10, Общественный договор против эксклюзии?

Но не является ли все это сделанными в хорошую погоду фотографиями некоего общества в нише благоденствия, обще­ства, которое в непогоду — почти пять миллионов зарегистри­рованных безработных в Германии летом 1997 года — имеет на редкость запыленный вид? Не относятся ли разговоры о твор­ческой “нишевой культуре” и транснациональном “граждан­ском обществе” только ко вчерашнему дню, а не к сегодняшне­му, когда налицо растущая нищета и запущенность городов? Разве эти города не предполагают обеспечения элементарной безопасности, где бы тебя не ограбили или не зарезали на бли­жайшем углу? Не кроется ли здесь причина плохо скрытого ир­рационализма, приверженности к насилию — не только на пе­риферии общества, но и в его сердцевине?

Во-первых, расширяется вилка доходов. За последние 15 лет доходы от труда (практически не) выросли в реальном исчислении на 2%, тогда как доходы от капитала за тот же пе-

1. Zielcke A. Der neue Doppelga nger, in: Frankfurter Allgemeine Zeitung, 20. 7. 1996, № 167.

риод как бы взлетели на крыльях на 59% 1. И это указывает лишь на начальную фазу, в которой растет производитель­ность капитала без труда. В глобальную эпоху считается: труд растет и дешевеет. Капитал уменьшается и дорожает. В соот­ветствии с этим снижающийся фактический доход от труда и растущий фактический доход от капитала ведут к обостряю­щемуся расколу мира на мир бедных и мир богатых.

Во-вторых, все больше групп — по крайней мере времен­но — охвачены безработицей и нищетой. В промышленно раз­витых странах Запада возникает новый “люмпен-пролетари­ат” (Маркс), постоянно растущая группа отверженных. Эксклюзия — социологическое понятие для этой ловушки бед­ности, которая раскрывается в центре современного обще­ства. Без жилья нет работы. Без работы нет жилья. Без работы и жилья нет демократии.

В прошедшие два десятилетия стоимость мировой продук­ции выросла с 4000 миллиардов долларов до 23 000 миллиар­дов долларов, а число бедных за это же время — более чем на;

20%. Доля беднейшей пятой части человечества в мировом доходе снизилась в период с 1960 по 1990 год с 4% до 1%. На этом фоне 358 долларовых миллиардеров имеют сегодня боль­ше, чем зарабатывает половина человечества². Даже если на это мало кто обращает внимание, стоит отметить, что ежеднев­но во всем мире умирает более 35 000 детей, и не от тайфунов и наводнений или других природных катастроф, а в результате цивилизационных болезней, причем таких, которые при соот­ветствующем уходе и питании сравнительно легко предотвра­тить или излечить (пневмония, диарея, ветрянка, малярия, стол-

1. См.: Komission ffirZukunftsfragen 1996/1997; атакже: EckardtT. Ann in Deutschland. MCinchen 1996.

² Все данные взяты из доклада Организации по экономическому сотрудничеству и развитию, лето 1996 (цит. по: The Independent, 4. April 1996).

бняк, коклюш). За два дня умирает больше детей, чем погибло американцев за все время войны во Вьетнаме (58 ООО)¹.

В Германии в настоящее время более 7 миллионов чело­век живут в тени благосостояния — даже на первый взгляд обеспеченная середина общества находится под угрозой упадка. В США, как и в европейских странах, перед лицом этого едва ли преувеличиваемого по своему социальному и политическом драматизму расширения вилки между до­ходами бедных и богатых внутри и между странами круп­ные экономисты и политики начинают гадать: сколько бед­ности вынесет демократия.

Б-третьих, бедность и безработица все меньше следуют классовым стереотипам, и потому их все труднее иденти­фицировать и тем самым организовать как политическую силу. Не только безработица, но и развод, внезапная бо­лезнь, лишение доступной по квартплате квартиры или кредита суть типичные люки, через которые проваливают­ся в бедность, в жизнь без крыши над головой.

В-четвертых, в индивидуализированных формах существо­вания то, что прежде преодолевалось сообща как классовая судьба, люди должны теперь приписывать самим себе как личную судьбу, как индивидуальную неудачу и часто в оди­ночку преодолевать ее.

“Мы уже не люди. Потерю лица невозможно описать” — так говорит о своей беде один безработный из Восточной Гер­мании. В новых федеральных землях этот призрак безрабо­тицы прямо или косвенно держит в настоящее время в своих когтях большинство людей. То, что потеря работы означает “потерю лица”, справедливо там в еще более глубоком смыс­ле: ГДР была буквально “обществом трудящихся”; здесь люди

1. Bradshow Y.W., Wallace M. Global Inequalities. London 1996, p. 16 .

обобществлялись в гнезде труда — зачастую и после своего ухода, в пенсионном возрасте.

Важно различать ситуации биографической неувереннос­ти, которые еще кажутся индивидам поддающимися расчету и контролю, и те, которые кажутся уже неконтролируемыми. Первые я называю биографией риска, вторые — биографией опасностей.

Подобные градации социально обусловленной неуверен­ности существования трудно разграничить. Серые зоны широки и не просматриваются, поскольку сама граница есть не что иное, как восприятие границы с точки зрения индивидов. В подтверждение этого можно указать объек­тивные индикаторы, ресурсы и действующие масштабы нормальности; но все же нет сомнений в том, что граница между еще калькулируемой биографией риска и уже не калькулируемой биографией опасностей открывает доро­гу субъективным мнениям, догадкам, ожиданиям, надеж­дам и недобрым предсказаниям.

Тем не менее надо прямо сказать: если все больше людей — по какой бы то ни было причине — видят себя жертвами об­стоятельств, которые они со своими средствами и способно­стями не могут предусматривать, преодолевать или игнори­ровать, то такое положение дел имеет большое значение для общества (и анализа общества). Принуждение к самостоятель­ной деятельности, самоорганизации может привести в отчая­ние, а возможно, и в немую ярость. Биографии ощущаемых опасностей образуют питательную среду для насилия, неона­ционализма и революций.

Но что делать, если люди не хотят истощать себя жалобами (не страдая?)?

В этой книге разобрано много подходов и стратегий. По­стоянно обрисовывалась сама проблема и ее генезис. Можно было назвать это положением между молотом и наковальней, характерным для социальной политики в век глобальности: эко­номическое развитие ускользает от национально-государ­ственной политики, тогда как ее социальные проблемы в ре­зультате накапливаются в сборных сетях национального государства. Прогноз трудных времен налицо: уровень соци­альных конфликтов из-за распределения и принуждения к непопулярным политическим решениям растет, но все это тем не менее необходимо преодолеть.

На ключевой вопрос Второго модерна: как возможна социальная справедливость в эру глобальности ?— ни у кого нет ответа. И на следующий вопрос: существует ли что-то вроде транснацио­нальных социальных систем гарантирования безопасности — ответить так же трудно, как и в предстоящие годы его обсуж­дать 1. Не следует выступать против мирового государства и ми­рового государства социального обеспечения, поскольку оно теперь действительно нам не грозит. С точки зрения прагмати­ки, напротив, речь возможно пойдет о

во-первых, встраивании и создании основных гарантий (см. выше),

во-вторых, укреплении социальных сетей самоснабжения и самоорганизации,

в-третьих, выдвижении и постоянной актуализации вопро­сов экономической и социальной справедливости в мировом масштабе в центрах глобального гражданского общества.

Помощь в малом и великом, на месте и на других конти­нентах часто рассматривается в неразрывной связи с набором бедствий - нищетой, бездомностью, болезнью Альцгеймера, экологическим ущербом и т. п. В статье под названием Про-

1. См. о этом статьи в кн.: Leibfried S./PiersonP.P. (Hg.), Standort Europa. Europaische Soyalpolitik. Frankfurt/M. 1997.

щание с юдолью слез это оспаривает Файт Пост, спикер Гер­манского отделения Всемирной организации помощи голо­дающим. “Все это вызывает сожаление и бесполезно. Ибо де­ятельность большинства организаций помощи предпочти­тельней призыва к политике экономического развития. Дан­ные организации — государственные или частные — могут сослаться на множество успешных дел, даже таких, которые можно подтвердить с цифрами в руках... В чересчур извиня­ющемся тоне, как бы оправдываясь, твердят, что эти успехи зиждутся на важных предпосылках: на компетенции, профес­сионализме и более чем средней мотивации сотрудников и организаций помощи.

Девять из десяти немцев считают помощь развивающимся странам необходимой; сотни тысяч граждан жертвуют еже­годно несколько миллионов марок на эту цель; среди учени­ков растет интерес к условиям жизни людей в третьем мире. Можно ли представить более благоприятные предпосылки для пробуждения желания проводить политику развития?

Если организации помощи хотят вытащить эту тему из юдо-ли слез, то они должны научиться общаться, а не поучать;

предлагать более удачные решения вместо того, чтобы про­сто перечислять проблемы; завоевывать сердца людей, а не “только” их разум. Они должны демонстрировать больше воз­можностей для действий вместо того, чтобы публиковать но­вые исследования: быть более готовыми к конфликтам вмес­то того, чтобы коситься на государственных кредиторов;

видеть в себе помощников, оказывающих услуги, и в мень­шей степени — наставников в сфере морали.

Результат частного опроса среди африканских друзей: по­нятие "юдоль слез" нельзя адекватно перевести на их язык”¹.

1. Post V. Abschied vom Jammertal, in: DieZeif vom 28. 3. 1997.