом, полемической) на идеи Р.О.Якобсона, отметим | Бен вен ист 1961; Wierzbicka 1980 и 1988: 391-461], а также уже упоминавшуюся книгу [Janda 1993].

О явлении вершинного маркирования в целом см. классическую статью [Nichols 1986}; о показателях изафета в разных языках см. специ­альное исследование [Майзель 1957] и соответствующие разделы в книге (Гранде 1972].

В качестве краткого (но весьма информативного) обзора падежной проблематики могут быть также рекомендованы статьи Т. В. Булыгиной и С. А. Крылова «Падеж» и «Склонение» в [Ярцева (ред.) 1990].